После того, как Лаклан покупает мне тако, и я изящно воздерживаюсь от любых розовых тако или рыбных тако, мы направляемся к главной сцене, где находится VIP зона.
Такое впечатление, что под этими белыми тентами другой мир. Не только удобные сиденья и целый ряд барменов, смешивающих любые напитки, какие вы бы только не захотели (не бесплатно, конечно), но вам приходиться постоянно оглядывается в надежде заметить знаменитость.
Конечно, большинство людей здесь пускают пыль в глаза, или здесь те, кому просто подарили билеты, так что надежды увидеть кого-то вроде Сэма Смита и Элтона Джона улетучиваются. Мы берем больше напитковЛаклан выбирает бутылку водыи идем к трибунам позади тента, которые выходят на поле и главную сцену. С этой точки обзора у нас отличный вид на выступающую группу, и каких-то хипстеров, которые машут в воздухе руками со светящимися палочками.
Я в конце, сижу рядом с Лакланом, и с моей стороны это не случайность. Я игриво пинаю его ногой, и когда он поворачивает голову, чтобы посмотреть на меня, я на минуту ошеломлена тем, насколько его лицо близко к моему. Его красивое, великолепное лицо. Это заставляет мою кровь кипеть.
Я улыбаюсь, прежде чем могу заговорить, стараясь не смотреть на его губы.
Так ты сказал, что ты меломан,говорю я, мой рот осторожно двигается.Какая музыка тебе нравится?
Его брови поднимаются, и я замечаю, что это часть причины, почему он выглядит настолько напряженным. Его зрачки, кажется, всегда чуть расширены, темные и огромные. Они придают интенсивности его взгляду.
О, разную,говорит он своим грубым голосом. От подобной близости я чувствую это своим сердцем.Мне нравятся люди, вкладывающие души. Исполнители. Те, которые могут рассказать историю, даже если она не их собственная.Он делает паузу и смотрит на толпу, проводя рукой по бороде.Например, Том Уэйтс. Ник Кейв. Даже Джек Уайт. Классики тоже, старые добрые певцы с голосом, который бьет тебя прямо сюда.Он бьет кулаком по груди.Как насчет тебя?
Я вроде как скучная,говорю я.
Он хмурится.
Что ты имеешь в виду?
Ну, я не такая уж большая поклонница рок музыки, попсы или чего-то подобного. Я просто люблю классику. Композиторов. Что-нибудь со струнными и пианино.
Это не скучно,говорит он, качая головой.
Нет? Что ж, я точно не скажу тебе, что сейчас крутят по радио,признаю я.Но я знаю, какая музыка заставляет меня чувствовать.
Он наклоняется ближе ко мне, ставит локти на колени, в его руках бутылка воды. Его бедро касается моего.
Ты знаешь кто такой Рюити Сакамото?
Ой, да ладно,говорю ему.Моя мать японка. Конечно же, я знаю кто это. И даже если бы она ей не была, и она бы не играла саундтрек к фильму Последний император снова и снова пока я росла, я бы все же знала, кто он.
Он одобрительно кивает.
Я пару лет назад видел его в Эдинбурге. В театре. Удивительное шоу.
Кончай хвастаться,дразню я.
Он подмигивает мне и улыбается, и мы возвращаемся к сцене.
Время летит? и фестиваль разрастается до эпических масштабов. Во время выступления Сэма Смита я чувствую опьянение от еще одного бокала вина, и ловлю себя на том, что покачиваюсь в стороны в такт музыке, касаясь плеча Лаклана. Он такой чертовки твердый, и он не отстраняется.
Уже стемнело, и тут на сцену выходит сэр Элтон Джон, открывая выступление с «Benny and the Jets». Толпа сходит с ума. Я схожу с ума. Невозможно не подпевать каждой песне, и такое чувство, что каждый вокруг тоже подпевает, обнимая друг друга, пьяные и счастливые, объединенные Элтоном.
Вероятно, вино придает мне храбрости, и когда начинается «Your Song», я наклоняюсь к Лаклану и кладу голову ему на плечо. На секунду он напрягается, и я слышу, как он втягивает воздух. Я молюсь, чтобы он не двигался, не отмахнулся от меня.
Затем он выдыхает и расслабляется. Чувствую, как его борода прикасается к моим волосам, когда он поворачивает голову, чтобы посмотреть на меня сверху вниз. Я закрываю глаза, думая, что могу заснуть прямо здесь. С этой песней, с моей головой на его плече.
