Что здесь логичного? Он выругался и сделал еще один круг по-собачьи.
Я никогда не видела никого, кто бы плавал так неуклюже.
Не хочешь ли ты войти в воду и показать мне, как правильно это делать? предложил он разочарованно.
Я вздрогнула и взяла себя в руки. Никто не заставит меня окунуться в воду.
Еще несколько раз я говорила ему то же самое. И всякий раз он делал все наоборот. Может быть, где-то здесь установлена скрытая видеокамера?
Человек не может быть настолько непонятливым, взорвалась я после очередной неудачной попытки. Даже слепой бы понял.
А я нет, сказал он тихо, положив руки на край бассейна, а затем, опираясь на них, выбрался из бассейна. Фантастические мышцы живота. Он сделал два шага к лежаку и схватился за пустоту.
Если ты ищешь свое полотенце, то оно находится вон там, сказала я.
Где там? зашипел он на меня.
Вон там! прокричала я и показала на лежак рядом с ним. Он смотрел перед собой и не последовал моему указанию. Да посмотри же туда!
Я не могу, сказал он. Наткнувшись на второй лежак, он нащупал полотенце и вытерся.
«Я не могу» ударило по моей голове. Это значит, что он слепой. Боже мой! У меня внутри что-то оборвалось. Я уставилась на него и все еще никак не могла удержаться, чтобы снова не начатьсовершенно напрасноразмахивать перед ним руками. Ной не видел меня, потому что он не мог меня видеть. Ной был слеп.
Я помчалась наверх из бассейна, по лестнице и коридору, под беркутом, мимо оленя, который с любопытством наблюдал за мной, упала на кровать и обхватила подушку. Я чувствовала себя ужасно, глотала слезы от стыда. Зачем я наговорила ему все это? Я посмеялась над ним. Но как я должна была что-то заметить?
Ну, может быть, потому, что он держал пальцами стейк, или потому, что он играл на фортепиано в темноте, или потому, что на лестнице он едва не столкнулся со мной. Я хотела провалиться сквозь землю. Мое состояние было просто ужасным.
В дверь постучали.
Ирина, ты здесь?.. Ирина мне очень жаль, сказал он.
Ему было жаль? Я же посмеялась над ним. Парень, я была глупа. Нужно уйти отсюда подальше, чтобы не случилось ничего еще более ужасного.
Я думал, ты знаешь. Обычно это первое, о чем предупреждает сестра Фиделис.
Она этого не сделала. Да и я была не Ирина и не умела плавать, не говоря уже о том, чтобы учить этому слепого.
А потом вдруг он подошел к моей кровати. Его бедра были завернуты в полотенце. Его мраморная кожа еще блестела от капель воды. Я смотрела на него. Микеланджело сразу бы увековечил его в камне и поставил где-нибудь во Флоренции. Я была рада, что он не мог видеть мое унылое лицо.
Мы должны вернуться, прошептал он, как будто боясь, что кто-то может услышать нас. Если сестра Фиделис заметит неладное, на протяжении ближайших нескольких дней она будет сидеть у бортика и контролировать нас. Ты этого хочешь?
Нет.
Ну, тогда пошли.
И затем он быстро пошел назад, то и дело касаясь правой рукой деревянной стены, элегантно и легко дотрагиваясь до перил, и безошибочно нашел капитель в конце лестницы.
Тысячи вопросов заполнили мою голову. Почему он был слеп? С каких пор? Он никогда не видел? Он знал цвета? Что было для него светлым и темным? Как он мечтал? Вопросы, которые я не решилась бы задать. И еще одна мысль: я не должна быть здесь. Во всем этом была моя вина, и я должна была это сказать наконец.
Прежде чем открыть дверь к бассейну, он повернулся ко мне. От него исходило тепло, чистая энергия. Он слегка коснулся моего плеча, чтобы определить, где я стою. По моей коже побежали мурашки. Я захотела отряхнуться, словно на меня сел надоедливый жук. Его близость заставила меня нервничать. Он заставил меня нервничать.
Слушай, прошептал он. Мне бесполезно объяснять на словах, как нужно плавать. Я не знаю, что значит «плавать». Ты должна показать мне это как-то по-другому.
Я нерешительно кивнула. Он заметил это, поскольку его рука коснулась моих волос, и улыбнулся:
Кивок для меня непонятен. Я больше полагаюсь на «да» или «нет».
Да нет Да, сказала я и почувствовала себя стоящей на грани безумия. Почему ты все время разговариваешь шепотом?
Он ничего не ответил и вошел в помещение. Потом его как будто осенило, он вернулся ко мне, нащупал выключатель, которым он, вероятно, нечасто пользовался, и включил свет:
Достаточно ярко?
Сейчас ты выключил свет, если ты имеешь в виду это.
