- Ты вообще охренела пороть эту чушь? - Я складываю руки на груди, глядя на Инну сверху вниз. Холода и безразличия в голосе ровно столько, чтобы ее «буйная фантазия» остыла со скоростью брошенной в воду раскаленной железки.
После таких процедур Инна всегда успокаивается. Поэтому этот метод экстренной помощи я использую в самых крайних случаях, чтобы жена точно знала - вот теперь она окончательно меня разозлила.
- Не закроешь рот прямо сейчас - эта будет наша последняя совместная поездка куда-либо.
- Ты даже не замечаешь, что обращаешься со мной, словно с вещью. - Инна быстро переключается на обиду. Еще одна хитрость, на которую я раньше охотно велся, как дурак, принимая уловку за настоящее раскаяние. - Как будто я просто еще один аксессуар крутого Дениса Ван дер Мейера его булавка для галстука.
К несчастью для нее, меня такие выпады давно уже не трогают.
Раньше хоть добавляли перчинку, остроту, потому что что-что, а «засасывать» свои косяки Инна умела на двести процентов.
А теперь осталось только раздражение.,
- Знаешь, дорогая, - по такому случаю я нахожу для нее самую «добрую» из своих улыбок, - я для тебя тоже аксессуар. Называюсь «Большой Толстый Кошелек и Волшебный Золотой Пластик». Смотри, а то потеряешь бдительность, и нечем будет хвастаться в инстаграм своим бабам.
Это всегда действует - угроза отодвинуть от кормушки, угроза забрать у нее красивую жизнь. И каждый раз мне где-то на подкорке даже хочется, чтобы жена плюнула мне в лицо, сказала что-то вроде «да вали ты в жопу со своими деньгами!» и дала мне повод верить, что когда-то между нами была что-то хорошее.
Так что, когда Инна просто захлопывает рот и нарочно отворачивается от меня, делая вид, что собирается снова уснуть и потом сделать вид, что этого разговора не было, я принимаю это, как лекарство от раскаяния за грубость.
Я не святой, это абсолютно объективная оценка себя. Но святые не вскарабкиваются на вершины финансовых гор, не добиваются того, чтобы вот такие «мандаты» поили их коллекционными коньяками из личных запасов у себя на даче, не дают женщинам вроде Инны жизнь, которой можно козырять перед нищебродствующими подругами.
В наших с женой товарно-денежных отношениях нет места сантиментам.
Глава тринадцатая: Соня
- У тебя точно все в порядке? - беспокоится мама, когда мы возвращаемся домой. - Солнышко, может, позвонить доктору? Тамара Сергеевна прилетит, ты же знаешь.
- Ничего страшного, мам, - пытаюсь криво улыбнуться, ненавидя себя за то, что приходится врать собственной матери. Человеку, от которого у меня никогда не было секретов. И все из-за мерзкого Ван дер Мейера. Ненавижу его! - Просто нехорошо. Нужно было сказать водителю. Извини, что подняла переполох.
- И доверить своего единственного ребенка какому-то мужлану без носового платка в кармане? - Мама еще раз смотрит на меня, но соглашается не настаивать.
В детстве у меня были проблемы с желчными проходами, так что тошнота просто так и боли в животе - привычное дело.
- Я поднимусь к себе, выпью таблетку и попробую уснуть. - Чмокаю ее в щеку и торпедой несусь по лестнице вверх.
Только оказавшись за закрытой дверью, перевожу дыхание.
Всю ночь, всю бесконечно длинную ночь я пролежала на кровати, смотрящей в потолок мумией, не способная думать ни о чем, кроме слов Дениса, его нахального взгляда... и его руки у меня между ног. Я почти слышала, как стыд разъедает меня изнутри, словно серная кислота. А потом, когда в окна уткнулся рассвет, пришло осознание того, что я как никогда близка к тому, что переступить через все свои принципы и найти еще один повод остаться с Ван дер Мейером наедине.
Поэтому, чтобы не упасть ниже отметки «дно», я придумала сказку для матери и трусливо сбежала с поля боя. Уверена, когда Денис узнает об этом, он запишет эту победу на свой счет. И, положа руку на сердце, будет совершенно прав.
Но я все еще могу сопротивляться ему. Не помню, откуда в моей голове взялась цитата о том, что важно не то, что ты думаешь, а что, что делаешь, потому что именно поступки определяют, кем мы станем. А я точно не хочу быть очередным трофеем потерявшего стыд и страх бабника.
