Роза нахмурилась.
Ты ударилась головой? Что значит мои планыэто мои планы, это твои
Роза. Кладовая. Сейчас. Отряхнув руки, Линди встала и направилась в кладовую, прямо ко второму холодильнику, где, как знала женщина, она оставила Ах, да, там был отличное место. Шесть упаковок пива с ее именем все еще были там. Она схватила одну, развернулась и врезалась в Розу.
Что с тобой? требовательно спросила Роза. Ты забыла принять витамин «В»?
Я
Послушай, querida, я просто пытаюсь сказать, что у тебя сегодня гости, которые платят. Они уже заночевали. Я дала мужчине номер один, а паре номер два.
Окей. Клиенты, которые платилиотлично.
Роза все еще держала руки на бедрах.
Так почему же ты не хочешь, чтобы Гриффин узнал, что это место принадлежит тебе? Что ты держишь нас всех вместе по доброте душевной, что ты питаешь слабость к Сан-Пуэбла?
Я держу тебя здесь, чтобы ты не лезла мне в голову. Линди сделала большой глоток пива.
Нет, у тебя слабость.
Да. К твоей стряпне.
Роза рассмеялась и обняла ее.
Тыполное дерьмо.
Линди терпела прикосновения одновременно принимая их и слова Розы, и закатывая собственные глаза.
Мне просто не нужно выплескивать все свои личные дела на кого попало, вот и все.
Он не просто кто-то. Он помогает, он герой. Ты же не хочешь, чтобы он знал, что у тебя слабость к моей еде или к чему-то еще. Признайся.
У Линди Андерсон нет слабых мест.
Роза скрестила руки на грудиуниверсальная поза раздраженной матери.
Знаешь, что я думаю?
Если я скажу «да», ты перестанешь говорить?
Я думаю, ты просто не признаешь то, что это твой дом. Улыбка Розы была теплой и самодовольной. Знаешь, что я о тебе знаю?
Господи, еще один вопрос. Зачем ты сводишь меня с ума?
Что ты всегда самая противная для тех, кто тебе дорог. Роза погладила ее по щеке. Это твоя особенно привлекательная черта.
Линди выглянула на кухню. Гриффин все еще ел так, словно его не кормили целую неделю.
Если ты говоришь о ванне в ручье, сказала она, наблюдая за тем, как мужчина наслаждается едой, то он сам напросился.
Ты заботишься о нем.
Конечно. Он поможет остановить пожар.
Ты заботишься о нем как о мужчине.
Не говори глупостей, я знаю его всего один день.
День, годне имеет значения, когда речь заходит о делах сердечных.
Роза. Линди рассмеялась. Может быть, нам стоит снова перейти на испанский, твой английский начинает подводить тебя. Схватив вторую бутылку пива, женщина вернулась на кухню и поставила ее перед Гриффином, который настороженно посмотрел на нее.
Оно не отравлено, пообещала Линди и улыбнулась. На самом деле, считай это предложением мира. Ну, знаешь, за всю ту историю с ручьем.
Он сделал большой глоток пива, затем медленно, с сожалением, покачал головой.
Я так не думаю.
По какой-то причине, от ласковых слов мужчины, живот Линди свело.
Ты так не думаешь, что?
Откинув голову назад, Гриффин сделал еще один большой глоток, затем поставил пиво на стол и облизал нижнюю губу.
Еще одна странная дрожь.
Мы не квиты, тихо сказал он. Еще нет.
О, боже.
Знаешь что? Я устала. И иду спать. Если ты хочешь, чтобы тебя проводили в номерпошли.
Мужчина засмеялся и встал.
Приятное с полезным. Так мило.
Разве я тебе не сказала? Милашкамое второе имя. Она повела его обратно по сводчатому коридору, через открытую гостиную, в другой коридор, в конце которого было пять комнат, которые Роза сдавала так часто, как только могла, что, как оказалось, здесь было не так уж часто.
Но сегодня вечером первые две были заняты. За ними, справа, была одна общая ванная комната. А потом последние три спальни. Одна для Розы, одна для Линди, и одна для Гриффина.
Линди остановилась перед ванной, толкнула дверь, и наблюдала за мужчиной, пока он разглядывал идеально исправный душ.
Мужчина не сказал ни слова, просто медленно повернул шею и посмотрел на нее.
