Он потирает бороду и дарит мне небольшую улыбку.
Послушай, лапочка, я могу с этим справиться.Он смотрит вниз на собак.Плюс ко всему, со мной питбуль. Уверен, меня будут обходить за версту.
Факт остается фактом, даже тот, кто ищет проблемы, обойдет его стороной. Эта гора мышц, суровый взгляд диких глаз предупреждают всех, чтобы держались подальше.
Всех кроме меня.
Я пойду с тобой,говорю я ему.
Он качает головой.
Ты только что сказала, что это долгий путь.
Я скрещиваю руки и пытаюсь встать в позу.
Верно, но ты так просто от меня не избавишься.
Где-то вдали воет сирена. Лаклан отводит взгляд, жует нижнюю губу. Я бы все отдала, лишь бы снова пожевать эту губу. Наконец, его глаза скользят ко мне, в них светится изумление и нежность.
Хорошо,говорит он.Если это то, чего ты хочешь.
Ага.
Ты действительно это нечто, да?Он делает шаг ближе ко мне.Адски упрямая.
Я ухмыляюсь, глядя на него, и моя ухмылка расширяется, когда он протягивает руку и хватает меня за руку, сжимая ее.
Пойдем?спрашивает он.
Я сжимаю его руку, моя ладонь прижата к его, кожа к коже, электричество потрескивает на моей руке. Не знаю, когда я стала человеком, который считает поцелуи и прогулку за ручку безумно эротичным, но это так. Все из-за него.
Взявшись за руки, мы идем через весь город.
И я постоянно говорю.
О маме.
Братьях.
О моем отце.
Бывшем женихе.
И работе.
Он внимательно слушает каждое слово, выходящее из моих уст. Это такое удивительное чувство, быть на самом деле услышанным. Более того, кажется, он меня понимает.
Мы проходим мимо сомнительных личностей, но Лаклану достаточно лишь посмотреть на них, и они отворачиваются от нас. Идем через парки, где он видит других бездомных собак, и это разбивает его сердцеи моечто он не может спасти их все. Шагаем через кварталы неприглядной городской жизни, и Лаклан кажется более непринужденным, чем когда-либо. Он насторожен, но спокоен, даже когда мы проходим мимо окраины опасного района Тендерлойн. И я чувствую себя в безопасности.
Собаки все время идут рядом, Лаклан подкармливает их вяленым мясом из другого пакетика, за которым я сбегала в 7-11. Кажется, они чувствуют себя спокойнее, и Лаклан говорит, судя по всему, у них когда-то был дом, и поэтому найти новый для них будет проще.
Когда мы доходим до его дома, мои ноги гудят, и небо на востоке, кажется, светлеет. Я надеюсь, что это мне лишь кажется, потому что мне все равно придется идти на работу, когда встанет солнце.
Я надеюсь, что рассвет никогда не наступит.
Хочу, чтобы ночь продолжалась вечно.
Приходиться немного побороться, чтобы затащить лохматую собаку внутрь, тем более учитывая, что мы пытаемся не привлекать к себе вниманиеЛаклан не уверен, можно ли держать животных в этом здании. В конце концов, он снимает свою футболку и оборачивает один из длинных рукавов вокруг шеи собаки, пока мы не попадаем в дом.
По крайней мере, полагаю, он делает что-то подобное, потому что я с открытым ртом таращусь на его тело без футболки. Я даже не тружусь отвести взгляд. Я устала и не спала, но вид всех этих мышц, этих татуировок для меня словно энергетик.
Но если Лаклан и замечает, что я отчаянно пялюсь на него, он этого не показывает. В конце концов, мы поднимаемся на лифте, собаки нервничают, и входим в его квартиру. Он тут же ставит для них миску с водой, в то время как они бродят вокруг и все обнюхивают. Он снова надевает футболкучерт поберии начинает рыться на кухне.
Я могу чем-то помочь?спрашиваю я его.
Он качает головой и достает из холодильника сырой фарш.
Повезло, что я ем много белка,говорит он, раскладывая мясо в чашки и ставя их вниз.Этого должно хватить.
Собаки с опаской обнюхивают еду, а затем начинают быстро есть.
Я наблюдаю за Лакланом, как он смотрит на них сверху, сложив руки на широкой груди с тихой улыбкой на губах. Глаза светятся, уголки глаз слегка изогнуты. То, как он смотрит на собак, полностью отличается от того, как он смотрит на кого-то еще, в том числе и на меня. В этом взгляде настоящая любовь.
Я готова умереть за такой взгляд.