Осталась малостьпридумать, как отвязаться от стажировки.
Я стону и падаю лицом в подушку, потому что даже сейчас, когда мои мысли сосредоточены намного дальше воспоминаний о полуголом Денисе, в памяти всплывает заплах его кожи: сожженное дерево, полынь, восточные сладости, которые так идут его обсидианово-черным глазам.
Приходится дать себе мысленную пощечину, чтобы прийти в чувство и вернуться к задаче номер один: как быстро и эффективно завалить стажировку в первый рабочий день. Отказаться было бы проще всего, нс с какими глазами я скажу об этом отцу, после того, как полгода мучаю его просьбами позволить мне работать хоть где-нибудь. Пусть даже Младшей куда пошлют. Не могу же я сказать, что все дело в приставаниях Дениса.
Хотя, конечно, могу. Я бы уже миллион раз обо всем рассказала семье, если бы на месте этого мужчины был кто-то другой. Нужно быть объективной, даже если эта правда ложится противным пятном на мое Я: мне не хочется рассказывать о том, что происходит между мной и Денисом. Просто потому, что не хочется.
А если я скажу отцу, что просто передумала работать, он до конца моих дней будет вспоминать мне детскую выходку. Последнее, чего я хочу - стать поводам для его разочарования.
В обед меня будит настойчивый звонок. Я сонно выныриваю головой из-под одеяла, нахожу телефон и улыбаюсь, потому что на экране имя человека, который может стать моим забвением и лучшим лекарством против своего ужасного брата.
- Малышка, что случилось? - У Саши такой приятно взволнованный голос, что я непроизвольно мурлычу в трубку. - Я отправил тебе кучу сообщений, названиваю с самого утра, а ты просто игнорируешь.
- Прости, я неважно себя чувствовала и попросила маму отвезти меня домой. Ты еще спал, я не хотела будить.
- Что с тобой, булочка?
Я жмурюсь, словно меня поливают из наполненной радугой лейки, растягиваюсь на кровати и счастливо вздыхаю.
- Мне только что стало немного лучше, - признаюсь я. - Уверена, все дело в дозе нежностей. Они буквально творят чудеса.
Он быстро перестраивается и тоже смеется в ответ.
Вот так. То, что нужно.
- Прости за Дениса, - извиняется Саша - я правда не знаю, что на него нашло.
Это слишком резкое приземление с неба на землю, так что приходится прикусить себя за костяшки пальцев, чтобы не выдать разочарование громким вздохом.
- Давай просто не будем больше говорить о неандертальцах и пещерных людях. Может, увидимся вечером?
И никаких одержимых фантазий.
Мы встречаемся с Сашей в половине восьмого на пороге кинотеатра. Мой волшебный рыцарь уже держит в руках два огромных стакана со сладким попкорном и, хитро улыбаясь, говорит, что билеты тоже взял, но если я хочу взять их, мне придется сделать это самой, засунув руку в передний правый карман его джинсов. Я немного краснею от недвусмысленности этой фразы, но, когда тянусь с намерением сделать, как он сказал, быстро отстраняется и поднимает меня на смех.
- Ну, ты что, Булочка, я пошутил.
Мне становится так неловко, что хоть под асфальт залезай. Стыдно и неуютно, потому все это выглядело так, будто я хотела сделать что-то неприличное, а в последний момент мужчина ударил меня по рукам и погрозил пальцем, как ребенка, который хотел стащить со стола конфету до ужина.
Мысли о том, что Денис вряд ли бы отказался от такого «поползновения», приходят очень не вовремя, потому что перед выходом из дома я дала себе клятвенное обещание ни за что, ни при каких обстоятельствах не позволять этому человеку портить мой вечер. Но он снова здесь, прямо за спиной Саши: фантомный образ с наглой улыбкой и полными похоти глазами.
- Не злись, малышка - ластится Саша, видимо приняв мои поджатые губы за обиду на его шутку. - Пойдем, нужно еще «Колу» взять до того, как в зал будет не протолкнуться.
Я в который раз выпихиваю Дениса из головы и, взяв у Саши одно ведерко, захожу в кинотеатр. Все. Теперь точно никаких черных глаз и хриплого, словно созданного приказывать голоса.
