Но эти двое меня просто не замечают. И от противных влажных звуков поцелуев меня натурально тошнит. Еще немного - и просто ввалю Младшему, и пусть потом в больнице рассказывает, за что получил леща. Если что - повод я всегда придумаю.
Уже придумал.
Приходится громко кашлянуть, чтобы прекратить эту херню.
Соня стоит ко мне лицом - и именно она первой замечает, кто вторгся в их романтическую идиллию. Сашка в образе, ему по херу, а Одуван распахивает глаза и обжигает меня возмущением. Можно подумать, блядь, что они решили пососаться не на улице у всех на виду, а в закрытой квартирке без окон и дверей, куда я нагло и без спроса ввалился.
Девчонка пытается оттолкнуть Сашку, но он тянет ее на себя - грубо и сильно. Это хорошо видно по тому, как он оттягивает назад локти. Соня дергается, жмурится.
- Малышка, а в чем дело? - наконец отстраняется Младший. - Строгого папы здесь нет, а я ничего такого не делаю - просто целуюсь со своей классной девочкой.
- Я бы не назвал это поцелуями. - Мрачно отвечаю на его вопрос, и Сашка быстро разворачивается, рефлекторно сжимая руки в кулаки. Моя школа. Я учил быть всегда готовым к удару, даже если секунду назад ты трахал хорошенькую резвую сучку - всегда нужно помнить о том, что враг может оказаться рядом именно в этот момент. - это было чертовски похоже на изнасилование ртом.
Секунду Младший таращится на меня ничего не понимающими глазами, а потом усмехается, видимо решив, что угроза миновала. Расслабляется и притягивает Соню к себе под подмышку, словно она ему ручная собачонка, и у них уже договоренность - он может делать все, что вздумается. Потому что имеет право на все.
Я бы мог с легкостью устроить ему черепно-мозговую прямо сейчас, всего парой ударов. И какое-то время меня вообще бы не мучила совесть, потому что тогда Одуван была бы одна в чистом поле, и никакой мужик бы не посягал на ее симпатичную нагло вздернутую задницу.
- У нас все по взаимному, Дэн, - лыбится Младший. - Не кипятись.
Судя по красному, как мак, лицу Одувана, она не очень рада, что в их «взаимное согласие» вторглась моя рожа. Я машинально провожу ладонью по подбородку потому что она смотрит как раз туда, и вспоминаю, что утром решил забить болт и не бриться. Интересно, о чем ты думаешь, Папина дочка? Может быть, целуясь с Сашкой, ты бы хотела, чтобы твою невинную кожу царапали чьи-то острые колючки, а не гладил идеально выбритый подбородок?
- Я не отпускал вас на сегодня, Софья Ивановна, - говорю совсем не то, что хотел бы сказать. И делаю тоже совсем другое, но сейчас вокруг нас слишком много людей, чтобы выпускать на свободу своего внутреннего зверя. Даже если он как никогда сильно хочет пустить кровь и задрать молодую овечку. - Все сотрудники, даже если они просто стажируются, обязаны проходить собеседование лично со мной. Вынужденная мера после того, как пару раз в мой Мордор просачивались агенты Ривенделла.
Теперь наступает черед Сони моргать и удивляться, Бля, а вот эта реально злит. Она что, думала, что я не умеющий читать неандерталец?
- Да брось, Дэн, - снова влезает Сашка. Знал бы, насколько близок к тому, чтобы стать пациентом лицевого хирурга - держал бы рот на замке. - Это же просто формальности. Моя Булочка точно не вражеский агент. Но... - Он посмеивается. - Я могу точно сказать, что на ней нет скрытых камер и прослушки.
Одуван закрывает глаза и нервно подтягивает губы в рот, как будто ей тоже есть, о чем сказать на повышенных тонах, и вряд ли услышенное мне понравится.
- Александр Александрович, я ценю ваше рвение помогать мне с отбором персонала. - Я намеренно дистанцируюсь от нашего родства, переходя на официальный тон. Всем будет лучше, если прямо сейчас мы забудем, кто чей брат и сват; и просто разрубим на хрен этот узел, потому что мои нервы уже плавятся от перегрузки, - Но раз уж вы решили вспомнить о своих рабочих обязанностях, то через час жду обещанный еще с прошлой недели отчет. И будьте готовы к онлайн конференции, потому что мне явно будут необходимы ваши личные комментарии.
Сашка секунду отмалчивается а потом, наконец, отпускает Соню, на прощанье что-то шепнув ей на ухо.
