А если узнаешь, это что-то для тебя изменит? совершенно спокойно ответила я вопросом на вопрос.
Возможно. Я его расположения добивалась очень долго, а ты вот так запросто. Еще и ребеночка по-быстрому заделала.
Завидуешь?
Нет. Я своей свободой дорожу, мне дети вот вообще никак не нужны и брак тоже.
Мне вдруг стало смешно, но я сдержалась и только кратко улыбнулась.
Если бы ты ценила свою свободу, то здесь тебя бы не было. Где свобода, там и гордость, но у тебя отсутствует и то и другое. И знаешь, мне тебя даже жаль.
Лариса много чего хотела мне сказать, это было заметно, но она сдержалась. Просто выдохнула, поджала губы и ушла. Мне ее мотивы неизвестны, непонятны, но сам факт пребывания этой особы здесь, наталкивал на некоторые подозрения. Реклама закончился, и я продолжила смотреть передачу.
Вечером, уже готовясь ко сну, я стояла перед зеркалом и рассматривала себя с разных сторон. Живот давно стал заметен, но я как-то быстро привыкла к этому, даже внимания не заострила. Прежде мне казалось, что беременностьэто не самый счастливый период в жизни женщины. В смысле, постоянная тошнота, поясницу ломит, отекшие ноги и эта извращенная избирательность в еде. Похоже, большинство из этого списка сильно преувеличено. Или мне просто крупно повезло, а может, всё еще впереди.
Я не прибавила в весе настолько, чтобы возненавидеть свою внешность. Мне наоборот кажется, что теперь я стала более женственной и мои острые коленки, и выпирающие ключицы сейчас выглядят не так удручающе. Бледность на щеках сменилась здоровым румянцем. Странно осознавать, что все эти изменения, которые мне действительно нравятся, принёс Герман. Мы могли бы стать семьей, настоящей. Не сразу, сквозь причинённую боль, но что-то подсказывало мне, что это возможно Было Когда-то
Сейчас смотря с оглядкой на то, что я натворила, и что натворил Герман, напрашивается только один выводмы два беспросветных идиота. Ну почему, чтобы осознать свои ошибки, нужно всё разобрать по кирпичикам и оказаться на краю? Хотя, пожалуй, мой муж всё еще многого не понял или понял, но не хочет, признаться.
Осторожно проведя ладошкой по своему животу, я улыбнулась и присела за туалетный столик, чтобы распустить волосы. Стараюсь гнать от себя всякие плохие мысли, сейчас они как никогда раньше очень вредны. Но, черт побери! Арина, во что превратилась твоя жизнь? Как-то Герман сказал, что он любит меня намного больше, чем кто-либо. От этих слов даже сейчас как-то противно и горько. Любит И это его любовь? Приводит в дом любовницу и ради чего, чтобы показать свою эту пресловутую любовь? Смешно! Только вот вместо улыбки, одни слезы.
Закончив с волосами, я выключила свет и легла спать. Бессонницей я не страдала, поэтому уснула практически сразу же, но ненадолго. Всё было хорошо. Тихо и спокойно, но какое-то странное чувство заставило меня открыть глаза. Я прислушалась к ощущениям своего тела, но с ним всё было в порядке. Взбив подушку, я перевернулась на бок и увидела Германа. Он сидел на моем пуфе в брюках и полу расстёгнутой белой рубашке. Свет уличных фонарей освещал лицо мужа лишь наполовину.
Что? я привстала, что ты здесь делаешь?
Сижу, тихо отвечает Герман.
Почему? я нахмурилась.
Не могу уснуть.
Так иди к Ларисе, думаю, она сумеет тебе помочь.
Герман едва заметно улыбнулся, но эта улыбка была вымученной. Он глубоко вздохнул и посмотрел в окно.
Зачем ты сюда пришел? я села и укуталась в одеяло.
Я часто прихожу, когда ты спишь, не отводя взгляда от окна, ответил Герман. Прости, что разбудил. Я вроде бы вёл себя тихо.
Зачем ты это делаешь? спокойно спросила я без какого-либо упрёка. Просто действительно хотелось знать правду, потому что я совсем запуталась: в нас, наших отношениях, в самой себе.
Спать не могу. Только рядом с тобой как-то всегда спокойно. А так Одна сплошная бессонница, Герман перевел свой уставший взгляд снова на меня. Было видно, что он не симулирует, не пытается вызвать жалость.
У нас могло всё бы иначе.
Ты не захотела.
Ты не позволил.
А в этом есть смысл?
Был.
