Мне было больно, так больно, что ноги отказывались совершать привычные движения. Сколько времени я просидел без движения на остановкеневажно. Из небытия выдернул звонок.
Я, не глядя, нажал отбой: не было желания с кем-либо взаимодействовать. Хотелось раствориться без остатка в пространстве и времени, стать подобием гомеопатического средства, которое необходимо принимать каждому безнадёжно влюблённому в качестве успокоительного. Не поможет и ладно.
Звонок повторился, потом ещё раз.
Какого чёрта, не до вас! Жизнь кувырком, как та луна из названия кафе.
Игорь, извини, наверно слишком поздно для звонка, это Дина.
Дина, та самая пионерка, что спасла меня из когтей кровожадных копов? Как я рад тебя слышать, особенно сейчас. Я совершенно свободен. Ты сказала про свидание, не ослышался?
Мне так одиноко, так хочется с тобой поговорить. И вовсе я не школьница. Если хочешь знатьмне двадцать три года и ты мне понравился. Очень. Где ты сейчас?
Улица Островского, а ты?
Я на Семашко, двадцать третий дом, третий подъезд, седьмой этаж. С лифтом. Мама в санатории, папа на сутках. Приезжай. Мне так много нужно тебе сказать. Могу чего-нибудь вкусненькое приготовить.
Считаешь, это нормальноприглашать в гости на ночь глядя незнакомого мужчину?
Папа одобрил твою кандидатуру, если ты об этом. У него интуиция и опыт. Сказал, что ты надёжный.
Тогда так поступим: одевайся, буду ждать внизу. Подъедупозвоню.
Куда пойдём?
Не всё ли равно, где знакомиться? Одевайся теплее. Как же вовремя ты позвонила.
Не звонине надо
Светка, Светулёк, это в самом деле ты, ликовал Артём, схватив женщину за руки, я так рад тебя видеть! Дай разгляжу. Похудела, расцвела. Загар ненашенский, заморский. Карибы, небось, или Греция? Зеленоглазая, сторойная. Надо же! Мне всегда казалось, что у тебя глаза серые. Сколько же лет мы не виделись? Покрутись, а удивительная, обворожительная прекрасная! Вот я дурак!
Только понял? Двенадцать, Тёма, две-над-цать лет минуло. Ты изменился. Повзрослел что ли. В плечах раздался. Морщины у глаз. Рубашка белоснежная похвальная ухоженность, уверенность во взгляде, дивный мужской аромат. Мужчина с перчиком. А руки убери и не смотри на меня так, будто раздеваешь, словно ты питон, а я бандерлог, мечтающий стать твоим ужином. Я женщина пылкая, но скромная. Замужем, между прочим. Двух сыновей воспитываю.
Кокетничаешь. Хвалишься или дразнишь? Могу тем же ответить. У меня молодая жена, две дочуркиДиана и и Света между прочим. Квартира, машина, дача. Зачем ты обороняешься, или нападаешь?
Женщина как-то странно посмотрела на своего визави, насторожилась. Кожа на её груди мгновенно приобрела пятнистый малиновый оттенок, ты сказал Света, почему?
А что такого? Да, мне всегда нравилось это светлое имя. Что тебя удивляет? Ладно, расслабься, чего ты на самом деле. Рад, что у тебя всё хорошо. Хорошо ведь ты счастлива? Дети большие, взрослые?
Ромке одиннадцать. Тёме шесть.
Не забыла, значит. И я тоже всё помню. Ты лебёдушку с руки кормила, а её кавалер приревновал, наверноцапнул тебя за руку и в воду уронил. Мне тоже от него досталось, пока вытаскивал. Ты стояла на берегу, обтекала вся такая растерянная, мокрая, злая. На тебе было тонкое платье лимонного цвета, прилипшее к телу. Оно ничего-ничего не скрывало, напротив, выделяло интимные детали. Я заворожено смотрел на твою удивительную грудь
Вот, значит, куда ты смотрел! Никогда бы не подумала, на что ты глаз положил. Я думалавлюбился.
Конечно, влюбился. Одно другому не мешает. Потом я привёл тебя домой. Ты целый час просидела в ванне, тихо ревела. Я слышал. Только потом до меня дошло, что стесняешься выйти, что поняла, почему я тебя так внимательно разглядывал. Тогда я постучался, предложил полотенце, мамин халат. Ты в нём была такая смешная, такая милая.
Ты тоже выглядел забавно: корчил рожи, хохотал невпопад и болтал, болтал. Мне было неловко, хотелось убежать, но платье и волосы никак не сохли. Тогда ты предложил сушиться феном, а сам помог прожёчь утюгом платье.