Следующие несколько часов проносятся буквально как миг. Мы смотрим фильм про супергероев, едим сладкую кукурузу и вместе с остальным залом хлопаем, когда «наши» побеждают плохих парней. Потом идем пить кофе с самым вкусным тирамису в городе, болтаем, держимся за руки и, наклоняясь друг к другу через стол, целуемся.
Мне хорошо с ним настолько, насколько это вообще возможно. Какое-то полное совпадение всем: я еще только думаю о чем-то, а Саша уже это предлагает. Или я дополняю его слова, получая в ответ похвалу и громкий чмок в кончик носа.
Он нежный, внимательный и никуда не торопит.
Он тот мужчина, который точно не станет совать руку между ног чужой женщины и, зная ее пять минут от силы, заявлять какие-то эфемерные права.
- Когда твой первый рабочий день? - спрашивает Саша, когда стрелки часов подбираются к полночи - и я с трудом отбиваюсь от сообщений матери, где это меня носит с больным желудком. - Я еще неделю работаю на объекте, так что полноценными коллегами по офису мы станем только в следующем месяце. Как ты смотришь на то, чтобы нарушить корпоративную этику и закрутить служебный роман?
Мы сидим в его машине, чуть в стороне от моего дома, чтобы не нарываться на любопытные взгляды. И все было так идеально, пока Саша не вернул мои мысли к своему брату.
Я выдыхаю, даже не пытаясь скрыть раздражение, и когда он начинает задавать наводящие вопросы, признаюсь, что не хочу этоа место у Дениса, потому что буду чувствовать себя неловко и потому что, скорее всего, еще не готова совмещать учебу и работу. Совесть с издевкой шепчет, что врать любимому человеку - не лучшая основа отношений, но как я скажу ему, что вытворял Денис?
- Слушай, - Саша наклоняется ко мне так близко, что мои руки сами взметаются вверх, чтобы обвиться вокруг его шеи, - Денис правда грубый засранец, но он никогда не забудет, чья ты дочь. Поверь, ты получишь максимальный уровень комфорта. Никто не будет загонять тебя в мыло.
Ему все это кажется ерундой, забавным развлечением. Хотя, по сути, если бы на месте моего будущего шефа был не Денис, а какой-нибудь милый пожилой мужчина, я бы тоже отнеслась к случившемуся как знаку судьбы: на тебе, девочка, то, что просила, потому что целый год ты была хорошей девочкой. Но стоит вспомнить о Ван дер Мейере и его черных глаза и улыбке и запахе
В машине становится неуютно. Я из последних сил цепляюсь за ускользающий момент романтики, пытаюсь прижаться носом к Сашиной шее, поймать его аромат, чтобы навсегда выветрить из памяти запах кожи его брата, но становится только хуже. Саша пахнет совсем иначе: хвоей, цитрусами, чем-то таким, от чего у меня внезапно сводит зубы. Я отстраняюсь, когда Саша пытается меня обнять, показываю наручные часы и буквально выпрыгиваю из машины. Его голос догоняет меня буквально в спину:
- Булочка, напиши мне, когда заканчиваешь завтра - заберу свою принцессу с рабаты в ее первый взрослый день!
Я ничего не отвею, только машу рукой, что услышала.
А про себя надеюсь, что завтрашний первый рабочий день станет еще и последним.
Глава четырнадцатая: Денис
Не так я представлял себе этот день.
В моей извращенной фантазии понедельник должен был быть куда более пошлым, горячим и развратным. Я бы обязательно вызвал к себе свою новую стажерку - посмотреть, как она выглядит в образе «белого воротничка», обязательно закрыл бы дверь и провел собеседование. Прямо на рабочем столе.
Хотя, если Младший не преувеличил, когда обзывал Одувана «целкой», с собеседованием на рабочем столе могут быть проблемы, Но не спрашивать же брата о том, сказанул это «к слову» или потому что так и обстоят дела с маленькой папиной дочуркой.
Примерно с такими мыслями я ехал на работу.
Но реальность убила все планы.
Всегда и везде, даже если все работает как часы и не сбоит, есть место незапланированному авралу. И по закону подлости он случится, когда его совершенно не будешь ждать, срубив под корень все задумки и проекты.
Видимо судьба решила напомнить мне, что расслаблять булки рано, и подогнала внезапный аудит, о котором, как выяснилось, нас предупреждали, но по чьей-то халатности письмо просто кануло в небытие.
С десяти утра и до пяти вечера я буквально не присаживаюсь.