Отлично.
- Софья Ивановна, вы идете со мной. Уверяю, что за сутки со мной не случилась амнезия, и я прекрасно помню, чья вы дочь, но правила едины для всех. Пара вопросов - и я больше не отниму ни минуты вашего личного времени.
Она послушно кивает и следует за мной. Правда, чтобы подстроиться под мой быстрый шаг, ей приходится почти бежать, на прямо сейчас меня вообще не ебет ее дискомфорт.
Потому что чем быстрее мы окажемся наедине, тем быстрее я вцеплюсь зубами в сладкое мясо.
Глава пятнадцатая: Соня
Я не знаю, куда деться от стыда.
И не понимаю, почему чувствую себя так, словно целовалась не со своим парнем, а с чужим мужчиной. Почему чувствую себя так, словно совершила грех, за который мне в аду уготована отдельная сковорода и персональный костер.
Все дело во взгляде Дениса. Эти черные глаза смотрели на меня с таким... отвращением и разочарованием, что, когда мы оказываемся возле лифта, я быстро достаю из сумочки пачку влажных салфеток и жестко, до боли, вытираю губы. Я почти не пользуюсь помадой, а в первый рабочий день пришла вообще с обычным гигиеническим блеском для губ, но прямо сейчас я хочу стереть поцелуи Саши, как будто они впечатались в мою кожу темными несмываемыми чернилами.
Как это возможно? Минуту назад я была в объятиях красивого мужчины, плавилась от счастья и чувствовала те самые крылья бабочек в животе, а сейчас мне невыносимо стыдно за это.
Краем глаза замечаю, что Денис наблюдает за моими действиями - и его лицо становится еще более непроницаемым, а взгляд полностью подчиняет меня своей воле. На какое-то мгновение я даже пошевелиться не могу, абсолютно обездвиженная его животиным магнетизмом. Если бы за эту минуту с нами случился фильм ужасов и Денис достал из кармана опасную бритву, чтобы полоснуть по моему горлу, я бы даже руки не вскинула, чтобы защититься.
Когда двери лифта медленно расползаются перед нами, Ван дер Мейер хватает меня за локоть и буквально вталкивает внутрь, словно имеет право обращаться со мной, как с вещью. Я пытаюсь вырваться, но пальцы сжимаются еще сильнее, вынуждая меня вскрикнуть от боли.
- Что такое, Одуван, думаешь, раз поелозила тряпкой по губам, то теперь все в шоколаде? - Он толкает меня к стенке лифта, распиная на холодной поверхности, словно преступницу перед казнью. Наклоняется к моему лицу, рукой надежно фиксируя мою голову, чтобы я даже отвернуться не могла. А когда закрываю глаза, громко рявкает: - Смотри на меня или я тебя тут и трахну, и, поверь, это не лучшая идея для маленькой девственницы!
Пытаюсь напомнить себе, что я живое думающее существо, что у меня есть воля и разум. И, в конце концов, я не просто девочка с улицы, чтобы так со мной обращаться, и не одна из его шлюх, но мои глаза открываются сами собой.
И это - моя худшая ошибка за все последнее время.
Потому что сейчас мы смотрим друг на друга, и между нами нет ни капли свободного пространства. Мы притрагиваемся друг к другу носами, как два зверя в слишком тесной клетке, и я не знаю, делаю ли я это потому что нет выхода, или потому что хочу этого плотного контакта.
Мне кажется, что даже если мы ним захотим отодвинуться друг от друга, это все равно будет невозможно, потому что между нами какие-то невидимые неразрывные шелковые нити, кокон, в котором постепенно становится все меньше воздуха. И лифт ползет мучительно медленно, словно одновременно с нажатием кнопки нужного этажа Денис запустил специальный замедляющий механизм.
- Отодвинетесь от меня, - прошу к своему стыду почти униженно слабым голосом, потому что мы оба прекрасно знаем - никакие попытки вырываться силой не принесут успеха. Я только раззадорю великана, дам повод привести в исполнение угрозу.
Только сейчас, как удар молнии в лоб, до меня доходит, что он сказал о моей невинности. Откуда?.. Мысли взрываются от когнитивного диссонанса: эти вещи точно не пишут в колонке сплетен местных новостей, и я никому не говорила об этом, кроме
- Знаешь, - кончиком носа Денис чертит линию вдоль по моей щеке, до самой шеи, - мне начинает нравиться твое «выканье». Меня это возбуждает. Может быть мы попробуем его, когда ты будешь подо мной. Формулировка «Отымейте меня грубее!» меня вполне устроит.