Успокойся, безумные глазки, быстро делаю себе замечание. Один поцелуй и ночь, держась за ручки, и ты думаешь, что собираешься замуж за этого парня.
Мне даже не приходится напоминать себе, что на следующей неделе он уезжает.
Словно почувствовав мой взгляд, Лаклан смотрит на меня.
Полагаю, я должен вызвать тебе такси.
О, да, хорошо.Я осматриваюсь в поисках часов и замечаю их на стене. Уже 4:05 утра. Святое дерьмо. Мне через три часа надо быть на работе.
Он выглядит извиняющимся и берет свой телефон, который заряжается на стене.
Время летит, когда гуляешь по Сан-Франциско.
Он делает звонок и говорит мне, что такси в пути.
Я указываю на собак, которые обнюхивают кухню.
Вы с этими ребятами будете в порядке?
Да. Пойдем, я провожу тебя до двери.
Он открывает для меня дверь, и мы направляемся вниз по коридору. Мы оказываемся в лифте и без собак здесь как-то неловко. Мы не говорим, и я не уверена, о чем нам стоит говорить. Я хочу сказать ему так много. Даже больше, чем хочу сделать.
Так много, много вещей.
Когда мы стоим на улице, я смотрю по сторонам, ища глазами такси. Я хочу смотреть на него. Хочу выпить его словно стакан холодной воды. Но я так напряжена и устала, что боюсь, сделаю что-нибудь глупое.
Спасибо,говорит он мне, когда я, наконец, встречаюсь с ним взглядом.
За что?
За то, что была там,говорит он.Ночью. Было приятно не делать все это в одиночку.Он делает паузу, облизываясь.Иногдаодиночество это проклятье.
Боже. Я это знаю. Я чувствую эти слова сердцем. Мое горло сжимается от вспышки странных эмоций.
Он тянется рукой к моему лицу, задевая мою скулу своими грубыми пальцами. Брови сходятся вместе, и он открывает рот, будто хочет что-то сказать. Я задерживаю дыхание, выжидая и нуждаясь.
Подъезжает такси и сигналит, заставляя меня подпрыгнуть. Лаклан убирает руку.
Я смотрю на таксиста своим убийственным взглядом, разочарованно вздыхая.
Грубиян.
Смотрю обратно на Лаклана, желая вернуть момент.
Итак,говорю я, подыскивая слова.
Итак,говорит он.Мы должны выпить кофе на неделе. То есть, если ты хочешь.
Кофе было бы отлично,говорю я.
Хотя член был бы лучше.
Он наклоняется вперед и нежно целует меня в губы.
Скоро увидимся, лапочка.
Гребаный. Восторг.
Когда такси, наконец, привозит меня домой, я, шатаясь, добираюсь до кровати и падаю на нее, в последний момент вспоминая, что необходимо поставить будильник. Утром я буду чувствовать себя полной развалиной. И у меня даже не было секса.
Но, Боже, это абсолютно точно стоило того.
Я знаю, что засыпаю с улыбкой на лице, потому что, когда несколько часов спустя, звонит будильник, я все еще улыбаюсь.
Глава 10
ЛАКЛАН
Во сне мне снова пять лет. Я в одиночестве иду вниз по Принцесс стрит в Эдинбурге, абсолютно голый, с неба падает снег. Все вроде бы так же, но все же по-другому. Наркоманы, мимо которых я иду, мои друзья. Я вижу Эдди с его перчатками без пальцев, ногти толстые и желтые от никотина. Вижу Томаса и его браслеты трезвости, которые он никогда не снимает, несмотря на то, что слишком пьян, чтобы стоять. Вижу Дженни с шелушащейся кожей и спутанными волосами, которые удерживает клетчатый ободок.
И они видят меня. Но они не машут мне, не улыбаются. Они кричат, когда я прохожу мимо, пока шум не становится слишком громким, пока от их криков моя голова не начинает пульсировать.
Где Чарли?орет Эдди, из его гниющего рта вылетает плевок.Где он? Что ты с ним сделал?
Я не отвечаю. Я бегу по снегу и оказываюсь в своей старой квартире.
Мне больше не пять.
Мне тринадцать. Высокий, худой, недоразвитый. Мой гнев только начинает пожирать меня и мир это яд. Мистер Арнольд загнал меня в угол в старой спальне моей матери. Она лежит на кровати глядя в потолок, будто меня там нет.
Она не спасла меня, когда мне было пять, не спасет и теперь.
Я стою лицом к стене, мне слишком страшно, слишком противно смотреть на своего приемного родителя, который приближается ко мне с протянутыми жадными руками.
