«А как же я? раздался тихий голосок у меня в голове. Значит, нормально, что ты хочешь переспать со мной, но плохо, что этого не хочу я? Не теперь. Не сейчас».
Но голосок заглушили, задушили чувство вины, угрызения совести и вопросы, вызванные поведением Йонаса. Я никудышная подруга и законченная эгоистка? Я не обращаю внимания на его потребности? Я жажду этого не так сильно, как Йонас, значит, со мной что-то не так? В тот раз было больно, и я пока не готова сделать это снова.
Прости, выдавила из себя я.
И это так. Мне правда жаль. Но, видимо, это дела не меняет.
Йонас оттолкнул меня, покачал головой и ушел. Сказал, мол, ему нужно побыть одному.
На сердце было тяжело. Понурившись, я вышла из комнаты через другую дверь.
Взгляды всех прикованы ко мне. К той, о ком раньше никто толком не знал, у кого до противного обычная правильная семья. К девушке, которая ничем особо не блистала, однакокак гласят школьные сплетнив старших классах затесалась в самую крутую компанию школы. К подруге того самого Йонаса Вента, а он, вообще-то, ни с кем не встречается. Этого парня, быть может, ждет головокружительная карьера в футболе или легкой атлетике. Это парень, чьи родители, в отличие от своих сверстников, не копаются в земле, зато легко могут ее купить. Этому юноше достаточно только пальцами щелкнуть, чтобы все девчонки со вздохом упали в его объятия.
Я схватила банку пива и сделала большой глоток, не обращая внимания на горький вкус. И игнорировала тяжелые взгляды ребят, встречавшихся мне на пути.
В центре внимания, а не невидимка. Именно такой я хотела быть.
Подняв подбородок, я шла по коридору в поисках укромного уголка, проталкивалась сквозь толпу веселившихся, обнимавшихся школьников. Забравшись на подоконник, я сделала глубокий вздох, затем снова отпила из банки. И вдруг меня осенило: вот что надо сделать. Найти Йонаса, извиниться и сказать, что я передумала. В конце концов, мы ведь встречаемся.
Все в порядке.
Подумаешь, большое дело.
Не стоит из-за этого ссориться.
Правда же?..
Минуло несколько часов. Мы с Йонасом шли к Тиму и Элле. Эти двое уже страстно тискались в машине. От свежего воздуха меня мутило, и я цеплялась за Йонаса, чтобы не упасть. Через час после нашей стычки я нашла его и хотела объясниться, но он уклонился от разговора. Сказал, что надо было все обсудить в спокойной обстановке, в другом тоне и не на вечеринке. Но он не злился, и мы помирились. Я и не подозревала, что это принесет мне такое облегчение.
Мы веселились вместе и наслаждались вечеринкой по полной. Танцевали, пели, целовались, смеялись, позабыв о всех заботах.
Это восхитительно. Упоительно.
Алкоголь тек по венам, сознание словно заволокло туманом.
Я поеду к тебе, с трудом проговорила я.
Нора, тебе надо домой, рассмеялся Йонас.
Нет, чушь какая. Нам необходимо помириться, слова звучали так странно, языком я ворочала с трудом, он словно онемел.
Мы уже помирились.
Я хотела пихнуть его кулаком, но промахнулась:
Придурок, сам знаешь, о чем я.
Идея заманчивая, но, думаю, лучше этого не делать. Ты едва держишься на ногах.
Я собралась запротестовать. Просто из принципа. Но Йонас, открыв дверь машины, помог мне сесть и поцеловал:
Еще будет время.
Все залезли в машину и устроились поудобнее. У меня перед глазами зарябило: пришлось ненадолго зажмуриться и сделать несколько глубоких вдохов. А еще сосредоточиться на том, чтобы сдержать тошноту.
Вот загудел мотор, и я почувствовала, как машина тронулась с места. Я вслушивалась в разговоры ребят, но тут начала играть музыка.
Барабанные перепонки норовили лопнутьпесни одна за другой гремели в машине на полной громкости. Я смутно слышала, как Элла хотела что-то рассказать, как пыталась перекричать музыку, вопли Йонаса и смех Тима.
Тошнота немного отступила, и я наклонилась вперед, чтобы разобрать слова Эллы сквозь громкую музыку. К счастью, я не пристегнулась, и никакой ремень не мешал мне дышать.
Сияя, моя лучшая подруга вложила мне в руки стакан. Понятия не имею, что там внутри.