Я же не знал, что утюг прилипает. И потом нашёл выход-то, согласись. В моей рубашке и джинсах ты нравилась ещё больше. А платье моя мама новое сшила.
Да, Артём, твоя мама замечательная рукодельница, но мне домой пора. Дети, сам понимаешь, хозяйство, муж.
Светочка, прошу тебя, давай в кафе посидим. Двенадцать лет не виделись. У меня сейчас такое настроение такое
Игривое? Матч-реванш замыслил? Вижу, куда ты уставился, дырку протрёшь. Тебе жены не хватает?
Причём здесь она, я соскучился. Ты вся такая вроде прежняя, но совсем другая.
Волшебная, да? Без тебя знаю, что время не красит. А мужчины до сих пор слюни пускают, от донжуанов отбоя нет. Облизываешься? Не для тебя мама ягодку растила. Чужие мы, Тёма.
Ну, ты даёшь Светулёк.! Какая же ты мне чужая! Пять лет, тысяча девятьсот семнадцать дней мы были супругами, а сколько дней и ночей просто так целовались. Неужели ты всё забыла?
Надо же, математик, подсчитал. Может ты меня выслеживал, готовился заранее в силки залучить? Положим, помню кой чего, в том числе некоторые пикантные подробности, но слушай, а ты не забыл, почему мы с тобой того развелись-то: почему, зачем?
А мне почём знать? Ты пришла, злая как фурия, врезала мне по физиономии, сказала, что между нами всё кончено и ничего не объяснила.
А ты весь такой белый, пушистый, вообще не причём?
Сказал, что ты сумасшедшая и всё. До сих пор ни сном, ни духом. Провалиться сквозь землюне было за мной грехов: ни больших, ни малых. Крылья не отросли, но каяться не в чем.
Ну и
Ты метнула в меня чайник с горячей заваркой.
Попала?
Свет не хочу превращать в допрос приятное романтическое свидание. Я сейчас на такой аппетитной волне. Как тебе объяснить. Вот это, помнишь, помнишь, мальчик я босой в лодке колыхался над волнами. Девушка с распущенной косо-о-ой
Твои кудри трогала губами. Было, не спорю. Не раз было. Двенадцать лет назад мы были единым целым. В прошлой жизни, Тёма. Мне теперь не до любовных репетиций. Я взрослая. И умная.
Хочешь сказать, что не любила никогда? Вот и врёшь! Я тебя целовалты жмурилась, как котёнок мурчала, ластилась. У тебя на мочке уха точка есть, когда я до неё губами дотрагивалсяты улетала. С тобой нет, с нами, такое творилось! Каждую ночь, каждый день. Я тебе не изменял.
Да, вспомнила кажется вспомнила. Я ведь без тебя задыхалась, сохла. С тобой сама себе завидовала, так была счастлива. Тыщу лет тому назад. Потом однажды утром проснулось, может не с той ноги: меня всё тогда раздражаломузыка, танцы, прикосновения, объятия, голос твой, любовь эта самая, ликование по поводу и без, оргазмы. А ты ты весь такой счастливый, улыбчивыйаж противно. Мне плохо, а тебе хорошо. Это чтоправильно? Вот я и решила. Мне пофигу былоизменят, нет обидел.
Вот те на! А теперь, теперь по-другому, теперь ты счастлива вместе с тем, с другим или с третьим?
Я запуталась. Сначала страдала непонятно отчего. Я боялась, что когда-нибудь ты меня разлюбишь. Мне каждую ночь это снилось. Потом мне стало как бы всё равно. Наверно устала бояться. После развода уехала в другой город. Почему ты меня отпустил, почему не нашёл? Лёша со мной не церемонился: принимал все решения за меня, ни о чём не спрашивал. Я даже не знаю, любила его или нет. Подчинялась. Привыкла, что он имеет право. Муж грубый, но надёжный. Что-то я на пустом месте расчувствовалась. Глупости это. В жизни главноедоверие, комфорт и стабильность, а любовь, всякие там сладкие ванильные мысли, страсть, азарт и трепетэто для сопливых мальчиков и прыщавых девочек с косичками. Мы поторопились стать взрослыми, потому наделали ошибок. Теперь выросли, Артём. Поздно менять судьбу, когда от любого опрометчивого шага зависят другие люди, те, кому ты обязан по жизни.
Ни о чём не жалеешь? Никогда-никогда? Только честно.
