Но тётка меня словно не слышала.
А почему у них с хоккеистом нет детей?спросила она в ответ на мою пламенную речь.
Я тяжело вздохнул и обречённо уронил голову на грудь:
А я откуда знаю?
Ладно, ладно, умолкаю, хоть кто-то тут явно выдаёт желаемое за действительное,показала она словно застёгивает рот на молнию.Только потом не говори, что я не предупреждала.
И тут как на зло у меня в кармане пиликнул телефон.
Я выдохнул: Славка.
Тётка многозначительно пожала худыми плечами.
Да что б тебя, Зинаида Витальевна!
«Привет! Как ты?»напрашивалось на ответ сообщение.
Я хмуро отложил телефон в сторону.
проходит ёжик круг сансары
то моль то ель то трансвестит
а правый бок всё не проходит
свистит
Глава 11
Я ответил только вечером, не став извиняться за задержку.
Не потому, что как-то её проверял или наказывал. Дело в принципе было не в Славкево мне. Я что-то грузился, переживал из-за слов отца, из-за Тефтельки.
Поэтому был немногословен, сдержан и скуп на эмоции.
Славка почувствовала. Пыталась меня расшевелить, развеселить, отвлечь.
Рассказала популярный в наших спасательно-волонтёрских кругах баян, как одна интеллигентная старушка долго-долго уговаривала своего кота слезть с дерева, а когда он так и не спустился, гордо вскинула седую голову:
Тогда не ори. Вей гнездо и ложись спать,развернулась и ушла.
Я заржал так, что чуть не разбудил Стешку, хоть и слышал его сто раз.
Как ни страннопомогло. У Славки получилось. Я оттаял и лёг спать почти счастливым.
А на следующий день, в понедельник, когда на улице неожиданно потеплело до плюс десяти, и на улицах с утра разверзлись целые реки, на работе я получил от неё очередное сообщение:
«пришла весна теперь качели
без страха можно облизать
но оттого что стало можно
на вкус они уже не те»
Весь день я едва сдерживал улыбку, хоть и переписывался с ней «в полноги». Но от встречи вечером всё же отказался. С трудом, но устоял.
Знал я и так, что ни к чему хорошему наши встречи не приведут. Наступал на эти грабли: больно. Но тёткины слова (чтоб её, эту Вангу!) зацепили, и я искал в себе силы сопротивляться. Быть человеком, но не быть идиотом. И ещё находил.
Я женат. Она замужем. У меняКонфетка. На работеаврал.
В моей жизни нет места для Владиславы Орловой. Друзьями мы не станем. Вместе не будем.
Ничего не изменилось.
На работе и правда был аврал.
В научно-производственной компании, принадлежавшей Роскосмосу, где я послушно тянул лямку руководителя электротехнического отдела, шла подготовка к сдаче космического аппарата научного назначения для изучения транзиентных явлений земной магнитосферы.
Всё КБ стояло на ушах. Аврал он и есть аврал. Вот только наш отдел со своей работой давно справился и уже никак не мог повлиять на ход заключительных испытаний. Пока спецы по моделированию запуска толпились у больших мониторов, всматриваясь в трёхмерное изображение вселенной, просторы которой бороздил фантом шестисоткилограммового трёхосного аппарата, я бороздил просторы интернета в поисках информации о проблемах с памятью у молодых людей.
Славкина забывчивость не давала покоя.
Хотя мог бы уже расслабиться: её мама в курсе, анализы сданы, врачи проблемой занимались (а они уж точно понимают в этом больше, чем я), моя тётка и та озвучила разумные и обоснованные психологические причины, что шли на втором месте после поражений головного мозга и болезней внутренних органов, и всё объясняли (в глубины психоанализа я тоже немного погрузился на всякий случай). Из других причин забывчивости оставались образ жизни и неблагоприятное воздействие внешних факторов. И хоть отравления тяжёлыми металлами и бесконтрольный длительный приём лекарств стояли на последнем месте, именно они не давали мне покоя.
Тонко, как надоедливый комар, попискивало желание сдаться, махнуть рукой на все тёткины предупреждения, нырнуть с головой в этот омут и была ни была. Ну не мог я ответить Владиславе Орловой: «Слав, прости, не надо мне писать. Ничего у нас не выйдет, ты же знаешь» и удалить её номер. Здесь любые аргументы, как трассирующие пули, просвистели мимо и повтыкались в непрошибаемую стену моего мазохизма, хоть и оставили перед глазами слепящий след, напоминающий: я в курсе, в курсе, мной будут манипулировать. Но я кремень, чесслово!
