«Не было бы счастья, да несчастье помогло», порешили мужики в Монастырихе и положили в тот же день допомогти стране, раз такое дело, такая сложилась ситуация. Председатель, не откладывая, стал искать подступы к наискорейшей передаче оставшихся после Галицкого документов заинтересованным, как он считал, в том государственном деле людям. Бумаги те, от первой, уже пожелтевшей, до последней, с обуглившиеся окрайками, аккуратно под печать передали кладовщику и наказали приглядывать за ними с особой, хорошо известной ему бдительностью военного времени.
8
«В первых строках моего письма сообщаем что все мы живы и здоровы чего и тебе наш дорогой сынок желаем. Все у нас было бы с матерью и бабушкой хорошо кабы да не твое сыночек ты наш дорогой письмо. Мы уже живем так что если нет от тебя писем значит мы знаем что тебе наш дорогой сыночек там хорошо. Как только получим от тебя весточку значит живется тебе без нас плохо и тогда мы все начинаем за тебя ты ж наш дорогой сильно переживать. Особенно конечно мать да бабушка прямо с ума сходют так сильно переживают. Места им бедным не находится в доме. Все вещи твои поповыставят на видное место и с ними как все равно с тобой начинают разговаривать. Смотреть на них душа разрывается. Сынок ты просишь ответить на твой вопрос. Пожалуйста не приезжай. Нечего тебе тут у нас делать. Это ж тольки кажется так что у нас шибко тут хорошо а приглядеться так и ничего хорошего. Сильна ж много у нас тут работы. Народу то мало а дел много. Вот и приходится много трудиться. Это сынок сильно чижало. Вспомни с какими болезнями мы с матерью к тебе приезжали все от тяжелой физической работы от надсады. И ты сынок хочешь так же. Так вот наш тебе с матерью и бабушкой совет не смей приезжать домой. Делать тут тебе нечего. Как хочешь выправляй свои городские дела а сюда появляться и не вздумай. Пропадем мы с матерью с горя если каждый день будем видеть тебя здесь на этой страшной работе. Как мы будем провожать свое дитятко на такую-то страсть. Нам это ладно мы уже люди списанные. А у тебя вся жизнь впереди. Ты об этом подумал. Материно сердце не выдержит встречать тебя измученным и ни на что не годным. Да да сынок. Рассказать тебе что сталось с твоими корешами не поверишь. Кто спился кто в больнице. Такая то она у нас тут жизнь. И что ты тоже так хочешь. Хочешь как Волька Пилюгин так он который год мается с килой надорвался на разгрузке леса Пашку Зизю пьяного трактор суродовал. Витьку Зайца лечут от пьянства никак вылечить не могут. Мишка Бицура отравился на удобрениях сделался малахольный и блажной. Вот и все твои товарищи с которыми ты сынок учился вместе не забывай про это. Как же нам с матерью было сладко думать что ты не такой как они что ты совсем другой человеческой жизнью станешь жить. Вот и семья у тебя завелась разве ж это не приятно. Что ты вовремя покушаешь вовремя поспишь. Ну и что что от родителев далеко. Мы так уже и привыкли и ничего в этом как ты придумал ненормального нету. Даже наоборот. И чего тебя так потянуло сюда. Что тут такого хорошего мы с матерью думали думали не придумали. Так что и ты сынок передумай хорошенько глядишь блажь то и отступится. Пропадешь ты тут как все твои дружки попропадали. Как то их матерям да отцам. Пожалей ты нас стареньких и не обижай в наши больные годы. А помощи мы от тебя сынок и не дожидались никогда. Вот слово приятное разве что за то всегда будет тебе наше родительское спасибо да благодарность. А так про все другое и не думай и не ломай голову. Мы привыкли одни и случись что друг дружке завсегда допоможем. Ни один так другой да кто-нибудь да поднимется придет на помощь. Так что покуда нас еще много за нас ты сыночек не переживай не такую страсть на своем веку переносили. А только мы уж как тебя просим выкинь эту блажь из головы домой вертаться. Охолонь там перекрутись какие если накатили невзгоды какие бы они в тебя там не получились а только с нашими то им никогда не сравниться. Помни об этом и знай. Не сдюжишь со своими теперешними нечего значит и думать тогда про то, что ты одолеешь наши тутошние. Они куда посильнее будут любых твоих. Не в письме об этом писать да уж поверь нам с матерью да с бабушкой на слово. Мы же сынок жизнь прожили знаем что к чему и что почем. Так что выкинь ты эти свои мысли из головы если не хочешь пропасть на глазах у своих родных. А что такое ты пишешь про науку так мы про то ничего здесь конечно не знаем не ведаем да и где ж это ты сынок видал чтобы науку делали по курятникам. Она другого обхождения требует. Она видать городская дамочка, не нашинская. Так что не тащи ты ее сюда только разочаруешься сам пропадешь ни за грош. Конечно пишу про то а у самого рука колотится все ж таки родного сына от родного дому отваживаю. Да только что же поделаешь сынок ты ж наш дорогой если пошли такие времена не можна ж смотреть родителю как его дитятко надрывается на тяжелой работе станет или стенать по похмельям. Я так точно такого не выдержу, а про мать да бабушку и говорить нечего. Затем сыночек ты наш дорогой до свидания все ж у нас дома хорошо чего и тебе желаем».
