И у нее нет возможности вскочить в автобус и укатить куда подальше. С острова так просто не уедешь. Значит, придется торчать с ним на маленьком пятачке суши, пока она не переоформит обратные билеты на более раннюю дату.
На ступеньках, ведущих на широкую тенистую галерею, опоясывающую дом, Алисия резко остановилась и, стиснув зубы, расправила плечи. Что, черт побери, с ней происходит? Привычка бежать и прятаться от неприятностей была присуща неуверенной в себе и заискивающей перед Норманом маленькой глупышке.
Теперь правила изменились. Она не отступит. Встретит смело любое испытание. В том числе и Нормана.
Самолет пошел на посадку. Норман, глядя в иллюминатор на бирюзово-синюю водную гладь, окружающую остров, почувствовал, как засосало под ложечкой.
Неприятные ощущения были вызваны отнюдь не креном самолета, делающего крутой вираж, или страхом перед быстро надвигающейся на них посадочной полосой. Его мутило в преддверии встречи с Алисией, с мучительным прошлым, от которого пришла пора избавиться раз и навсегда.
После того, что она сказала о ребенке, им владела только одна мысль: последовать за ней, объясниться, узнать, была ли в случившемся доля и его виныхоть бы она заключалась лишь в том, что он счел Алисию более взрослой, чем та тогда была на самом деле. Ведь если бы он тогда заверил ее в своей полнейшей преданности, если бы признался, сколь дороги ему и она сама, и ребенок, возможно, Алисия не кинулась бы в панике делать аборт.
Но пробудившееся в нем чувствонепреодолимое стремление стать ей мужем и отцом ребенка, которого она вынашивала, было настолько ново для него, что он едва ли мог осмыслить его. А как же можно убеждать в том, что для тебя самого является загадкой?..
Самолет медленно подкатил к зданию аэровокзала. Норман насупил темные брови, недовольный тем, что ищет себе оправдание. Это случалось с ним крайне редко.
Ладно, в этой истории есть и другой неприятный аспект. Ее отношения с Леоном. Когда отчим обвинил Алисию в непристойном поведении, он, зная, что тот собой представляет, естественно, не поверил. Ну а потом, после известия об аборте, ему уже было все равно, кто из них двоих стал на самом деле объектом сексуального домогательства.
Прежде всего потому, что Норман был разъярен ее безответственным поступкомпогубила созданную им жизнь! и просто опасался, что ему не хватит выдержки, если он начнет пытать ее о случившемся и двигавших ею мотивах. А когда он остыл немного, было уже поздно: Филлис сообщила, что ее дочь благополучно и, судя по всему, без всяких сожалений отправилась в Штаты. Тогда он направил все свои усилия на то, чтобы забыть ее.
И ему это удалось: она долго не тревожила его сознание. Пока Леон не сказал, что Алисия вернулась в Англию и они иногда обедают вместе. Так каким же образом она склонила отчима отказать ей все свое состояние? Невинного объяснения он не приметво всяком случае, теперь, после того как нашел в ней искушенную жизнью женщину, утонченную, практичную, себе на уме и необычайно сексуальную. Тем более что и замашки Леона ему были хорошо известны.
Норман с угрюмым видом отстегнул ремень безопасности и поднялся. Ему плевать на наследство Леонаважно, чем тот руководствовался в своем решении. И он приехал сюда с одной-единственной цельюузнать правду. Истинные причины, побудившие Алисию сделать аборт, истинную суть ее отношений с отчимом. Как только цель будет достигнута, он опять отправит ее в прошлое. Запрет и оставит там навечно.
Едва заметив огибающий мыс катер, с тарахтением направляющийся в бухту, Алисия опустила жалюзи и отвернулась от окна. Она готова к приему незваного, непрошеного гостя.
