Навь и Явь - Алана Инош 14 стр.


 А разве это всё,Зденка показала в сторону черешневого сада, потом обернулась и обвела лебедино-плавным движением руки цветник с розами,не моё продолжение? Я уйду, но эти деревья будут напоминать обо мне. Эти розы будут цвести и радовать всех, и люди, глядя на них, станут вспоминать меня добрым словом. Наши делаэто тоже наши дети.

Светолика читала в Евнапольской библиотеке целые труды, посвящённые искусству риторики и ведения спора, но тут применить свои познания не могла: у Зденки на всё находился ответ. Всё, что княжне оставалосьэто каждый день выражать ей свою нежность, баловать подарками и покрывать поцелуями её руки, сотворившие столько чудес.

А тут случилось горе: скончалась при родах матушка Златоцвета, оставив Лесияру с новорождённой дочкой на руках. Глядя на окружённую пучками полевых цветов и можжевеловых веток родительницу, Светолика ловила себя на безумной мысли: была бы тут Зденка, она непременно спасла бы матушку, как неоднократно спасала прихваченные морозом цветы и деревья. Но Зденка испросила разрешения остаться дома: присутствовать у погребального костра она не нашла в себе мужества, да и не чувствовала себя полноправным членом княжеской семьи

Вернувшись с похорон, Светолика долго не могла заговорить: слова застыли ледяной коркой на охваченном скорбью сердце. Лишь тёплая вода из Тиши, которой её умыли ласковые руки Зденки, смягчила это окаменение горла.

 Мне очень тебя не хватало там,только и смогла она вымолвить.Знаешь, мне казалось, стоит тебе лишь коснуться её, и она оживёт, как оживали эти розы.

 Увы, людей воскрешать из мёртвых я не могу,вздохнула Зденка.Прости, что не пошла с тобой. Это слишком тяжело и грустно для меня. Утешает лишь одно: твоя матушка теперь с Лаладой. Она счастлива там.

Кто-то топит грусть в хмельном питье, а Светолика, как всегда, окунулась в каждодневные труды с утра до ночи, дабы не оставалось времени для печали. Ей хотелось сделать для людей что-нибудь полезное, и она принялась строить снегоудерживающие приспособления на склонах, чтобы защитить горные селения от схода лавин. Выполнив расчёты и разметку на местности, она руководила строительством стены над селом Беловьюжное, а также ещё в нескольких местах; работа шла неспешно, а между тем уже веяло осенней прохладой, и следовало поднажать, чтобы успеть до первого снега. Солнечные деньки, впрочем, ещё стояли, но прощальная грусть сквозила в остывших лучах; стоя на возвышении, Светолика смотрела на работающих женщин-кошек и думала о том, как бы заставить их пошевеливаться. «Право слово, впору опять самой спускаться и хвататься за камни и раствор! Как сонные мухи»,думала она недовольно.

Работницы были из местных, многим супруги приносили на стройку обед, и те, рассаживаясь на травке, принимались неспешно трапезничать, а за едой любили вести длинные беседы. Эта неторопливость раздражала Светолику, её жажда деятельности клокотала в ней и выплёскивалась через край, заставляя княжну то и дело подгонять строительниц, а частенько и подавать им личный пример, засучив рукава и обдирая о камни холеные руки. Нрав у здешних жительниц был и вправду медлителенможет быть, в силу какой-то колдовской неги, разлитой в воздухе этих мест. Как сладкий хмельной мёд, этот воздух расслаблял и способствовал ленивой размеренности мыслей и движений, склонял задумчиво любоваться богатой на оттенки красотой горных склонов, наполняя грудь мягкой осенней прохладой. Работать беловьюжанки умели, клали стену на совесть, но делали это, по мнению Светолики, слишком уж нерасторопно.

 Для себя же самих делаете, едри вас лешие и домовые налево коромыслом через кривой плетень да в навозную кучу!теряя терпение, сердилась княжна.Чтобы снегом с гор ваши домишки не понакрывало зимой! Шевелитесь!