Как только он это сделал, из-за двери второй спальни раздался необычный звук. Бесспорный стон, низкий, грубый и чувственный. Широко раскрыв глаза, они оба повернулись и посмотрели на закрытую дверь, как раз в тот момент, когда еще один полный удовольствия женский крик наполнил воздух.
А потом ответный мужской стон.
Ты знаешь, что еще есть в этом доме, кроме общей ванной комнаты с прекрасно работающим душем? тихо спросил Гриффин. Он наклонился к Линди, и когда заговорил, его губы коснулись чувствительного участка кожи прямо под ее ухом, от чего женщина вздрогнула. Тонкая стенка.
Dios mio! воскликнула женщина. Еще
И снова женщина умоляла. Боже. Линди смотрела вдаль, в ее голове роились образы, и она не знала, что делать. На этот раз Линди не знала, что делать. Она взглянула на Гриффина, гадая, что же происходило у него в голове.
Его глаза были темными, и от взгляда, которым он смотрел на нее, зашевелились волоски на ее руках, посылая импульсы в точки на ее теле, о многих из которых она даже забыла.
По крайней мере, до сегодняшнего дня.
Забавно, как от одного звука может быть больно, нежно сказал Гриффин, не сводя с нее глаз.
О, чувак, я великолепна в своей лиге.
Я не понимаю, о чем ты говоришь.
Он приподнял бровь.
Правда? мужчина подошел ближе. Слишком близко. Гриффин находился в ее личном пространстве. Я чувствую вызов, и докажу, как от звука возникает боль.
Н-нет необходимости.
Хочешь испытать меня? очень тихо спросил он.
Ну, я
Мужчина прижался своими губами к ее губам, и у Линди из головы вылетели все слова и мысли. Он долго-долго целовал ее, прежде чем поднял голову. Теперь его губы были просто слишком близко от ее губ, но не касались их, и она смотрела на них, желая, чтобы Гриффин сделал это снова. Нужно, чтобы он сделал так снова.
Когда он этого не сделал, она схватила его за рубашку и притянула к себе, сделав все сама, открыв свой рот и захватив в плен его губы, и внезапно двойные стоны из-за закрытой двери были не единственными в гостинице.
Когда на этот раз они оторвались друг от друга, она отступила на шаг назад, глядя в затуманенные глаза Гриффина и издавая дрожащий смешок. Либо так, либо умолять, а она никогда не просила.
Я все еще грязная, Ас.
Если бы ты не испугалась, то присоединилась бы ко мне в ручье.
Твоя комната последняя слева.
Значит, спокойной ночи?
Под непринужденным подтруниванием скрывалось что-то слишком реальное, чтобы играть с ним, и она знала, что он тоже это знал.
Да, прошептала Линди, и то же чувство облегчения промелькнуло в его глазах.
Кивнув, мужчина повернулся и пошел по коридору в своих мятых выцветших джинсах и поношенной рубашке-поло. Его волосы все еще были немного влажными после ручья. Он выглядел так хорошо, уходя от нее, что Линди даже потянулась к нему, но, к счастью, ее руки были недостаточно длинными.
Позади нее все еще слышались вздохи и стоны.
В ее собственной постели не будет таких звуков.
Черт подери!
Гриффин.
Мужчина замер
Я солгала, прошептала она в его широкие плечи. Мне больно. От твоих поцелуев стало еще хуже.
Он глубоко вздохнул. Она поняла это, потому что его плечи слегка поникли, а потом Гриффин повернулся к ней лицом. Вернувшись назад своей свободной походкой, мужчина поднял руку, чтобы погладить ее подбородок.
Линди. Он закрыл глаза, потом открыл их и посмотрел на нее. Когда мы просто играем, флиртуем с этим я могу справиться. Я могу справиться с этим, потому что знаю, что, если бы я попытался взять тебя прямо сейчас, ты бы, вероятно, сбежала.
Нет. Нет, она не станет, и сразу же потянется к нему, к черту гордость. Она позволила бы ему делать с ней все, что он захочет, лишь бы унять боль, которую Гриффин вызвал между ее ног, и в сердце. Но, черт бы ее побрал, если бы она призналась в этом.
Да. Я бы убежала.
Это освобождает от необходимости знать. Отпускает, чтобы понять, что все это просто игра, временное отвлечение от того, почему я действительно здесь, потому что, если это не он коснулся ее руки, провел пальцами по плечу женщины, затем медленно покачал головой, и убрал руку. Тогда я не могу этого сделать. Я не могу.
