Так нормально? спросил, осмотрев его скептически.
Да, рассеянно кивнула я, потому что занимало меня в данный момент совсем другое. Пристроить торт и заняться чем-то гораздо более интересным. А тебе?
Марин, большинство кондитеров сладкое не едят. Только пробуют в процессе всякие крошки-обрезки или крем. И вообще Раз пошла такая пьянка, тоже открою страшную тайну. У меня зависимости от еды нет, но полнею легко. На диетах не сижу, просто стараюсь не переедать. Ну и спорт. Подростком был не толстым, но таким плотненьким. А вот в академии поперло. Плюс восемь кило на первом курсе. Пришлось взять себя в руки. Так что твои проблемы мне не только в теории знакомы, хотя и самым краешком.
Надо же! удивилась я. По тебе точно не скажешь. И по тому завтраку зверскому, который ты тогда приготовил. Хорошо себя в руках держишь.
Ну завтрак я приготовил для тебя. Хотя мог бы, конечно, и догадаться, что девушка с такой обалденной фигурой вряд ли ест, как троглодит. Увлекся процессом.
Я почувствовала, что загорелись уши, и прислушалась к себене вылезет ли vacca grassa с традиционными напоминалками о толстых щиколотках, растяжках и груди, которая через десять лет, а может, и раньше, станет похожа на уши спаниеля. Но нет, на удивление, молчала.
Видел бы ты, как может есть эта девушка, вздохнула я с горечью. Очень даже вероятно, еще увидишь. Троглодиты будут нервно курить под корягой.
Марин, если заранее себя настраивать на то, что это произойдет
Нет, Слав, ты не влился. Было бы намного проще, если бы все зависело от позитивного настроя. Кое-что зависит, конечно, но далеко не все. Это та ситуация, когда к войне нужно быть готовой постоянно, в любой день, а не обманывать себя, что она никогда не начнется, если о ней не вспоминать. Если у меня все хорошо, я не думаю о том, что завтра может случиться вираж.
Вираж? переспросил Ярослав, сдвинув брови.
Это не официальный термин. Так в клинике называли срывы.
Sbandamento?
Нет, virata. В буквальном смысле вираж. Именно поворот, а не смятение или замешательство. Так вот, когда все хорошо, я об этом не думаю, но всегда имею в виду, что вираж может начаться в любой момент. Чтобы не застал врасплох.
И часто срывает?
Ну как тебе сказать? задумалась я. Реальных срывов за пять с половиной лет было три. Два раза по одному короткому приступу, один раз затянулось на несколько дней. Не мало, но и не много. В пределах нормы. После этого обычно нужен небольшой корректирующий курс психотерапии. Еще бывает так, что подступает, но с этим удается справиться. Последний разперед поездкой в Италию, накануне. А утром после этоготы!
Могу себе представить, хмыкнул Ярослав. А потом Милан с кулинарными соблазнами. Ты реально боец.
Спасибо, польщена. Знаешь, в Милане о еде я как-то особо не думала. А вот тебя все время боялась встретить. И, наверно, больше всего боялась именно потому, что хотела. Встретить. Казалось, ты где-то рядом.
Не собирался говорить, но Я тебя видел. В «Труссарди». Зашел к шефу, у которого стажировку проходил, а ты ужинала с компанией. Ничего так себе сюрприз. Там еще был здоровенный рыжий парень. Это и есть Фабиано?
Да, он. И ты решил не показываться? я накрыла торт крышкой и взяла в руки.
Угу. Марин, я сделал два шага, следующий был однозначно за тобой. Или ты идешь навстречу, или можно забить и забыть.
Я до последнего момента сомневалась. Стоит ли.
Охотно верю, Ярослав слегка подтолкнув меня к двери. Давай, иди уже. Надеюсь, это не в соседнем доме.
В соседней квартире.
С Валей пришлось задержаться. Ей непременно нужно было выяснить, что им такого странного насчитали по квартплате. А я, видимо, из парадоксальной благодарности за то, что она избавила меня от торта, не смогла отвертеться. Сначала ждала, пока соседка искала квитанцию, потом пыталась сообразить, откуда вылезли такие цифры.
Кое-кто, наверно, подумал, что я сбежала.
Нервно хихикнув, я вошла в квартиру. Свет на кухне был погашен, в комнате тихо играла музыка. Судя по незнакомой мелодии, Ярослав подключил к колонке свой плейлист из телефона через блютус. Сам он сидел на диване, на спинке которого стояло блюдце с тортом.