Извиняюсь.
Он включил его снова.
Спасибо, сказала я. Настоящее фрик-шоу.
Ной нащупал пальцами край бассейна, схватился за лестницу и спустился. Он ждал меня. С трепетом я сняла спортивные штаны и футболку, положила их вместе с полотенцем на стул и подошла к лестнице.
Слишком много воспоминаний. Мои колени затряслись, в глазах потемнело; ловя ртом воздух, я упала на пол и затем, сидя, поставила ноги на верхнюю ступеньку.
Что с тобой? спросил он, ощупывая мои ноги. Он исследовал мои лодыжки, как под микроскопом.
Ничего, соврала я.
Как будто бы поняв, в чем дело, он испуганно отстранил руки.
Ты боишься, отметил он. Меня?
Я покачала головой. О, ужас.
Нет.
Тогда чего же?
Я думаю, для начала ты должен изучить движения ног, сказала я и крепко уцепилась за лестницу. Хорошо бы, если бы мне удалось ограничиться чем-то тривиальным, вроде порядка движений.
Что ты имеешь в виду?
Он вздохнул, словно предчувствуя катастрофу. Я смогла удержаться на краю бассейна и еще раз попробовала объяснить. На этот раз у меня было больше терпения и мой тон был более понимающим, однако то, что делал Ной, имело с плаванием примерно столько же общего, сколько с ездой на велосипеде.
Очень хорошо. Уже лучше, соврала я, и мне стало стыдно своего сладковатого голоса.
Не обманывай, сказал он и, разочарованный, вышел из воды. Уже восемь.
Откуда ты знаешь?
Он показал наверх:
Напольные часы в коридоре этажом выше.
Я не слышала часы.
Мы оба были разочарованы. Я уже собиралась покинуть бассейн, как вдруг он взял меня за руку, потащил за собой в раздевалку и закрыл за нами дверь. Там было тесно. Почувствовав близость его волос и кожи, я захотела отойти, однако для этого просто не было места.
Послушай меня, сказал он. Капля воды повисла на его длинной реснице. Я не могла поверить, что эти большие глаза цвета голубого сапфира ничего не видят. Я не знаю, кто ты и как ты здесь оказалась, но я дам тебе добрый советуходи из этого проклятого места. Лучше всего сегодня. Чем быстрее, тем лучше. Ты окажешь нам обоим большую услугу.
Я думала, ты хочешь научиться плавать.
Сестра Фиделис хочет, чтобы я научился плавать.
А ты нет?
Я тоже, но ты видишь, насколько это хлопотно. Я бы давно бросил, если бы ты не настаивала на еще одной попытке.
Я ошибаюсь или он понюхал мои волосы?
Что мы делаем здесь, в раздевалке?
Ты ничего не понимаешь! сказал он в отчаянии. Попроси Виктора, а если он не отвезет тебя обратно, придумай что-нибудь необыкновенное, что-нибудь послушай, уходи подальше отсюда, и чем быстрее, тем лучше! И никому не говори о том, что не знала о моей слепоте. А сейчас пойдем. Нам нужно на завтрак.
Он вышел из раздевалки, спешно зашагал и оставил меня в полном замешательстве.
7
Когда я вошла в столовую, Ной уже сидел у своей тарелки. На нем была наглаженная темно-синяя футболка и джинсы.
Привет, тихо сказала я.
Никакой реакции. Я снова стала для него пустым местом. Ну что же, мне так даже лучше, ведь тем самым он избавлял меня от печальной необходимости обучать его. Я не знала, что сделать, чтобы выйти из неловкого положения. Стол для завтрака был накрыт на четыре персоны, и мне стало интересно, придет ли еще кто-то, кого я не видела. Я подумала о том, что, находясь долгое время в бассейне с Ноем, так и не спросила его, почему он был слеп, что он делает в этом отдаленном месте, где его семья и друзья. Возможно, четвертая тарелка даст ответ.
Я посмотрела вокруг. Эта восьмиугольная комната была удивительна. Вчера она была залита чудесным светом вечернего солнца, а сегодня утром солнечный свет пробивался уже через другие окна. Свежие розы стояли в серебряных вазах. Из угла доносилась скрипичная музыкатам играла пластинка, и я вспомнила передачу «Ты, нежное искусство», которую слушали мои родители по радио по воскресеньям во время приготовления завтрака. Дух эпохи феодализма витал в комнате. Неожиданно передо мной возник яркий образ наследного принца и его жены Цецилии, сидящих в столовой и беседующих о предстоящей войне. Вошла сестра Фиделис. Она выглядела пугающе свежо и бодро.
Доброе утро.
Она коснулась спины Ноя.
Доброе утро, сказал он сухо и вяло.
Доброе утро, Ирина. Как прошло первое занятие?