Герман опустил голову и спрятал лицо в руках. Он мучился, причем не меньше, чем я, но эта его проклятая гордость
Я люблю тебя, вдруг произнес муж. Всё еще люблю и Ненавижу себя за то, что делаю. Не знаю, что со мной происходит. Может, я с ума сошел? Иначе объяснить это крайне паршивое поведение я не могу. Понимаю, что ты меня никогда не полюбишь. Понимаю, что ты этого Сашу обожаешь, и по-хорошему было бы просто тебя отпустить, но я не могу, Герман смотрит на меня, глаза блестят от злых слез, челюсти плотно сжаты. Всё пытался понять, чем я хуже этого гонщика? Не такой уж и молодой, пытаюсь всё контролировать. Умом, он приставил указательный палец к виску, я осознаю, а вот сердцем, пальцем переместился к груди, полный разлад.
Я ведь не ушла от тебя, я подползла к изножью кровати. Был ведь шанс, но я им не воспользовалась, пойми это, наконец. Я вынашиваю твоего ребенка, хотя тоже могла сделать иначе. Ты несправедлив к себе и вместе с тем, ко мне. Неужели ты думаешь, что я променяю ребенка на Сашу? Да, я влюблена в него, но уж точно не потеряла голову, хотя была на грани.
Совсем недавно тебе этот ребенок был как кость в горле.
Но уж точно не сейчас. Я виновата во многом перед тобой и Знаешь Я прошу за это у тебя прощения. Понимаю, что тебе тоже нелегко пришлось со мной. Но вместе мы могли бы всё исправить.
Я тоже виноват не меньше, а где-то даже и больше, Герман поддался вперед, наши лица теперь находились в считаных миллиметрах друг от друга. Я ведь Ларису привел только потому, что хотел вызвать у тебя ревность. У нас ничего не было. Клянусь.
Нельзя играть людьми, Герман, я осторожно коснулась кончиками пальцев его подбородка. Это неправильно и нечестно по отношению ко мне и Ларисе. Ты ведь взрослый человек и должен это понимать.
Когда любишь, мозги почему-то имеют способность отключаться, он невесело улыбнулся. Арина, я такой идиот, Герман прикрыл глаза, наслаждаясь моими несмелыми прикосновениями.
Иди сюда, я взяла его за руку и привлекла к себе. Он лег рядом. И давно ты нормально не спишь?
С того момента, как ударил тебя тогда при всех, Герман тяжело вздохнул и закрыл глаза. От него так приятно пахло табаком дорогих сигар. С недавних времен мне до жути нравится этот аромат.
Тебе нужно отдохнуть, я помогла Герману снять рубашку.
Я не заслуживаю тебя, муж перевернулся на бок и подложил одну руку под голову.
Скажешь тоже, я убрала спутанную прядь волос с его лба. Спи.
Можно? осторожно спросил Герман, несмело касаясь ладонью моего живота.
Этого я тебе уж точно запретить никак не могу.
Муж сонно улыбнулся и вскоре уснул, ну а я вслед за ним. Странная ночь. Странный разговор. Странные мы.
3.
Это утро было одним из тех, когда ты неторопливо просыпаешься, наслаждаешься этим пробуждением и понимаешь, что всё хорошо. Просто. Всё. Хорошо. Я всё еще смутно осознавала то, что я и Герман наконец-то сумели нормально поговорить. Даже как-то не верилось. И пусть многие моменты еще не решены окончательно, но, кажется, мы сделали огромный и самый существенный прорыв за всё то время, что находимся в браке.
Я потянулась в кровати, окончательно просыпаясь, но пошарив рукой, ничего кроме холодной простыни не нашла. Конечно, я ожидала совсем другого, но пришлось быстро успокоиться тем, что Герман редко позволяет себе спать допоздна. Его работа не терпит лени и послаблений. Вообще с таким жестким графиком трудно оставаться человеком, тут нужно быть киборгом, не иначе. Собственно, наверное, поэтому Герману и трудно находить ту тонкую грань, где заканчивается работа и начинается личная жизнь.
Поднявшись на ноги, я выглянула в окноясное небо с пушистыми белыми облаками. В такое удачное время, когда природного света достаточно много, лучше всего делать какие-нибудь красивые фотографии и писать картины. Внутри меня всё, будто бы забурлило и руки тут же зачесались в желании немедленно начать работать. Но для начала нужно позавтракать, так как распорядок дня еще никто не отменял.
