Еще одна станция - Маккуистон Кейси 7 стр.

 Ладно,  говорит Огаст.  Беременная дама. Какая у нее история?

 Не беременная. Она тайком везет большой пакет с пирогами.

 Смелое предположение.

 Ага. Она напоминает мне даму-полячку в моем доме, которая делает худшие пироги на свете.  Огаст смеется, и Джейн морщится, как будто снова чувствует их вкус.  Серьезно! О боже, они ужасные! Но она такая милая, так что я все равно их ем.

 Что ж, а мне кажется, что она портниха.

 Как ты это вообще поняла?

 Из ее сумочки торчат увеличительные стекла,  отмечает Огаст.  Она слишком молодая, чтобы их использовать, если только она не работает с мелкими деталями. И смотри, подошва ее правой туфли больше изношена, чем левая. Педаль швейной машины.

 Офигеть,  говорит Джейн, звуча искренне впечатленной.  Ладно. Портниха и контрабандистка пирогов.

 Каждая женщинацелая вселенная.

Она напевает себе под нос, позволяя комфортному молчанию повиснуть между ними, а потом поворачивается к Огаст и говорит:

 А я?

Огаст моргает.

 Чтоты?

 Ну же, какие у тебя предположения? Если по поводу них у тебя что-то есть, то должно быть и по поводу меня.

Конечно же, у Огаст заведено на нее психологическое досье. Огаст потратила несколько недель, отмечая галочками список зацепок про Джейн, пытаясь анализировать пуговицы на ее куртке и пятна на ее рюкзаке, чтобы понять, как бы она поцеловала Огаст, если бы они оказались наедине. Но Джейн знать эту часть не обязательно.

 Хм,  говорит Огаст.  Ты ты ездишь куда-то четко по графику каждое утро, каждый полдень, но ты не студентка, потому что не выходишь со мной на станции колледжа. Каждый день почти одна и та же одежда, то есть ты точно знаешь, кто ты и чего хочешь, и ты не работаешь в офисе. Раньше работала в общепите. И похоже, все, кого ты встречаешь, тебя обожают, так что хм, так что. Ты работаешь в смену от завтрака до обеда в ресторане на этой ветке, и у тебя это хорошо получается. Ты получаешь неплохие чаевые, потому что нравишься людям. И ты наверняка делаешь это только для того, чтобы скопить денег для какого-то проекта мечты, которым ты на самом деле хочешь заниматься.

Джейн смотрит на Огаст так, как будто тоже ее анализирует. Огаст не знает, хорошо это или плохо. Она просто знает, что скулы Джейн прекрасно выглядят с такого ракурса.

 Хм. Хорошая догадка.

Огаст поднимает брови.

 Близко?

 Ты ошиблась с работой.

 Чем ты тогда занимаешься?

Она облизывает губы, качая головой.

 Не-а. Так неинтересно. Ты должна угадать.

 Это несправедливо! Ты специально ведешь себя загадочно.

 Я загадочная с рождения, Огаст.

Огаст закатывает глаза.

 Иди на хрен.

 Это правда!  Она хмыкает, тыча локтем Огаст в бок.  Придется приложить чуть больше усилий, чтобы разбить это яйцо, детка.

«Детка». Джейн просто так легко это произноситона наверняка всех называет «детка»,  но это все равно словно сладкий чай.

 Хорошо,  говорит Огаст.  Дай мне больше зацепок.

Джейн задумывается и говорит:

 Хорошо, как насчет этого?  Она отодвигается на одно сиденье, расстегивает свой рюкзак и вытряхивает его содержимое на место между ними.

На ее шарфе, кассетном плеере и оранжевых наушниках оказывается десяток кассет, книга с оторванной обложкой и еще одна книга с потрепанным твердым переплетом. Две упаковки жвачки, одна почти пустая, незнакомой для Огаст марки. Несколько пластырей, швейцарский армейский нож, открытка с надписью «Привет из Калифорнии», баночка с тигровым бальзамом, связка ключей, зажигалка, тюбик с гигиенической помадой, которую Огаст с детства не видела, три блокнота, пять карандашей, точилка. Телефон, наверно, у нее в куртке, потому что в этой куче его нет.

 Это, можно сказать, все, что я нашла,  говорит Джейн, когда Огаст начинает перебирать кассеты.  Их не так легко встретить, поэтому я беру почти все, на что натыкаюсь. Иногда, если у меня получается уболтать того, у кого их много, мне везет и я нахожу то, что хочу.