Почему же? услышала Линди свой вопрос, а потом захотела спрятаться. Или сделать, как она обещала, и убежать. Нет, беру свои слова обратно, я не хочу знать, почему
Гриффин закрыл ей рот своими пальцами.
Когда я хочу, Линди, я склонен хотеть долго. Ты понимаешь, что я имею в виду?
Да. Она побледнела, и чувствовала это. Долгий путь. Два плохих слова в ее книге.
Мужчина мрачно кивнул.
Я вижу, что ты не из тех, кто ездит на дальние расстояния.
Нет.
Тогда делай, как ты сказала, Линди, и беги. Потому что я облажался, но не настолько, чтобы не рисковать своим сердцем, и мне очень нравится учить тебя, как рисковать своим.
Ее желудок опустился и задрожал одновременно, и, не имея никакого бойкого ответа или какого-либо возмездия за это, она сделала, Линди ушла, как и предложил Гриффин.
* * *
В конце концов, в тот вечер Линди все-таки выбралась к ручью, и лишь изредка ее сопровождал крик койота или уханье совы. Было тихо и темно, а вода казалась холодной, и это действовало.
Слова Гриффина эхом отдавались в ее голове о том, что он хочет научить ее рисковать своим сердцем. Это было последнее, чего она хотела или в чем нуждалась.
Но, Боже, как же ей было одиноко.
Прошло много времени с тех пор, как она чувствовала себя так, возможно, со школьных дней, когда ее дедушка обычно был занят своей работой до поздней ночи, с сожалением оставляя ее одну слишком часто. Тогда ей не к кому было обратиться за помощью, даже к домашнему животному, которое требовало стабильной домашней жизни, чего у них никогда не было.
Она привыкла к этому, имея только саму себя, и редко даже задумывалась об этом.
Но сейчас Линди думала. Она плескалась в воде и думала о Гриффине. По его собственному признанию он облажался. Она не знала его прошлого, только то, что мужчина явно столкнулся с чем-то ужасным, трагическим. С потерей.
И все же, он был готов рискнуть всем снова и быть с ней сегодня вечером.
В своей жизни она тоже сталкивалась с потерями. И не хотела снова рисковать своим сердцем, каким бы хорошим учителем он ни был.
Ей не нравилось то, что Гриффин говорил о ней, но отрицать было невозможно. Он напугал ее. Пожарный был другим, и хотя это было привлекательно, но также требовало хорошего расстояния. Конечно, это должно было быть ментальное расстояние, но она была хороша в этом, действительно хороша
Глава 9
Нина Фаррелл сидела на краю ручья и ждала, когда Линди закончит свою ночную ванну. Ей не показалось странным, что ее подруга разделась в ручье, она сама делала так несколько раз. Нет, что ей показалось странным, так это то, что Линди все еще была на ногах она посмотрела на свои модные часы, те самые, по которым тосковала, пока Линди не подарила их ей на прошлое Рождество, такие элегантные и американские на запястье время было за полночь.
Интересно.
Все знали, что Линди не выносила поздних ночей, что вместо этого она предпочитала вскакивать с постели ни свет ни заря, готовая, конечно, к работе.
Все дело было в работе с Линди, но, несмотря на жесткий характер, Нина все равно любила ее.
Даже если работа была проклятием существования Нины.
Конечно, она была любимой дочерью Тома Фаррелла, человека, которого все в городе уважали, несмотря на его белую кожу и ужасные навыки ловли нахлыстом. И, конечно, у нее была относительно легкая работа по сравнению со многими женщинами ее возраста в сельской Мексике. Она управляла кантиной, которую основала ее двоюродная бабушка Лупе. Ее устраивали часы работы, люди, с которыми она встречалась, ее устраивала зарплата.
Она просто ненавидела быть двадцатитрехлетней и чувствовать себя так, словно вся ее жизнь уже была высечена на камне. Она жила не в ногу со всем остальным миром, а это означало выйти замуж, родить слишком много детей и работать как собака, пока не потеряешь все зубы и не станешь обузой для тех самых детей, которым она отдала свою жизнь.