Когда в среду, после двух дней переписки, Славка позвонила, я был так рад слышать её, пусть ещё слегка простуженный, но уже голос, что мы бросили измываться над клавиатурой. Теперь, приложив к уху трубку, я грел задницей ступени лестницы чёрного ходасамое безлюдное место в здании, или задумчиво ковырял пальцем цементный раствор в том месте стены, где сотрудникам отвели «место для курения».
Именно здесь у истыканных окурками силикатных кирпичей да за шаткими столиками столовой мой кругозор обычно пополнялся информацией о новых диетах, результатами спортивных матчей, новинках кинопроката, новостями, сплетнями, скандалами. Теперь об этом и обо всем на свете мы болтали со Славкой.
В процессе я ненавязчиво интересовался пьёт ли она витамины, особенно группы В, влияющих на работу нервной системы, с её-то вечными диетами и недоеданием (авитаминоз вычёркиваем), много ли пьёт кофе: кофеинэто постоянная стимуляция мозга, а она приводит к снижению памяти (кофе тоже исключаем), хорошо ли спит: недосыпание нарушает процесс образования новых клеток и нарушает процесс запоминания (напротив этого пункта я поставил вопросик).
Таков был мой план.
Я не мог отмахнуться от её проблем, и не мог что-то предпринять, не вмешиваясь в её жизнь, заочно. Поэтому решил пожертвовать своим самолюбием: да пусть горит синим пламенем! Пусть она потреплет, ущемит его, пусть потопчется на моей гордостипереживу, не привыкать. Ради её здоровья, безопасности, а, может, даже жизни я был готов пожертвовать собой.
Перед угрозой жизни, чем её забывчивость рисовалась мне, проблемы с моим разбитым сердцем выглядели в принципе ничтожными. Но и без надуманных угроз, ради того, чтобы она улыбалась, и сейчас не чувствовала себя несчастной и одиноко бредущей в темноте, я готов был осветить её путь вырванным из груди сердцем. Как идиот Данко. Лезть по колючкам под балкон, как идиот Ромео. И как идиот Художник всё продать и купить миллион алых роз, если бы она их любила.
Мир держится на влюблённых идиотах. До сих пор.
Мы неистребимы. И неизлечимы.
Поэтому в пятницу после обеда я отпросился с работы, купил цветы и без предупреждения заявился в её офис.
с детства понимаю
всё со мной не так
стрекозу мне жалко
муравей @удак
Глава 12
Спорила сейчас с художником,рассказывала мне Славка в трубку, когда я подъехал к её офису.Он назвал цвет «глаза куропатки».
Мн-н-н,многозначительно протянул я.
Говорит, так называют розовые вина в Испании. Но, во-первых, глаза у куропатки обычного цвета. Краснеет её веко. А во-вторых, только когда она испытывает смертельный страх.
Бедняжка,прокомментировал я, имея ввиду не столько несчастную птичку, сколько художника. Надеюсь, он в курсе, какой Владислава Орлова бывает занудой?ПогодиЯ отложил телефон, проходя через арку металлоискателя на входе.Говори!
Правильно будет «цвет века испуганной куропатки».
Правильно и скучно. И совсем не поэтично. Особенно для вина.
Зажав микрофон рукой, я поинтересовался у пробегавшей мимо девушки, где кабинет Владиславы Юрьевны. И остановился перед дверью, слушая Славкин голос эхом за дверью и в телефоне.
Справедливости ради, испанцы говорят «цвет испуганной куропатки». А у тебя сегодня какие планы на вечер?спросила она почти без перехода, и я замер, так и не открыв дверь, зато открыв рот от неожиданности.
Э-э-э, есть предложения?я отвернулся, чтобы она не услышала меня через дверь.
Я подумала, если у тебя нет других планов, может, заедешь ко мне на работу. Недалеко от офиса есть неплохой ресторанчик, там по пятницам живая музыка
Я открыл дверь. Славка стояла лицом к окну. Вся в светлом: она любила все «оттенки белого». Сейчас ней был белый свитерок, костюмная двойка сложного бежево-розового цвета в тон волос: брюки и жилет без рукавов, на шеебежевый шарфик с розоватыми цветами. Я заметил всё это машинально, и в ту секунду, когда она повернулась, сказал:
Я не против.