Подняв стакан, я отсалютовала Эллеалкоголь выплеснулся на штаны, и мой смех стал еще громче, потому что на подобные неприятности мне было пугающе наплевать. Топик пропитался потом, волосы липли к шее, а сердце бешено колотилось.
Мы ушли с вечеринки одними из последних: сейчас раннее утро, может, около пяти часов, но на улице даже темнее, чем было вчера вечером, когда мы отправились к Рики.
Скоро наступит день, через несколько часов взойдет солнце. В понедельник мы обо всем поговорим: об Элле, зажигательно отплясывавшей прямо на столе. О Тиме, который не бросил Эллу и геройски поймал, когда та потеряла равновесие. Обо мне, не позволяющей самому горячему парню школы ничего лишнего, но тот все равно не сводит с меня глаз.
Повернувшись к Элле, я скользнула на мокром сиденье вперед и чуть не потеряла равновесие. Мы захихикали. Как не хочется домой! К надоедливой младшей сестре, к родителям, уверенным, что они знают все лучше всех. Обратно в до отвращения правильную жизнь.
Проклятье! вдруг громко выругался Тим, но эти слова дошли до меня с задержкой.
Машину вдруг сильно тряхнуло, и я услышала скрежет и треск. Стакан выпал из рук, меня дернуло вперед.
И время словно замедлилось, но лишь на мгновение.
Толчок.
Второй удар сотряс машину и нас, в ней сидевших. Он сильнее, резче, быстрее. Громче. Он реальнее.
Внутри у меня все перевернулось. Удар сбросил меня с заднего сиденья, швырнул к пассажирскому месту рядом с водителем, и я пролетела мимо него. Плечо пронзило болью, мир вокруг расплылся, исчез в непроглядном тумане.
Непроизвольно закрыв глаза, я лихорадочно шарила руками в воздухе, искала хоть что-нибудь плотное. Опору, за которую можно ухватиться. Но тут я совсем потеряла ориентацию в пространстве.
Все смешалось, превращаясь в хаосшум, запах, ощущения, мысли.
Крики, осколки, тьма, блики света, музыка, которая все играла.
Боль.
Удар.
Все затянуло чернотой.
2Нора
Sasha SloanDancing With Your Ghost
Страшный холод. Тьма непроглядная тьма.
Незнакомая комната. Я озиралась по сторонам, отчаянно пытаясь найти выход. Кричала, стучала по матовым плиткам. Они выстраивались черными рядами одна за другой, превращаясь в море. Рыдая, я умоляла Пустоту о помощи, но в ответ слышала лишь насмешливое эхо. Я рухнула на пол. На мне белая ночнушкавпервые ее вижу. Это не моя. Ослепительно белая, без единого пятнышка, она похожа на свет, на язычок пламени в темноте.
На свечу, горевшую в ночи.
Я уткнулась лицом в колени. Голые ступни окоченели. Я цеплялась за ночнушку, будто она единственная моя опора.
Придумать бы какой-нибудь способ сбежать из этого холодного места или хотя бы забыть о нем И тут в моем пустом сознании появились образы. Я услышала чью-то речь. Веки налились тяжестью, а когда я закрыла глаза, то мысли стали яснее, голоса громче.
Я почувствовала под собой песок. Рядом лежало большое цветастое полотенце, которое в лучах солнца казалось особенно ярким. Холод исчез, уступив место палящему влажному зною. Так жарко. И я больше не одна. Напротив сидел щуплый голубоглазый мальчик со светло-русыми волосами. Рядом с ним была красивая гитара.
Мальчику лет девять или десять. Он смотрел на меня так доверчиво. С моих губ сорвались слова, громкие, четкие, решительные и немного детские:
Ты должен пообещать мне. И врать нельзя, Сэм.
Я пропустила песок сквозь пальцы. Мальчик, скрестив руки на груди, нахмурился:
Отвечу иначе, и ты очень расстроишься. Я не хочу тебя расстраивать.
Неужели ты в это не веришь? изумленно спросила я.
Не знаю, покаянно признался он. Но не хочу, чтобы ты плакала. Хочу, чтобы ты была счастлива.
Я что-то ответила, но сама себя не услышала из-за заигравшей мелодии. Она возвышалась над всеми прочими звуками, словно Бог.
Я резко распахнула глаза. Образы померкли, однако я все еще улавливала ту мелодию. И на душе потеплело. В каком-то смысле мелодиячасть меня. То, что я не могла ухватить, то, что не помнила, но знала, что оно есть.