В высоком зеркале на противоположной стене отражалась стройная фигура в неброском наряде: узкие серовато-желтые брюки из хлопчатобумажной ткани, тонкая рубашка в тон, без воротника и с длинными рукавами, волосы заплетены в косу. Единственный яркий цветалые губы. И это тоже умышленно. Красный цветсимвол дерзости и непокорности.
Не дожидаясь, пока Жозефа прикажет ей выйти встречать гостя, как и подобает доброй хозяйке, Алисия покинула спальню. Беззвучно ступая босыми ногами по холодному мраморному полу, она быстро пересекла холл. Но по мере приближения к распахнутой двери замедлила шаг и, выйдя на тенистую галерею, остановилась.
Ни ближе ни дальше.
Было время, когда она, едва заслышав о приезде Нормана, мчалась ему навстречу с обожанием в глазах и улыбкой во весь рот. Было и прошло. Подобного не повторится.
Чтобы снять напряжение, она вдохнула полной грудью воздух, насыщенный ароматом цветов, пышными каскадами свисающих из керамических вазонов. А то Норман, чего доброго, сочтет, будто она натянута как струна оттого, что ее мучает совесть. Нет уж, стыдиться и прятать ей нечего. Приветствием ему будет холодное безразличие.
Но когда он показался на ступенях лестницы, ведущей от гавани, внутри у нее все свело судорогой.
Он не имеет права так воздействовать на меня! сердито думала Алисия, украдкой вытирая о брюки внезапно увлажнившиеся ладони. Теперь у нее нет никаких чувств к нему, никаких, кроме презрения. Она стиснула зубы, усилием воли вновь заставляя себя расслабиться.
Однако от презрения сердце не трепещет и во рту не пересыхает.
Норман шагал с присущей ему грациозной раскованностью, которой она не замечала ни в одном другом мужчине и которая лишь подчеркивала таящуюся в нем силу. Через плечо небрежно перекинут легкий пиджак, в руке дорожная сумка, но это Алисию не обмануло. В холодном оценивающем взгляде, когда Норман наконец дошел до нее, беспечностью даже не сквозило.
Ее сознание едва ли отметило приветствие Эдуардо: «Доброе утро, мисс Алиси», проносившего мимо нее в кухню в глубине дома коробку с продуктами. Она ничего не замечала вокруг, кроме устремленных на нее глаз Нормана.
Нервы были напряжены до предела, мышцы свело, так что даже язык не шевелился. Вот и прекрасно. Пусть первым объяснит, зачем приехал, когда его сюда не звали. Она отрешенно уставилась вдаль, всем своим видом выражая смертельную скуку. Недруг не должен заметить, что она взволнована.
Норман молчал, изучающе разглядывая ее окаменевшие черты. Прошло несколько бесконечно долгих секунд, прежде чем он соизволил заговорить:
Ну как, устроилась?
Издевательски приподнятая темная бровь, покровительственные нотки в протяжном голосе вернули ей дар речи. Однако, отвечая, Алисия тщательно подбирала слова, имитируя его презрительную интонацию:
Вполне. Хотя не могу сказать, что очень уж рада видеть тебя. Может быть, все-таки удовлетворишь мое любопытство и объяснишь, зачем ты здесь.
Очевидно, хотел удостовериться, что она не прогнала в шею Эдуардо с Жозефой или не навезла с собой ораву друзей порезвиться на природе. А может, просто своим присутствием решил испортить ей отдых.
Дымчатые глаза потемнели, волевой подбородок дернулся.
Чтобы расставить все точки над «i» в наших отношениях, что, вообще-то, давно следовало сделать. Более чем давно, если он желает оставшуюся жизнь прожить в мире и согласии с самим собой.
У Алисии радостно ёкнуло сердце. Не обольщайся, тут же одернула она себя. Обсуждать им нечего. Она холодно пожала плечами.
Насколько мне известно, все точки над «i» в наших отношениях, Алисия ледяным тоном выделила его слова, расставлены окончательно и бесповоротно много лет назад.