 Ты не гони, госпожа,невозмутимо отвечали ей.Поспешишьлюдей насмешишь, как известно.

В общем, чем дальше шла работатем длиннее становились ругательства Светолики, а строительницы только уважительно качали головами и цокали языками:

 Эк ты, княжна, загибаешь! Забористо! Красота

Впрочем, они и сами умели возводить многоступенчатые ругательные сооружения, переговариваясь между собой, чем пополнили словарный запас Светолики на много лет вперёд. Однажды, когда селянкам их жёны принесли обильный обед, который, как всегда, затянулся на два часа, княжна собралась было их слегка поторопить, но вдруг услышала нежный, как дыхание яблоневого цвета вешним днём, голос:

 Ты, госпожа, на моё слово не серчай: коль все обедают, то им не докучай. Ведь помаленьку трудятся они, не бьют баклуши, а ты пока вот угощенья моего откушай.

Голос принадлежал девушке с двумя корзинками, стоявшей в двух шагах от Светолики и улыбавшейся во все тридцать два крепких белых зуба. Волосы этой прелестницы, распущенные по плечам и схваченные очельем через лоб, были столь насыщенного и тёмного красно-рыжего цвета, что невольно закрадывалось подозрение: а не выдержали ли их в густом отваре луковой шелухи? Живым осенним огнём они струились до самого пояса незнакомки, чьё лицо покрывала россыпь светло-охряных веснушек, а прозрачные, бирюзово-зеленоватые глаза весело поблёскивали. Всего одна тягучая, как мёд, улыбка ягодно-красных губи Светолика ощутила жаркое биение в низу живота, а душу накрыл лёгкий и светлый, золотистый хмель.

 И чем же угостить меня ты пришла, красавица?не в силах сдержать ответной улыбки, спросила она.

А девушка уже расстелила на траве чистую белую скатёрку, на которой разложила снедь из одной корзинки: калач, сладкую печёную репу, пироги с грибами и какой-то отвар в кувшинчике. Другая корзинка была полна совершенно белых ягод размером не крупнее рябины.

 Угощайся, госпожа: вся ядомьмоя свежа. Вот, отведай-ка калач: съешь егопомчишься вскачь! Вот и пареная репасилам добрая укрепа. Есть в корзинке пирогии румяны, и туги! Не с горохом да бобами, глянь-кас белыми грибами. А целебный мой отвар снимет у́стали угар.

Светолика зачарованно слушала складный поток её речи, дивясь напевности и доброй, приветливой и душевной глубине голоса, произносившего слова, будто заклинания Заклинания осенних чар.

 А что за ягоды?полюбопытствовала она, с улыбкой присаживаясь у края скатерти.

 То белоягода целебнаябодрящая она, волшебная,убаюкивающе-ласково прожурчал ответ незнакомки.

Поддавшись очарованию девушки и погожего осеннего денька в горах, Светолика принялась с наслаждением уплетать эту простую еду, будто редкие праздничные разносолы на княжеском пиру. Рыжую незнакомку, как выяснилось, звали Лугвеной, и была она дочкой местной травницыматери-одиночки. Она и сама в травах знала толк, и доказательством тому стало ощущение окрыляющей бодрости, заструившееся по жилам Светолики после нескольких глотков терпкого духовитого отвара. А ещё княжну охватила искрящаяся, радужно-светлая весёлость, когда она бросила в рот несколько белых ягодок. На вкус они были вполне ничегосладковатые с выраженной кислинкой, а пахли неописуемощемяще, свежо, с оттенком яблочной проникновенности и земляничной солнечности. Обвела Светолика вокруг себя взглядом, и подумалось ей: что за места здесь чудесные, красками осени дивно расцвеченные и благостно озарённые нежарким солнышком! А посмотрела на девушкучудо как хороша Конопатая колдунья с влекущими, сочными, как малина, губками.