Это кажется таким правильным. Как ответ на вопрос, который я никогда не задавала.
Он чуть-чуть сдвигается и обнимает меня за талию, прижимая меня ближе.
Мое сердце стучит, все тело шипит как шампанское. Никогда еще такой простой жест не действовал на меня так сильно как этот. Ничего не могу поделать и улыбаюсь с неподдельной радостью, по-прежнему бормоча слова песни. Я не хочу ничего менять. Хочу, чтоб песня продолжалась вечно, а концерт никогда не заканчивался. Хочу остаться в этом самом месте до скончания веков, с его большой, сильной рукой вокруг меня, прижимающей меня к нему, будто защищая меня от всего остального мира.
И, по какой-то причине, время, похоже, остановилось. В темноте, с разноцветными огнями от сцены, с этой мелодией, этим мужчиной, время тянется. Какие бы у меня ни были заботы и хлопоты до этого, сейчас они ушли.
Я не одинока.
Так или иначе, мы сидим так, слушая «Daniel», несмотря на то, что эта песня заставляет меня немного прослезиться при мысли о моих братьях. Я чувствую, как большой палец Лаклана трется о мой бок взад-вперед по моей рубашке, медленное, дразнящее движение, которое зажигает огонь где-то внутри меня.
Посмотри на него, говорю я себе. Поцелуй его. Второго шанса может не быть.
Но я боюсь сделать что-то большее, чем просто прильнуть к нему. Забавно, насколько готова я была сделать следующий ход, но когда теперь у меня есть это, я поняла, насколько оно совершенно. И представив, как я целую его, эта перспектива неожиданно начинает пугать меня. Не уверена, что могу с этим справиться.
Песня заканчивается и начинается «Someone Saved My Life Tonight».
В воздухе что-то меняется. Лаклан напрягается, медленно, будто просыпаясь ото сна. Я слышу, как его дыхание становится глубже и он сглатывает.
Он внезапно убирает руку и встает на ноги, неуклюже отходя от меня.
Что случилось?спрашиваю я его, отодвигаясь, освобождая ему путь, пока он обходит меня и уходит вниз по трибунам. Люди поднимают ноги и двигают вещи, чтобы дать ему пройти, но он даже не смотрит на них, не замедляя агрессивный темп.
Я поворачиваюсь и смотрю на Брэма, сидящего по другую сторону от меня. Он хмурится, наблюдая как Лаклан уходит.
Это что сейчас было?
Он просто качает головой.
Я не знаю. У него такое бывает.
Ну уж нет,говорю я, и вытягивая шею, чтобы посмотреть, куда он пошел. Его едва видно, он направляется к воротам, ведущим из VIP зоны.Пойду, посмотрю. Я тоже встаю.
Эй,Брэм тянется и хватает меня за руку.Просто дай ему побыть одному. Когда он делает так со мной, я просто игнорирую его.
Ну, может, кому-то следует поговорить с ним об этом, думаю я про себя.
Все нормально,говорю я, поднимая сумочку, и иду через трибуны, извиняясь перед людьми, которые только что пропускали Лаклана. Я быстро прохожу сквозь толпу, собравшуюся у бара, проклиная свои короткие ноги, не позволяющие мне идти достаточно быстро.
Я вырываюсь из толпы и оказываюсь за VIP воротами. Многие уже покидают фестиваль, пытаясь избежать столпотворения, которое начнется, когда Элтон закончит выступление, и я паникую, не видя его. Не помогает и то, что на улице темно и горит лишь пара фонарей.
И тут я замечаю его, около забора, он с толпой идет к главным воротам. Я пробираюсь через людей, пока не оказываюсь на главной дороге, видя, что он идет по ней вниз. Он направляется в сторону океана, в сторону от толпы, и я вспоминаю, что он не очень хорошо знает этот район.
Лаклан!зову я, семеня вслед за ним.
Он не останавливается, просто продолжает идти, плечи вздымаются, будто он собирается слететь с катушек, и я лихорадочно пытаюсь понять, что может быть не так.
Лаклан,еще раз зову я, подходя сзади.Эй,протягиваю руку и хватаю его за рубашку. Он останавливается как вкопанный и поворачивается лицом ко мне, ненормальная, бушующая тьма в его глазах заставляет меня отступить.
Он делает глубокий вдох через нос и ничего не говорит. Неистовство в его глазах говорит достаточно. Здесь звуки концерта приглушенные и далекие, и лишь несколько человек проходят мимо пьяными, петляющими тропами.
Что случилось?осторожно спрашиваю я.