Кассеты из разных периодов: первые издания из 70-х, пестрая смесь из 80-х и 90-х. Тут Дайана Росс, Майкл Болтон, The Jackson 5, Sex Pistols. Каждая из кассет любима, защищена от царапин и трещин. Похоже, она обращается с ними как с самыми ценными вещами, которые у нее есть. Поскольку большинство из них, скорее всего, уже не производятся, Огаст это кажется правдой.

 Почему кассеты?

Джейн пожимает плечами.

 Это как винил, но переносной.

Огаст берет квадратный плеер, вертит его в руках.

 Я целую вечность такие не видела. Где ты вообще его достала?

Джейн осторожно проматывает ленту кассеты кончиком пальца, ей требуется секунда, чтобы ответить.

 Не помню. Между нами говоря, я даже не представляю, как эта штука работает.

 Я тоже,  говорит Огаст.  На вид она очень древняя.

 Вот эта,  говорит Джейн, вытаскивая с низа стопки кассету,  моя любимая.

На ее футляре размытая синяя фотография и надпись зелено-лаймовыми буквами Raising Hell.

 Run-D.M.C. Знаешь их?

 Да,  говорит Огаст.  Its Tricky, да?

Джейн берет плеер и открывает отсек.

 Знаешь У меня есть теория, что Run-D.M.C. могут устроить вечеринку где угодно.

Она вставляет кассету и отсоединяет наушники.

Огаст начинает нервничать.

 О боже, ты же не собираешься

 Все-таки собираюсь,  говорит она, поднимаясь на ноги.  Тебе не кажется, что эти милые застрявшие тут пассажиры заслуживают небольшое развлечение?

 О нет, нет-нет-нет, пожалуйста, не надо

 Смотри,  говорит она и к вящему ужасу Огаст начинает расстегивать свой ремень. В голове у Огаст возникает сцена из «Супер-Майка» в ужасающих и эротичных подробностях, но Джейн просовывает ремень через рукоять плеера и застегивает его обратно.

Ох. О нет.

 Я тебя убью,  говорит Огаст.

 Слишком поздно,  отвечает Джейн и нажимает на кнопку воспроизведения.

Коротко и резко звучат цимбалы, и, когда начинается первая фраза, Огаст в молчаливом ужасе смотрит, как Джейн берется за поручень и движется в направлении к остальной части вагона, беззвучно произнося слова о том, что эта речьее концерт.

И боже, у этого крошечного древнего плеера есть динамики. Ему хватает громкости, чтобы звучать на весь вагон, но это Нью-Йорк, поэтому почти никто не поднимает взгляд.

Не смущенная отсутствием реакции, Джейн запрыгивает на сиденье, скрипя кедами по пластику, и Огаст зарывается лицом в ладони, пока Джейн выкрикивает строчки.

И, как ни странно, Человек-паук кричит:

 Сложно!

 Господи боже,  бормочет Огаст.

Дело в том, что в Нью-Йорке всех в итоге изматывает метро, туристы и цены на жилье. Все уже все видели. Но в то же время это значит, что иногда лишь малейший толчок отделяет всех от безумстваот того, чтобы застрять утром среды в метро и превратить это в хип-хоп-вечеринку 90-х. После того как начинает играть бас, Джейн устремляется вперед по проходу, старшеклассники начинают орать во всю глотку, и все. Это начинается.

Возможно, думает Огаст, это происходит не только из-за нью-йоркского катастрофического безумства. Возможно, дело в Джейн, неотразимой и сверкающей, с узкими, но крепкими плечами под кожаной курткой, с кассетным плеером, болтающимся на ее ремне, пока она качает бедрами. Даже аварийное освещение как будто стало ярче. Джейнэто молния на длинных ногах. У темноты никогда не было шанса.

Внезапно первый припев заканчивается, и Джейн оказывается прямо перед ней.

Она ставит одну ногу на сиденье Огаст, опираясь на колено, и дыры на ее джинсах расширяются, а выражение лица становится озорным.

 «Я встретил одну девчушку.  Она скользит ладонью мимо челюсти Огаст и заводит волосы ей за ухо. Подушечка ее большого пальца гладит мочку уха. Огаст чувствует себя нематериальной.  У нее были кудрявые волосы».