Я вышла из спальни, спустилась на первый этаж и практически прошла мимо кабинета Германа, но в последний момент почему-то остановилась. Дверь была приоткрыта и периферийным зрением я уловила какое-то движение. Первая мысль, которая пришла ко мне в голову, оказалась уж очень неприятной и даже в какой-то мере жестокой. Нет. Герман бы так не поступил со мной. Он, конечно, имеет какие-то проблемы с самим собой, но не настолько, чтобы заниматься сексом с Ларисой прямо в кабинете, куда в любой момент кто-то может войти, в том числе и я.
Тряхнув головой, тем самым пытаясь отогнать от себя такие мерзкие предположения, я подошла ближе и заглянула в приоткрытую дверь. Лариса стояла ко мне спиной и что-то усердно искала на столе у Германа. Моего же мужа нигде не было видно. Я сразу почувствовала, что здесь творится нечто неладное.
Что ты тут делаешь? я зашла в кабинет.
Лариса вздрогнула, явно испугавшись и совсем не ожидая, что ее застанут.
Тебе какая разница? она резко обернулась. Иди, куда шла.
Тот факт, что Герман не попросил эту женщину удалиться из нашего дома, неприятно царапнул в груди. Я-то думала, что нахождение Ларисы после нашего ночного разговора, по умолчанию уже должно быть решено далеко не в ее пользу.
Что ты здесь ищешь? я никуда не собиралась уходить, пока не услышу ответа.
Тебя это не касается, нервно ответила Лариса. И можешь радоваться, сегодня я уезжаю.
Так всё же Герман решил вопрос. Этот факт меня обрадовал, и я даже не смогла сдержать улыбку. Если честно, то я думала, что история с этой Ларисой окажется куда сложней. Но нет. И это было странно.
Рано радуешься, дорогуша. Родишь ребеночка, Герман заберет его у тебя, а ты отправишься обратно к родителям. А на твоем месте буду я. Или ты решила, что Зацепин вот так просто всё забудет и вы заживете долгой и счастливой жизнью? Милочка, ты абсолютно не знаешь своего мужа. Лариса медленно подошла ко мне, так обычно подползает гадюка, чтобы напасть на мышь и проглотить ее.
Эта женщина была не так глупа. Она чётка знала куда стоит меня бить. Ее слова больно задели меня, но я сумела сохранить спокойное выражение лица.
Какова твоя роль в этой истории? спросила я, выдерживая взгляд Ларисы. Зачем ты согласилась на весь этот дурацкий цирк?
Узнаешь, она как-то странно улыбнулась, будто бы обладала такой информацией, что сродни настоящей бомбе. Когда-нибудь узнаешь, но боюсь, что уже поздно будет.
Что ты несешь? я нахмурилась. Весь этот разговор абсолютно мне не нравился.
Да уж, Лариса рассмеялась мне прямо в лицо. Милое личико, а мозгов совсем нет. Наслаждайся супружеской жизнью, пока есть такая возможность, она вышла из кабинета, ощутимо задев меня плечом.
Я окинула кабинет изучающим взглядом, всё вроде бы было на своих местах. Закрыв за собой дверь, я ушла в столовую. Лариса с гордо поднятой головой забрала свои вещи и удалилась из дома. Я смотрела ей вслед и отчётливо ощущала, что роль этой женщины еще не окончена. Может, у меня просто бурная фантазия, но ничего хорошего ждать точно не придется.
Этот день проходил ровно, как и все предыдущие. Я снова работала, но с той лишь разницей, что всякие плохие мысли не давали мне покоя. Лариса что-то искала в кабинете Германа и вряд ли какую-нибудь свою побрякушку. Тогда что? Деньги? Какие-нибудь документы? Нет. Бред уже какой-то! Кажется, я начинаю себя накручивать, а оно ведь и не удивительно, с такими-то неожиданными поворотами. Но всё-таки Герман должен знать, что эта женщина рылась в его личных вещах.
Вернувшись к работе, я не заметила, как день плавно превратился в тихий безоблачный вечер. Отложив кисти в сторону, я окинула свою почти законченную картину скептическими взглядом. Она мне нравилась, но я всегда стараюсь не перехвалить себя, ставлю каждый раз новую цель, достегаю ее, испытываю себя. Только так будет заметен рост. Во всяком случае, именно об этом твердят преподаватели.
Привет, легкий, едва ощутимый поцелуй в шею. Это тебе, я почувствовала сладкий аромат роз, прежде, чем увидела их. Красивый букет, который трудно вот так сразу обхватить двумя руками. Бархатные темно-красные розы с блестящей влагой на нежных лепестках.