Он качает головой и смотрит в сторону, плечи отведены назад, грудь вперед.
Ничего.
Осмелев, я беру его за руку и сжимаю. Он смотрит внизего теплая, большая рука в моей маленькой, холоднойно не отодвигается.
О тяжело сглатывает.
Прости,в конце концов, говорит он, его голос словно наждачная бумага.Яна меня порой находит.
Как и на всех нас?мягко говорю я, глядя на него снизу вверх, и мечтая, заползти в его мозг и посмотреть что там происходит.
Он наклоняет голову, стиснув губы.
Не как на меня.
Я предлагаю ему робкую улыбку. Чувствую себя принцессой, пытающейся успокоить животное, каждое действие должно быть осторожным.
А ты проверь.
Он, кажется, раздумывает над этим. И наконец, говорит.
Эта песня.
Я смотрю на него.
«Someone Saved My Life Tonight»?
Он чешет бороду и отводит взгляд.
Да.
Я снова сжимаю его руку и делаю шаг навстречу, чувствуя тепло его личного пространства.
Ты спас чью-то жизнь?тихо спрашиваю я.
Его глаза порхают на меня, сияя, словно зеленое стекло. Мягкое покачивание головой.
Нет,говорит он. Кисло улыбается.Я этого не сделал.
Я глубоко вдыхаю и знаю, что дальше расспрашивать не стоит.
В кустах позади нас какое-то движение, и Лаклан оборачивается, чтобы посмотреть. Я оглядываюсь, ожидая увидеть очередного нетрезвого человека. Но кусты дрожат, и вдруг из них выскакивают две собаки.
Они обе выглядят тощими и облезлыми. Одна похожа на питбуля, который, должна заметить, пугает меня, а другая потрёпанная собачонка с длинной, спутанной шерстью. Они смотрят на нас испуганными глазами и бегут вниз по дороге к деревьям, питбуль прихрамывает.
Лаклан смотрит на меня.
Я должен идти,говорит он
Куда?
Он кивает в сторону, куда ушли собаки.
Туда. Одна собака ранена.Он освобождается от моей ладони и начинает бежать вниз по дороге.
Я не знаю что сказать. Смотрю за ним и понимаю, что есть два варианта, я могу вернуться к остальным и досмотреть концерт, хотя, видимо к тому времени, как я вернусь, все уже закончится.
Или я могу пойти за Лакланом, который, кажется, не только проходит сейчас через какой-то сложный период, но и просто бежит за двумя бродячими собаками.
Я выбираю более волнительный вариант.
Глава 9
КАЙЛА
Я бегу за Лакланом, с каждым шагом мои ботинки ударяются об асфальт. К счастью, он оглядывается и замечает меня. Останавливается и хмурится.
Я иду с тобой,говорю я ему.
Серьезно?спрашивает он, изучая меня.Я собираюсь за ними. Прямо туда.Он указывает на лес с высокими эвкалиптами и соснами, которые торчат словно почерневшие копья на фоне освещенного городом неба.
Тогда пошли,говорю я ему.
Он пожевывает губы, все еще рассматривая меня. Затем пожимает плечами, его глаза загораются.
Отлично.
Отлично.
Он поворачивается и быстро идет в лес Golden Gate Park, и я следую за ним по пятам. Я достаю телефон, и даже несмотря на то что батарея почти разряжена, включаю фонарик, чтобы не навернуться. Я знаю, свет от фонарика не помогает Лаклану лучше видеть, но судя по тому, как он пробирается через ветки и листья, не думаю, что он в этом нуждается. Если он настоящий зверь, то может видеть в темноте.
Не знала, что ты такой любитель собак,говорю ему, перепрыгивая через поваленное бревно. Опять же, я много чего не знаю о нем.
Это то, чем я занимаюсь,говорит он через плечо.
Типа хобби?спрашиваю я, ныряя под ветви.
Типа работа,отвечает он.
Мне так хочется, чтоб мои ноги были длиннее, тогда я могла бы идти с ним в ногу, а не пытаться догнать.
Я думала, что ты играешь в регби.
Человек всегда должен делать больше, чем одну вещь,говорит он, и вдруг мы выскакиваем из кустов на одну из многочисленных дорожек, пересекающих парк. Он останавливается и смотрит вокруг, глазами сканируя темноту. Единственный свет исходит от выцветшего ночного неба и моего фонарика, и я стараюсь не светить ему в лицо.
Он глубоко выдыхает и смотрит на меня.