Ты про сладкие сны, навязчивые видения, про прочую волнительную лабуду? Как без неё! Я тебя любила, Тёмочка, ещё как любила. Такое не забыть. Конечно, ты снишься мне. До сих пор представляю в деталях наши целомудренные и нескромные свидания. Но чаще встречаю тебя случайно во сне и умираю от страха, что не позовёшь, не обнимешь, отвернёшься. Но это теперь ничего не значит. Сейчас мне страшно оттого, что вижуготов позвать. Недаром говорятбойся своей мечты, она может исполниться. Не делай этого.
Жаль! Хотя, если быть до конца честным, я тоже не готов глобально менять жизнь, потому что не переношу чужую боль. Люблю своих девочек, это важно. Ты только мужу ничего не рассказывай про нашу встречу. Ни к чему давать повод для ревности. И сама сама не наделай глупостей. Я же знаюты умеешь устраивать шторм в чашке с чаем. Не обидишься, если я тебя поцелую? Как сестру, как родственную душу.
Света застыла, плотно сжала губы, побледнела, но всем видом показала готовность подчиниться что ли.
Не удержалась. Бесконечно долгий поцелуй, пылкий, страстный, произвёл на неё неизгладимое впечатление: земля уходила из-под ног, вертелась и взбрыкивала.
Такого трепетного чувства бывшие супруги никогда прежде не испытывали. Это было куда слаще, чем первый юношеский поцелуй.
Перед глазами проносилась череда романтических образов и сцен, сонм эмоциональных порывов судорогами сотрясал возбуждённые тела, противоречивого характера мысли рвали чувствительные души в клочья. Оба чувствовали себя заговорщиками, еретиками.
Потрясённые, они долго не решались разъять объятия, стеснялись смотреть друг другу в глаза, не отпускали сцепленных рук. Оба понимали, что настал час истины, пришло время окончательно и бесповоротно расставить, где нужно, все точки, заглушить, наконец, эмоциональную горячность, покончить раз и навсегда с сентиментальными фантазиями и соблазнительными декорациями, которыми щедро обставили ностальгические воспоминания.
Кто они теперь друг другу, после сегодняшней встречилюбовники? Как же это неправильно. Лучше бы этого не произошло! Или нетне лучше?
Увы, жизньконструктор из парадоксов, неразрешимое, бесформенное логическое построение; головоломка, которую невозможно распутать, не разломав предварительно на части. В ней всё, всё, от первого вздоха до последнего пристанища неразумно, абсурдно, несправедливо.
Света почувствовала, что ещё мгновение и прольются слёзы, что кончаются силы сопротивляться чему-то очень сильному внутри. Она вырвалась, побежала, потом вернулась, не глядя протянула визитку, не звони, не надо. Пожалуйста!
Женщина скрылась в маршрутке, где дала волю поглотившим всё её существо чувствам, отвернувшись к окну, а мужчина в застывшей позе долго ещё не мог сдвинуться с места.
Дома он закрылся в своей комнате, грустил, читая любимые стихи, тем или иным образом связанные с ней, так и не разлюбленной, самой первой в жизни женщиной, к которой судьба позволила прикоснуться ещё раз, возможно в последний.
Говорят, мужчины не плачут. Врут.
Читая поэтические строки Вадима Хавина, Какая разница что будет и сколько ждёт меня камней и кто предаст, и кто осудит, пока смеёшься ты во мне? Когда потери заболят, когда-нибудь, когда подкатит, я вспомню смех, твой цвет, твой взгляд и мне ещё надолго хватит, Артём, заливаясь слезами, размышлял о смысле жизни, о фатальных ошибках, которых можно было не совершать, если доверяешь и веришь, если понимаешь, что нужно уметь прощать простые человеческие слабости.
На столе лежала визитка любимой женщины с чужой фамилией, требовательно транслируя сигнал бедствия, возможность вызвать скорую помощь.
Она меня не забыла, рассуждал Артём, я её буду помнить всегда. Разве это не счастье? Что на самом деле заставило нас расстаться, почему мы были такими глупыми, такими неразумными, ограниченными, упрямыми? Как теперь жить, зная, что всё могло быть иначе, что ещё может измениться, стоит только набрать заветный номер?
Про послушную женщину и тихую гавань
Помотало Серёгу по белу свету.
Чего только не насмотрелся. Везде побывал, всего помаленьку познал-отведал: сладкого и порочного, горького и волнующего, соблазнительного, желанного, омерзительного, даже жуткого и страшного.