Она чуть не выронила телефон.
Да! Я красавчик!
Привет!я легко улыбнулся и протянул розы.Не знаю какого они цвета, но, кажется, очень подходят к твоему шарфу.
Вот эти цветы на нём, художник и назвал «испуганной куропаткой»,показала она на шею и улыбнулась в ответ.Спасибо!
Качнулась, словно раздумывая, уместно ли будет меня обнять. Но я ретировался быстрее, чем она решила свою дилемму: это лишнее.
Не за что,развёл руками и развернулся к столу, где были разложены эскизы, наброски, рисунки.
Владислава сказала они меняют логотип, название, слоган. Маркетологи занимаются ребрендингом и разработкой нового имиджа компании. На столе лежали явные тому подтверждения: рисунки, образцы, эскизы.
Видишь, раньше «ORLOV» был красно-золотым,отложив цветы, подошла она.Золотые коробочки, красный бархат. Но я хочу что-нибудь более нежное, может, ближе к Тиффани. Как считаешь?
Этот цвет,ткнул я в бледно-зелёный,я бы назвал «лягушка в обмороке».
Вообще-то это цвет незрелых яблок,фыркнула она.
А этот? Испуганная мышь?показал на бледно-серый.
Она засмеялась, хоть и посмотрела на меня с укоризной. Подняла лист.
Может, этот?
Это какой-то выдровый,скривился я.Цвет испачканной выдры. Выглядит сразу и грязным, и зелёным.
Думаешь, не стоит так радикально? Оставить красный?подняла Славка ещё один набросок, развернув рисунок ко мне лицом.
Похож на паука, замышляющего преступление,оценил я чёрный с красным.Но что мне действительно нравится, так это игра слов.
«OR LOV(e)», «or love», « или любовь»
Фамилия ОРЛОВ как перевод с английского выражения «...или любовь».
А ещё «or» значит «жёлтый», «золотой»оживилась Славка,хоть используется реже чем «yellow», «amber», «chrome».
Значит, золотой однозначно надо оставить,присел я на краешек стола.
А сколько историй, ярких, запоминающихся, живых можно рассказать с таким слоганом, смотри,подняла она готовый рекламный плакат.
«OR LOVe one another, or we die...»
«Или любить друг друга, или умереть...»
Классно,выдохнул я, глядя на скрещённые руки, мужские и женские, с сияющими обручальными кольцами.Это ты придумала?
Она смущённо пожала плечами.
Но сомневалась в красном.
Я зря. Там, где звучит «любовь» нет места никаким испуганным куропаткам, хотя вот этот кастрюльный вместо золотого и ничего.
Почему кастрюльный?засмеялась она.
Потому что выглядит как начищенная медь.
Мой художник назвал его «горько-сладкий». Он красно-оранжевый.
Может быть,легко согласился я.
И я бы придумал ещё пару сотен забавных названий, лишь бы она улыбалась, но в кабинет заглянула женщина.
О, мам, привет!оживилась Славка.Помнишь Рима?
пылинками в огромном мире
летали и летали бы
но тут завыли пылесосы
судьбы
Конечно, она помнила.
И я бы не сказал, что мама Славы была рада или не рада меня видеть.
Просто удивлена. Настолько, что даже растерялась. Особенно, когда Славка вышла по делам, а мы остались вдвоём.
Я тоже смущённо мялся: не знал, уместно ли будет высказать соболезнования. Я порылся в сети и узнал, что Юрий Георгиевич Орлов умер два года назад. Долго и упорно боролся с раком поджелудочной железы, но болезнь всё же победила.
Соболезную вашей утрате,всё же выдавил я.
Она молча погладила меня по плечу, говоря «спасибо!» и сочувствуя в ответ.
Мальчик, потерявший мамунаверное, так я был записан в её памяти. Моя мама тоже умерла от рака. И там же, в памяти Славкиной мамы, наверняка стояли слова «пухлый друг Славушки», «хороший скромный парень» и «напрасно по ней вздыхающий». Изумление на её лице, когда она меня увидела, боюсь, продиктовало это «напрасно».
И всё было ничего, но то, что Славка не рассказала маме как мы случайно встретились неделю назад, что я приезжал к ней в снег, как-то неприятно кольнуло. Мне даже в ресторан перехотелось идти. И вообще настроение испортилось. Я посмотрел на брошенные цветы, что её мама тоже заметила, и почувствовал себя глупо. Настолько, что подумал не найти ли повод срочно уехать. Сомневался ведь, стоит ли покупать букет, не будет ли выглядеть намёком.