И ведь выбрал из сушилки ту самую ложкукрошечную, для эспрессо. Я украла ее из столовой клиники и использовала в двух случаях. Чтобы растянуть самое вкусное. И чтобы обмануть чудовище невкусным.
Остановившись на пороге, я смотрела на Ярослава. Музыка, приглушенный свет бра над диваномэто напомнило тот вечер в «Ящике», когда мы сначала сидели и разговаривали, а потом вышли на веранду и он поцеловал меня. Мягко, осторожно, как будто опасаясь, что оттолкну. Потом снова, уже уверенно, настойчиво
Сердце сорвалось в барабанную дробь, едва я вспомнила об этом. И еще сильнее, когда, глядя на меня с чуть заметным прищуром, Ярослав сказал:
Иди сюда. Будем растягивать твой торт. Надолго
=23
Голосчуть ниже. Немного хрипло. С той особой интонацией, которую не спутаешь ни с чем. Которая отзывается лихорадочным жаром от горла до низа живота. Именно она в тот раз переливалась рубином вина в хрустале, когда его губы прокладывали цепочку коротких, как пунктир, поцелуев, от груди все ниже и ниже.
«Какая ты красивая, Марина»
Торт? Какой, к черту, торт, да еще растянутый надолго, если я хочу только одного. Стащить с тебя одежду, и чтобы ты раздел меня. И почувствовать наконец тебя в себе, как тогда. Так же полно и глубоко, сливаясь воедино, без единого зазора. До боли, до стона, до последней судороги, одной на двоих.
И уже хотела сказать, что торт подождет, но поймала вдруг блеск в его глазах. И поняла.
Подошламедленно, как подкрадывается на мягких лапах кошка. Стряхнула тапки, забралась на диван с ногами. Прижалась спиной, запрокинула голову ему на плечо. Закрыла глаза и приоткрыла рот, с трудом сдерживая рвущееся из груди горячечное дыхание.
Его губы коснулись моего ухатепло и влажно. Моигорящие, пересохшие от нетерпениядрогнули, почувствовав прохладу металла, нашли и подобрали крохотный мягкий кусочек.
Медленно тающая на языке сладость горечиили горечь сладости? Ласкающий ноздри запах миндаля и шоколада. Воздушная нежность взбитых сливок, обволакивающая нёбо.
Словаоткровенные, бесстыдные, заставляющие краснеть от смущения и удовольствия. Слова, смысл которых забываешь через секунду, потому что на самом деле они значат совсем другое. Всеодно и то же.
«Я тебя хочу»
Такого со мной не было еще никогда. Желание и предвкушение близости, пропитанные наслаждением вкуса, как торт ликером. Дурманящие, раздвигающие границы мира. Запахи Амаретто и мяты с хвоейкак мелодия на два голоса. Такая мучительная пытка, сладкая и горькая, как «Капрезе», ее хотелось растянуть так надолго пока хватит терпения.
Его губы на моей щеке и на виске, на мочке уха и на шеея чувствовала их вкус на языке, как будто все ощущения слились воедино.
«Марина»от голоса бросало в дрожь, похожую на искры шампанского, и мое имя переливалось, как шелк, мягкое, как бархат или мех. Голос ласкал, как губы, едва касающиеся кожи. Как пальцы, которые так же медленно, по одной, расстегивали пуговицы блузки, пробирались под кружево, скользили по ложбинке груди и обводили под ней полукруги.
Я больше не могу, почти простонала я после очередной крошки на ложке.
Последняя, шепнул он и провел языком по всем завиткам уха, щекоча самым кончиком пушок на мочке. А потом наклонился надо мной и добрался наконец до губ.
Ох, какие это были поцелуи Как в первый рази совсем другие. Я тянулась ему навстречу, всхлипывая от нетерпения. Запрокидывала голову, подставляя шею и вздрагивая, когда он касался ямочки между ключиц. Замирала, когда опускался ниже, и снова искала его губы своими. Дрожащими руками, соскальзывая и не попадая в петли, расстегивала пуговицы на рубашке, жадно гладила его плечи, грудь, живот. Извивалась, как змея, чтобы ему легче было снять с меня все лишнее, то, что мешало прижаться, почувствовать его всей кожей.
А когда вошел, заполнив собою, так глубоко, тяжело и горячо, до сладкой боли, до стона, до прикушенных губ, я вдруг поняла, как скучала по этому с той самой ночи. Как не хватало его глазтак близко, что начинают расплываться. Не хватало его рук, губ, слов. Не хватало его всегонесмотря ни на что. Потому что еще тогда поняла: мне нужен именно он, не кто-то другой. И вселенная знала об этом, снова и снова подталкивая нас друг к другу, сводя в самых неожиданных местах.
