- Рация! - прорычал тот, ловко меняя магазин. - Суки зло@#$!$%ие, бл@#!$дь...
Дальше Женя слушать не стал, распластался в пыли и пополз к БМП.
Взводный больше не стонал. Глаза его, светло-карие, почти жёлтые, смотрели в небо стеклянным взглядом.
Покойся с миром, дружище...
Женя сорвал с парня рацию и врубил связь.
- Клумба! - хрипло прокричал он, давясь копотью. - Клумба! Это Тихон!
Тут он сообразил, что его погоняло ни разу не позывной, и матюкнулся.
- Клумба! Это Мак! Приём!
Рация затрещала и отозвалась чужим глубоким басом:
- Приём. Мак, это Клумба. Что там у вас?
Вот Прапор мог бы гораздо красноречивее описать, что там у них. Впрочем, Женя решил не уступать.
- У нас п@#$"ц! - выпалил он, вжимаясь спиной в многострадальную бэху: по машине снова прокатилась волна залпов. - Засада! Ловушка! Колонна встала! Машины горят! В ущелье чехи!
- Сколько?
- До х@#я! - Пот заливал глаза. Женя перезарядил автомат и ответил на очередной залп длинной очередью. - Приём.
Рация разразилась треском и жужжанием, потом затихла вовсе, а через секунду выдала вердикт:
- Ждите помощь в ближайшее время. Приём.
Женя хотел ответить, но в БМП прилетела граната, и он прыгнул в сторону, прикрывая голову руками.
* * *
Он подскочил, намереваясь заорать во всю глотку, но голоса не осталось, как не осталось огня, крови и дыма. Женя сообразил, что лежит на кровати. Потный, голый, но не связанный. Кругом темно - наверное, ночь - и вкусно пахнет дождём. Птицы какие-то чирикают... На приоткрытом окне, которое недавно так его испугало, появились шторки. Лёгкие и полупрозрачные, они худо-бедно скрывали комнату от зоркой вражеской оптики.
Лучше, чем ничего.
Интересно, куда девалась граната... Может, под кровать закатилась?
Он принялся озираться и... обмер. Открыл рот. Закрыл. Нащупал простыню и натянул до подбородка.
На кровати он лежал не один. Рядом, на правой стороне, обнимала подушку та самая Варина подруга, которую он упорно продолжал считать вывертом своего больного сознания.
Девушка лежала, свернувшись калачиком, и крепко спала.
Ого, это как же так вышло?
Женя напряг извилины. Последнее, что удалось вспомнить - ванна с душистой пеной и жёлтая резиновая утка, которая противно крякает, если её сжать. А потом...
Потом туман...
Вот ведь чёрт!
Откуда в его постели взялась женщина? Зачем тут лежит? Что ей надо? Должно же быть какое-то вменяемое объяснение!
Вменяемое... объяснение...
"Вдруг мы трахнулись, а я всё пропустил?" - пришло вдруг в голову.
Ну что за дебильная мысль! Это же надо такое вообще выдумать? Маразм. Идиотизм. Тупые фантазии убогого придурка.
Он же больше никогда не сможет... ни с кем... после всего...
Однако безумная идея странно взволновала: сердце забилось, точно шальное, а тело...
Тело отозвалось, как если бы он по-прежнему оставался нормальным мужиком.
Ну и дела!
Евгений нервно сглотнул, но отвести взгляд от девушки оказалось выше его сил.
Непонятная Лена, в отличие от него самого, спала в ночной рубашке.
Или это просто длинная футболка?
Да будь это хоть шуба с начёсом, под ней всё равно у неё сиськи и... всё остальное, что к ним прилагается!
Женя закусил губу и сделал глубокий вдох. Он давно забыл, каково это, когда член стоит колом, а яйца наливаются и...
Нет, нет, нет, нет.
Нет.
Всё это сон. Просто сон. Примерещилось, не более того.
Интересно, можно ли трахнуть сновидение?
Если она всего лишь фантазия, то наверняка против не будет: разве может выдуманная девушка отказать тому, кто о ней грезит?
Женя осторожно протянул руку.
Коснуться. Почувствовать мягкость волос. Провести пальцами по щеке. Так ли нежна эта смуглая кожа, как кажется?
Ладонь почти достигла цели: осталось меньше миллиметра. Женя снова сглотнул, силясь унять дрожь и хоть как-то справиться с нахлынувшей похотью.
Ещё чуть-чуть. Совсем чуть-чуть, и...
Она открыла глаза так внезапно, что у Жени чуть не случился инфаркт. Благо он потерял голос, иначе наверняка бы вскрикнул.