Я так оглушена мыслями о том, почему и при каких обстоятельствах Саша рассказал брату о том, что я никогда и ни с кем, что на какое-то время выпадаю из реальности. Даже не понимаю, что происходит, пока лифт не останавливается, и Денис за руку выволакивает меня в пустой полутемный коридор. И даже несильно встряхивает.
- Бля, Одуван, что на хрен опять не так? - Темные глаза наполняются злостью, губы складываются в тонкую злую линию. - Успокойся уже, я не собираюсь заниматься с тобой сексом... прямо сейчас.
Это нарочно уточнение окончательно приводит меня в чувство, и я грубо, наплевав на правила приличия и даже на женское достоинство, выдергиваю руку, хоть это стоит мне резкой боли в плече. Теперь уже Денис удивляется, потому что на время мы оказываемся у противоположных стен коридора, и я делаю все, чтобы он понял: прямо сейчас лучше не начинать рассказывать, какая я «желанная и трахательная».
- Что такое? - немного сбавив градус нашего странного разговора, спрашивает Ван дер Мейер. - Слушай, я взрослый мужик, последний раз я говорил женщине «давай займемся любовью» еще в десятом классе - и тогда мне ни хуя не перепало за эти розовые сопли. Так что я запомнил урок и стал четче озвучивать свои мысли. Прости, что не готов рушить фундамент своего мировоззрения даже ради твоей классной задницы.
- Саша сказал вам, да? - Я с трудом узнаю собственный голос, так холодно и сухо он звучит. Надо запомнить эмоции в этот момент, «замеморить», чтобы в будущем использовать против вот таких повелителей женских трусиков. судя по лицу Дениса, он точно недоволен, а, значит, у меня есть повод поставить плюс в колонку своих достижений. - Можно попросить потешить мое женское любопытство и поделиться обстоятельствами этого интимного разговора? Или между братьями Ван дер Мейеров априори нет секретов? У вас принято обсуждать личную жизнь своих женщин? Делиться результатами их медосмотров?
Денис мрачнеет все сильнее с каждым моим словом. Но если раньше я боялась его злости и старалась всеми силами отгородиться от нее, то теперь мне действительно все равно. Я просто хочу знать, за что Саша так со мной поступил. И лучше прямо сейчас злиться, чем расплакаться от досады и собственной глупости за то, что тогда слишком сильно потеряла бдительность и почему-то решила, мой мужчина должен это знать, чтобы не торопить меня и не просить секса на третьем контрольном свидании.
- В кабинет, - чеканит Ван дер Мейер, и когда я не подчиняюсь, останавливается, жестко, чуть не разрывая ткань, одергивает рукава рубашки, простреливая меня таким мощным зарядом злости, что внутри асе холодеет. - Я - далеко не единственный сотрудник, который любит задержаться допоздна. Моя секретарша еще на месте, и половина финансового отдела. И достаточно трещоток, которые завтра превратят любое оброненное здесь слово - твое и мое - в повод для международного скандала. Поэтому, Одуван, вруби уже, наконец, мозги и перестань корчить из себя обиженку.
Это все равно, что демонстративная пощечина, и я либо должна принять ее и утереться, либо раз и навсегда дать понятьсо мной у него не будет так, как с другими женщинами. Потому что я - не все его женщины.
- Раз уж мы заговорили о моих мозгах, господин Ван дер Мейер, - я понимаю, что мой пафосный тон звучит немного нелепо, но это по крайней мере работает, потому что Денис начинает прислушиваться к моим словам. - То должна вам сообщить, что внимательно прочитала трудовой договор, устав и базовую документацию для новых сотрудников. Исходя из совокупности полученной информации, должна напомнить, что мои рабочий день закончился, - бросаю взгляд на часы, - шестнадцать минут назад. Поэтому, если вы желаете задержать меня на рабочем месте сверхурочно, я бы хотела услышать с какой производственной необходимостью это связано, и увидеть соответствующий документ, а также приказ с том, что за отработанное время я получу отгул. Хотя, финансовая компенсация меня тоже устроит.
Даже жаль, что в коридоре недостаточно света, и я не могу в полной мере насладиться перекошенным лицом моего «начальника». То немногое, что не съела тень, заставляет меня вооружиться большим жирным маркером и нарисовать себе еще одну звезду, потому что, очевидно, я, наконец, дала достойный отпор. Неожиданный и уверенный.