Как Норман собирался ей возразить, она так и не узнала, поскольку за спиной раздался восторженный голос:
Мистер Норман! Бог мой, какой же ты стал красавчик!
Жозефа! Дорожная сумка и пиджак полетели на землю. Норман шагнул на галерею и заключил дородную островитянку в объятия. Как я уже говорил Эдуардо, давненько не виделись.
Не то слово. А ведь когда отчим купил этот остров для твоей материда упокой Господь ее добрую душу, ты приезжал сюда каждый год по два-три раза, рос на моих глазах. Ох и щуплый ты был в детствекожа да кости, ручки-ножки тонюсенькие. Но озорнойвся голова из-за тебя поседела! А теперь посмотритепригож, как сам дьявол. И как это такой красавчик до сих пор не обзавелся женой и кучей детишек? Ну-ка выкладывай! Да прекрати мять мои старые кости. Пойдем лучше в дом.
Экономка подняла с земли пиджак и зацокала языком.
И кто только в тебя вселился? Прежде ты всегда бережно обращался со своими вещами. Она с ожесточением встряхнула пиджак, словно сбивала скверну, и со счастливой улыбкой на лице повела его в дом. Не разлюбил еще стряпню старой Жозефышоколадное печенье, домашний лимонад?
Норман широко улыбнулся и беззаботно ответил:
Если тебе все равно, я лучше выпью джина с тоником. И льда как можно больше.
Все так же улыбаясь, он проследовал за экономкой в прохладу мраморного холла, а позабытая всеми Алисия прислонилась к колонне галереи, чуть ли не до крови кусая губы.
Она готова смириться с тем, что ею пренебрегают, как вчерашней газетой. Нет проблем! Ее возмущает другое. Почему в ней проснулась жгучая ревность, когда Норман по-медвежьи обнял Жозефу, приветствуя старую экономку с искренней любовью?
Неужели ей хочется, чтобы он и ее так обнимал? Ни за что на свете! Только пусть пальцем тронет, она завопит от омерзения.
Так с чего вдруг этот примитивный укол ревности?
6
Странно, что Алисия захандрила, думал Норман. На нее это не похоже. Он поднялся на одну из скалистых возвышенностей и теперь оглядывал пустынные белые пески укрытой бухты. Если, конечно, характер у нее не изменился в той же степени, что и внешность. Что отнюдь не исключено, принимая во внимание ее манеру поведения накануне и в день похорон Леона.
Он постарался, насколько позволяли приличия, уклониться от прямых ответов на вопросы Жозефы, которую главным образом интересовало, почему он до сих пор не женат. И при первой же возможности, прихватив бокал джина с тоником, ретировался в свою комнату, быстро покидал в шкаф привезенные с собой нехитрые пожитки и отправился на поиски Алисии.
Она куда-то исчезла. Однако вряд ли из-за него. Норман на сей счет не обольщался. Глупо полагать, будто ей стыдно смотреть ему в глаза. Эта новая Алисия, если придется, способна переглядеть самого архангела Гавриила. Она надулась потому, что его неожиданный приезд застал ее врасплох. Он переиграл ее, а уступать она не любит. Ей это столь же ненавистно, сколь ненавистен он сам.
Так чего же я переполошился? спрашивал себя Норман, поворачивая к лесистым холмам и отрогам, формирующим пейзаж маленького островка. Сама бы вскоре объявилась. А он лучше отдыхал бы себе в прохладном доме, восстанавливал силы после утомительного путешествия, которое, как порой казалось, никогда не кончится. Куда она денется?
Самое смешное, что ответа на свой вопрос он не знал. Во всем, что касалось Алисии, он действовал из побуждений, не поддающихся ни пониманию, ни контролю рассудка. А он редко терял контроль над собой и очень нервничал, когда это все-таки случалось, как сейчас, например.
