Глава 13
Рим, да понятно, что для тебя её муж воплощение зла. Не переживай! Я бы тоже подумал на мужа. Да любой нормальный человек подумал бы, что её травит муж,похлопал меня по плечу Рейман.И ещё не факт, что это не так.
Его жена Ирина, тоже ветеринар, а по совместительству ещё и собачий парикмахер, постучала по хромированной поверхности стола, приглашая пса.
Командор послушно запрыгнул на жалобно скрипнувшую мебель. В мокрой шерсти жгутами этот шваброподобный телёнок весил, наверное, под центнер. Я привёл его немного подстричь.
Бахтин увёл у тебя девушку. Он её не любил, но женился. Уже мотив. А если учесть стоимость компании, которая теперь принадлежит ейосновательный такой мотив,то ли успокаивал, то ли сочувствовал, то ли подбадривал меня Аркан.
Одно я теперь знал точно: какими бы благородными мотивами ни было продиктовано моё решение помочь Владиславе, я зря парилсявсё равно для всех моё поведение выглядит так, словно я очередной раз стучусь любом в закрытые ворота.
Любые мои попытки объяснить, что у меня есть основания думать: она в опасности, я не ищу повод, я ни на что не надеюсьвыглядели как оправдания.
Жалкие оправдания. Все знали, итог будет один: печально известный. И в глубине души жалели и сочувствовали.
Все, кому бы я ни рассказывал эту историю.
Все. В том числе и Рейманы.
Ну и плевать! решил я. Считайте меня больным на всю голову, безнадёжным и временно пропащим для общества (я же ни о чём другом не говорил, кроме Славки)кем угодно. Пле-вать!
Буду делать что считаю нужным и не буду об этом париться.
И обольщаться тоже не буду.
Да, я видел, как Славка покачнулась мне навстречу с цветами в руках, когда я приехал в офис. Видел, как вздрогнула и закрыла глаза: я помогал ей надеть пальто и нечаянно коснулся руки, когда мы собирались в ресторан. Как прикусила губу, когда я поправлял зацепившуюся за шарф серёжку. И я почувствовал, как едва ощутимо она прильнула к моей спине в лифте и вздохнула
Да, я всё это видел, чувствовал, обонял, осязал, слышал.
Но меньше всего хотел думать о том, что это игра.
Я вообще не хотел об этом думать.
Я так привык быть для неё никем, ничем, просто тенью, так, старым другом, что мне даже не приходилось притворяться. Я привычно играл свою роль дерева на сцене, исполнял где надо партию грустного шута, где требовалосьроль безмолвного пажа, зонта над её головой, жилетки, в которую можно поплакать, а проще говоря, был собой и вёл себя как обычно.
Мне было нетрудно.
Нетрудно игнорировать все эти её охи, вздохи, восторженные взгляды и смех над моими несмешными шутками.
Нетрудно вежливо распрощаться с её мамой, хотя та и выпучила глаза, как подавившаяся мышью сова, когда услышала, что мы идём в ресторан. Вдвоём.
Нетрудно кормить Славку, сидящую с закрытыми глазами: мы поспорили, что она не угадает какая из трёх видов рыбы, что ей приготовили на пару, окажется у неё во рту.
Она не угадала ни одну: палтус назвала окунем, окуньпеленгасом. Угадала только шпинат, что шёл на гарнир. Но я искренне восхитился и принял своё поражение. Она искренне приняла мои поздравления и не поверила ни слову.
С ней вообще было легко. Настолько, что время останавливалось. И не имело значения в каком месяце, году, веке или какой жизни мы снова встретились. Мы были словно вне времени, вне пространства, вне возраста. Просто проживали какие-то события врозь, а потом снова оказывались там, где должны бытьрядом.
Так, по крайней мере, казалось мне. Так я себя чувствовал себя рядом с ней.
Ты не сказала маме про развод?спросил я, когда вежливый официант пополнил Славкин бокал с вином и отошёл. Я был за рулём и пил воду.
Я ничего стараюсь ей не говорить,вздохнула Славка.
Я нахмурился: не понимаю.
Рим,наклонилась она ко мне через стол.Моя мама живёт в мире, где люди, события, явления подчиняются только её собственным законам. Нет, она не сумасшедшая, прекрасно ориентируется, будь то город или тропический остров, отлично считает деньги, её не обвесишь и не обманешь со сдачей, она разбирается в моде, еде, искусстве, но её идеальный мир настолько оторван от реального, что бесполезно ей объяснять, как той Марии Антуанете, что воскликнула: «Ну пусть едят булочки!», когда ей сказали, что люди бунтуют, потому что у них нет хлеба. В мире моей мамы принцессы не какают, люди не разводятся, нос должен быть таким, какой дан от природы.
Как же она смирилась с твоей ринопластикой?удивился я.
Она тут же про неё забыла. И теперь думает, что у меня всегда был такой нос. Спроси её, и она будет тебе доказывать, что этого не может быть: Владочка никогда не будет делать ненужную операцию. И хоть убейся, доказывая ей обратное, её мозг отринет любые доказательства. Так уж она устроена.
Я и не знал,опешил я. И сам себя поймал на мысли: а что я вообще о них знал?
Вы практически и не общались,словно дала мне Слава разрешение не корить себя за неведение сильно.Больше с отцом. Так уж у нас было заведено в семье, что всё на плечах отца. Даже когда я была маленькаяэто он ходил со мной по детским поликлиникам, он водил в садик и возил в школу, позволяя маме поздно вставать, долго приводить себя в порядок, крахмалить скатерти, подавать суп в супнице, а к крабам выдавать специальные вилки. Вся эта суетность за пределами её идеального мира была не для неё.
Представляю, как трудно ей было пережить его смерть,ужаснулся я.
Он для неё и не умер,покачала головой Славка.Она до сих пор с ним спорит, советуется, обсуждает передачи, словно он всё ещё сидит в своём неизменном кресле на колёсах, с которого он последние месяцы не поднимался, и так же ей ничего не отвечал. Только когда он умер, она была сильно на него обижена, что он не взял её с собой, но потом притащила с помойки облезлого кота, словно ему на злоу отца была аллергия на кошачью шерсть,и успокоилась.
А его прежние обязанности уже тогда она переложила на тебя или на Максима?
Славка усмехнулась и не ответила.
Рим, я не потому не рассказала ей про тебя,бокал спустя сказала она,что для меня эта встреча ничего не значит,прочертила она пальцем дорожку по моей руке, от косточки на запястье до крайней фаланги мизинца и откинулась к спинке стула.А лишь потому, что она сделает неправильные выводы.
Я хотел спросить: а какие правильные? Но «живая музыка», что до этого была лишь тремя парнями: гитара, цифровое пианино и саксофон, неожиданно дополнилась женским вокалом.
Усиленный акустикой, прокуренный голос немолодой певицы стало почти невозможно перекрикивать, поэтому мы сделали единственное, что в данный момент казалось разумным пошли танцевать медленный танец.
Танцевать это, конечно, сильно сказано. Так, покачиваться из стороны в сторону как детская неваляшка: её руки у меня на плечах, моина её талии. В летнем лагере, я, помнится, позволял себе стоять к вожатой ближе, хотя она была меня на голову выше, а мне было тринадцать.
Я не стал нагнетать тему с мужем. Высказывать свои опасения, задавать вопросы.