У нас было несколько эээ начальных трудностей, вылетело у меня. Но мы что-нибудь придумаем.
Я действительно сказала это?
Да, я знаю, мы пробовали уже не раз. Этому непросто научиться, если человек никогда не видел. Поэтому мы думали, как профессионал вы поможете нам. Садитесь, пожалуйста.
Дверь открылась снова. С любопытством я подняла голову, однако вошли лишь Ансельм и Виктор. У Ансельма в руках были две серебряные фляги. При утреннем свете он выглядел еще дряхлее, чем накануне вечером. Виктор, напротив, был свеж и энергичен, как будто уже провел несколько часов в лесу. Его грубая клетчатая рубашка была потной, елочные иголки торчали в его волосах. С шумом он занял свое место и спросил меня, как дела.
Отлично, сказала я, хотя не понимала, как все обстоит на самом деле. У меня снова возникло ощущение, что это уже не я.
Все в этом месте было так странно, и дом, и его окрестности буквально излучали какую-то энергию, и я поймала себя на мыслях о том, что я не хотела бы покидать это место, что я желала любым образом остаться здесь, хотя Ной просил меня об обратном. Видимо, он не переносил меня, но это не очень беспокоило меня: по правде говоря, я не могла себе представить ничего более волнующего, чем пробыть пару недель в этом волшебном доме в роли Ирины Павловой. Хотя, конечно, это была всего лишь красивая мечта.
Итак, здесь нет никаких обитателей особняка, которых я еще не знала. Сестра Фиделис спросила Ансельма, не хочет ли он присесть. На столе уже стояло все, чего только мог пожелать человек: клубника в хрустальной вазе, гора взбитых сливок, лосось, омлет, бекон, ветчина, сыр, серебряный кувшин с молоком, мед в сотах, варенье, хрустящие круассаны и свежий фермерский хлеб. У меня потекли слюнки. Однако Ансельм отказался: деловито обходя стол кругом, он думал о том, чем еще может быть полезен.
Я пыталась понять выражение лица Ноя, однако он казался подобным черепахе, спрятавшейся в панцире.
Пожалуйста, Ной! сказала сестра Фиделис и сложила руки. Ансельм сел. Он и Виктор опустили свои глаза.
«Мы посвящаем Тебе, Господи, этот начинающийся день»
Я не участвовала в этом. Как Ной терпит эту болтовню перед каждым приемом пищи? Ведь он не ребенок, которого можно принудить к молитве под страхом наказания.
Он монотонно повторял слова, напоминая автомат, который выдает молитву, как только вы опускаете в него монету. Я наблюдала за ним и была уверена, что он думал о чем-то совершенно другом.
Звучание его голоса было наполнено волшебством. Хрустальная люстра над столом отражала его. Окна были открыты. Ветер трепал шторы и раскачивал створки окна. Всеми цветами радуги играли солнечные лучи, отбрасывая яркие пятна на стены и потолок, подобно вращающемуся диско-шару.
«Я прошу Тебя, поддерживай меня всюду, здесь и везде. Аминь».
Сестра Фиделис улыбнулась:
Спасибо, это было очень красиво.
Мед или джем? спросил Ансельм, который еще не встал после молитвы.
Мед, ответил Ной.
С некоторым смущением я наблюдала за тем, как Ансельм разрезал булку, толстым слоем масла и меда намазал обе ее половины и протянул тарелку сестре Фиделис, которая поставила ее перед Ноем.
Виктор засмеялся, когда увидел мое лицо.
Тебе лучше не видеть, как сам Ной намазывает мед, сказал он без обиняков.
Ной никак не отреагировал. Усмехнувшись, он принялся за хрустящую булочку.
Я обучала его на протяжении долгих лет, сказала сестра Фиделис.
Я прислушалась. Долгих лет? Значит, она была кем-то вроде воспитательницы слепого? Или же учительницей, как я подумала еще вчера? И все же теперь я узнала, почему он не ходил в обычную школу.
Сестра Фиделис продолжала:
С маргарином было бы определенно лучше.
Она бросила укоризненный взгляд на Ансельма.
Маргарин?.. Только через мой труп, сказал Ансельм и затем налил в мою фарфоровую чашку кофе из серебряного кувшина.
Пожалуйста, не надо опять этих дискуссий, прервал их Виктор, показывая на меня ножом. Ты знаешь, сколько лет мне приходится слушать все это? В какой-то момент я сам стал намазывать Ною булку. И наступила тишина.
Почти, сказал Ной. До тех пор, пока сестра Фиделис не посчитала, что ты кладешь на нее слишком много масла. Затем она взяла все это в свои руки, а послеАнсельм, который решил, что варенья недостаточно.
Ему давали слишком мало варенья, сказал Ансельм. Мальчику нужна энергия, много энергии.