Не говори Памеле,говорит он, голос сочится вожделением.Это наш секрет.
Его руки приближаются к моему горлу, но я не оборачиваюсь.
Я плачу.
Я еще не научился давать отпор.
А когда научился, его отправили в больницу.
Его жена Памела говорила, что я дурное семя. И я заставил ее мужа делать это со мной.
И меня снова отослали.
Теперь я в детском доме Hillside.
Мне двадцать.
Мои костлявые руки покрыты царапинами.
Я расчесываю их еще больше.
Я умираю изнутри.
Мои зубы шатаются, выпадают из моего рта словно сахар.
Напротив меня, за столом директора школы сидит Чарли.
Спиной ко мне.
Он не шевелится.
Он до сих пор смертельно опасен.
Чарли,шиплю я на него.Чарли, у тебя есть что-нибудь?
Но Чарли не двигается.
Мои конечности резко, неконтролируемо дергаются.
У Чарли есть то, что мне надо, чтобы остановить это.
Жажда.
Боль.
Пустота.
Все, что сидит глубоко во мне.
Я кладу рукупризрачно белую и всю в синякахна его плечо и поворачиваю его в кресле.
Он смотрит на меня мертвыми, остекленевшими глазами, из носа течет кровь.
Она капает на чучело льва, которое он держит в руке.
В тот же миг, он двигается. Чарли у меня перед носом. Пустые глаза. Оскал гниющих зубов.
Ты ведь не оставишь меня здесь,произносит он, звуча как ребенок.Ты не можешь этого сделать, Лаклан.
В следующий момент я лежу в переулке.
Чарли падает рядом со мной. Одна из собак обнюхивает его лицо. Облизывает его. Чарли не шевелиться.
Чарли мертв.
Я закрываю глаза.
И я тоже мертв.
***
Когда я просыпаюсь, я весь в поту и цепляюсь за простыни. Дыхание неглубокое, и я отчаянно нуждаюсь в воздухе, словно он может уничтожить всю грязь внутри меня.
Я чувствую запах мочи. На минуту я думаю, что это я обмочилсяну надо же, какая регрессияно потом я вспоминаю о собаках. Вспоминаю прошлую ночь. Вспоминаю где я.
Кто я.
Сажусь и пытаюсь прийти в себя. Мне несколько месяцев не снился этот сон, и его возвращение выбивает меня из колеи.
Глубоко вдыхая, я опускаю ноги с кровати и вздрагиваю, когда они приземляются во что-то влажное. Я стону и смотрю вниз, чтобы увидеть бледно-желтую лужу. Интересно, кто из них это сделал. Я сказал Кайле, что у них, должно быть, когда-то был дом, но это не значит, что они приучены к лотку.
Привет,мягко зову я, идя к двери и выглядывая в гостиную. Одна кучка дерьма на ковре, другая на кухне.
Обе собаки спят на диване в обнимку друг с другом. Это зрелище компенсирует тот факт, что я окажусь в дерьме, если позволю им по-прежнему уничтожать это место.
Я завариваю кофе и рассеянно трогаю царапину на моей руке, неудачное последствие сна. Убираю руку и заставляю мозг переключиться на что-то хорошее. Прошлой ночью я спас этих собак. Теперь у них есть надежда, надежда, которую им дал я.
Но конечно это не единственное, что случилось прошлой ночью.
Кайла.
Эта крошечная фея.
Я поцеловал ее.
Я боролся и боролся против этого, снова и снова.
Но я ничего не мог поделать.
Она словно омут.
А я просто мужчина без весел.
И онапроклятье, она задолго до прошлой ночи начала забираться мне под кожу. Я думаю о ней с того импровизированного матча по регби, с тех пор, как она ушла из моей квартиры в моей одежде, с тех пор как увидел ее в баре. То, как она смотрит на меняэто не только потому, что она хочет меня, я знаю, что это так. Это потомуя чувствую, что она может видеть самого меня. Под слоями.
Не то чтобы она смогла когда-нибудь увидеть все. Но того, что кто-то скребется на поверхности, желая увидеть больше меня, уже достаточно.
Охрененно страшно. Но достаточно.
Суть в том, что она великолепная дикая штучка. Эти глаза, которые умоляют меня рассказать ей все свои секреты, умоляют меня сделать с ней что-нибудь. Эти глаза, обещающие, что я никогда не забуду ее, если дам ей шанс.
Прошлой ночью я дал ей шанс.
Но я сделал это не для нее.
Я сделал это для себя.
Потому что чертовски нуждался в этом. Мне нужно было это прикосновение, это ободрение.
