О, Боже, мистер Диксон, я не могу пользоваться вашей добротой. У вас ведь наверняка планы на эту неделю. Боюсь ваш брат будет недоволен, ведь вы снова без него проведете целый день.
Мерл? Да ему похер, как я провожу отпуск, а себя он развлечет и самостоятельно, уж поверь, себе приключений на задницу он всегда сумеет найти.
Его голос был нереально хриплым, Дерил и сам не верил, что он вот так вот уговаривает девочку на свидание. А то, что это свидание, и ежу понятно.
И даже самому Диксону.
А Бетти?
6
Доун Лернер нравилось ставить мужчин на колени. Ей вообще нравилось доминировать. Ощущать свою власть над внутренним зверем, что живет в каждом.
В каждом мужчине.
Усмирять.
Смотреть в глаза и ловить осознание. Своей сути.
О! Это было наивысшим наслаждением! Лучше оргазма, которого она, кстати говоря, никогда не испытывала. По крайней мере, с мужчиной.
Этот американец
Ей по работе приходилось часто общаться с американцами, Доун привыкла к их достаточно бесцеремонным манерам и громким голосам.
Главное, выдерживать дистанцию и улыбаться. Профессионализм всегда на первом месте. Она была профессионалом. Никогда не выходила за рамки. Это была серьезная жизненная позиция, позволяющая удерживаться на плаву в этом бешеном мире.
И тем ужаснее было падение.
Доун никогда, НИКОГДА не хотела перевести профессиональные отношения в другую плоскость с клиентом.
Это было совершенно недопустимо. Совершенно.
И, если бы такой фокус провернул кто-то из ее подчиненных, то он вылетел бы в тот же момент с работы с волчьим билетом. Все-таки кое-какой авторитет в профессиональных кругах Мюнхена у нее был.
Но этот американец
Слишком шумный, такой невыносимо раздражающий, грубый И чем-то цепляющий.
Доун никогда не цепляли мужчины.
Играя с ними в клубе, она испытывала лишь удовлетворение, в основном от ощущения власти, от прохождения по тонкой грани между болью и удовольствием, от того, что только она эту грань может устанавливать.
Она никогда не увлекалась. И именно поэтому была хороша.
Делать больно, так больно, чтоб позволить партнеру достичь особого, сладкого удовольствияэто целое искусство.
Ударить правильно, так, чтоб не рассечь кожу, а оставить след, ударить туда, куда необходимо, не причиняя ненужных и отвлекающих страданий, создать букет, композицию из ощущений
И посмотреть в глаза, в финале, в расширенные до предела зрачки человека, испытавшего нереальное, запретное удовольствие, и оттенить остроту, заставив ощутить противоположные по силе прикосновения, эмоции
Это затягивает, это будоражит, это делает буквально сверхчеловеком.
Но этот американец
Она никогда никого не приглашала в клуб. Хотя могла бы. У нее были для этого все полномочия.
Но Не хотелось.
До недавнего времени.
Американец шутил, глумился, изводил. Но это было терпимо. Это было решаемо. Это была работа.
Но он еще и смотрел.
И то, как он смотрел, заставляло хотеть Хотеть ощутить его в своей власти, посмотреть, насколько крепкая у него спина, насколько нежные у него губы, насколько сладок будет его, упавший на спину и подставивший беззащитный живот в выражении покорности, зверь.
Светлые острые, неожиданно серьезные, глаза отслеживали каждое ее движение, и это было неуютно. Это было странно.
Доун ни единым намеком не дала понять чужаку, что ее хоть что-то встревожило, смутило, заинтересовало.
Но ее встревожило, смутило и заинтересовало.
Перед собой она всегда была честна.
И когда Доун незаметно сунула визитку клуба ему в карман джинсов, она полностью отдавала себе отчет в том, что делает.
Чего хочет.
И когда она увидела его в зале, увидела выражение его лица, когда он наблюдал за ней, за ее ударами, за ее лаской, за ее поцелуем
Доун поняла, что не ошиблась.
И что он сейчас выйдет, и она, наконец, впервые за все время своей практики, испытает то нереальное ощущение раскрытия партнера, единения, познания
Но он не вышел. Хотел, она видела, она его чувствовала.
Но не вышел.
И Доун еле устояла на ногах от внезапного разочарования.
И сейчас, именно сейчас она дрожала от возбуждения.
Потому что он пришел.
