Может быть, мне уйти, оставить вас наедине? спросила Пейшенс.
И Джеймс, и его мать в едином порыве произнесли горячее: «Нет!»
Значит, матери тоже нелегко разговаривать с ним? Только теперь Джеймс заметил, как она бледна. Очень худое лицо, на котором видна была каждая тонкая голубая вена под прозрачной, как паутинка, кожей, и все же очень красивое. Время сняло лишнее и обнажило подлинные линии этого лица.
Пейшенс говорила, что вы долго жили за границей, сказал он, пытаясь завязать вежливый и ни к чему не обязывающий разговор с этой незнакомкой.
Франция, Испания, Италия, кивнула она. Я попутешествовала.
Вы пели, как говорит Пейшенс?
Она улыбнулась.
Это правда. Помнишь, я пела тебе, когда ты был маленьким? Конечно, когда отца не было дома. Он не любил, когда я пела, хотя в первый раз увидел меня именно поющей. Я пела с маленькой группой в одной из лондонских гостиниц. Твой отец обедал там с друзьями, а на следующий день пришел снова и пригласил меня за свой столик. Я думаю, это был первый импульсивный порыв в его жизни. Он был сдержанным человеком. Правда, тогда он был молод, и натура еще не начала проявляться.
Я не намерен выслушивать от вас оскорбления в адрес отца! Джеймс встал, но мать умоляюще протянула руку.
Я не хотела обижать тебя! Извини. Не уходи, Джеймс.
Напряженное ожидание Пейшенс ощущалось почти физически. Увидев ее сосредоточенное лицо, Джеймс снова сел.
Мать вздохнула и снова расслабилась. Рука легла на одеяло. Пальцы без колец были тонкими, как у скелета. Раньше она всегда носила кольца. Он до сих пор их помнил: золотое обручальное кольцо, перстень с рубинами и бриллиантом, подаренный при помолвке, большой бриллиант, который отец Джеймса подарил ей в честь рождения сына. Раньше ее пальцы сверкали при каждом движении.
Я не знал, что вы были певицей, мне никто не говорил.
Что еще ему не говорили? Но, как ни странно, он помнил ее пение. Она сидит за пианино в гостиной с ним на коленях и поет для него колыбельные и старинные народные песни. Как странно, он совершенно забыл об этом, а теперь вспомнил так ясно. Удивительная вещьпамять.
Она слабо улыбнулась.
Понятно. Твой отец не хотел, чтобы об этом знали. Думаю, он пожалел, что женился на мне, уже в медовый месяц. Семья не одобрила наш брак, его друзья держались со мной высокомерно, да и у нас с ним не было ничего общего. Это была ошибка. Просто поначалу я была ослеплена им: красивый, элегантный, уйма денег. Я чувствовала себя Золушкой, встретившей своего принца, и к тому же это была возможность спастись от своих проблем.
Значит, холодно сказал Джеймс, вы никогда по-настоящему не любили его?
Некоторое время думала, что любила. Я же сказала, что была ослеплена. Но я хочу быть честной и скажу тебе всю правду. Моя группа не имела большого успеха. Это был конец пятидесятых. В Америке был Элвис и снималось множество музыкальных фильмов, а здесь уже появилась масса рок-групп. Музыка, которую исполняли мы, выходила из моды, и у нас не всегда были деньги, чтобы заплатить за жилье и еду. На поддержку семьи мне рассчитывать не приходилось. Отец умер, а мать жила с человеком, который мне не нравился. Когда твой отец предложил выйти замуж за него, я ухватилась за эту возможность. Мне в самом деле казалось, что я влюблена, Джеймс. Я была влюблена в мечту. Только после того, как мы поженились, жизнь разрушила наши иллюзии, и стала открываться непреодолимая пропасть между нами.
Вы хотите сказать, что встретили другого мужчину? Джеймс старался не терять самообладания, но голос дрожал от ярости.
Да, я встретила другого, но это произошло гораздо позже. Я ушла, когда поняла, что из нашего брака ничего не выйдет. Твой отец жалел, что женился на мне, он вообще никогда не любил меня.
Он так больше и не женился! Против воли Джеймса голос прозвучал громко и горько. Пейшенс вздрогнула, а мать вжалась в подушки. И все же она ответила ему со слезами в голосе:
Ему вообще не стоило жениться. Джеймс, он был холодным и безразличным человеком; ему не нужна была жена. Отношения с секретаршей и слугами строились на понятной ему основе. Он платил им и держал их на расстоянии. С женой так нельзя.