Вот бы узнать, что я ответила мальчику, вот бы забыться в нашем разговоре, снова почувствовать струящийся между пальцами песок, солнечные лучи на лице. Вот бы понять, что за мелодию я слышала. Однако образы угасли, а с ними и музыка. И сама я тоже исчезла.
Снова только холод и тьма.
Снова от меня осталась лишь часть.
Я отчаянно пыталась поймать хотя бы одну-единственную значимую мысль, но они кружились в голове сердитым роем. Будто убегали. От меня.
Этот мигкак первый из многих. Как начало.
Я слишком хорошо ощущала свое тело, отчетливо слышала собственное дыхание, размеренные сильные удары сердца. И тут гигантской волной накатила боль: она захлестнула меня и погребла под собой. Тело свело судорогой. От чересчур резкого запаха дезинфицирующего средства нос и горло словно обожгло огнем. Однако особенно сильно болела грудь. С каждым вдохом казалось, что она вот-вот лопнет. В левую руку воткнута игла. Но хуже всего была головная боль, и я с трудом сдержалась, чтобы не закричать. Она нестерпима!
Я с усилием разомкнула свинцовые веки. Ресницы слиплись, глаза отекли. Все было каким-то другим, ощущалось искаженным, незнакомым и тяжелым. Прямо как моя голова, которую я приподняла лишь на несколько сантиметров. В ней беспрерывно тукало.
Кажется, прошла целая вечность, прежде чем у меня получилось из картинок, которые я видела, из мелочей, которые воспринимала, составить целостную историю. Рассказ, имеющий смысл.
Белые стены, белые шторы, высокая кровать, скудно обставленная комната. Добавим к этому писк, запах, витающий в воздухе, трубки, подведенные к моей руке. Совершенно ясновсе плохо.
Это больница.
Стиснув зубы, я со стоном медленно приподнялась на локтях. Руки ослабли и не слушаются, поэтому приподняться удалось только с третьей попытки. Во лбу пульсировало так, что на глазах выступили слезы.
Справа я увидела маму: она сидела, облокотившись о край кровати и опустив голову на руки. На одеялеее волосы, выбившиеся из косы. Они какие-то сухие и жирные одновременно, спутанные, с колтунами. Спина мамы мерно поднималась и опускаласьона спала. Левая ступня у меня затекла, и спасибо за это надо сказать Лу, свернувшейся калачиком в изножье кровати. Она лежала на моей ноге, обнимая любимую игрушку. Лу тихонько посапывала, на личике у нее крошки от пудинга. Я улыбнулась, сама не зная, почему. Мои губы, не выдержав натяжения, треснули, и я вздрогнула от новой боли.
По щеке сбежала слеза. Я сглотнула с трудомво рту сухо и противно. Трясущейся рукой я потянулась к стакану с водой, стоявшему рядом, сделала несколько глотков, но, почувствовав тошноту, тут же поставила его на место.
И вдруг появилось оновоспоминание. Нет, все воспоминания. Они замелькали в голове подобно кадрам диафильма. Только эти образы и воспоминания воспринимались как-то неправильно. Они словно не мои, а чужие. Вот мама смеется, глядя свою любимую мыльную оперу. Папа, читающий газету. Лу, которая смотрит на меня свирепо. Я даже помнила, чем ее рассердила.
Но воспоминаниям чего-то недоставало! Да как такое может быть?
Я нахмурилась, поджала губы в попытке отвлечься от надоевшей головной боли. Сердце забилось чаще, немного закружилась голова, но мне не до подобных мелочей. Надо разобраться, почему все ощущается так неправильно. Чтобы это выяснить, я собралась с силами, сосредоточилась, подавляя жуткую боль, снова охватившую тело.
И тут в дверях палаты появился папа с двумя кружками кофе в руках. Он лохматый, помятый, в неправильно застегнутой рубашке. Увидев меня, папа широко распахнул глаза, под которыми синели круги.
Нора, ошеломленно прошептал он, чуть не уронив кружки на пол. Кофе немного выплеснулся, хотя на стаканчиках были крышки. Папа неверными шагами обошел кровать, суетливо поставил напитки на столик, а затем ласково, но настойчиво потряс маму за плечо. Его голос дрожал:
Она пришла в себя, Анна. Наша Нора в сознании.
Голос папы сорвался. Он заплакал. Руки у меня совсем ослабли, и я рухнула обратно на постель. По моим собственным щекам побежали горячие слезы. Всхлипывать очень больно, мне казалось, что я вот-вот не выдержу. Каждый всхлип отдавался во всем теле. Каждая слеза обжигала кожу, пока стекала на подушку.