Неровная тропинка у подножия холма нырнула в густую зелень деревьев. Он хорошо знал эту дорожку. Она вела в воспоминания далекого прошлого, когда Леон спустя два года после женитьбы на матери Нормана купил этот остров, казавшийся сушим раем мальчику, наивному и доверчивому в силу своего юного возраста.
Она также вела на противоположную сторону острова, где лес подступал почти к берегу. Почва там была болотистая, а в тихих прудах жили черепахи.
Как он интуитивно предполагал, Алисия укрылась именно в этом заповедном уголке. Увидев ее, Норман остановился как вкопанный. Грудь внезапно раздалась, словно приспосабливаясь под мощные размашистые удары сердца.
Алисия стояла вполоборота к нему и смотрела в холодную глубь одного из озерков. Босые ноги утопают в толще пушистого мха, коса перекинута на грудь, открывая взору хрупкий затылок.
Сердце Нормана болезненно защемило. Она опять казалась беззащитной и одинокой, порождая жившее в нем некогда стремление лелеять ее и оберегать от ударов судьбы, которое было основой их отношений Было до той роковой ночи, когда под отупляющим воздействием алкоголя и снедавшего его болезненного жара в нем всколыхнулась необузданная страсть, какой он прежде не подозревал в себе, и его невинная привязанность к девочке-подростку обратилась в нечто совершенно иное, причем сам он едва ли это сознавал.
Зачем опять эта непрошеная щемящая жалость, непреодолимое стремление заключить ее в свои крепкие объятия, даруя ей утешение и покой? Ему это совсем не нужно.
Но как ни гнал он от себя проклятую жалость, ноги сами бесшумно несли его вперед, к тому месту, где стояла Алисия, погруженная в мысли, о которых он мог только догадываться. Поскольку, как выяснилось, он вовсе не знает ее, хоть они некогда и были очень близки.
Мох заглушал его шаги, но, когда Норман приблизился и легонько коснулся ее плеча, она не выразила удивления. Просто подняла на него удивительные золотистые глаза, затянутые сейчас поволокой, будто обращенные куда-то в глубины прошлого или в дальнюю даль будущего. Кто знает?
Наверное, это самый спокойный уголок на земле, тихо сказал он.
Алисия успела немного загореть, но бледный загар не скрыл полностью молочной белизны кожи, нежной и бархатистой, как лепестки розы. Его взгляд остановился на алых губахих чувственность завораживала, наполняла мучительным желанием. Хотелось прильнуть к ним, ощутить, как они раскрываются под его губами, приглашая вкусить райского наслаждения. Алисия, нравится ему это или нет, в отличие от других женщин, которых он знал, обладала пугающей способностью заводить его с полуоборота.
Осознание этого факта, должно быть, затуманило его разум, потому что Норман вдруг обнаружил, что его рука сама по себе потянулась к ее волосам и стала расплетать косу. Алисия не противилась, наоборот, чуть склонила вперед голову, будто для того чтобы облегчить ему задачу, отчего он пришел в еще большее недоумение.
Может быть, как раз поэтому мы оба здесь сейчас. Ищем покоя, задумчиво проронила Алисия, словно его, в сущности, банальная реплика затронула некую тайную струнку в ее душе.
Да, ищем, тихо согласился Норман, в то время как его пальцы, будто повинуясь одному им известному закону, распутывали и распутывали шелковистые пряди.
Губы Алисии дрогнули, обдав нежным дыханием оголенный треугольник груди в вырезе его рубашки. Норман почувствовал, что теряет связь с реальностью и ступает во что-то неведомое, не имеющее определения.
Алисия снова посмотрела на прозрачную гладь озера. Когда Норман с Жозефой скрылись в доме, она, не в силах заставить себя последовать за ними и внимать нескончаемой радостной болтовне экономки, покинула галерею. Ноги сами привели ее в этот укромный идиллический уголок. Здесь она стала ждать. Некий непостижимый первобытный инстинкт подсказывал ей, что Норман придет. Придет, потому что это предначертано свыше.