Нет, спасибо. Она не хотела такой жизни, а хотела своей собственной. И дело было не в том, что Нина не любила детей. Любила. Она просто хотела воспитывать их, и не обязательно своих. Она хотела сделать это в Штатах, в стране, где можно было делать все, что угодно. Нина хотела все, на что имела право ее полуамериканская кровь: язык, музыку, фильмы, все. Она так любила все это, что много лет назад потребовала, чтобы отец научил ее английскому языку, и гордилась своей беглой речью.
Если бы только Нина могла читать по-английски так же хорошо, как говорила, она была бы свободна.
Всем сердцем девушка хотела поступить в колледж в Штатах, но пять лет назад, когда она закончила среднюю школу, то взглянула в полные надежды, ожидающие глаза своего отца и узнала правду. Он не отпускал ее.
Обычно это бы ее не остановило, но у Нины не было никаких связей, кроме как здесь, в Сан-Пуэбла, и тогда ее юное, наивное восемнадцатилетнее сердце сделало выбор.
Неправильный.
С тех пор она жалела об этом, а Нина не очень хорошо жила с сожалениями. Она хотела поехать в Штаты и остаться там, и она останется. Когда-нибудь.
Ее собственные темные руки сверкали в лунном свете, словно насмехаясь. Нина была только наполовину американкой и даже не выглядела так, но ей было все равно. Боже, жить в городе, где было больше, чем горстка людей, которых она знала, всегда, с шансом изменить ситуацию, и не из-за того, чьей дочерью она была, или сколько напитков могла смешать за ночь.
Нина вовсе не стремилась забыть наследие своей матери. Ведь она планировала преподавать испанский язык. Там были дети, которым она могла помочь, девушка просто об этом знала.
Линди, тихо сказала она, когда ее подруга вышла из воды.
Линди даже не подпрыгнула от неожиданности, женщина была слишком жесткой для этого. Она просто потянулась за полотенцем, которое повесила на ветку, и обернула его вокруг своего гибкого тела. Отбросив назад свои короткие волосы, которые горели, как огонь, в скудном лунном свете, она вздохнула, глядя на Нину.
Почему я не удивлена, увидев тебя так поздно? С кем ты сегодня встречалась?
Эй, я не всегда выхожу. Я давно уже перебрала всех здешних парней. Нина драматически вздохнула. Я готова к новизне, Линди. Очень готова.
Ты всегда был такой. Обсыхая, Линди опустилась рядом с Ниной на край ручья.
Вокруг них дым забивал большую часть ночи. Жужжали насекомые. Вода хлестала по камням, и это был единственный звук. Нина хотела услышать автомобили, грузовики, самолеты. Гудки, крики она хотела, чтобы шум большого города был ее колыбельной.
Так в чем дело? Линди расчесала волосы пальцами. Ты ищешь меня среди ночи, ты что-то задумал.
Сейчас только полночь.
И это в середине ночи, заметила Линди своим рассудительным голосом, заставив Нину рассмеяться.
Ладно, да, я что-то задумала, призналась она. Девушка глубоко вздохнула и посмотрела на подругуее путь к отступлению. Я хочу вернуться в Штаты вместе с тобой. Я хочу переехать туда и
Что? Зачем?
Чтобы поступить в колледж.
Здесь дешевле.
Я не хочу дешевле. Я хочу в американский.
Линди уставилась на нее.
Ты не можешь просто взять и уехать из Мексики.
А почему бы и нет? Нина вскочила, чтобы выплеснуть часть своей энергии. Господи, неужели никто не видит? Потому что мне нужно ухаживать за кантиной? Потому что у меня есть будущее, все распланированное и уже гниющее? Потому что мне не позволено иметь такие надежды и мечты, как у тебя, а потом следовать за ними до самой реальности? Я говорю на этом языке так же хорошо, как и все остальные. Я наполовину американка, больше чем наполовину, если считать двоюродную сестру моей двоюродной бабушки по материнской линии, которая вышла замуж за парня из Бейкерсфилда и
Нина. Линди покачала головой. Ты молода, и иногда
Не вешай мне лапшу на уши, что я слишком молода. Ты не намного старше меня. Вы просто чувствуете себя старше, потому что ваша жизнь принадлежит вам, и живете так, как хотите. Нина запустила пальцы в свои длинные волосы и медленно, разочарованно повернулась. О, Линди, неужели ты не понимаешь? Ты сделал то, что хотела и когда хотела. Видела мир, и никогда, ни разу, не позволяла никому и ничему удерживать тебя.