 А я вот, княжна, тут сижу и гадаю: с избранницей ты аль ещё холостая?придвигаясь к Светолике и шаловливо накручивая на пальчик травинку, спросила Лугвена.

 И откуда ты только взялась на мою голову, такая смелая?рассмеялась Светолика. И ответила, невольно подражая песенно-складной речи своей собеседницы:Свободна я, как ветервольная, ношусь средь гор, как э-э малахольная!

 Что малахольна тыприму легко на веру,дерзко и насмешливо заметила Лугвена.Живёшь в шатре, хотя кругом жильябез счёта и без меры!

 А я волю люблю,не обижаясь, пояснила Светолика.Воздух, землю Слушай, а может, этот отвар с ягодками нашим работницам дадим? А то совсем не шевелятся! Может, хоть так дело быстрее пойдёт, а? А то ведь с такой скоростью и до зимы не успеем закончить. Нельзя ли их тоже угостить?

 Нельзя? Ну отчего же? Легко мы это можем,подмигнула девушка и, подхватив кувшин и корзинку с ягодами, прыгучей козочкой помчалась к обедающим у недостроенной стены кошкам. Снизу донёсся светлый звон её голоса:Эй, вы, сони, эге-гей! Оживайте побыстрей! Уймись скорее, сытая икота! Нужна усердная и спорая работа! А чтоб работалось легко и дружно, отвара чарочку принять всем нужно! А белоягода чудесная прогонит леньза это отвечаю честно я!

Развеселившись, Светолика резво сбежала по склону: с ягод ли, с отвара ли, но за спиной точно раскинулись сотканные из света крылья.

 Чего вы развалились да зеваете? Нам стену надо строить, сами знаете!зычно крикнула она, уперев руки в бока. И со смехом тряхнула волосами:Тьфу ты, заразилась!

Отвар разлился в чаркипо полглоточка каждой работнице, да и ягоды рыжеволоска тоже умудрилась поделить на всех без обиды. Кошки, посмеиваясь, поднимались с насиженных мест.

 Ну, коли Лугвенка пришла, не видать нам покоя,говорили они.От её зелий и вприсядку пойдёшь, и замертво упадёшь

Работая вместе со всеми, Светолика полюбопытствовала у одной из кошек:

 А эта девушка Она всегда так э-э разговаривает?

 Лугвенка-то? Да частенько,был ответ.Как блажь ей в темечко стукнет, так и начинаются лады-склады. А может и по-простому, как все, говорить. Хорошая она девка, чудная только малость.

Огненное волшебство, привнесённое Лугвеной в строительные будни, словно ускорило течение времени, превратив его в пёстрый, весёлый клубок, которым играла рыжая кошкаосень. Светолика не задумываясь пила отвар, который девушка ежедневно приносила ей, а к белым ягодам даже пристрастилась; расшевелились как будто и работницывместо двух часов стали управляться с обедом за один.

А однажды, когда склоны гор укутались в серо-стальные сумерки, Лугвена неслышно, как охотящаяся куница, скользнула в шатёр к Светолике. Та в это время раздевалась, собираясь влезть в бочку с нагретой водой, чтобы помыться; днюя и ночуя на строительстве, княжна на время забыла о бане и мылась наскоро, по-полевому. Поволока сумрака придала взгляду Лугвены колдовскую пристальность, и Светолика замерла перед ней, забыв о своей наготе.

 Ты что же этоначала она, но девичий пальчик прервал её, прижав ей губы.

Отвар мыльного корня, который княжна собиралась вылить в бочку, едва не пролился мимо Бульк! Струя всё же попала куда нужно, направленная рукой Лугвены, а красный кушак и чёрная клетчатая юбка-понёва упали к ногам девушки. Скинув вышитую безрукавку и распустив завязки на рубашке, она просто вышагнула из одежды, тоненькая и гибкая. При виде её сосков, вызывающе торчащих кверху и чуть в стороны, у Светолики пересохло во рту.