Спасибо, в моем голосе прозвучало странное недоверие. Ну, наверное, потому что, Герман не привык совершать такую приятную для женщин чепуху. Они восхитительны, я полной грудью вдохнула тонкий аромат цветов.
Решил, что они тебя смогут порадовать, Герман присел на корточки и заглянул мне прямо в глаза. Он устал, это видно во взгляде, но улыбка бодрая и красивая.
Тебе это удалось, я улыбнулась в ответ, уж как-то сильно заразительно это у Германа получилось.
Между нами тлела некоторая неловкость после ночного откровения. Нельзя ничего взять и вот так с ходу забыть, стереть, обвести черным маркером ненужное, отрезать и начать с чистого листа. Важно привыкнуть к тому, что может быть по-другому: без надрыва, тихой ненависти, душных липких ночей одиночества и полного, непроходимого непонимания. Это как выйти из темной комнаты в солнечный теплый день. Глаза слепит просто ужасно, нужно часто поморгать, прищуриться, прикрыв лоб ладошкой и лишь после этого ты привыкаешь к свету, теплу и начинаешь всем этим богатством наслаждаться.
Что-то подобное сейчас происходило между мной и Германом. И, кажется, я на той стадии, когда только перешагнула порог темной комнаты. Я знаю, как противиться своему мужу, молчать с ним, одаривать его хлёсткими и неприятными взглядами. Теперь нужно понять, каково это жить вместе и не чувствовать себя на поле боя.
Как провела день? Герман смотрит на мои пальцы, что крепко сжимают букет. Знаю, что они как обычно испачканы в краске. Не получается у меня работать аккуратно, хотя несколько раз честно пыталась.
Хорошо. Взглянешь? я отодвинулась, чтобы муж увидел мою картину.
Он выпрямился и внимательно посмотрел на полотно. Взгляд сосредоточено скользнул вдоль очертаний деревьев, неба.
У тебя талант, Арина, серьезным тоном заявил Герман. Я, конечно, мало смыслю в искусстве, но то, что твои картины как живые и дураку понятно. Это вид из окна спальни?
Да.
Для учебы или просто решила написать?
Для учебы, но потом можно будет оставить себе.
Если ты не возражаешь, то я бы хотел забрать ее к себе в кабинет, когда она будет готова.
Хорошо, немного ошарашенная таким желанием Германа, отвечаю и тут же вспоминаю о Ларисе. Послушай, я аккуратно отложила букет на туалетный столик и схватив влажную тряпку, всегда весящую на уголке мольберта, начала тереть выпачканные пальцы.
Да? Герман расстегнул пиджак и сел на край кровати.
Я хотела поговорить по поводу Ларисы
Больше ее в нашей жизни не будет, твердо заявляет Герман. Я сделал большую глупость, приведя ее в дом, но отныне ты ничего про нее не услышишь.
Дело не в этом, я продолжила тереть свои пальцы тряпкой. С таким усердием я и кожу сотру. Просто сегодня утром я застала ее в твоем кабинете. Лариса что-то искала на столе. Я подумала, что ты должен знать. Вроде бы она ничего не забрала, но всё же лучше перепроверить.
Герман нахмурился, провел пальцами по за день отросшей щетине, затем выпустил края белой рубашки из-за пояса брюк.
Не волнуйся. У меня там камеры наблюдения стоят. Если что-то и забрала, то далеко не унесет. Проверю и присоединюсь к ужину, хорошо? Герман подошел ко мне и провел костяшками пальцев по моей щеке.
Он чувствовал за собой вину, это ощущается и в прикосновениях, и в уставшем взгляде. Она тоже так просто не сотрется, но мы вроде бы наметили свой курс именно к этому, правда же? Чтобы без вины, без обвинений и боли.
Мы ужинаем молча. Герман убедил меня в том, что Лариса ничего не забрала с собой и это немного успокаивает. Евгения, как и всегда постаралась на славу, ее паста с морепродуктами и сливочным соусом не хуже ресторанных блюд, может, даже и лучше.
Я иногда поглядывала на Германа, пока он утонченными движениями своих длинных пальцев управлялся со столовыми приборами. По-хорошему, я вроде бы, как и не должна была вот так просто и быстро прощать его выходки. Но если честно, то я понятия не имею, как нужно себя вести. В смысле, я абсолютно ничего не знаю о том, как правильно люди выстраивают семейную жизнь. И есть ли вообще это абстрактное «правильно»? Или его просто придумали, чтобы было от чего отталкиваться?