Как он сказал? Расставить все точки над «i».
Ожидание неизбежного, как ни странно, действовало успокаивающе, и, к тому времени когда Норман появился, она уже пребывала в состоянии некоего транса, иначе не скажешь. А близость атлетического мужского тела, источающего резковатый мускусный запах и возбуждающий жар, ласковые прикосновения его пальцев, перебирающих волосы, окончательно освободили сознание Алисии от условностей, сменившихся весьма коварными ощущениями, в которых она отказывала себе на протяжении многих лет.
Приятная расслабленность во всем теле и безудержное бурление крови разом накатились на нее, даруя воистину гедонистическое наслаждениедавно позабытое, легко вспоминаемое.
Изнемогающая, потерянная, Алисия качнулась к нему на подкашивающихся ногах. И он, заключив ее в объятия, опустился вместе с ней на прохладный мшистый ковер.
Здесь так жарко, пробормотал Норман. Ты не привыкла к такому климату.
А ты, можно подумать, привык?
Алисия дразнила его, беззлобно высмеивая его неосознанное мужское превосходство, но голос звучал глухо, будто она была в дурмане. А разве нет? Алисия нашла его глаза. Взгляд затуманен, лоб чуть нахмурен, словно и он тоже пытается ухватиться за ускользающую реальность.
Я выносливый.
Его взгляд задержался на ее губах, затем скользнул внизпо хрупкой шее, по застегнутой наглухо рубашке с длинными рукавамии опять метнулся к лицу, к золотистым глазам, в которых застыло недоумение.
Укуталась по горло. Немудрено, что тебя разморило от жары. Это был всего лишь предлог, и он это знала она, интересно, тоже знает? Предлог, дающий ему право высвободить пуговички из петель ее рубашки, открывая своему взору восхитительное женское тело. Предлог, позволяющий коснуться соблазнительной плоти.
Справившись с последней пуговицей, он осторожно опустил Алисию на спину. Она не сопротивлялась. От возбуждения голова Нормана кружилась: эта женщина принадлежит ему!
Так же как и в ту потрясающую ночь, перевернувшую все его представленияо ней, о себе.
«И жизнь с тех пор изменилась: в душе навечно поселилась горечь», напомнил ему голос рассудка. Голос, замолчавший, едва с ее губ слетел хриплый стон беспомощности и покорности, а руки обвились вокруг шеи, пригибая его голову к обнаженным округлостям.
Дополнительного приглашения ему не требовалось. Норман приник к ее грудям, обращая в экстатическую реальность мучительные грезы последних семи лет, в то время как она выгибалась и извивалась под ним.
Пальцы нащупали молнию на ее брюках. Кровь бросилась ему в голову и дико застучала в висках, когда Алисия приподняла бедра, позволяя стянуть с себя легкую ткань.
Ее чувственные телодвижения сводили с ума, и Норман едва не поддался примитивному варварскому порыву попросту взять и овладеть ею сию же минуту. Нет, так не пойдет. Нельзя терять выдержку. Он должен успокоиться и любить ее медленно, с чувством, даря и ей, и себе полноту совершеннейших ощущений. Чтобы обоим было хорошо.
Норман содрогнулся и увидел, что ее мягкие губы тоже трепещут, увидел золотистый блеск под полуопущенными веками. Он вновь склонил голову и нежными поцелуями проторил дорожку к соблазнительным грудям. Затем прикрыл дерзкие округлости ее роскошными волосами и стал целовать их сквозь шелковистую вуаль.
Вопреки его намерениям дразнящие ласки привели Алисию в исступление. Она обвила его стройными ногами, и Норман услышал свое имя, произнесенное охрипшим от страсти голосом.
Какие дивные волосы Слова вибрировали от непосильного напряжения, на которое он обрек себя. Они всегда были мягкие и шелковистые, а теперь такие длинные и так восхитительно переливаются. Не знаю, что уж ты с ними делаешь, но они возбуждают.