В бочке хватило места им обеим. Сначала Лугвена растирала княжне плечи, бока и грудь липовой мочалкой, потом её мокрые руки обвили шею Светолики жарким кольцом, а чистое, пахнущее каким-то цветком дыхание обожгло ей губы. Сердце княжны бухало, как кузнечный молот, а нутро скручивалось сладострастным вихрем оттого, что их тела под водой плотно прижимались друг к другу. Усевшись верхом на чуть выставленную вперёд и согнутую в колене ногу Светолики, Лугвена начала двигаться. На походном столике рядом с бочкой стоял кувшин с отваром, и княжна, чтобы промочить безумно пересохшее горло, потянулась к нему. Не сразу ей удалось до него добраться: оседлав её колено, девушка без стыда доставляла себе удовольствие и дразнила Светолику самозабвенно полуоткрытыми ярко-малиновыми губами. Наконец скользкие пальцы княжны сомкнулись на горлышке кувшина, и она влила в себя несколько огромных глотков. На лице Лугвены отобразилось блаженство, и она замерла, а потом выдохнула и обмякла. Светолика поднесла отвар и ей, и девушка не отказалась.

Их губы слились в первом поцелуе уже на походной постели княжны. Светолика закутала нагую Лугвену в одеяло: всё-таки осенний вечер царил за пологом шатра А земля плыла, шептала, звенела золотыми колоколами, и Светолика, окутанная исходившим от неё жаром, даже не подумала одетьсяпросто не чувствовала холода. Глаза девушки стали томными и хмельными, на губах блуждала, то разгораясь, то угасая, полубезумная улыбка. Лугвена была в каком-то пьяном исступлении, жарко и лихорадочно дышала, а когда руки княжны раздвинули ей колени, лишь издала грудной стон. Хмель закрутился тёмной, ярко-звёздчатой пеленой, и Светолика, безнадёжно запутавшись в ней, излила из себя жар, скопившийся под подбородком. Тело дёрнулось, словно вытянутое ударом кнута, и растаяло в звенящем забытьи.

Потом, разглядывая безмятежное лицо спящей девушки в свете лампы, княжна мучилась головной болью и думала: что же за безумие охватило их обеих? Может, отвар виноват? Череп гудел и раскалывался, словно Светолика отчаянно перебрала хмельного. Укутавшись в свой плотный шерстяной плащ, а одеяло оставив Лугвене, княжна забылась короткой и мучительной, как горячечный бред, дрёмой до рассвета.

Утром в шатёр пробрался пронизывающий холод, и княжна проснулась оттого, что прижавшаяся к ней девушка дрожала и стучала зубами.

 Ух, замёрзла-то как,прошептала Светолика, прижимая её к себе и грея её озябшие пальцы дыханием. И усмехнулась:Ну что, травница, одурманила меня? Что же ты такое забористое в своё зелье добавляешь, что у меня теперь голова как медный котёл?

 Синюху столистную,пробормотала Лугвена.Кажется, переборщила в этот раз Боги, что я натворила! Зачем я снова выпила!

И, скинув с себя одеяло, она начала лихорадочно одеваться, а Светолика, озадаченно ероша всклокоченную со сна золотистую гриву волос, пыталась понять, что сейчас творилось в душе девушки. Та была похожа на человека, чьи сказочные ожидания только что лоб в лоб столкнулись с жестокой действительностью.

 Лугвена Ты чего?только и решилась спросить Светолика, попытавшись поймать рыжеволоску за кушак.

 Ничего,неожиданно неприветливо огрызнулась та.Не ищи меня и не жди, я не приду больше.

 Вот так поворот,нахмурилась княжна. Вдруг её осенило:Постой, что значит «снова выпила»? Ты хочешь сказать, что сама увлекаешься своими зельями? Так вот почему ты так разговариваешь! А сейчас тебя отпустило, и ты говоришь обычно, без этих твоих

Лицо Лугвены болезненно скривилось. Выдернув конец своего кушака у Светолики, она выскользнула из шатра.