Отец Ивана, дописав этакое письмо под диктовку жены Нюси и бабушки Варвары, сидевших подле него в грустной задумчивости, размял притомившуюся на долгих строчках того послания руку, смачно облизнул конверт, заклеил его, вывел на конверте требуемые Иваном и показавшиеся всем им «бессовестными» слова «До востребования» и как что лишнее скорее понес из дому.
9
Иван загадал так: «Получу весточку от Галицкогозначит, то веление судьбы, значит, ей угодно, чтобы таких, как он, было бы на земле ну хотя бы двое; не получуостаюсь мучиться в городе и дальше, значит, ей так неугодно»
И он получил письмо от своего Галицкого, и было в нем написано:
«через недельку, милостивейший государь мой свет Иван Федорович, приступаю к серьезнейшим испытаниям своей машины. Ты бы только знал, Ваня, сколько в ней богатырской русской нашей силы. И ты скажиничего же ей не надо, из ничего же берется, из пустяка жеиз ветру, из простору нашего. И она как ждала менятак послушно пошла, будто приговаривала, что же ты, дескать, раньше-то или не замечал И знаешь, Ваня, такой я счастливый теперь»
Иван уже на этих самых строчках принял в своей жизни главное решениегде ему жить и что делать. Дальше он уже читал бегло, наполняясь невиданной силой, отвлекавшей его от чтения и уже увлекавшей его к выбранному им, наконец, делу.
А Галицкий писал в своем письме:
«Закончуобязательно напишу тебе, как прошло главное испытание, доложу вам, милостивый государь, об истинных размерах моего сокровища, потому что до сегодняшнего дня и сам не знаю, чем владею, но догадываюсь. И вообще, если ты ощутил, что нужен хотя бы одному человеку на свететы должен быть очень счастливым человеком, а если сотне, тысяче людейво все столько раз и больше, вот и вообрази себе, Ваня, сколько во мне того самого счастьякак бы я все его не собрал с земли нашей, ведь наметился я, Ваня, допомогти всему человечеству, так ты и знай»
10
Небезызвестный Петр поселился в том же районе, где жил Иван. Еще до отъезда, стоя на автобусной остановке, Иван несколько раз видел его проезжавшим мимо в новеньких сверкающих «Жигулях»гордого, самоуверенного, надменного; он помахал ему рукой, но тот не заметил улыбавшегося ему с обочины друга.
Счастливчик и тень
«И ты будешь Шекспиром, если судьба дозволит» (с латинского).
1
Вербин внимательно слушал врача.
Разве вы не видите, среди кого живете, кто вас окружает? И откуда в вас это?
Предлагалось лечение:
Обнажайтесь, открывайтесь людям, растапливайте свою оледеневшую душу, спасайтесь. Так дальше жить нельзя. Когда-то, может быть, все и было по-вашему: чуть не в каждом нужно было видеть врага, завистника и, естественно, опасаться, остерегаться, сторониться людей. Но эти времена давно минули. Оглянитесь, посмотрите вокруг себя, и вы увидите лица друзей. Доверьтесь же им, не бойтесь ихони вам братья И пока вы не поверите в это, вы не вылечитесь. Я искренне желаю вам скорейшего выздоровления и возвращения в строй полноценных, жизнерадостных людейтаких, как все мы
Врач обнадеживающе улыбался, изо всех сил пытался вселить уверенность.