Алисия вздрогнула. До этой минуты она не помнила себя, купалась в пьянящих ощущениях, в дурмане воспоминаний о былой близости, с самозабвением отдаваясь страсти, которую мог утолить только он. Слова Нормана привели ее в чувство. Она вновь обрела себяобрела в себе женщину, которой стала. Все. Она больше не простодушная девочка, которую можно обижать безнаказанно.
Воспоминания резко изменили направление. Она представила, как Карен тащит ее в один из лучших салонов красоты в Бостоне, заявляя, что ей следует наконец-то заняться своей внешностью. Уже полгода прошло с тех пор, как она потеряла ребенка, пора начинать жить по-человечески.
Парикмахер преобразил лохматую гриву, не срезая ни дюйма, придал форму и блеск длинным прядям, засиявшим мириадами восхитительных светлых оттенков.
Новая прическа, которая была ей очень к лицу, и постройневшая фигура ознаменовали начало ее нового мировосприятия. Стали частью ее существа, ее жизни. В которой Норману не было места. И никогда не будет.
Со сдавленным вскриком Алисия уперлась ладонями в широкие мужские плечи и, столкнув его с себя, вскочила с земли.
Оставь меня! приказала она, запахивая рубашку. Я не звала тебя сюда. Я не желаю тебя видеть.
Ноздри его раздувались, кожа вокруг губ побелела, свидетельствуя о том, что Норман взбешен. Алисия пришла в ярость: еще и возмущается! Как будто ему отказали в том, на что он имеет законное право!
Трясущимися от гнева руками она запихнула концы рубашки в наспех натянутые брюки, сунула ноги в спортивные тапочки, которые скинула незадолго, чтобы понежить ступни в прохладе пушистого мха, и заявила категорично:
Впредь даже прикасаться ко мне не смей. Ты застал меня врасплох. Чем ты оправдываешь свою назойливость?
Норман, потирая жесткий подбородок, медленно поднялся. Возбуждение быстро улеглось: боль неутоленного желания вспыхнула и угасла. Ее непредсказуемый отказ мгновенно развеял туман в голове. Он не видел объяснения тому, что произошло между ними, потому что это просто не поддавалось осмыслению.
Не думаю, что мне требуется оправдание. Ты уже не в первый раз бросаешься мне на шею. Похоже, у тебя это вошло в привычку, сухо сказал Норман, пожирая ее взглядом.
Волосы растрепались, золотистые глаза пылают гневом, она стояла перед ним неукротимая, дерзкая и необычайно сексуальная. Его опять обдало жаром нетерпения, и в неистовой борьбе с собственной слабостью он использовал первое оружие, которое оказалось под рукой, мысль, таившуюся в глубине сознания со дня смерти отчима.
Уверен, с Леоном ты не очень-то привередничала. Иначе тот не оставил бы тебе все свое состояние. Это уж как пить дать.
Мерзкий обидный упрек отозвался во всем ее существе острой болью. И если бы она хоть на секунду поддалась ей, то уже каталась бы по земле, рыдая во весь голос. Значит, Норман все эти годы верил в клевету Леона, а завещание последнего лишь укрепило в нем эту веру.
Не показывая виду, сколь глубоко оскорблена, Алисия внутренне натянулась как струна и презрительно вскинула тонкую изящную бровь.
Какая завидная проницательность. Должно быть, за годы работы научился. Что называется, профессия обязывает.
С этими словами она направилась к тропинке между деревьями. Разубеждать его она не собирается. Пусть думает, что хочет.
Я не буду ужинать, Жозефа. Голова ужасно болит. Пойду лучше лягу.
Она не лгала: голова и в самом деле будто на части раскалывалась. Но у экономки были свои понятия о том, что хорошо, что плохо, и отступление от них могла извинить только внезапная смерть.