Оставшись одна, княжна долго сидела, стиснув больную голову руками. Из кувшина она вытряхнула себе в рот только одну капельку отвара А пересохшее горло требовало влагиСветолика выпила бы сейчас целую реку.

Больше Лугвена не появлялась на стройке, но и без её зелья работа спорилась. В воздухе всё крепчал дух предзимья, и кошки-строительницы поторапливалисьСветолике не приходилось даже понукать их. Перестав принимать отвар и есть ягоды, княжна ощутила всей душой холод прозрения, пелена дурмана упала с глаз, но вместе с тем мир вдруг изрядно потерял краски. Под сердцем скреблась дождливая тоска по огневолосой и веснушчатой, странно разговаривающей девушке, и княжна, не выдержав, перенеслась к ней сквозь проход. Туда, где бы та сейчас ни находилась

Проход привёл её к стоявшему на отшибе невзрачному домику, окружённому небольшим огородом. Опустевшие после сбора урожая грядки смотрелись тоскливо, во дворе меж столбов зябко колыхалось на верёвке бельё Толкнув дверь, Светолика попала в довольно бедное, пропахшее травами и снадобьями жилище с мутными оконцами, пропускавшими мало света. Услышав наверху голоса, она поднялась по лестнице и вошла в горницу, увешанную по стенам вениками душистых трав.

Там за столом сидели трое: улыбающаяся Лугвена, её мать и, как ни странно, советница Солнцеслава. Мать девушки, крепкая и дородная, сильная телом женщина с хищновато-хитрыми и цепкими, рысьими глазами, не носила «замужнего» головного убораеё тёмно-русая коса без единого седого волоска спускалась ей на пышную, вольно дышащую грудь, а лоб украшало простое плетёное очелье-тесьма. Принаряженная и слегка нарумяненная Лугвена, увидев Светолику, перестала улыбаться и потупилась, а Солнцеслава поднялась со своего места.

 Здравствуй, госпожа Не меня ли ты ищешь?

 Да нет, я за травкой целебной зашла,хмыкнула княжна.А тут ты.

Вышла заминка, которую, словно запутанный донельзя узел, разрубил грудной голос травницы:

 В счастливый миг ты пришла, дорогая гостья. Я-то вот век свой девкой прожила, дочку без супруги вырастила, а ей повезло больше, чем мне: госпожа знатная к ней посваталась, хочет её в жёны взять.

 Вот оно что,пробормотала Светолика.Что ж, поздравляю.

И стремглав выскочила из дома в проход.

Стену над Беловьюжным достроили в срок. В последний день осени сыграли свадьбу Солнцеславы с Лугвеной, и как раз на следующее утро на землю лёг первый снежокуспели до ухода Лалады на зиму.

А ровно через семь месяцев после свадьбы Лугвена родила дочку. Никто на эти сроки не обратил внимания: мало ли, может быть, супруги ещё до бракосочетания умудрились «набедокурить» Солнцеслава с обретением молодой жены преобразилась: ледяная корочка угрюмости в её глазах растаяла, а в дочурке она души не чаяла и взялась сама выкармливать, чтобы из неё выросла женщина-кошка. Светолика увидела ребёнка через полгода, будучи в гостях у своей советницы. Глаза у малышки были не зеленовато-бирюзовые, как у Лугвены, и не желтовато-янтарные, как у другой родительницы, а цвета голубого горного хрусталя Светолика словно в зеркало глянула.