Джейн подмигивает и исчезает так же быстро, как появилась, топая по проходу, разжигая бунт, оставляя Огаст сидеть с раскрытым ртом. Пока гремит песня, пара начинает втягиваться: девушка танцует лучший милли-рок, который Огаст только видела, а парень держится за поручень перед ней и трясет задом. Девушка откидывает назад голову и хохочет, когда он падает на пол, а мальчик в красной куртке и его друзья визжат от смеха. Даже Мамаша С Пирогами хихикает.

Следующая песня«Мой Адидас», а потом «Иди сюда», и Джейн удается продолжать вечеринку на протяжении всей длительности кассеты. Она возвращается к Огаст, ухмыляясь своим кривым передним зубом, и, вскочив на сиденье, начинает громко перечислять кассеты, которые у нее есть.

 Фил Коллинз?

 Нет!  кричит Парень В Костюме.

 Бритни Спирс?

Подростки недовольно свистят.

 The Jackson 5?

Слышится одобрительное бормотание, и она вытаскивает кассету «Величайшие хиты» и вставляет в плеер. Из динамиков звучит «Я хочу тебя вернуть», и все начинается снова.

Огаст прислоняется к поручню, качая головой под музыку, и не может не смотреть на Джейн. Она всегда очаровательна, всегда втягивает угрюмых пассажиров в веселый разговор, но сегодня она нечто. Ухмыляющийся укол дофамина.

Хоть Огаст и зареклась раскрывать тайны, но она должна узнать историю Джейн. Она должна понять, как такой человек может существовать. После The Jackson 5 инициативу берут на себя подростки с блютус-колонкой из рюкзака. Взрослые бракуют Post Malone, когда те его включают, но они находят компромисс в лице Бейонсе.

Джейн хохочет так сильно, что в уголках ее глаз застревают слезы. Она снимает куртку и бросает ее на стопку кассет.

 Слушай,  говорит она, поворачиваясь к Огаст и беря ее за руку.  Потанцуй со мной.

Огаст застывает.

 О нет, я не умею танцевать.

 Не умеешь или не хочешь?

 И то, и другое. Для мира будет лучше, если я не буду танцевать.

 Ну же,  говорит она,  ты из Нового Орлеана. У людей там есть ритм.

 Да, но я ни на каплю его не впитала.

Музыка продолжает греметь. Бейонсе воет, переходя из одной октавы в другую в «Любовь превыше всего». Люди продолжают кричать, смеяться и кружиться в проходе, а ладонь Джейн лежит на пояснице Огаст, притягивая ее ближе, пока они не оказываются почти грудь к груди.

 Девушка С Кофе, не разбивай мне сердце,  говорит Джейн. И Огаст танцует.

И что-то происходит, когда она начинает танцевать.

Лицо Джейн начинает светитьсяпо-настоящему светиться, как рождественская елка в Рокфеллер-центре, Френчмен-стрит в два часа ночи, яркий солнечный свет. Она поднимает руку Огаст над головойОгаст делает неуклюжий поворот. Это должно быть унизительно. Но Джейн смотрит на нее так, будто никогда в жизни не испытывала такого восторга, и Огаст только и может, что смеяться.

Это словно замедленная съемка. Как будто кто-то вошел в комнату к Огаст, выбросил все ее учебники в окно и сказал: «Лучше научись этому». Джейн притягивает ее обратно, проводя пальцами по ее волосам прямо за ухом, и на секунду Джейн становится единственным смыслом жизни в этом городе.

Огаст открывает рот, чтобы что-то сказать, когда лампы снова включаются. Поезд с дрожью начинает двигаться под звуки аплодисментов, и Джейн качается вместе с ним, отстраняясь от Огаст. Она раскрасневшаяся и довольная собой. Огаст смотрит на телефон: почти полдень. Идти на пары бесполезно.

Захудалый бар, в котором работает Нико, находится в нескольких кварталах отсюда. Он должен скоро открыться.

Огаст смотрит на Джейнстоящую на расстоянии шага, но все еще близкои думает о том, как ее ладонь водила по волосам, о ее смехе в ушах Огаст. Одно то, что Джейн не пришла в «Билли», не значит, что все безнадежно.

 Не знаю, как ты,  говорит Огаст,  а я бы не отказалась выпить. Прямо у моей станции есть одна прикольная забегаловка, если у тебя нет никаких дел.