Сам.
И предложил игру.
Сам.
Конечно, на работе было не совсем удобно, но плевать. Сейчас плевать.
Она видела, как он едва заметно вздрогнул после ее приказа:
На колени!
Она знала, что он это сделает. Она это поняла еще тогда, в клубе.
Просто ему нужно было время.
И, если все будет так, как она хочет, если она получит свое, то и он свое получит.
Может быть.
* * *
Диксон в самом деле не ожидал такого прямого перехода к делу.
Все-таки немките еще штучки. Не врут фильмы-то, не врут
Но эта хамка
На колени, значит, блядь?
Мерл почувствовал, как злоба, так и не выплеснувшаяся толком, опять затапливает, теперь уже с головой. Посмотрел на очень серьезную, уверенную в себе женщину, уловил торжество, мелькнувшее в ее взгляде.
И тело внезапно стало легким. Он знал это ощущение падения, когда уже плевать, что будет дальше, когда одни инстинкты, когда потом оглядываешься и охреневаешь от того, чего творил Кайф от разрушающего тайфуна внутри.
На колени
Ну сейчас, сейчас Ты свое получишь
Только вопрос, насколько это будет то, чего ты ждешь?
Диксон прошел к двери кабинета, щелкнул замком, а то мало ли
Нехер мешать.
Потом подошел к стоящей все так же у стены женщине, спокойно ожидающей выполнения своей команды.
Не сомневающейся в том, что он выполнит.
И он выполнил.
А хули?
Он же солдат.
Подчинение у него в крови.
Доун не удержалась от сдавленного вдоха, когда он быстро и не особо аккуратно подтолкнул ее к столу, заставил опереться о него задом.
Она смотрела на него, опустившегося на колени, (как и приказывала!) перед ней, сверху вниз, и во взгляде у нее уже не было торжества.
Только удивление и легкая неуверенность.
Что? она сглотнула и непроизвольно дернулась, когда он положил свои огромные лапищи на ее бедра и повел вверх, задирая юбку, обнажая стройные ноги в тонких чулках, Что вы Ты Себе позволяешь?
Я солдат, детка, он, не прерывая своего занятия, остро и насмешливо глянул на нее снизу, я выполняю приказы.
Четкие, широкие ладони уверенно обхватили ее ягодицы, рывком придвигая ближе, Доун судорожно втянула воздух, уцепившись руками за края столешницы.
Конкретные, грубые пальцы легко скользнули под трусики, и Доун крупно вздрогнула всем телом, не понимая, что с ней, и какого черта она это все позволяет.
Ясные, Мерл опять поднял на нее пристальный взгляд, отслеживая реакцию на свои действия, легко проходя пальцами по мягкой плоти, с удовлетворением ощущая влагу.
Быстро, однако Не такая уж ты и доминанта Просто никто не играл с тобой так
Хотела поиграть? Поиграем
Я Я не это Имела в виду Доун уже неконтролируемо дрожала, правда, сама не понимала, отчего, то ли от негодования его бесцеремонностью, то ли от страха.
То ли от возбуждения.
Диксон, деловито задрав юбку женщины на талию, спустил с нее трусики до колен, удовлетворенно обозревая картину, наставительно ответил, не прерываясь ни на секунду, приводя Доун в еще большее замешательство:
А я думал, ты умеешь приказы отдавать Оказывается, нихера. Четче надо выражать свои мысли. Я простой солдат
Тут он жарко задышал, резко раздвинул ей ноги, послышался жалобный треск трусиков. Пальцы его, на вид такие грубые, отлично управлялись с ее клитором, легко касаясь, надавливая когда надо и как надо. Чувствовался немалый опыт в этом деле.
Я приказы понимаю однозначно, продолжал он разглагольствовать, облизывая пальцы и просовывая их в уже влажную мякоть, сама сказала: На колени
Доун уже серьезно так трясло от его действий, от его уверенной бесцеремонности, вслушиваться в его слова было тяжело, хотелось просто откинуться на стол и позволить этим невероятным пальцам играть дальше с ее телом
Играть? Играть? Нет! Нет, она не может, он просто Просто
Стой! ей показалось, что она это крикнула, на самом деле, только лишь прохрипела едва слышно, но Диксон услышал и послушно остановился. Даже пальцы из нее не вытащил. Встань!