И не помышляй, мисс Алиси! Что подумает мистер Норман? Ведь это его первый вечер здесь!
Жозефа готовила креветки на ужин, от которого посмела отказаться Алисия! Экономка вытерла руки об огромный белый фартук и подперла бока.
Что он подумает о твоих манерах?
Вот уж это Алисию волновало меньше всего.
Уверена, он все поймет как надо, если ты объяснишь правильно. Она подошла к холодильнику и налила себе стакан соку.
Огненное солнце быстро скатывалось с темно-синего небосклона, за стеклами незанавешенных окон кухни кружились светлячки. Она не знала, вернулся Норман или все еще бродит где-то по острову в стремительно надвигающихся сумерках, и знать не хотела.
Игнорируя протесты Жозефы, Алисия удалилась в свою комнату и плотно закрыла за собой дверь. Она любила старую служанку, давно, когда еще девочкой отдыхала здесь, смирилась с проявлениями ее своеобразного характера и всегда вспоминала ее с искренней симпатией. И тем не менее экономке придется усвоить, что маленькая мисс Алиси выросла и имеет собственную голову на плечах!
Пока Норман не явился на остров, она думала, что оставит виллу в своем владении, будет приезжать сюда, привозить друзей и коллег. Эдуардо с Жозефой нравилось одаривать людей своей заботой.
Но неожиданный приезд Нормана испортил все. Он, как змей-искуситель в раю, даже воздух отравлял своим тлетворным ядом. Вряд ли она когда-нибудь захочет вернуться сюда.
Забыться сном не удавалось. Когда стрелки на часах показали половину третьего, Алисия сдалась и, накинув короткий шелковый халат, вышла из комнаты.
Прошлепав босиком по мраморному полу в дальний конец широкого коридора, она сделала глубокий вдох и толкнула дверь в большую спальню. Жозефа, по крайней мере, будет рада, что она наконец-таки решилась разобрать вещи, которые оставила после себя Филлис, в спешке покидая остров.
Норман лежал с открытыми глазами и слышал, как отворились и захлопнулись двери. Выходит, Алисии тоже не спится. Как и он, переживает заново то, что произошло между ними сегодня?
Он предпочел бы свалить бессонницу на креветок с тыквенным пирогом и домашним мороженым, которыми напичкала его Жозефа, но совесть не позволяла.
За ужином ему кусок в горло не лез, но он заставлял себя есть ради экономки. Она и так была обижена на то, что Алисия отказалась выйти к столу.
Мисс Алиси просила извиниться за нее. Говорит, голова сильно разболелась. Она спать пошла. Совсем не слушает, что ей говорят, гуляет под солнцем без шляпы. Я прямо вся изволновалась за нее.
Ну и зря. Норман с едва скрываемым отчаянием смотрел на уставленный яствами стол. Мисс Алиси теперь взрослая женщина и может позаботиться о себе сама.
Золотые слова! Как ловко она воспользовалась слабостью Леона, любившего приударить за молоденькими красотками! Даже глазом не моргнула, когда он упомянул об этом сегодня!
Боже, какая мерзость! Надо бежать от этой практичной беспринципной маленькой особы, бежать и забыть о ее существовании.
Но он не может. Пока Алисия не скажет ему честно, что сталось с их ребенком, он шагу назад не сделает. Неведениедемон, который мучит и терзает его.
Сегодня разговора не получилось по его вине. Шел объясниться с ней, докопаться до истины, а кончил тем, что создал еще большую неразбериху. Зачем-то стал трогать ее, ласкать, а потом и вовсе впал в исступление.
Но подобного больше не произойдет. Зная теперь, какой одуряющий эффект она на него оказывает, он не повторит своей ошибки. Кто предупрежден, тот вооружен!
Норман спустил с кровати ноги, взял в ванной махровый халат, оделся и вышел в коридор.