Больше никаких девиц, решила она про себя. С каждой из них на её сердце оставалась новая трещинка, а ведь оно не каменноеможет когда-нибудь и разбиться окончательно. Всю свою нежность Светолика отдавала Зденке, которая всё знала, всё видела, но не говорила ни слова упрёка. Кроткий свет её глаз, мудрых и прозорливых, как у Нэи, никогда не переставал сиять, даже когда чувственное затишье, воцарившееся в сердце Светолики, было потревожено Дарёной. В день, когда кареглазая певица забралась в черешневый сад, а потом была приглашена Светоликой на прогулку по её заряславским владениям, Зденка укрылась в своих покоях, и молодая супруга Млады её не увидела, но вечером княжна сама пришла к названной сестре. Та полулежала на подушках, снова и снова прослушивая хрустальный перезвон нового «изобретения» Светолики, выловленного ею в Реке Времён,музыкальной шкатулки, под крышкой которой две игрушечные заводные фигурки угловато и неуклюже исполняли танец.

 Нет, козочка Не думаешь же ты, что мне нужна чужая жена, да ещё и беременная?вздохнула княжна, присаживаясь рядом и пытаясь поймать взгляд Зденки.Ей ягод захотелось, а женщину с плодом во чреве из сада гнать грех, вот я её и угостила

 Тебе не в чем передо мною оправдываться,вскинув на Светолику взгляд из-под грустно поникших ресниц, улыбнулась Зденка.Ты не можешь жить без занозы в сердце, твой взгляд тускнеет, когда в нём нет никакой зазнобы. Чувства для тебя всё равно что дрова для огня или путеводная звезда для мореплавателя Все эти девушки, какими бы мимолётными ни были твои встречи с ними,твои вдохновительницы.

 Тымоя величайшая вдохновительница,завладевая пальцами Зденки и держа их бережно, как сияющее сокровище, молвила Светолика.И моя совесть.

***

Окунув голову в ведро с холодной водой, Светолика зарычала, по-звериному встряхнулась и окропила всё вокруг себя тучей сверкающих на солнце брызг. Заслонившись рукой, Зденка засмеялась:

 В чьём хлебосольном доме тебя угораздило так набраться-то? И Будина с Истомой туда же Эх вы, гуляки!

Сад томно вздыхал, солнце путалось в листве, ветерок приятно обдувал лоб княжны, пробирался под рубашку и гладил её взмокшие лопатки. Искупаться бы сейчас, смыть пот Недолго думая, Светолика окатила себя из ведра.

 Что ж ты делаешь-то, сестрица Ну вот, вся вымокла до нитки,обеспокоилась Зденка.

Стоя в мокрой одежде, Светолика рассмеялась.

 Принесёшь мне переодеться и опохмелитьсяскажу, где мы гуляли.

 Да какое мне дело, где вы бражничали,фыркнула Зденка.

 Сама ж спрашивала, «в каком хлебосольном доме»,осклабилась в улыбке наследница престола.

Зденка поворчала, но сухую одежду и кружку крепкого полынного пива она княжне всё же принесла. Светолика сперва обсохла голышом на солнышке, валяясь на траве и потягивая пиво, а после, одевшись, сжала руки Зденки в своих и вздохнула.

 Даже не знаю, как сказать Испытывала я парящее крыло и упала на яблоню в саду. А у хозяйки того сада есть дочка, Горинкой её зовут. Увидела она меня и в обморок упала Похоже, козочка моя, на сей раз мне не отвертетьсяпридётся свадьбу играть.

Светолика рассказывала полушутливо, но в глазах Зденки не промелькнуло даже тени улыбкиони смотрели на княжну пытливо и серьёзно.

 А в твоём сердце что-то дрогнуло? Зажглась искорка?спросила она.Какие-то предчувствия были? Знаки?

Светолика пожала плечами.

 Да как-то не припомню ничего особенного. Но девушка чудо как хороша! Может, ну их к лешему, эти знаки? Ну, может, я просто неспособна их видеть? У неё-то обморок ведь были ладно. Значит, всё правильно.

 Знаешь, что? Пригласи-ка всё семейство к нам в гости,сказала Зденка, задумчиво щурясь вдаль.Выбери удобный миг и мысленно позови эту девушку, стоя у неё за спиной. Коли обернётсязначит, её душа тебя чувствует, тогдатвоя она избранница.