Мужчина спокойно встал, правда, оказываясь все так же непозволительно близко от нее, в ней. Он с хлюпом вытащил из нее пальцы, демонстративно медленно облизнул, глядя ей в глаза.
Доун, уже до этого ощущавшая невероятное возбуждение, совершенно не похожее на то, что она испытывала за весь свой предыдущий опыт, от этой картины буквально онемела.
Мерл воспользовался ее замешательством, придвигаясь максимально близко, проводя руками по ее плечам, стаскивая блузу, брызнувшую пуговками во все стороны, дергая лямки лифчика, спуская их с плеч, освобождая грудь.
Все это происходило так быстро, так невозможно быстро, что Доун, ошалевшая от такой наглости, буквально не успевала за событиями.
Его горячие ладони прошлись по обнаженной груди, сжали, пропустив соски между пальцами, массируя грубовато и неторопливо, серые светлые глаза не отрывались от лица женщины, улавливая малейшие изменения.
Доун, словно обжегшись его кожей, попыталась отстраниться, из последних сил уже прохрипев:
Убери руки!
Да не вопрос, Диксон усмехнулся, тут же убрал руки, заставив женщину, помимо своего желания неосознанно потянуться за ним, но взамен навалился на нее всем телом, честно не трогая руками, их он расположил по обе стороны от нее, на столе, но зато дав волю губам, позволяя им беспрепятственно исследовать ее шею, ключицы, целовать грудь, с совершенно по-предательски заострившимися сосками.
Все это время он не переставал наставительно бормотать, иногда сбиваясь, чтоб немного перебороть возбуждение, сдержать себя:
Приказыэто наше все. На коленипожалуйста, встать с коленпожалуйста, убрать рукипожалуйста Главноеэто правильные приказы Ну ты уже оценила, да, детка? Я же хорошо выполняю приказы? Как тебе нравится?
Доун, задыхаясь от тех невероятных ощущений, что дарили ей его ловкий язык и сухие, теплые губы, изо всех сил пыталась сосредоточиться на его словах, пыталась придумать правильный приказ, чтоб остановить это безумие Или не останавливать?
Прекрати Прекрати немедленно Доун, наконец, нашла нужные слова, вполне однозначные слова, после которых он должен был остановиться.
Он и в самом деле остановился.
Посмотрел на нее уже не светлыми, темными от дикого возбуждения глазами, не вставая, не отпуская ее.
Он честно прекратил.
Но команды встать не было.
Доун решила, что поняла правила игры, и уже хотела отдать следующий приказ, вернуть себе привычную доминирующую позицию, потому что та, что была у нее сейчас, на столе, с раздвинутыми ногами, под мужчиной, отдавала сабом, незнакомым и пугающим состоянием.
Будоражащим, неизвестным и потому странным.
Это все надо было прекратить и взять тайм аут.
Для осмысления.
Не в ту сторону игра пошла, не в ту. Может, и не стоило с ним играть. Определенно не стоило. Потому что он жульничал.
Отойди от меня, быстро.
Ее голос прозвучал достаточно твердо. По крайней мере, так ей казалось.
Он должен подчиниться. Должен.
Но Диксон, усмехнувшись, подхватил ее со стола, легко, как пушинку, в одно движение, перенес на диван, и опять навалился на нее всем телом, не давая свободы, возможности вырваться.
Диксон! Она от возмущения таким грубым нарушением правил, даже не сопротивлялась, только смотрела на него, пытаясь придумать слова, чтоб образумить его, ты же сам сказал, что приказыЧто всегда исполняешь приказы
Знаешь, он неторопливо провел рукой по ее щеке, затронул губы, размыкая, чуть просовывая пальцы ей в рот, опускаясь ниже, к груди, бедрам, устраивая ее поудобнее под собой, с удовольствием замечая, что она непроизвольно выгибается навстречу его ласкам, я не просто солдат, детка. Я разведчик. И очень часто, для того чтоб выбраться живым, мне приходилось приказы
Тут он наклонился низко-низко к ее лицу и выдохнул прямо в губы:
Игнорировать
И, не дав Доун сделать вдох, накрыл ее губы своими, увлекая ее в такой невероятный, сводящий с ума, выбивающий вообще любые мысли из головы, поцелуй, что женщина, окончательно сдавшись, лишь несдержанно, протяжно застонала ему в рот и закинула руки ему на шею, притягивая еще сильнее, отдаваясь в его власть полностью.