И было так мало, и я захотела его опять, не успев даже выровнять дыхание и прочувствовать в полной мере волшебную звенящую слабость после мощной волны оргазма.
Как будто хотела есть, уже наевшись до отвала
Я отогнала эту мысль.
Совсем не так. Нет смысла сравнивать. Не наелась, только попробовала. И пусть лучше он будет моим наркотиком. И я не буду думать о том, что может не получиться. Нет, на этот раз все получится. Кто знает, как все сложится. Но сейчас я была уверена: все будет хорошо. Все просто будет.
А потом мы все-таки в четыре руки разобрали диван и застелили бельем. В нетерпении и всякой сложной акробатике, которую требовало узкое пространство, была своя прелесть. Но хотелось уже по-другому. Удобно. Неспешно. Долго.
Мы изучали друг другаузнавали, привыкали. На вид. На ощупь. На вкус. Никуда не торопясь. Делали то, чего летом не успели в горячке и безумии первого раза. Мне хотелось обвить его собою и не отпускать.
Ты останешься? Не уходи!
Вообще-то не собирался. Если не выгонишь. Я до понедельника свободен. Праздник. Без меня обойдутся. Если что, я на связи.
Черт, точно, вспомнила я. Восьмое марта же. Я со своей болячкой и забыла.
Ну вот и отметим, Слава рывком перекатил меня на себя, так что мы оказались лицом к лицу.
Кстати, да. Слава. В какой момент он им сталне все ли равно? Я называла его так с первого вечера, но он все-таки был Ярославом. Разумеется, когда люди думают о ком-то, им не нужны имена, это всегда образ. Но если я разговаривала о нем с девчонками, до сегодняшнего вечера использовала именно полное имя. Для меня это был своего рода маркер отношений.
Вспомнилось вдруг чуть смущенное Снежкино «мой Димка». И испуганной дрожью отозвалось «мой Славка», когда я мысленно попыталась примерить это на себя. Мой? Правда? Во всяком случае, я этого хотела.
=24
А кстати, что ты обычно ешь на завтрак? спросил Слава, когда я уже засыпала, уютно пристроив голову ему на плечо.
Повар всегда повар, фыркнула я. Боишься, что, если приготовишь не то, сбегу снова? Босиком на мороз?
Ну кто тебя знает, он провел одним пальцем вдоль позвоночника и остановился, щекотно поглаживая копчик, от чего задремавшее было возбуждение снова приоткрыло глаз.
Прекрати, я поерзала, стряхивая его руку. Иначе точно не усну. Овсянку ем. С орехами и семечками. Или яйцо всмятку. Или омлет, но такой на почти сухой сковороде, только чтобы не прилип. И кофе. Без сахара, но с молоком.
Понял. С молоком, между прочим, не ЗОЖно. Вреднее, чем с сахаром. Почки спасибо не скажут.
Знаю, буркнула я. Но я, тоже не ЗОЖно, пью в день три-четыре чашки. Если с сахаром, то это много. Если без, то спасибо не скажет желудок. Как ни киньвсюду клин. Приходится идти на компромисс. Когда как. Но утром с молоком.
Не ворчи! Слава поцеловал меня в ухо. Тебе еще очень многое придется мне рассказать. И, скорее всего, я много чего еще накосячу, так что прости заранее. А теперь спи, завтра поговорим.
Спала я сказать, что хорошо, пожалуй, соврать. Уютно и спокойнода. Но зато тесно и жарко. После Паоло не спала так ни с кем и отвыкла. Да и вообще старалась ни у кого на ночь не оставаться. И у себя никого не оставляла. А с Мишкой в отпуске отползали на края двуспальных гостиничных кроватей, каждый под свое одеяло. Подумав секунду, я решила, что «уютно и спокойно» все-таки превалирует. И открыла глаза.
Дежавю! Рядом со мной никого не было, а с кухни доносилось какое-то активное шебуршание. Протянула руку к тумбочке, нащупала телефон. Начало девятого!
Ёшки-матрешки, вот и еще одно наше расхождение по фазе. Я злостная совень. Если с утра никуда не надо, обычно сплю часов до десяти. И ложусь не раньше двух ночи. А он, похоже, жаворонь. Ну и как мы будем это монтировать?
Ответ: ну как-нибудь.
Его рубашка валялась там, куда я ее бросила, на подлокотнике кресла. То, что доктор прописал, чтобы закрыть гештальт восьмимесячной давности. Надела, застегнула на одну пуговицу, внюхалась блаженно в воротникв животе заскулило. Нет, не в том животе, где жило чудовище. В другом, пониже. Вышла на кухню и остановилась на пороге, согнувшись от хохота.