И вот что я вам скажу еще. Лекарств от вашей болезни не существует. Заболевание ваше по нынешним временам редкое, назвать его можно было бы так: синдром обделенности человеческим вниманием, сокращенноэсочевэ. Болезнь началась сразу после регистрации вашего открытия, потому что вы ждали чего-то большего от людей, чем получили от них на самом деле. Произошел срыв, кризис, развившийся на почве дефицита внимания к вашей персоне. Отсюда лечениеэтот дефицит срочно необходимо восполнить. Как это сделать? Очень просто. У нас, как вы знаете, полно праздников, на которые собирается множество людей, от невнимания которых вы пострадали; ходите на торжества, и все, что будет там говориться в адрес тех, кому они посвящены, принимайте как бы на свой счет, перевоплощайтесь. Попробуйте, думаю, все будет хорошо Вы ведь врач и все прекрасно понимаете
Доктор Вербин идет разряженный по случаю дня поминовения героев Куликовской битвы. Любуется. И ведь есть на что! Играет музыкакто только отыскал такую! старинная, как раз из того далекого времени.
Тревожные голоса варганов заголосили над Москвойи сделалось вначале страшно, но уже в следующую минуту настроение меняется: расправляются плечи, зудит рукамеч ищет, извечная, неистребимая привычка.
Вербин вспомнил: под такой варган собирались деды, прадеды у Лопасни к знамени великого князя Дмитрия Ивановича, чтобы постоять за землю русскую. Что музыка да варганывот и живые картины с ряжеными!
Покуда шел Вербин дорогой к Старой площади, где начинались торжества у храма, чего только не насмотрелся, не наслушался: песен, приговоров разных, лихих скоморошьих припевок.
Широко праздновался юбилей Куликовской битвы, с размахом, как того и стоил. Еще бы! Таких событий на памяти у России не так много.
Прямо на улице стояли рядами десятки цветных телевизоров, шли прямые трансляции с разных мест, имеющих отношение к сегодняшнему праздникуиз Лопасни, из Брянскаиз родного дома Пересвета, который отыскали, привели в порядок: с поля Куликова, с берегов Дона, Непрядвы, Смолки, Красивой Мечи.
Вербин загляделся. Как живые вставали перед глазами картины: собиравшаяся на берегах Лопасни армия, поход вдоль Рязанского княжества, видение великому князю образа святителя Николы и его знаменитое: «Сие место угреша мя!»
Со стороны неоштукатуренной, красного кирпича церкви в Кулишках, заглушая нестройный говор телевизионных дикторов, послышался могучий басначиналась праздничная торжественная служба. Из церкви вышла сияющая золотом на ярком солнце процессия с хоругвями, черными княжескими знаменами с изображением на них образа Спаса Нерукотворного и двинулась по узкому проходу, сдавливаемому с обеих сторон множеством подоспевшего к этому времени народу.
«Рождество Твое, Богородице Дево, радость возвести всей вселенной из Тебе бо возсия Солнце правды»понеслось над площадью, подминая под себя людские голоса, порывы ветра в чуткой листве окружавших площадь деревьев, городской шум, доносившийся сюда со стороны близлежащих улиц, и упразднив смерть, дарова нам живот вечный»тянул могучий бас.
Доктор Вербин насторожился: «Так ведь этот голосодин к одному голос чиновника из Комитета по делам изобретений и открытий. Точно Как будто один и тот же человек»
В сознании Вербина наложились картины двух событий в его жизнипроцедура утверждения сделанного им научного открытия и сегодняшний праздник в Кулишках; спутались слова и детали, объединились в однопопробуй разними их, растащи в стороныгде одно, где другое?
И вот уже видится доктору Вербину, будто стоит он перед столом президиума Комитета по делам изобретений и открытий в воинских доспехах времен Куликовской битвы в островерхом шлеме, в плетенной из крупных кованых колец нагруднице, нарукавниках с литыми налокотниками, с ослопом в ногахдубиной с тяжелым концом, утыканной железными, чуть тронутыми ржавчиной гвоздями. И надо ему поведать миру про свое открытие, он волнуется, потому что всякое открытиесобытие, так же важное для истории, как, может быть, и то, что произошло на Куликовом поле, потому что и то и другое вошло в историю страны, поскольку открытий вообще очень и очень мало, а в медицине и того меньше.