Такого чувства я никогда раньше не испытывала. Мне было ясно: что-то изменилось. Что-то не так, как должно быть. Это не давало мне покоя, но я ничего не могла сделать. Я совершенно разбита, но цела. Как разбившаяся ваза, которую потом неправильно склеили по кусочкам.
Я лежала, закрыв глаза. Сердце отчаянно билось о ребра, будто запертый в темнице узник, жаждущий вырваться на свободу. Я пыталась успокоиться, но это до безобразия тяжело. Паника таилась во мне, там, внутри, однако я не знала, чем она вызвана.
Возможно, это самое худшее.
Неожиданно кровать зажужжала, и моя голова сантиметр за сантиметром начала подниматься. Теперь я могла сидеть прямо, не напрягаясь. Жужжание прекратилось, наступила тишина.
Неуверенно приоткрыв глаза, я облизнула потрескавшиеся губы и взглянула прямо в лицо маме. На нем читались страх, надежда, любовь, отчаяние. У меня перехватило дыхание: все эти чувства такие явные, такие живые.
Столько чувств.
Столько всего испытано впервые.
Слишком много, слишком много, слишком много
Нора? Ты правда в сознании? задыхаясь, спросила мама.
Меня хватило только на слабый кивок, короткий и почти незаметный, но этого оказалось достаточно, чтобы мама просияла от счастья. Всхлипывая, она схватила меня за руку. Ладони у мамы такие теплые, ее прикосновения успокаивали. Только теперь я заметила, как холодны мои пальцы. Мама покрывала поцелуями мой лоб, захлебываясь слезами, а папа беспрерывно гладил ее по спутанным волосам.
Что произошло? хриплым тонким голосом поинтересовалась я.
Вопрос тут лишний. Перед глазами стояли образы, я давно знала, что произошло, только не могла взять в толк, почему. И неизвестно, как события развивались дальше.
В сознании всплыли лица Эллы, Тима, Йонаса. В глубине души я понимала, что надо бы спросить про них, побеспокоиться. Они мои друзья. Ну, вроде как. Сама не уверена.
Позову доктора, кивнув нам, папа вышел из палаты.
Мама достала из кармана джинсов скомканный платочек и вытерла слезы, размазав под глазами остатки туши. Левой рукой она все еще держала мою ладонь, а в правойплаточек, которым проводила по лицу. Мне неприятномама слишком сильно стискивала мои пальцы, однако в тот миг ей было это нужно. Она не могла отпустить мою руку.
Дверь распахнулась. Вместе с папой вошел мужчина, одетый во все белое, он идеально вписывался в обстановку палаты. Кожа загорелая, волосы темные и глаза карие. «Может, у него испанские корни?» предположила я. К чему вообще такие мысли? Какое это имеет значение?
У человека в белом высокие скулы и густые брови. Он серьезен, но взгляд у него добрый и открытый.
Незнакомец подошел к кровати. На несколько секунд задержал взгляд на Лу. Сестра по-прежнему спала. Вдруг она громко всхрапнула, и только тогда незнакомец заговорил:
Замечательно, что ты пришла в себя, Нора. Как самочувствие?
Вы мой лечащий врач?
Да, так и есть. Я доктор Альварес. Ну, как ты себя чувствуешь?
Мне В целом неплохо?
Я вопросительно посмотрела на всех, кто был в палате. Да, конечно, у меня адские боли и ощущения какие-то странные, но я в порядке Или лучше признаться, что больше всего мне хочется свернуться калачиком и зарыдать, потому что я сама себе чужая?
Звучит так, будто ты не уверена. Голова болит?
Я на автомате коснулась затылка и прерывисто вздохнула: волос нет, лишь короткий ежик, поврежденная кожа и проволока. Я отдернула руку, будто обжегшись. Дыхание сбилось. Я дышала все чаще, у меня закружилась голова. Воздуха не хватало. Легкие словно сжались и не собирались расширяться. Прибор рядом вдруг запищал, и умолк, только когда доктор нажал какие-то две кнопки. Положив ладонь мне на лоб, доктор говорил что-то успокаивающее. Дышал вместе со мной.
Вот так, продолжай. Да, то что нужно, дыши. У тебя отлично получается, доносился до меня его голос. Я сосредоточилась на этих словах, дышала в унисон с ним. И постепенно начала успокаиваться.