Надежда. Где-то там была надежда.
Я чувствовал надежду, когда обнял ее, будто она проникала в меня.
Надежда сильнее смерти.
Это написано на моем боку.
Я сделал ее через несколько лет после Чарли, как напоминание самому себе, почему я очистился и как двинулся дальше.
Или, по крайней мере, пытался.
Такое чувство, что Кайла эта надежда для меня, хотя я знаю, насколько глупо думать так о девушке, которую я едва знаю. Но сейчас приятно иметь хоть проблеск надежды.
Конечно, когда началась эта чертова песня, меня отбросило обратно в реальность. Кем я был и как все это началось. Происшествия. Драки. Уродливая гребаная правда.
Это не вяжется с настоящим.
Я запаниковал. Встал и ушел, чтобы скрыться от песни, убежать от прошлого, которое любит приходить ко мне одинокими ночами. Каждую ночь. Но ему не место рядом с ней.
Я понятия не имел, что она пойдет за мной, и когда впервые услышал, как она зовет меня, мой желудок сделал сальто. А потом она оказалась рядом со мной, волосы растрепались от бега через толпу, лицо раскраснелось.
Она пришла за мной.
Она беспокоилась обо мне.
Не могу вспомнить последний раз, когда кто-то обо мне беспокоился. Каждый знает, не стоит беспокоиться, не стоит задавать вопросы. Лаклан одинокий солдат, говорят они. Он выжил. С ним все будет в порядке.
Но эта девушка, эта женщина с улыбающимися глазами и дразнящими губами знала, что я не был в порядке.
И когда она захотела пойти со мной за собаками, в темный лес, что ж, вашу мать. Она ничего не боялась. И отнеслась к этому так же серьезно, как и я.
И с той же решимостью я мог целовать ее всю ночь. Ее губы, ее рот, тепло ее языкамы подошли друг другу как замок и ключ. Мне больше всего на свете хотелось уложить ее на спину посреди той грязи и листьев, изучить ее тело руками, зубами, языком и почувствовать всю ее в темноте. Ее тело обещало отправить меня далеко-далеко. Я хотел вытрахать из себя всю войну.
Должен признаться, я хотел Кайлу сильнее, чем кого-либо.
Естественно, ничего не произошло. Не могу сказать, что разочарован, потому что, в конце концов, я спас собак. И почти заполучил девушку. Спокойствие. Время еще есть. Меньше, чем через неделю я лечу обратно в Эдинбург, готовый приступить к тренировкам, посветить всю свою жизнь регби.
Но время все еще есть.
Правда?
К тому времени, как собаки зашевелились, я убрал их дерьмо и поставил для них размороженный фарш. У меня в шкафу есть пара ошейниковзнаю, Кайла думала, что странно быть таким подготовленным, но я всегда нахожу бездомных собактак что я надел на них ошейники и сделал поводки из веревки.
Мы идем на быструю прогулку. Питбуль по-прежнему упрямится на поводке и, кажется, уклоняется от громких звуков и резких движений. Но если добавить немного любви и пройти начальный курс дрессировки, для кого-то он будет хорошим домашним животным. Я могу сказать это по глазам. Глаза собаки не лгут. Собака не лжет. Если вы видите в них хорошее, значит, оно там есть. Прошлой ночью, когда я чистил его лапу, найдя строительный мусор в его ране, которая стала причиной хромоты, он посмотрел на меня с благодарностью. Я почувствовал это внутри, глубоко-глубоко.
Меньшая собачонка, помесь терьера, более хрупкая. Она не отходит от питбуля и до сих пор не слишком мне доверяет. Она научится со временем, и у меня такое чувство, что она вернется со мной в Эдинбург. Я видел очень много собак как она, собак похожих на меня. Ей нужен кто-то вроде Лионеля, чтобы освоиться. Лионель покажет ей что да как, он всегда так делает.
Я отвожу их обратно в квартиру, а затем отправляюсь в ближайший зоомагазин. Сегодня странно холодно, погода здесь еще хуже, чем в Шотландии летом, и я засовываю руки в карманы куртки, поднимаю воротник и, ссутулив плечи, иду через неблагополучные районы.
Я никогда не чувствую страх или отвращение или жалость к этим людямбездомным, наркоманам, неудачникам. Я был на их месте. Я знаю, каково это. Знаю слишком хорошо. Все, что я чувствую это надежда и безнадежность, ошеломляющее сочетание. Надежда, что в один прекрасный день они придут к этому, пойдут по иному пути и решат для себя, что пора подняться и взять себя в руки, чтобы жить.