- Привет, - сказала фантазия. Её светло-серые глаза блестели в полумраке.
"Привет", - беззвучно повторил Женя, забыв на мгновение о своей немоте. Он сбил простыню вниз комом, чтобы Варина подруга не дай Бог не приметила позорный стояк.
Осталось надеяться, что пылающие щёки в темноте она тоже не разглядит...
1. Имеется в виду БМП.
=12. Старший лейтенант Ленара Сабитова
Он спал и спал, но оставлять его одного в таком состоянии хотелось меньше всего: вся эта история с комой напугала до чёртиков. Однако...
Ленара никак не могла забыть взгляд, которым Артур смотрел на пузырёк таблеток...
Что-то там основательно не так. Только вот... что именно?
Убедившись, что её подопечный мирно сопит, она прошла на кухню и вытащила из холодильника пачку кефира.
Пол-литра...
Какой, однако, несерьёзный объём. Для такого и чашка не нужна - выпьется за один заход.
Сабитова откупорила напиток богов и набрала Степана.
- Что, опять помирает? - сонно спросил напарник.
- Пока нет. - Ленара сделала глоток. - Но могу устроить, если заскучал.
- Смешно.
- А то. - Она снова хлебнула кефиру. - Спустись минут на двадцать.
- Зачем?
Затем, что приказы не обсуждаются.
- В аптеку сбегаю.
* * *
Проще, конечно, было доехать: в диком поле, где стоял одноподъездный монстр, такой роскоши, как аптека, отродясь не водилось. Но требовалось немного размять мозги и ноги, и Ленара пошла.
"Интересная вырисовывается картина", - думала она, шагая по мокрому асфальту и зябко кутаясь в тренч цвета хаки [1].
Хазмат-Скотобой - человек в крайней степени жестокий - не убил пленника и даже не покалечил. Только поимел пару раз, если верить делу и Артуру. А потом... упустил. Упустил!
Обалдеть можно, если вдуматься.
Как же так вышло, что боевики не смогли его догнать? Что это: абсурдное недоразумение, или коварный замысел?
Если первое - жизнь парня под серьёзной угрозой. Ну а если второе - под угрозой весь их хитровыдуманный план. Допускает ли Котов, что боец - всего лишь подставная фигура? Болотный огонёк, способный погубить тех, кто за ним последует?
Может, полковник поэтому и приставил её к этому "подарочку"? Чтобы она разобралась, что к чему, не привлекая лишнего внимания?
Кто знает...
Николай Степанович нереально мутный тип. Вот прям вообще мутнее некуда.
А вот и аптека...
Надо же, прямо по классике: и фонарь, и улица, и ночь. Только ледяной ряби канала не хватает [2]. Сабитова толкнула дверь, и колокольчики над головой зазвенели, приветствуя припозднившуюся посетительницу.
- Добрый вечер, милая барышня! - лысеющий фармацевт расплылся в улыбке. - Чем могу вам услужить?
Ленара улыбнулась в ответ и протянула листочек, где самым корявым почерком из всех возможных вывела название препарата.
- Оу... - нахмурился фармацевт, глядя на каракули.
- Да, я сама так и не сумела прочесть, - Сабитова сокрушенно вздохнула и надула губки. - Ох уж эти врачи! Вечно пишут, как курица лапой!
- Не в том дело, драгоценная милая барышня. - Аптекарь вернул ей бумажонку. - Просто я не смогу продать вам это лекарство. При всём желании не смогу.
- Отчего же? - Ленара захлопала ресницами, изображая самую милую барышню во всём необъятном мире. Милота из неё так и пёрла. Даже Наташа Ростова казалась бы рядом пацанкой [3].
- Видите ли... - Он почесал в затылке. Там у него ещё оставались волосы. - Это очень серьёзный психотропный препарат. Без рецепта здесь никак.
- Совсем?
- Увы, милая барышня. - Фармацевт развёл руками.
- Пожалуй, мне стоит напомнить об этом врачу.
- Не забудьте также уточнить дозировку! - выпалил аптекарь. - В вашей записке об этом ни слова, а это важно.
Вот оно!
- В самом деле? - Ленара приблизилась к прилавку. - Так уж важно?
- Разумеется, - кивнул аптекарь. - Странно, что вас не предупредили. Погодите-ка секундочку.
Он нырнул в подсобное помещение и через пару минут объявился с двумя совершенно идентичными коробочками.
- Видите? - Фармацевт указал на какие-то малопонятные цифры. - Здесь действующего вещества пятьдесят миллиграмм, а здесь - сто.
Сабитова напряглась. Даже фальшивая улыбка сползла.