И с ребенком, подумал он. Мать точно описала его отношения с отцом. Холод и пустота его детства подтверждали слова матери. Прежде он говорил себе, что это по ее вине отец был черствым и замкнутым, но, может быть, она говорит правду и отец был таким всегда? И все же она оставила его и навсегда ушла с тем мужчиной!
Он посмотрел на нее с горечью.
Тогда почему же вы оставили меня с ним?
Но ответ ему не был нужен. Довольно с него объяснений. Что она может сказать? Только солгать. Она ушла, оставив его в ледяной пустыне, и ничего другого Джеймс не хотел слышать.
Бросив возмущенный взгляд на Пейшенс, которая вовлекла его во все это, он встал, вышел из комнаты, спустился по лестнице и вышел из дома, хлопнув дверью.
Больше он сюда не вернется.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Уже выходя за ворота, Джеймс понял, что ему не на чем ехать домой. Черт! Надо было вызвать такси. Где он вообще находится? Он знал только, что где-то в северной части Лондона. Когда Барни вез его, он был слишком занят этой безумной рыжей девчонкой, чтобы замечать дорогу. Попытавшись вспомнить какие-нибудь ориентиры, он обнаружил, что не помнит даже названия улицы. Дом называется «Кедры»и только. А уже ночь.
Что же делать? В дом он не вернетсяслишком глупо после мелодраматического ухода. Хлопнув дверью, не возвращаются, чтобы сказать: «Ах, простите, вы не могли бы вызвать мне такси?»
Улица была очень тихой, но не длиннойв дальнем ее конце видны были фары легковых машин, проехал грузовик, потом небольшой красный одноэтажный автобус. Там должна быть главная дорога и, наверное, телефон. Он все-таки в Лондоне, где все улицы пересекаются.
Джеймс уже собрался идти, когда рядом промелькнула темная фигурка с призрачно светящимися ступнями. Это пугающее свечение объяснилось, когда фигурка добежала до фонаря и оказалась худым светловолосым подростком в кроссовках со светящимися подошвами, в джинсах и черном обтягивающем свитере. Джеймс улыбнулся и спросил:
Здравствуйте. Не могли бы вы сказать, где я нахожусь?
В ответ он получил взгляд, исполненный снисходительного презрения.
Вы не знаете, где находитесь? Что ж, по крайней мере это честно. Мои родители тоже не знают, где живут. Они думают, что сейчас все еще шестидесятые годы, и не понимают, что времена хиппи давно прошли.
Джеймс приказал себе сохранять терпение. Похоже, сегодня он обречен на общение с сумасшедшими.
Печально для вас, но могло быть и хуже. А если бы они думали, что еще царствует королева Виктория? По сравнению с этим родители-хиппивполне сносно. Скажите, есть здесь поблизости телефон?
Не думаю, а что?
Жаль. Я хотел позвонить.
Остроумно. Пора уже иметь сотовый. Проснитесь, дядя, кофе закипел. Сейчас позже, чем вы думаете. Очень скоро мы окажемся в двадцать первом векевы это понимаете?
Несносный щенок! подумал Джеймс.
Да, понимаю. Вот уж несколько лет постоянно имею это в виду.
И правильно, сказал подросток недоверчиво, но улыбнулся, приняв ответ Джеймса за шутку, хотя это была чистая правда.
Каждый, кто занят в бизнесе, должен помнить о приближении нового тысячелетия и всего, что оно означает, особенно для европейцев. И дело, конечно, не только в смене даты в компьютерах и риске, которым это грозит
Как называется эта часть Лондона?
Очнитесь, дядя. Что у вас с головой?
Меня сюда привезли.
А, понятно. Это Масвел-Хилл.
Джеймс облегченно вздохнул. Конечно. Как же он забыл!
А улица?
Мальчик открыл рот, но вместо ответа сдавленно произнес:
Пейшенс.
Джеймс остолбенел.
Что вы сказали? Может быть, у него что-то со слухом? Или того хужес головой? Неужели Джеймс настолько поглощен этой девушкой, что ее имя мерещится ему повсюду?
Паренек его не слышал и не видел. Он медленно приближался к воротам, из которых только что вышел Джеймс, и бормотал:
Я должен поговорить с тобой. У меня только что был с ними ужасный скандал. Они не имеют права вмешиваться в мою жизнь. Родители считают, что я слишком молод и не понимаю, что делаю, и я просто ушел от них. Я не позволю так с собой обращаться!