Но, честное слово, иногда цветыэто просто цветы, а кофепросто кофе.
Я ни на что не намекаю, не претендую, не надеюсь. И Славку это ни к чему не обязывает. Но
Но Славки так долго не было. А сбежать, не попрощавшись, попахивало трусостью. Да и вообще сбежать: никогда не сдавайсяпозорься до конца. Поэтому я остался.
И, вопреки всему, разговор с её мамой неожиданно завязался. И вдруг вышел на тему, из-за которой более всего я тут и стоял, и бледнел, и зеленел.
Это же Максим заметил,машинально поправляя раскиданные листы, сказала Надежда Сергеевна, если я не забыл, как зовут Славкину маму.Он первый забил тревогу, что она стала такой рассеянной.
А давно?удивился я, что инициатива исходила от Славкиного хоккеиста.
Где-то после Нового года,задумалась Надежда Сергеевна.Но ты же помнишь Владочку: она чуть лишних сто граммов наберётсразу на диету. А под Новый год мы все вместе летали на Мальдивы, позволили себе там лишнего. Едва вернулись, она сразу жёстко: диета, тренировки, работа.
Я постеснялся снова сесть на аккуратно разложенные на столе листы, поэтому прислонился к подоконнику.
И что Бахтин?
Максимушка встревожился не на шутку. Сначала здесь по врачам Владочку повёл. Потом увёз в Швейцарию, там положил в клинику.
Мои брови взлетели по лбу ещё выше. Да так там и остались, когда она добавила:
Даже от очередных игр отказался. Я плохо разбираюсь, что там было: КХЛ, НХЛ, какой-то плей-офф или чемпионат, но Максимушка не полетел. Остался с женой.
И ничего не нашли?появился у меня ещё один повод для расстройства, даже два.
Во-первых, это мамино «с женой», словно и нет никакого бракоразводного процесса, а даже если и есть, то Надежда Сергеевна к нему не относится серьёзно. Это так, Владочкина блажь: милые бранятся только тешатся.
А во-вторых, подчёркнутое «максимушка», дорогой зятётечек, кормилец, заботушка, словно и не он, ненаглядный, на тех фотографиях «жарит» какую-то малолетку, едва не в супружеской постели.
Мама и здесь не в кусе?
Или это такое ненавязчивое предупреждение, чтобы я ни на что не рассчитывал: в жизни Владочки есть мужчина. Это неизменно. И это не я. Она даже звать её стала как БахтинВлада, Владочка, хотя раньше называла Славушка.
Кое-какие показатели были на грани нормы,ответила она,какие-то заниженыхудоба Владочкина, конечно, не проходит для организма бесследно, но ничего катастрофического или необычного, что могло бы привести к таким серьёзным последствиям, как проблемы с памятью, не обнаружили.
Тяжёлые металлы? Лекарства?осторожно предположил я.
Проверили и на ртуть, и на свинец, и на радионуклиды, и на гормоны,она неловко кашлянула, и, если бы она этого не сделала, я бы и не заметил в её перечислении никакого подвоха. Но теперь споткнулся: гормоны? О гормонах я знал всё. Они хотели ребёнка?привезли столько бумажек, устанешь листать, не то, что разбираться,дослушал я словно сквозь вату в ушах.
Резко захотелось сесть. Прямо здесь. Прямо на пол. И было настолько острым ощущение, что мне на шею накинули петлю, а из-под ног выбили табуретку, что я потянул вниз ворот свитера.
Ну не мог же Бахтин сразу и травить жену, и думать о том, чтобы завести ребёнка?
Заботится о её здоровье и гробить его одновременно?
Моя зловещая теория рассыпалась в прах.
Как та старуха, я сел у разбитого корыта и задумался.
А что в принципе я знал о Максиме Бахтине? О его жизни, характере, мотивах, по которым он женился. Что я знал об их семейной жизни? Что он ей изменял. Об их разводе? Только то, что подала на развод Славка, и сделала это меньше месяца назад уже после того, как у неё начались проблемы с памятью. Ещё, что сейчас Бахтин на очередных соревнованиях. И он хочет половину дома.
Из всего этого я сделал не слишком ли далеко идущие выводы?
спросила рыбка золотая
скажи мне старче ну на кой
а тот молчит и засыпает
мукой