Задуманосделано. На следующий день Светолика устроила праздничный обед в честь Горинки и её родных; чтобы легче переваривалось обильное угощение, она пригласила всех на прогулку в сад. Увидев янтарно-жёлтую, просвечивающую на солнце черешню на ветках, Горинка радостно обернулась к Светолике и спросила:

 Ой, можно? Я такой никогда не пробовала

 Конечно, милая, угощайся,улыбнулась княжна.

Девушка принялась рвать сочные черешенки и отправлять в рот, а Светолика, следуя совету Зденки, мысленно окликнула её всей душой по имени. «Горинка!»полетел от сердца к сердцу неслышный зов, но обломал крылья, уткнувшись меж лопаток юной смуглянки. Та продолжала увлечённо есть птичью вишню, но через некоторое время, словно почувствовав спиной взгляд, всё же неуверенно оглянулась и одарила княжну детски-светлой, робкой улыбкой.

«Сработало или нет?»гадала Светолика.

Вроде оглянулась Но услышала ли?

3. Бешеная. Острие иглы

Ветер бросал сетку ряби на холодную водную гладь, тревожно колыхал тёмные верхушки елей. Налетая могучими порывами на каменную грудь обрыва, он пытался сдуть прижавшуюся к скале человеческую фигуру.

Нащупав ногами маленький выступ, Северга почувствовала себя увереннее: вечно держаться на одной левой руке даже при всей её силе и выносливости она не смогла бы. Леденящий миг падения отодвинулся, и грудь задышала свободнее, хотя крючковатые когти страшной боли драли её правую руку. Игла сломалась, и кончик засел внутри. Он жёг побледневшую плоть так, словно палач-изувер загонял Северге под кожу раскалённые спицы. Сквозь оскаленные от страдания и напряжения зубы прорвался рык Чёрной крылатой тварью устремилось в небо проклятие, чтобы догнать и пасть на голову Жданы.

 Дым!хрипло крикнула Северга.

Ни топота копыт, ни ржания.

Видимо, засевший в руке обломок белогорской иглы был виной тому, что Северге не удавалось воспользоваться помощью хмари. Женщина-оборотень давно бы выбралась, придав ей вид ступенек, но белогорская волшба, струясь по её жилам, сказывалась на её способностях плачевным образом: то, что раньше казалось простым и естественным, как дыхание, стало вдруг недоступным. И, что хуже всего, этот белогорский яд лишал её сил, которые словно вытекали из неё, как из дырявой бочки, а это означало, что висеть ей осталось недолго. Острые камни внизу злорадно ожидали этого мига, готовясь сокрушить кости Северги, а холодная вода раскрывала свои усыпляющие смертельным сном объятия. Кто знаетбыть может, из-за проклятого обломка у неё и раны больше не смогут заживать так же быстро, как раньше? Если бы не он, падение с высоты не стало бы для неё большой бедой, а теперь Теперь ей оставалось только считать вдохи, ловить каждый миг бытия и молить свою левую руку подержаться ещё чуть-чуть. На поясе у Северги висела свёрнутая верёвка. Будь Дым здесь, она набросила бы петлю на могучую шею коня, и верный друг вытянул бы её. Увы, даже эта предусмотрительность и запасливость оказалась бесполезной. Ни коня, ни возможности шевельнуть свободной рукой

Какое-то движение наверху заставило её прищуриться и всмотреться. Студёный ветер выдувал из её глаз слёзы, и сквозь их пелену Северга разглядела всклокоченную соломенно-русую мальчишескую голову, склонившуюся над краем обрыва. Чумазое веснушчатое личико, большие и странно спокойные, как у незрячего, глаза Северга узнала паренька из деревни, которую она сожгласына знахарки, пострадавшей от копыт Дыма. Имя вертелось в голове юрким зайчишкой и ускользало.

 Что, пришёл поглядеть, как я упаду?От жгучей, злобной горечи у Северги даже пересохли губы.Ну, радуйся

С обрыва донёсся голос мальчика:

 Я могу на время взять себе твою боль. Тогда ты сможешь бросить сюда свою верёвку и выбраться по ней.