Джеймс всмотрелся в ворота. Ничего ему не мерещилось. Она стояла, прислонившись к воротам, и свет фонаря превратил медь ее волос в серебро.
Пейшенс смотрела мимо подростка на Джеймса.
Вам нужно такси. Я уже вызвала.
Подросток резко повернулся. Теперь он был еще мрачнее.
Ты его знаешь? У него крыша поехала. Он спрашивал меня, где находится. У него провалы в памяти или он просто псих?
Пейшенс открыла ворота.
Не груби, Кол. Лучше войди, но ненадолго. Я не хочу, чтобы твой отец опять рычал на меня. В прошлый раз он был очень груб.
Он думает, что ты нацелилась на мои деньги.
То есть на его деньги. У тебя ничего нет. А если не сдашь экзамены, то и не будет. Ты не сможешь получить работу после колледжа. Пейшенс впустила его во двор и довольно прохладно посмотрела на Джеймса. Такси приедет скоро. Не забудьте, что в следующую среду вашей матери исполняется шестьдесят лет, хорошо?
А у вас когда день рождения? ляпнул Джеймс.
В этот же день.
Он захлопал глазами.
Перестаньте. В этот же день?
Кто он? вмешался паренек, враждебно глядя на Джеймса. Что здесь делает? Он что, спихнул тебе на попечение свою бедную мамочку?
Джеймс пришел в ярость. Давно он не ощущал в себе такой агрессивности.
Хочешь получить по носу? пригрозил он.
Ха! Попробуй, и увидишь, что выйдет! Мальчик повернулся к немухудой, очень юный, но пытающийся выглядеть гораздо старше и крепче. Он задрал подбородок и покраснел.
Пейшенс встала у него на пути.
Иди в дом, Колин! Ты нагрубил мистеру Ормонду и заслужил щелчок по носу.
Ормонд? Колин уставился на него, ощетинившись. А я и не узнал. На фотографиях в газетах он выглядит гораздо моложе и красивее. Ретушеры, наверное, работают.
От этого замечания настроение у Джеймса не улучшилось. Особенно когда он заметил, что Пейшенс сдерживает улыбку.
Она легонько стукнула Колина.
Иди в дом, пока ты не зашел слишком далеко.
А ты не идешь? спросил мальчик у Пейшенс.
Я скоро. Только поговорю с мистером Ормондом о его матери.
Скажи, пусть лучше о себе побеспокоится! Подросток отвернулся, его тень скользнула по темной дорожке к дому.
Глядя на личико-сердечко в копне рыжих волос, на мягкий, полный рот, Джеймс спросил сквозь зубы:
Это ваш парень?
Она осадила его взглядом.
Не ваше дело.
Верно, но ему от этого стало не легче. Напротив. Он чуть не лопался от злости.
Что вы говорите?! Вмешиваетесь в мою жизнь, задаете бестактные вопросы, судите меня, командуете мной целый день!
Шш! Она оглянулась. Колин может услышать и решит, что вы меня обижаете. Он сейчас в ужасном настроении.
Вы серьезно думаете, что я буду стоять и ждать, пока он меня ударит? Первый удар будет мой.
Этого я и боюсь, призналась она. Я не хочу, чтоб вы его изувечили.
О такой защитнице можно только мечтать, презрительно усмехнулся Джеймс. Что она нашла в этом мальчишке? Он нахмурился, осознавая правду. Разве непонятно? Мальчишкаее ровесник. У них все общее. Все, что принадлежит их поколению: вкусы в музыке, книгах, фильмах, шутки, сплетни, надежды на будущее Послышался звук мотора.
Вот и ваше такси, сказала Пейшенс. Она положила руку на его запястье, Джеймс напрягся, глядя на эти тонкие, мягкие пальчики.
Пожалуйста, приезжайте еще раз повидаться с матерью. Я знаю, нелегко забыть, как она бросила вас, но все совершают ошибки. Постарайтесь простить. Дайте ей шанс.
Джеймс почти не слушал, находясь во власти неизведанных чувств. Он не мог отвести взгляд от ее лица и едва удерживался, чтобы не поцеловать ее. Розовые, как весенняя роза, губы обещали такие чувственные наслаждения, что ему до боли хотелось испробовать их вкус, ощутить запах нежной кожи, разглядеть поближе золотые искорки в карих глазах и смешные рыжие ресницы.
Даже в юности он не испытывал такого непреодолимого желания поцеловать девушку. Но он не будет делать глупостей. Она, наверное, даст ему пощечину и закричит. Прибежит этот мальчишка, и начнется драка. Джеймс не боялся мальчика, но его приводила в ужас мысль о драке на дороге. Он боялся выглядеть смешным.