И вот сейчас надо будет доктору Вербину встать и сказать народу про свое делолюди собрались, они ждут, им очень интересно.
Взволнованный Вербин еще раз оглядел притихшую толпу, вдруг уразумевшую, что она выглядела бы смешной, если бы не стала теперь его слушать.
«Вашему вниманию», проговорил он с трудом, и через мгновение уже не было перед глазами толпы, не слышалось ее голосов, совсем недавно воспринимавшихся как гром, как звериный рык. Не было больше ее устрашающего движения, напоминавшего волнение моря, способного раздавить, смести, впечатать в любое препятствие, не оставить следаничего Сохранялось лишь ее дыхание, пробегавшее холодком, дотягивавшимся сюда, к высокойсамой высокой трибуне и обдававшее жутким, едва уловимым прикосновением левый, слишком открытый висок.
«Потерпим, рассуждала, в свою очередь, толпа. Пусть говорит, если забрался с нашей помощью так высоко. Послушаем его, тем более только что он был среди нас. Он еще не порвал связи с нами, мы видим, как он еще трепещет перед нашим мнением, считается с намину что ж, это нам приятно. Так что пусть говорит, хотя и понять его трудно, но, впрочем, какое это теперь имеет значение, если он уже там, если мы не сумели остановить его, когда он шел сквозь нас, продираясь локтями, ногами, вертким телом, когда он был целиком в нашей власти, когда мы могли сделать с ним все, что хотели. Мы ведь не сделали этого: то ли нам было все равно, то ли нам было лень, или нас специально отвлекли чем-то. А этот доктор, громыхая никому не нужными доспехами, чудак, да знал бы он, сколько против них нехитрых приемов! воспользовался, пробрался, успел. Глупый, да ведь это мы РАЗРЕШИЛИ ему, и если ему и нравилось быть среди нас в своих доспехах, то пусть, если ему так хочется, это не имеет никакого значения. Поздно что-либо предпринимать, пускай себе говорит и думает, что и впрямь со своего возвышения разглядывает нас. Н-е-т, это мы его разглядываем со своих привычных мест, где все куда лучше виднее. Простим ему это заблуждение».
«Я представляю ранее неизвестную истину»расправлялся голос доктора.
«До чего же наивен, ухватилась за те первые слова Вербина толпа. Все суета сует Род проходит, и род приходит, а земля пребывает во веки. Восходит солнце, и заходит солнце, и спешит к месту своему, где оно восходит. Идет ветер к югу и переходит к северу, кружится, кружится на ходу своем, и возвращается ветер на круги своя. Все реки текут в море, но море не переполняется; к тому месту, откуда реки текут, они возвращаются, чтобы опять течь. Все вещив труде: не может человек пересказать всего; не насытится око зрением, не наполнится ухо слушанием. Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем А он, чудак, «ранее неизвестное» Однако послушаем его дальше Как он, однако, неосторожно подставляет висок»
«Появилась новая и неожиданная возможность в лечении зубов»
«Фу, какая гадость, поморщилась толпа. Да ведь это мелочь. И впрямь не следовало бы его пускать туда. Подумаешь, зубы! А впрочем, от этих гнилушек порой столько хлопот. Пожалуй, это любопытночто там у него такое? И все-таки с этим выходить на самую высокую трибуну?.. Но, может быть, все-таки»
«без всякого сверления?»
«До чего же мы дожили, если с этой трибуны стали слушать такое! А ведь были временаименно отсюда мы узнавали о строении Вселенной, это отсюда нам открывались тайны философии и человеческой мудрости; с этого самого места нас потрясали открытиями неведомых сил природы; здесь нам объясняли тайны биологических процессов, казалось, упрятанных от людей навсегда. Чего только не было, чему мы были свидетелями! Сколько раз у нас замирало сердце, восторгаясь изяществом человеческого разума, гармонией мира, открывавшейся перед нами во всей своей красоте! Сколько потрясений мы испытали, стоя перед этой трибуной, ни на мгновение не забывая вместе с тем свое заученное, вдолбленное в сознание, вмурованное в плоть и переходящее из поколения в поколение: «Бывает нечто, о чем говорят: смотри, вот это новое, но это уже было в веках. Нет памяти о прежнем, да и то, что будет, не останется в памяти у тех, которые будут после»