- Пятьдесят сгодится, если вам необходимо снять у пациента общее состояние тревожности, при бессоннице, головных болях...
- А сто?
- А сто, драгоценная милая барышня, назначают, когда всё плохо настолько, что хуже уже некуда, - вздохнул аптекарь.
- Спасибо, - она одарила зануду-лысика лучезарной улыбкой. - Вы мне очень помогли. Очень!
- Буду ждать вас с рецептом! - просиял фармацевт.
- Приду всенепременно, - пропела Сабитова и выпорхнула на улицу, где моментально стала собой: нахмурилась, сунула руки в карманы тренча и ефрейторской походкой зашагала к дому.
Там, дома, на кухонном подоконнике лежал лист бумаги, исписанный витиеватым Артуровым почерком. На нём чёрным по белому значилось: "азалептин пятьдесят".
Пятьдесят. Именно пятьдесят. Ни разу не сто.
Но какие цифры прочёл носатый эскулап на том злополучном пузырьке?
Была ли ошибка в дозировке роковой случайностью?
* * *
Когда она вернулась, квартира напоминала сонное царство. Клиент так и не пришёл в себя, а стороживший его Степан дрых, как пёс, каким-то совершенно невероятным образом устроившись на кухонном угловом диванчике.
- Уда-а-ачно-о? - вопросил напарник, одновременно зевая и потягиваясь.
Ленара кивнула, села рядышком и взялась за недопитый кефир. Она размышляла, и размышления эти тревожили не по-детски.
А вдруг парень стал овощем вовсе не из-за контузии? Точнее, не только из-за неё?
Интересная концепция...
- Остаться до утра? - Степан вырвал её из мрачных дум. - Или сама справишься?
- Справлюсь. - Она допила кефир одним махом и скользнула взглядом по коллеге. Здоровущий шкаф с веснушками на носу и тяжёлым подбородком с нелепой ямочкой. Отчего-то он напомнил ей старшего помощника Лома из советского мультика про капитана Врунгеля. Растянутая тельняшка усугубляла сходство в разы. - Иди домой.
- Спокойной, - отсалютовал Степан и двинулся на выход. - Зови, если что.
Провожать напарника Сабитова не стала. Вытащила из пачки тонкую длинную сигарету, задумчиво посмотрела на неё и засунула обратно.
Не сейчас. Возможно позже. Сейчас - спать.
Душ украл у сна целых десять драгоценных минут, но это полбеды. Основное несчастье заключалось в том, что вот уже вторые сутки Ленара не ложилась в свою любимую кроватку: по настоянию Артура, она спала в одной постели с клиентом, дабы бдить - мало ли парню снова приспичит склеить ласты?
Она вздохнула и устроилась рядом со страдальцем. Крепко обняла подушку (её она притащила из своей спальни), свернулась клубочком... и вырубилась.
Ей снился отец. Молодой, здоровый, черноглазый. С белоснежной улыбкой и кучей орденов на широкой груди.
Ты будешь гордиться мной, папочка...
Ты будешь мной гордиться, обещаю...
Клиент вдруг дёрнулся. Замычал, заёрзал и резко сел. Заморгал.
Ну нифига же себе!
Весь сон как рукой сняло, однако Сабитова продолжала лежать недвижным бревнышком и наблюдать из-под опущенных ресниц. Интересно же, что это чудо чудное предпримет.
Парень продышался, вытер пот со лба тыльной стороной ладони и уставился на свои запястья, словно видел впервые. Похоже, его вполне удовлетворило то, что он узрел, поскольку теперь он принялся озираться по сторонам, будто что-то искал да никак не мог найти.
Наконец, потерянный взгляд скользнул по ней и замер.
Клиент вцепился в простыню. Закутался. Сглотнул. Глаза его потемнели, а по бледным щекам разлилась краска.
Сложить два и два оказалось совсем не трудно.
"Ух ты, какой резвый жеребчик, - подумала Ленара. - А ведь недавно чуть не окочурился".
"Он нормальной бабы лет пять уже не видел", - вспомнились слова Котова.
Похоже, полковник оказался прав в своих предположениях: окрутить молодого мужика при таких условиях - раз плюнуть. А где окрутить, там и растормошить. Главное - действовать грамотно и не торопить события.
Боец разглядывал её целую вечность, а потом... протянул руку.
Однако!
Пальцы его дрожали. Губы чуть приоткрылись. Красивые, кстати, губы. А взгляд...
"Ну, хватит уже, - решила Сабитова. - Хорошенького понемножку".