Свободу и самостоятельность ценил пуще самой жизни; любовью не однажды поступался, безжалостно извлекая коварные осколки необъяснимо обволакивающего влечения из израненного настойчивой женской нежностью сердца, чтобы вдохнуть ещё глоток свежего воздуха где-то там, на пыльных тропинках далёких дорог, хотя знал навернякавпрок не надышишься.
Одиночество очарованный новыми впечатлениями странник переносил довольно легко. Обеспеченное постоянство, напротив, переживал мучительно, испытывал на одном месте тревогу и беспомощность.
Наверно была у него изначально мечта-идея, большая желанная цель, точно была, только вспомнить о ней было непросто, да и нужно ли.
Ни к чему Серёга давно не привязывался, ничего абсолютно не ценил: разве что видавшую виды гитару, особенный, изготовленный за дорогую копейку по фигуре рюкзак, да дневник в кожаном переплёте, который хранил воспоминания, которые необходимо забыть.
Потрёпанные страницы помнили самое-самое, отчего болезненно щемило в грудине и появлялось желание немедленно, прямо сейчас, раз и навсегда завершить земной путь.
Он и сейчас не знал, куда держит курс, ведь его нигде не ждали. Главноедвигаться: твёрдо ступать ногами и ничего не задумывать наперёд, что тоже было тем ещё испытанием.
Абсурдно-навязчивые мысли беспорядочно копошились в голове, создавали непрекращающийся раздражающий фон. Нужно что-то есть, где-то бросить на ночлег бренное тело.
Впрочем, Серёга не был избалован. Чтобы почувствовать себя счастливым, достаточно самой малости, если не заморачиваться на глубинных смыслах всего сущего, не философствовать зазря.
Про фортуну и фатум он знал почти всё: азартные игры с судьбойзанятие для безумцев и идиотов.
Знал, но каждый раз загорался новой моделью достичь просветления, которое неизменно приводило к очередной катастрофе или ввергало в звенящую пустоту.
Вот и теперь Серёга бежал, то ли от себя, то ли от неизбежности, не задумываясь, зачем и куда. Бессознательное вело по знакомому маршруту, туда, где всё началоськ отчему дому, от которого остался лишь адрес.
Родители давно переселились на погост, больше никого у него не было, кроме
Жениться Серёга не успел, но точно зналу него есть дочь. Фотография девочки, удивительным образом разыскавшая его в тайге на плато Путорана была вложена в завеиный дневник.
Зачем? Рука дрогнула, не смог выбросить.
Юлька. Забавная такая: с тонюсенькими косичками, озорным взглядом и конопатым носом. Теперь ей должно быть приблизительно шестнадцать. Взрослая совсем. Интересно, как она выглядит сейчас. Впрочемкакая разница: он никогда не видел её, она, скорее всего ничего не знает о нём. Пусть так и останется. Нечего бередить старые раны. Достаточно незаживающих шрамов, что хранятся в окаянном дневнике.
Серёга с трудом протиснулся в центр вагона, думал, что придётся в толкотне дышать спёртым воздухом, но ему повезлочерез несколько остановок освободилась добрая половина вагона. Он успел сесть у окна.
Знакомый пейзаж навевал тоску. Непрошеные воспоминания давили на психику. Да, он так и не отыскал совокупности смыслов, не познал сокровенных тайн, не набрался мудрости, хотя заглядывал во все щели. Вопросов и претензий к судьбе накопил целый ворох, а ответовни одного.
Чтобы отвлечься от назойливых переживаний, необходимы новые впечатления. Там, за окном, Серёга знал каждую кочку. Значит, нужно направить внимание на обыденные события.
Он начал пытливо изучать попутчиков. Каждый персонаж, вон их сколько, все разные, это отдельная судьба.
Переводя взор от одного пассажира к другому, Серёга наткнулся взглядом на девчонку, сидящую в соседнем купе, напротив, в компании таких же, как она, молодых людей. Судя по дате в календаре, скорее всего это были выпускники школы или абитуриенты института.
Пять девчонок и один мальчуган, бездарно тренькающий на гитарных струнах что-то романтическое, сентиментально-сопливое. Он бы сыграл куда чувственнее. Эх, сколько девчонок и молодых женщин были очарованы его голосом, скольких он после дружеских посиделок умело утешал.
Ни одна, увы, не задела струн души настолько, чтобы возникло желание раствориться, забыть обо всём. Если чувства мешают свободе, значит это не любовь, а так. Плюнь и разотри.
Серёга поморщился. Зачем врать! Случалось, и не раз, когда рвать приходилось по живому, с кровью. Дурак! Может и жизнь сложилась бы иначе, если бы сумел поверить.