Мне кажется, что тишина затягивается больше, чем на минуту, но Денис все так же стоит на месте и не предпринимает никаких попыток что-то сказать или сделать. Только когда у него звонит телефон, между нами, наконец, рвется зрительный и эмоциональный контакт. Ван дер Мейер прикладывает трубку к уху, отвечает коротко и рвано, и из скупых обрывков я понимаю, что прямо сейчас в нашем дуэте появилась третья скрипка - его жена.
Я знаю, что он не свободен.
Всегда знала, еще до того, как мы столкнулись лицом к лицу, потому что Саша мог часами рассказывать о том, как восхищается старшим братом. Тогда мне не было до этого дела, разве что немного заедала ревность, потому что все время казалось, будто своего ненаглядного кумира мой рыцарь любит больше, чем меня.
Сейчас мне хочется содрать с себя кожу в тех местах, где к ней прикасался Денис, где остались невидимые ожоги его дыхания, и вырвать из легких аромат его крепкого одеколона с нотками жженого дерева. Поэтому, пока моя иррациональная идея не достигла своего пика, я разворачиваюсь на каблуках и, стараясь идти с достоинством и гордо поднятой головой, направляюсь к лифу.
Денис не останавливает меня ни единым звуком.
Это странно. Обидно. Больно.
Я слишком сильно прижимаю кнопку вызова, одергиваю руку от острой боли, которая ударяет прямо в запястье. И только когда двери раскраиваются, Ван дер Мейер говорит мне в спину:
- Сашка ничего мне не говорил. Я просто предположил, что любимая папина дочка, вся такая нецелованная и до тошноты целомудренная, точно бережет себя для Единственного. У меня чутье на людей, Одуван иначе я не стал бы тем, кем стал.
В груди на мгновение становится теплее. Я знала, что Саша не мог так со мной поступить.
А потом, как прибой, накатывает горькое разочарование.
Я просто маленькая забавная дурочка, Одуван. Интересна до тех пор, пока на меня не дунуть.
Надо радоваться, что все мысли и поступки этого человека, наконец сложились для меня в единую понятную канву, правильную математическую последовательность, но вместо этого во рту горчит от обиды и разочарования.
На долю секунды в моем трезвом взгляде на мир появилась маленькая трещина, потому что мне хотелось оказаться хоть немного особенной, а не просто одной из...
Глава шестнадцатая: Денис
У Инны, как всегда, конец света.
То есть - приговоренная в одно лицо бутылка вина или даже чего-то покрепче. За десять лет брака я хорошо научился различать степень ее опьянения буквально по первым нотам. Сейчас она точно близка к тому, что мы, мужики, называем «в дрова». Порет какую-то херню о том, что из-за меня потеряла вкус к жизни, что разменяла последнюю молодость и единственный способ спасти наш брак - родить ребенка.
Я понимаю, что гад и циник, но реально не понимаю, откуда в женской голове эта херотень: если брак трещит по швам, если людям тупо веселее и приятнее трахать друг другу мозги, а не другие места - заведи ребенка и все будет заебись!
Но от этого разговора есть хотя бы какая-то польза: я переключаюсь и уже не мечтаю о том, чтобы показать Одувану, куда конкретно имел я ввиду всю ее надрывную пионерскую речь.
- Выпей аспирин и ложись спать, - стараясь не повышать голоса, говорю Инне. - Завтра утром поговорим.
Она, конечно, начинает возмущаться, но на то и существуют мобильные телефоны, чтобы без слов, почти вежливо, посылать людей на хуй одним нажатием кнопки.
Я кивком отпускаю секретаршу, но все равно закрываюсь в кабинете на ключ, наливаю любимый коньяк и туплю в кресле, разглядывая мазню в рамке, которую один дурак посчитал стоящей денег, а другой дурак купил и прицепил в моем офисе «для солидности и стиля».
Когда стакан пустеет, и я наполняю его по новой, мозги, наконец, достаточно размягчаются, чтобы я посмотрел на ситуацию с «папиной дочкой» под другим углом. Ну реально, чего я так в нее вцепился? У меня были малышки красивее, и те, что корчили недотрог, тоже. У меня вообще богатая сексуальная жизнь - и в ней есть все, о чем обычно мечтают мужики. Одуван не единственная и не неповторимая. Если уж на то пошло, то в принципе почти поперек всех моих вкусов. Так чего я на ней двинулся?