Она распахнула глаза, и боец отдёрнул кисть, будто перед ним возникла очковая кобра. За каким-то лядом он стащил простыню вниз, основательно прикрывая причинное место.
Вот артист.
- Привет, - сказала Ленара, как ни в чём не бывало.
И вдруг он ответил. Точнее - попытался. Машинально, видимо. Прошептал одними губами "Привет" и тут же отвёл глаза, покраснев ещё гуще.
1. Имеется в виду популярный оттенок "армейский зелёный"
2. Ленара вспоминает знаменитые стихи Александра Блока.
3. Наташа Ростова - героиня романа Льва Толстого "Война и мир". Нежная и воздушная барышня.
=13. Старший сержант Евгений Тихонов
- Как ты себя чувствуешь?
Смысл вопроса дошёл не сразу, и Женя нахмурил лоб. Как он себя чувствует? То есть...
Вообще, или сейчас?
Он чувствует себя сломанным. Потерянным. Искалеченным и никому не нужным.
Сестра не приехала. Мама не позвонила. А это обидно, ведь он месяц валялся в госпитале.
Отчего он стал не нужен? Почему его списали, словно старый разбитый хлам, забыли и бросили одного?
Он не стал отвечать. Он не мог ответить.
Непонятная Лена потрепала его по плечу.
- Ничего, - сказала она. - Скоро станет легче, вот увидишь. Всё наладится.
Ничего не наладится! Ничего не наладится! Никогда, слышишь ты, дура! Дура грёбаная! Это вы здесь живёте, суки, в тепле, горя не знаете, зажрались совсем, а за вас там люди умирают! Умирают, или калеками становятся. Навсегда! Насовсем!
Ничего не наладится!!!
Женя сжимал и разжимал кулаки, скрипя зубами. Его трясло. Хотелось выть.
- Не заводись. - Голос Вариной подруги прозвучал как-то иначе. Жёстко, холодно, без телячьих нежностей. Словно другой человек говорил. - На вот, выпей.
Девушка всучила ему кружку. Горячую. Кажется, она туда что-то подбросила. Наверняка очередную отраву. Мало ей, видать, что он два дня в отключке провалялся. Похоже, она заодно с этим носатым хмырём из клиники!
В чашке обнаружилось какао. Обычное самое, как в детстве. А то, что он принял за отраву, оказалось крошечной зефиркой.
Какао с зефиркой...
Серьёзно? А водки нет? Совсем?
Он посмотрел на девушку. Вдруг поймёт?
- Пей давай.
Похоже, поняла.
Только вот не совсем так, как хотелось бы.
Он послушно сделал глоток. Хорошо. Сладко. Такое в школьной столовке давали.
Там, в другой жизни, где нет необходимости спать в обнимку с автоматом, а смерть кажется чем-то далеким и совершенно нереальным. Да что там! Когда тебе семнадцать, смерти вовсе нет...
И вдруг глаза защипало от слёз. Подкатило так, что не сдержаться. Перед мысленным взором замелькали лица тех, кого не вернуть. Матерщинник Прапор, Комбат с усами, гуще чем у Чапая, взводный Саня по прозвищу Баян, Лёшка Смирнов из соседнего двора, они с ним ещё на призывном пункте задружбанились...
... и тот паренёк-первогодка, имени которого он так и не узнал...
Все они... Все... Их больше нет.
Женя глубоко вздохнул, чтобы отпустило, но...
... не отпускало нифига.
Предательский всхлип сорвался с губ.
- Эй. - Варина подруга мгновенно оказалась рядом. Забрала кружку и поставила на стол, а сама села прямо на пол. Схватила за руку. Поначалу Женя хотел высвободить ладонь, но...
Вместо этого только крепче сжал тонкие пальцы.
Они сидели и молчали. А минуты текли медленно, точно смола по стволу сосны.
"Хорошо, что я её совсем не помню, - думал Женя, украдкой бросая взгляды на свою благодетельницу. - Иначе со стыда бы сгорел".
* * *
Непонятная Лена всё-таки уговорила его допить какао. Зефирку он слопал по своей инициативе. Было вкусно, хоть и мало.
А теперь его клонило в сон. Немилосердно, будто он принял лошадиную дозу снотворного и запил литром самогона. Веки налились свинцом. Голова плыла.
- Пойдём. - Варина подруга встала и взяла его за локоть. Потянула. - Тебе лучше лечь.
Женя скривился. Собственная беспомощность сводила с ума. Однако сейчас лучше не спорить, а то рухнет с табуретки мордой в пол, а эта хрупкая дивчина ещё и тащить его удумает. Надорвётся.
Хотя... От него прежнего и половины не осталось...