Подъехало такси. Оторвав взгляд от ее лица, Джеймс повернулся, стараясь убедить себя, что рад отъезду, но ехать ему не хотелось.
Когда он был уже в машине, Пейшенс крикнула:
Приезжайте на ужин в мой день рождения. Запомните, следующая среда. Привезите матери подарок. Цветов недостаточно. В семь часов.
Джеймс не сказал ни «да», ни «нет». Он откинулся на сиденье и назвал шоферу свой адрес. Такси отъехало. Джеймс взглянул на ворота, но ее там уже не было. На мгновение ему показалось, что все этоигра его воображения, что ее не было вовсе.
Однако Пейшенс была слишком реальна. Еще утром он не знал ее имени, не знал о ее существовании. Теперь же ему казалось, что он знает ее всю жизнь. Оглядываясь на дом, Джеймс видел игру лунного света, превращающего заросли нарциссов в реки серебра. Большинство окон было теперь ярко освещено. Дети и старики готовятся ко сну, внизу становится все тише, скоро бодрствовать будут только Пейшенс и этот мальчишка.
Что же делают они сейчас? Целуются? Занимаются любовью? Парню не больше двадцати; Пейшенс на три года старше. В таком возрасте это делает ее «женщиной старше его»может быть, поэтому его родители против? Что они думают об отношениях между их бесценным сыном и этой роковой женщиной?
Он не мог вообразить их в постели.
Когда машина выехала на главную дорогу и направилась на юг, к Риджентс-парк, Джеймс мрачно уставился в окно. Его длинное сухощавое тело покоилось на сиденье, покачиваясь на резких поворотах, руки были засунуты в карманы пиджака, глаза горели мрачным огнем. Не его дело, чем они там занимаются. Ему-то что?
В субботу вечером он ужинал с Фионой. Все в ресторане глазели на нее. Мужчиныс восхищением и страстью, потому что она была ослепительно красива; женщиныс неприязнью, потому что их мужчины не могли отвести от нее глаз, и завистью, потому что сами хотели бы выглядеть так же.
Ее вкус был безупречен. Этим вечером она надела смелый наряд от одного из своих любимых портных. Джеймс с трудом мог определить стильсмесь элегантности и высокой моды. Темно-зеленая юбка, туго охватывающая изящные бедра, и белый атласный лиф с глубоким треугольным вырезом и высоким плиссированным воротником.
Тебе нравится? спросила Фиона.
Ты похожа на белую лилию.
Это платьетолько для особых случаев. Она изучала меню, а Джеймс изучал ее.
Сегодня особый случай?
А разве каждая наша встреча не особый случай? кокетливо произнесла она, холодно глядя на него, и едва заметно улыбнулась.
Я сказал что-то такое, что ей не понравилось, подумал Джеймс. Что же? Он никогда не мог понять, что думают женщины. Даже когда они высказывались вполне определенно. Существовало какое-то необъяснимое препятствие в общении. Будто они происходили из какой-то иной цивилизации и вынуждены были учиться говорить на языке мужчин, но даже не пытались вникать в нюансы.
Пожалуй, я начну с «дынного сюрприза». Интересно, в чем тут сюрприз? поинтересовалась Фиона.
Кусочки дыни, мадам, объяснил официант, с дынным и персиковым шербетом, с листьями зелени и клубникой.
Да, пожалуйста. А потом принесите камбалу с зеленым салатом.
Их совместные ужины всегда имели примерно такое меню. Фиона была на диете и тщательно следила, чтобы еда была низкокалорийной, с минимумом жиров. Джеймс вспомнил спагетти с соусом, горы тертого сыра, простое красное крестьянское вино, которое пил за ужином два дня назад. Фиона содрогнулась бы. Ей нравилась другая едаизысканная, тонкая, как она сама.
Если судить о женщинах по еде, что можно сказать о Пейшенс Кирби? Легкая улыбка тронула его губы, когда он представил личико-сердечко меж строчек меню. Он мысленно вглядывался в большие глаза, широкий, полный, чарующий рот.
Джеймс! окликнула Фиона, раздраженная его долгим молчанием.
Мнето же, сказал Джеймс и заказал бутылку белого вина. Когда официант удалился, он спросил Фиону:Как поживает твой отец? Это был нейтральный вопрос, дающий время подумать. Джеймсу нравился ее отец, хотя человек он был немного скучный.