Эдуардо с Жозефой спят в своем домике, значит, это Алисия блуждает по комнатам среди ночи. Он найдет ее и вызовет на откровенный разговор, который должен был состояться семь лет назад. Заметив в конце коридора полоску света, пробивающуюся из-под двери большой спальни, Норман пошел туда и, не обращая внимания на гулкий стук в груди, открыл дверь.
7
В комнате горела одна-единственная лампа. Она стояла на письменном столе, за которым сидела Алисия. Норман нетерпеливым взглядом окинул остальное сумрачное пространство: на голубом атласном покрывале высились аккуратные стопки одежды. Затем его глаза вновь обратились к неподвижной фигурке в красном одеянии, застывшей в пятне света.
Волосы Алисия собрала в пучок, обнажив длинную стройную шею. Хрупкие плечи безвольно опущены, пальцы разглаживают какой-то исписанный листок на столе. Во всем ее облике сквозит берущая за душу почти детская беззащитность, которая в сочетании с наглой чувственностью тела, небрежно прикрытого скудным куском алого шелка, грозила помешать его намерению провести разговор в цивилизованной спокойной манере.
Норман прищурился и хмуро сдвинул брови. Алисия не могла не слышать, как он вошел, но почему-то не поворачивается и вообще сидит как каменная, только пальцы все поглаживают и поглаживают листок.
Алисия! Мы можем поговорить? Он тут же пожалел о невольной резкости, прозвучавшей в его тоне, пожалел вдвойне, когда она с явной неохотой обернулась и он увидел ее лицо. Оно было мокро от слез, а лучистые глаза исполнены такой глубокой душевной мукой, отчего у него перехватило дыхание.
Он содрогнулся от непосильного желания подойти и обнять ее, облегчить ей боль. Ни в коем случае! подавил порыв Норман. Приближаться к ней опасно. Неужели он забыл, к чему привело его легкомыслие несколько часов назад?
Сунув руки в карманы халата и стараясь сохранять бесстрастность в голосе, он произнес:
Ты чем-то расстроена. Не хочешь поделиться? Или, думаешь, не поможет?
Алисия сдавленно сглотнула. Сказать что-нибудь связно она сейчас была не в состоянии. Если попытается пропихнуть хоть слово сквозь жгучий колючий комок в горле, то просто разрыдается и унизит себя. А она уже достаточно опозорилась сегодня.
К тому же письмо, которое она обнаружила в ящике письменного стола и закончила читать как раз перед вторжением Нормана, лишило ее душевных сил. В данный момент она не способна была противостоять ему.
Алисия молча протянула Норману листок. Тот взял письмо, отошел в другой конец комнаты и, присев на резную спинку кровати, стал читать. Алисия заметила, что он морщит лоб, но от плохого освещения или из-за содержания, она не знала.
Письмо. Его текст отпечатался в голове слово в слово.
Дорогая Алисия, пишу тебе, потому что не хватает смелости снять трубку и попросить тебя о встрече по телефону. Я так виновата перед тобой. За то, что плохо относилась к тебе с самого рождения, за то, что не любила тебя, как должна любить мать. За то, что выгнала тебя из Мэлверна. Список можно продолжать и продолжать
Я очень хочу, чтобы мы встретились и помирились. Или я требую слишком многого? Знаю, я ни о чем не имею права просить тебя. Но для меня это очень важно. И, может быть, для тебя тоже что-то да значит
На этом письмо обрывалось. Филлис не закончила послания до того, как что-то вынудило ее стремительно покинуть остров. А нового написать не успелапогибла в автокатастрофе.
Алисия смотрела, как Норман медленно встает и приближается к ней. Вот он остановился рядомвысокий, стройный, сексуальный.
Ее непреодолимо влечет к нему. Она не хочет этого, ей это не нужно. Но она не в силах сопротивляться основному инстинкту, который живет в ней с отроческих лет. Перебороть его можно только одним способомобратить Нормана во врага.