Слава возился у плиты в фартучке с картой Италии на животе. Хорошо хоть трусы надел, а то было бы вообще порно.
Зачем тебе фартук? спросила я, подойдя к нему и поцеловав. Чтобы трусы не обляпать?
Привычка, пожав плечами, он пробрался руками под рубашку.
Неизвестно, чем бы все это закончилось, прямо там же, на кухне, если б я не перевела взгляд на плиту.
Японская мать, что это?!
Под крышкой пыхтело, скворчало и пыталось ее скинуть что-то огромное.
Как заказывали, леди. Омлет на почти сухой сковороде. Одна капля масла. Не смотри на меня так, там ничего нет. Два яйца, вода и чайная ложка молока.
Тогда почему он такой?
Так я тебе и сказал. Секрет советского общепита. Тогда его, правда, в духовке на противнях делали, но и на сковороде тоже можно. Вся тайна в алгоритме. Прости, Мариш, я не умею готовить некрасиво и невкусно. Не научили.
Убиться веником! закатив глаза к потолку, я пошла в ванную, но заметила на столе телефон и спросила через плечо:
Ты и его в инсту выложил?
Именно этотнет, ответил Слава невозмутимо. Но вообще мастер-класс такой был. Вызвал бешеный восторг и море лайков.
После этого заявления мне стало как-то немного нервно, но все обошлось. Толстый омлет оказался просто омлетом, достаточно вкусным, но не той пищей богов, которая могла бы спровоцировать неудержимое желание добавочки. К тому же Слава честно поделил его поровну.
Надо сказать, ощущение было странным. С одной стороныналет нереальности. Будто длинный, связный сон. А с другойсловно мы завтракали вот так вдвоем каждое утро уже не один год. Я отдала ему рубашку, сама надела трусы и футболку, сидела, как обычно, поджав под себя ноги. Онв расстегнутой рубашке и в трусах. Болтали, поддразнивали друг друга, легко и непринужденно. И уже допивая кофе, я сообразила, что сдала ему свою кухню не то что без боя, вообще без единого слова. Как само собой разумеющеесячто готовить будет он.
А еще, а еще Встречаясь взглядами, мы задерживались на секунду дольше и отводили не спеша, со смыслом. Как в тот вечер, когда я сидела за стойкой бара и косилась в его сторону. Или как в самолете. Но только в «Ящике» это означало «все может быть», в самолете «все могло бы быть», а сейчас«все было и еще будет». И «все» уже перестало быть расплывчатым и неопределенным. Наобороточень даже конкретным. Впереди два выходных, и проведем мы их в постели. Вот прямо сейчас доедим и туда вернемся. Разговаривать можно и там.
Слушай, а тебе точно никуда не надо? вдруг испугалась я.
Еще в самолете Слава упомянул мимоходом, что работает в каком-то ресторане, название мне ничего не сказало. Уже потом, когда я болела и мы разговаривали по телефону, выяснилось, что это ресторан его отца, точнее, один из ресторанов. И он там всего-навсего управляющий.
Нет. Если случится пожар, потоп или труп в кастрюле с супом, мне позвонят.
А блог твой? Ты же, наверно, каждый день что-то туда выкладываешь?
Да. Иногда два или даже три раза. Но у меня запас черновиков на неделю. Так что не беспокойся.
Встав, Слава собрал тарелки и отнес в раковину. Я подошла к нему, обняла, прижалась к спине.
У тебя тараканов нет случайно? спросил он каким-то совершенно будничным, деловым тоном.
В смысле? опешила я.
В прямом. С усами и лапами. Я посуду обычно не оставляю, сразу мою. Но если тараканов нет, можно и отложить.
Неожиданно повернувшись, он подхватил меня за талию, посадил на стол и потянул вверх футболку.
Даже если б в моей квартире обитало полчище тараканов, черта с два я бы его сейчас отпустила!
=25
И как ты докатился до жизни такой? лениво поинтересовалась я, рисуя пальцем загогулины на его спине.
В смысле? Слава приподнял голову от подушки и посмотрел на меня.
Ну, поваром стал, порноблог завел?
А-а-а Слушай, извини, но я все-таки пойду быстренько посуду помою, он сел и начал искать трусы под одеялом.
Не ищи, они на кухне остались, я попыталась поймать его за руку, но не дотянулась. Да нет у меня тараканов, только в голове. Обычным откуда взяться? Если б были, им пришлось бы по соседям ходить побираться.