Это было выше понимания Северги. Она ждала чего угоднозлорадства, мести, но только не помощи. Или Ядовитым паучком на сердце шелохнулась догадка: неспроста всё это. Должен быть какой-то подвох.

Ладно. Даже если тут что-то нечисто, она потом с этим разберётся, а сейчас надо выкарабкиваться отсюда.

 Будь добр, сделай это, славный мальчик!стараясь придать своему голосу как можно больше приветливости, крикнула Северга.

Ветер всё так же свистел и трепал кончик её косы, гнал стадо серых туч в небе, по поверхности воды бежала тошнотворная рябь волнничего не изменилось, кроме одного: голодное чудовище боли прекратило глодать руку Северги. Звенящая лёгкость ошеломила её на миг, и Северга, наслаждаясь ею, вслушивалась в свои ощущения. Чудо! Она пошевелила пальцами: рука чувствовалась словно слегка онемевшей, но повиновалась вполне сносно. Не теряя больше драгоценных мгновений, Северга нащупала верёвку и приготовилась бросать.

 Эй, парень! Привяжи конец к ближайшему дереву,крикнула она вверх.Да покрепче!

Добросить верёвку до края обрыва получилось не с первого раза: несмотря на отсутствие боли, рука двигалась с трудом, словно сквозь тесто, а не воздух. Преодолев деревянную неподатливость суставов и размахнувшись, Северга чуть не потеряла опору под ногамивниз полетела каменная крошка, а измученная и усталая левая рука, цеплявшаяся за древесный корень, едва не разжалась. Моток взлетел, разворачиваясь в воздухе, ио счастье!упал на твёрдую землю где-то там, за пределами видимости Северги. Шорох шагов Мальчишка взял верёвку и, вероятно, принялся привязывать её к дереву.

 Готово,простонал он, склонившись над обрывом снова. В его голосе скрежетнуло страдание: похоже, он и впрямь взял себе боль Северги.

Навья подёргала за верёвку, проверяя прочность узла. Кажется, крепко. Трупно-бледная, с мертвенной фиолетовой сеткой жил, правая рука была значительно слабее левой, да и та устала держать её на отвесной каменной стене. В общем, обе руки испытывали не самые лучшие свои времена, но желание выбраться подставляло Северге невидимое плечо помощи. Скрежеща зубами от натуги и упираясь ногами в бугристые каменные складки, женщина-оборотень принялась подтягивать своё тело вверх.

До неё донёсся стон: должно быть, паренёк там корчился от боли.

 Потерпи, малец,пропыхтела Северга.Потерпи ещё, пока я выберусь

Её тело не досталось на растерзание речным камням, вода не утянула её на дно: одна нога Северги в окованном сталью сапоге, звякнув шпорой, ступила на буреющую осеннюю траву, за нею последовала вторая, а рука в следующий миг стиснула горло мальчишки.

 Говори, гадёныш, что ты задумал?приподняв его над землёй, прошипела женщина-оборотень.Зачем ты мне помог?

Светлые и незряче-спокойные глаза не отразили и тени испуга, а боль запела спущенной тетивой и вернулась в тело Северги в полной мере. Прожорливый зверь вонзил ядовитые зубы в руку, и Северга, выпустив мальчишку, со стоном осела наземь. Колени упёрлись в траву, коса чёрной змеёй соскользнула со спины, и стальной шипованный накосник, служивший в бою чем-то вроде кистеня, больно ударил Севергу по пальцам. Она завидовала ногам мальчишки, так уверенно упиравшимся в землю, и его лохматой голове, подпиравшей собою серое небо; ей оставалось только дивиться прохладной осенней невозмутимости его глаз, в которых ей ещё мерещился колкий отблеск пожара. «Боско»,малиновым угольком обожгло Севергу его имя.

Назад Дальше