Диксон внутренне ликуя (ну вот и поиграли!), усмехаясь, ощущая этот ее окончательный ответ, разрешение, окончательно выдохнул.
И отпустил себя.
Доун сдавленно ахнула, чувствуя себя буквально в центре торнадо. Ее подхватило, закружило, смяло. И понесло.
И все мысли, весь ее привычный в любой ситуации контрольвсе исчезло. Унесло торнадо.
Остались только эмоции и ощущения. Новые для нее ощущения полной беспомощности перед стихией.
Не зря, ох не зря она обратила внимание на него! Она уже тогда, сразу, на уровне инстинктов поняла, кто он такой.
ЧТО он такое.
Поняла и захотела рассмотреть поближе, вытащить это из него, подчинить.
Вот только сильно себя переоценила.
Вытащить оказалось легко. А вот подчинить
Невозможно.
Диксон управлялся с ней играючи, легко и даже изящно. Чувствовалось серьезное знание предмета и многолетняя практика. И бешеный темперамент.
Он был абсолютным, совершенным доминантом.
А Доун Доун, как оказалось, нет.
Потому что свой первый, самый яркий, невозможный, выбивающий напрочь дыхание, оргазм она получила не в привычной роли домины, а именно с ним, с подчиняющейся, принимающей позиции. И от этого грехопадения было сладко вдвойне.
Его губы были сладкими, его уверенные, сильные движения внутри нее были сладкими, его твердое тело, его запах, его бормотание, хриплый волнующий голос Сладость и терпкий, будоражащий привкус падения, порока, подчинения
Ну что, Королева Доун, Диксон вложил в эти слова весь свой оставшийся после секса сарказм, как тебе игра? Понравилось?
Доун лениво перевернулась на живот, отобрала у него сигарету, затянулась, поморщившись:
Диксон, ты все-таки грязная американская свинья. Ни капли уважения к личным границам.
Это да, он провел рукой по ее мокрой от пота спине, спустился к ягодицам, с удовольствием пожамкал, скользнул пальцами между ног, какие, нахуй, границы, о чем ты? Я и слов таких не знаю
Он пошевелил пальцами, опять ощущая однозначный и приятный ответ на свои действия, глянул на Доун, уже облизнувшую губы в предвкушении, отобрал у нее сигарету, затянулся, потушил окурок в пепельнице, и навалился на женщину сверху, плотно прижимаясь пахом к ее ягодицам, приподнимая, выстраивая ее тело так, как ему хотелось, прерывисто и жарко дыша ей в откинувшуюся в готовности шею:
Мое делоприказы исполнять Солдафон, знаешь ли Грубый человек А про границы будешь в своем клубе извращенцам петь
Он резко двинул бедрами, проникая внутрь уже готового тела, и Доун, не удержавшись, сладко застонала, выгнувшись еще сильнее в пояснице, подаваясь назад, желая ощутить его в себе полностью, всего.
Да уж, какие тут могут быть границы?, - успела подумать она, прежде чем ее опять унесло на сладких порочных волнах.
7
Вывалившись из такси возле отеля, Дерил поднялся к себе в номер, все ещё находясь в каком-то ступоре, в сомнабулическом состоянии.
Потому что мыслями он был все ещё там, с маленьким ангелом Бетти, на шумном и весёлом Октоберфесте.
Он все ещё сидел, едва касаясь её руки, и, как школьник, млея от близости. Он все ещё смотрел в ласковые наивные глаза, такие удивлённо округлившиеся, когда она слушала, так внимательно слушала его бред.
В том, что нёс он сплошной бред, сомнений не было никаких. Дерил нихрена не помнил, ни одного слова, до сих пор дико изумлялся, как ему удалось её на свидание-то пригласить?
Хотя, Бетти явно не думала, что это свидание.
Да не Ну какое свидание, ну смешно же.
Где онмамонт лесной, и где онаангелочек, школьница вчерашняя!
Просто отказать не смогла, наверно, вежливая же, блин!
А он не смог остановиться. Прекратить все это бесперспективное общение.
Вот прав Мерл, вечно он трудностей ищет, вечно загоняется, а потом расхлебывает.
Хотя, это у них семейное
Кстати, о Мерле.
Где этот говнюк?
Дерил с удивлением осмотрел номер, похоже, брат так и не появлялся здесь с ночи.
Волноваться за него, само собой, никто не собирался.