Моя голова работает на пределе возможностей, потому что приходится врать, изворачиваться и улыбаться в лица, которые хочется расквасить парой крепких ударов. Потому что, каким бы крутым и богатым ты ни был, бюрократическая машина всегда найдет для тебя подходящего размера и тяжести каток и размажет в идеальна тонкий блин.
Когда «кроты» сваливают, а я, можно сказать, отделываюсь легким испугам, наступает вторая часть Марлезонского балета - раздача плюшек. И я солирую в полный голос так, что дрожат стены и окна. После пятнадцатиминутной промывки мозгов можно смело сказать, что в ближайшее время у отдела кадров и директора по персоналу будет много работы.
Свежая кровь никогда не помешает.
- Денис Александрович? - Моя секретарша единственная, кто после разноса не боится заходить в клетку с тигром, хотя даже она не рискует зайти дальше порога. - Тут анкета из отдела кадров
- Уже? Хорошо работают.
- Это по поводу новой стажерки. Ирина Викторовна сказала, что такие вещи нужнао согласовывать с вам
Ирина Викторовна - моя главная кадрам. Увидела знакомые отчество и фамилию и решила перестраховаться, написать мне красным маркером на лбу, что в главный офис устроилась не абы кто, а дочка самого Ларина.
Черт, со всей этой херней я забыл предупредить об «особенной» новенькой.
- Стажерка еще у себя? - Я, наконец, сдираю с себя галстук и расстегиваю рубашку. Фривольно, на четыре пуговицы, - Пусть зайдет.
Даже плохой день может скрасить приятный вечер.
Я снимаю пиджак, прижимаюсь будрами к столу, пытаясь угадать, в чем Одуван пришла на работу в свой первый день. Надеюсь, как прилежная девочка, в узкой юбке и блузке с пуговицами, которые я к хреновой матери отдеру прежде, чем отодрать ее.
- Денис Александрович. - Вместо Одувана на пороге снова моя секретарша, Оляэ. - Софья Ивановна только что вышла. Кажется, за ней приехал ваш брат...
Которому я прямо сейчас оторву голову.
На хрен она ему, если Младший все равно не в состоянии понять элементарные предупреждения.
Наверное, у меня реально злой вид, потому что даже бесстрашная Оля, которая никогда не пасовала перед моим дрянным настроением, буквально прилипает к дверному проему, когда я выхожу из кабинета. В лифт, который ползет черепашьим шагом.
Коридор. Игнорирую кивок охранника.
Крыльцо.
В лицо врезается поток холодного мокрого воздуха, но и он не может меня остановить. Тем более, что жертва как раз перед носом.
Одуван правда пришла на работу в узкой черной юбке и таком же узком коротком пиджаке со странной оборкой по краю. И даже волосы собрала в высокий хвост, как прилежная ученица. А еще на ней туфли на тонком высоком каблуке, и это окончательно выносит мозг моему терпению и благоразумию. В этих туфлях она должна лежать в мой кровати, совершенно голая, забросив ноги мне на плечи, пока я буду трахать ее так сильно, что утром она не сможет ходить.
Но в этих туфлях она толчется на месте, потому что прямо у меня на глазах Младший обнимает ее за талию - сука, ниже талии! - и присасывается к губам Одувана, словно спрут.
Где-то в моей голове точно существует экстренный ручной тормоз, который срабатывает в тот момент, когда до сладкой парочки остается всего пара шагов. Мысленно я уже выкручиваю Сашке руки за то, что притрагивался к ней, а ее просто затаскиваю обратно в офис, и плевать мне, о чем будут судачить сотрудники. Но в последний момент что-то щелкает - и перед глазами красным плакатом разворачивается предупреждение. «Прямо сейчас ты в шаге от пропасти!» Ларин мне башку оторвет, если поползут слухи, что я неуважительно обращался с его сокровищем. В лучшем случае. А если просочится, что собирался трахнуть ее сам - мне лучше сразу сворачивать весь свей бизнес и валить из страны. Так далеко, как только получится.
Я останавливаюсь за спиной брата и из последних сил уговариваю себя держать руки в карманах, потому что понимать, что совершаешь ошибку и не совершить ее - это абсолютно разные вещи. Наркоманы знают, что убивают себя дерьмом, когда пускают его в вену, но предвкушение кайфа сильнее страха за свою жизнь. Потому что всем нам хочется верить, что самое хуево обязательно случится с кем-то другим.