И Джейн таращится на нее, будто пытается понять, правда ли Огаст спросила то, что она услышала.

 Ох,  наконец говорит она. Огаст слышит дрожь в ее голосе еще до того, как она продолжает.  Я не думаю, что смогу.

 Ох, я

 В смысле, это мило, но я не могу.

 Нет, все нормально, я я не имела в виду. Забей.

 Прости,  говорит Джейн. Она выглядит так, будто говорит это искренне.

Огаст спасает скрежет тормозов, когда поезд останавливается на станции. Пока Джейн не успела сказать что-то еще, она уходит.

4

Огаст больше никогда нельзя садиться в «Кью».

Она не может поверить, что пригласила Джейн на свидание. Джейн с ее непринужденной улыбкой и танцевальными метровечеринками. Наверняка она какая-нибудь поэтесса, черт возьми, а может, мотомеханик. Она, наверно, пошла тем вечером домой, встретилась в баре со своими такими же горячими байкерами-поэтами-друзьями и говорила о том, как же забавно, что эта странная девушка из поезда позвала ее на свидание, а потом отправилась в кровать вместе со своей еще более горячей девушкой и занялась классным, удовлетворяющим, ничуть не неуклюжим сексом с человеком, который не является унылой двадцатитрехлетней девственницей. Они встанут утром, сделают себе крутые и сексуальные тосты, выпьют свой идеально сваренный кофе и продолжат жить своей жизнью, и в конце концов, после того как Огаст достаточное количество недель будет избегать «Кью», Джейн о ней забудет.

Профессор перелистывает презентацию на следующий слайд, а Огаст включает Google-карты и начинает планировать свой новый маршрут.

Отлично. Хорошо. Она больше никогда не увидит Джейн. И не позовет никого на свидание до конца жизни. Она твердо придерживалась своего агрессивного уединения. Она может снова к нему вернуться.

Круто.

Сегодняшняя лекция посвящена корреляционным исследованиям, и Огаст записывает ее. Ясно. Оценить два показателя, чтобы найти статистическое соотношение между ними, независимо от других показателей. Понятно.

Совсем как корреляция между способностью Огаст сосредоточиться на лекции и количеством спортивного, взаимно удовлетворяющего секса, которым занимается Джейн со своей гипотетической супергорячей и наверняка девушкой-француженкой прямо сейчас. Не учитывая посторонние показатели в виде пустого желудка Огаст, ноющей поясницы после двойной смены и телефона, вибрирующего в кармане, пока Майла и Уэс спорят в групповом чате по поводу сегодняшнего жаркого. Раньше она не реагировала на уведомления и записывала лекции. Но ничто и наполовину так не отвлекало, как Джейн.

Это раздражает, потому что Джейнвсего лишь девушка из поезда. Просто очень красивая девушка с приятно пахнущей кожаной курткой и умением становиться сверкающим притягивающим центром любого места, в котором она оказывается. Незначительная причина, из-за которой Огаст ни разу за весь семестр не изменила маршрут.

Все в норме. У Огаст, как и всю ее жизнь, все в полной норме.

Она сдается и смотрит на телефон.

«огаст, малышка моя, я знаю, ты ненавидишь брокколи, но у нас будет брокколи, мне жаль»,  написала Майла.

«я не против брокколи»,  отвечает Огаст.

«зато я ненавижу брокколи»,  пишет Уэс с обиженным эмодзи.

«ooo в таком случае мне не жаль:)»,  отвечает Майла.

Этого должно быть достаточно, думает она. Огаст, хоть это и сомнительно, наткнулась на этот клубок людей, которые хотят, чтобы она была их частью. Она очень давно не чувствовала такой любви. Она была одинока во всех смыслах. Теперь она одинока только в некоторых смыслах.

Она пишет в чат: «интересный факт: брокколиотличный источник витамина С. Никакой цинги для этой твари».

Через несколько секунд Майла отвечает: «ЙЕЕЕЕЕЕЕ»,  и меняет название чата на «ЦИНГА ЯГА». Когда Огаст вечером открывает дверь, Уэс сидит на кухонной столешнице с упаковкой льда на лице, и капли крови стекают по подбородку.

 Господи,  говорит Огаст, бросая сумку рядом со скейтбордом Майлы у двери,  что вы натворили на этот раз?