Ной рассмеялся. Я почувствовала, что мои уши накалились, как лампочки незадолго до того, как перегореть. Этот смех! Я отчаянно пыталась остановить покалывание в животе и обдумать ситуацию. Мне уже не тринадцать. То, что человек засмеялся, еще не повод краснеть. К счастью, он не видел этого.
Вы должны всегда помнить об этом, сказала сестра Фиделис, хихикая, как маленькая девочка, и аккуратно положила ложечку сахара в чай.
После этого я полгода ел кукурузные хлопья, сказал Ной. И в какой-то момент Ансельм начал намазывать мне булочки.
Хотя я все еще думаю, что ты должен сам научиться делать это, сказала сестра Фиделис строго.
Зачем? спросил Ной.
Он вдруг показался мне бесконечно грустным. Таким грустным, что я готова была его обнять. Другие, кажется, тоже заметили это. Некоторое время все молчали. Пока Ансельм не нарушил тишину:
Мне нужно помыть окно.
Он встал, и завтрак был закончен.
Мне нужно починить несколько оград, сказал Виктор, пригладил светлые волосы на лбу, протянул ноги и, несмотря на свое заявление, не собирался вставать. У нас серьезные проблемы с крышей.
Сестра Фиделис сложила салфетку и спросила меня:
Как вы провели утро?
Я сделала глубокий вдох. Сейчас. Сейчас была возможность поговорить с ней. Я должна просто объяснить, что произошла ужасная ошибка. Что могло бы случиться после этого? Наверняка она была бы недовольна, но, в конце концов, Виктор отвез бы меня назад.
Хм начала я, разминая пальцы. Мне срочно нужно написать письмо. Есть здесь что-то вроде почты?
Я не знала, откуда взялись эти слова. Они просто текли у меня изо рта.
Конечно. Просто положите письмо в прихожей в корзинку на тумбочке, рядом с дверью
Я возьму его, сказал Виктор и зевнул.
Сестра Фиделис сняла салфетку и вытерла свою одежду.
Наслаждайтесь прекрасным днем. Прогуляйтесь вокруг озера, осмотрите стеклянный дом. Здесь много интересного.
Ансельм собрал посуду на подносы, а затем поставил их на подъемник, который скрывался за ящиком в деревянной стене. Вероятно, кухня находилась этажом ниже.
Я должна помочь? спросила я.
Нет, что вы, сказал Ансельм и одним нажатием кнопки привел подъемник в движение. Наслаждайтесь днем, а если вам что-то потребуется, я всегда к вашим услугам.
Сестра Фиделис давала поручения Виктору, и в то время, как они увлеченно разговаривали друг с другом, Ной, проходя мимо, слегка коснулся меня. Он как будто сделал это специально.
Почувствовал ли он, как у меня зашевелились волосы?
Скажи, что ты должна вернуться домой, прошептал он мне на ухо очень тихо и очень отчетливо.
Я вздрогнула. Почему он хотел во что бы то ни стало избавиться от меня? Я вспомнила о том, что он говорил ранее. Я не знаю, кто ты и откуда ты пришла сюда. Значит, он понимает, что я играю фальшиво?
Время, Ной! сказала сестра Фиделис, заканчивая разговор с Виктором.
Время для чего? Для уроков? Куда они пошли? Виктор быстро допил кофе из чашки, с шумом поставил ее на блюдце и вытер рукой рот:
Пойдем, я покажу тебе стеклянный дом. Крыша может подождать.
8
Вслед за Виктором я вышла через холл на улицу. После прохладного воздуха в доме меня обдало теплом, как из вентиляционной шахты метро. Я сразу начала потеть, но для меня это не было неприятно, как при лихорадке или от страха. Это было тепло, наполнявшее меня.
Вместе с Виктором по одной из множества лестниц мы прошли в сад, к каменной дороге, мимо газона, раскинувшегося перед старинной стеной, которому могли бы позавидовать даже в средневековом монастыре, здесь цвел шалфей, кресс светился оранжевым светом, цветы коровяка устремились в голубое небо. Зеленый лук пучками. На маленьких табличках были написаны названия трав: дягиль, калган, африканский душистый шалфей, очанка лекарственная, тимьян ползучий, тысячелистник обыкновенный, мускат, душица, золотарник и лимонная вербена. Аромат был таким насыщенным, что я с удовольствием искупалась бы в нем. Солнечные лучи согревали мои голые руки. Мы попали в лабиринт цветущих кустарников, приятный холодок пробежал по моей коже, как вдруг неподалеку показалась огромная теньтень большой скалы, которая возвышалась в пятистах метрах от дома и вчера показалась мне страшной. Сегодня она уже не была такой. Она просто была большой. Даже гигантской.