Дома в Эдинбурге я руковожу одной организацией,объясняет он.Я спасаю от плохого обращения собак, питбулей и другие хулиганистые породы, но я никогда не отворачиваюсь от бездомных собак, независимо от породы и нрава.
Я опешила от этой информации.
Ты занимаешься благотворительностью?
Да,он кивает, глядя по сторонам.Я занимаюсь этим уже несколько лет, с тех пор, как у меня появились возможности и деньги для этого.
Я не могу в это поверить.
Почему ты не упоминал об этом в интервью? Это ведь имеет отношение к тому, что делает Брэм.
Потому что оно было о Брэме. Это его дело, не мое.Внезапно он показывает мне жестом, чтобы я спокойно стояла на месте. Я задерживаю дыхание, замерев на месте. Слышу какой-то шорох, но не смею поднять фонарик. В темноте блестят две пары глаз.
Вон там,шепчет он.Их нелегко будет поймать. Они боятся.
Он медленно начинает двигаться в их сторону, и я неохотно следую за ним.
Разве они не опасны?
Опасные тут мы,говорит он.Пока не докажем им обратное.
А как мы это сделаем?спрашиваю я.
Проявив до хрена терпения, лапочка,говорит он.
Я ухмыляюсь.
Я когда-нибудь говорила тебе, что мне нравится, когда ты меня так называешь?Говорю ему. Не могу остановиться. Лапочка. Это такочаровательно.
Он с любопытством смотрит на меня.
Разве я называл тебя так раньше?
Я киваю.
Он хмурится.
Любопытно.
Он не развивает свою мысль и продолжает двигаться вперед в темноте. Я крадусь следом, повторяя его движения, даже если мне интересно как, черт возьми, мы собираемся поймать этих собак. Сейчас поздняя ночь, а они просто продолжают бежать, и парк ведь просто огромен. Если мы не загоним их в тупик, мы можем гоняться за ними до рассвета.
Не то чтобы я жаловалась. Даже принимая во внимание то, что в парке ночью немного жутко, и несмотря на то, что Лаклан говорит, собаки могут быть бешеными, рядом с ним я все еще чувствую себя в безопасности.
Подожди здесь,говорит он мне.Выключи фонарик.
Я поднимаю телефон, чтобы сделать что велено как раз тогда, когда телефон выключается сам. Батарея только что села.
Э-э, все, он умер. У тебя есть телефон?
Он не отвечает. Я быстро моргаю, пытаясь привыкнуть к темноте. Благодаря едва заметному свету от фонарей, я могу видеть, как он движется вперед. Глаза собак блекнут, и я не уверена, смотрю я на них или на что-то другое.
Лаклан перестает идти и теперь еле крадется, листья хрустят под его ногами. Я больше не вижу его. Слышу какой-то шорох, он что-то достает из кармана. А затем начинает говорить тихим, приглушенным шепотом, и я не могу разобрать слов.
Я хочу пойти вслед за ним, но не смею. Такое чувство, что он дрессировщик собак, и я должна стоят так тихо и спокойно, как только возможно. Так что я стою там, наверное, час, хотя, возможно, прошло лишь несколько минут, пока он делает свое дело.
Наконец, я слышу, как он идет ко мне. Он останавливается в нескольких шагах.
А теперь мы ждем,шепчет он. Я хочу спросить его зачем, но он хватает меня за руку и ведет к эвкалиптовому дереву, растущему рядом.
Он садится на землю у основания дерева и тянет меня вниз, чтобы я села рядом. На минуту мне кажется, что он собирается обнять меня, но он этого не делает.
Так что, мы просто будем сидеть здесь?спрашиваю я, мое плечо прижимается к его. Начинает холодать, и моя рубашка не очень-то меня греет. Тем не менее, я не жалуюсь. Не хочу, чтоб он думал, что я неженка.
Да,тихо говорит он.Они скоро придут. В конце концов.
Что ты делал?
Он поворачивается лицом ко мне.
Разговаривал с ними на собачьем языке.
Не уверена, стоит мне смеяться или нет. Он серьезно? Не могу понять этого в темнотене то чтобы я поняла это и при свете. Он ничего не добавляет к своим словам, и это не помогает.
Несколько минут мы сидим в тишине. Думаю, я могу слышать собак на расстоянии, они вроде что-то едят, но я не уверена. Концерт окончен, и хотя вы можете видеть слабый свет, проникающий сквозь деревья, музыки нет. Мне действительно нужно написать Стеф или Николе и дать им знать, что я в порядке. Они, вероятно, психуют.