Я я хотел развеселить людей, нашелся мулла. Это была шутка. Да-да, шутка! обрадовался он своей выдумке.
А уворованное из домов в прошлый разэто тоже шутка, а мулла? спросил Насреддин.
Я ничего не крал! взмахнул руками мулла. И вообще это был не я. Это был другой шайтан. Совсем другой.
Постой, старик! вытянул руку Шарифбек. Здесь я кази, если ты не забыл.
Я помню об этом, кивнул Насреддин. Но вы, о справедливейший, почему-то молчите.
Я не молчу. Я думаю!
И что же вы надумали?
Не понимаю, из-за чего столько шуму? пожал плечами кази. Мулла у нас известный шутник. Он много раз веселил меня, а теперь решил развеселить и вас, своих прихожан. В чем же его вина?
Вы считаете, это очень весело, с угрюмым лицом заметил судье Али, когда в дом ночной порой вламывается шайтан, бьет посуду и начинает угрожать карами?
Ну-у, протянул кази, не найдя, что на это ответить. Впрочем, должен признать, шутка и вправду не совсем удачная. По-моему, мулла, вы несколько перегнули палку. Ай-яй, такой важный человек и так нелепо шутить!
Да-да, сознаюсь в этом, полностью признаю свою вину и прошу прощения.
К тому же выхе-хе! уже с лихвой получили свое. Идите с миром. Хе-хе, святые дубинки!
О добрейший из судей! возопил мулла, падая на колени.
Полностью в этом согласен с муллой, выступил вперед ходжа. Я имею ввиду доброту. Но остался один невыясненный вопрос.
Какой же? кази, нервничая, завертел четки.
Откуда добрейший знает про то, что мулла уже получил свое? И еще про святые дубинкио них уж точно никому не было известно, разве что мулле, да и то это знание досталось ему несколько болезненно. Ведь никто из нас о дубинках не обмолвился ни единым словом.
Ну как же? Я слышал думал растерялся кази.
Так слышали или думали? продолжал настаивать ходжа, видя замешательство кази.
Что ты себе позволяешь, старик?! вскричал кази. Ты меня в чем-то обвиняешь? Меня, справедливейшего из кази?
Янет, но вот мулла, выбравшийся из вашего дома ранним утром, словно какой вор, в костюме шайтана И еще эти разговоры про дубинки. Не странно ли все это, а, уважаемый кази?
Как ты смеешь возводить на меня напраслину, гнусный мошенник, когда именно ты и твой дружок притащили в мой дом муллу ночью? сорвался кази, нервы которого были уже на пределе. Ведь это ты заварил всю эту кашу.
Докажите! усмехнулся мулла.
Я не буду ничего доказывать! Я просто посажу тебя в зиндан, и люди наконец вздохнут спокойно.
А как же доказательства вины, о которых вы не так давно говорили? Или у кази разная справедливость для муллы и меня?
Я это да пожевал губами кази. Законы едины для всех, ты прав. Извини, я погорячился.
Понимаю, ходжа чуть склонил голову набок. Значит, вы не будете сажать меня в зиндан?
Пока нет, надулся кази. Связываться с Насреддином, да еще при таком столпотворении ему вовсе не хотелось.
Значит, выходит, никакой вины на мне нет?
На тебе вины нет! О старик, оставишь ли ты теперь меня в покое?
В таком случае мы все же хотели бы знать, почему такой справедливый кази, как вы, пытается отослать из своего дома «шайтана», вот уже дважды досаждавшего людям и совершающего подобные злые выходки, вовсе не похожие на шутки, выпроваживая его через черный ход, и при этом утаивает, что все знает?
Э, разве я утаивал это? Я же сказал про дубинки! А то, что выпроводил его из своего дома, то как бы ты поступил на моем месте, окажись шайтан в твоей твоем доме?
Как простой человек, я бы, скорее всего, отколотил его. А будь я честным кази, осудил бы согласно шариата за злобные выходки, что совершил этот человек, которого и муллой-то назвать язык не поворачивается. Ведь разве достоин человек, решившийся запугивать людей, строя из себя шайтана, называться духовным пастырем?
Чего же ты от меня хочешь? повысил голос судья. Ты же слышал: это была глупая шутка!
Он шут или мулла?
Мулла, любящий пошутить.
Шутка должна быть смешной, может быть, остроумной.
Шутки бывают разные, и каждый шутит так, как может.
Значит, если я, предположим, сегодня или завтра, или на днях явлюсь к вам в дом ночью в образе страшного чудища, переверну все в доме вверх дном и перебью посуду, украду съестное
Я ничего не крал! выкрикнул мулла, но под холодным взглядом Насреддина вновь примолк.
То мне за это ничего не будет? закончил свой вопрос ходжа. Ведь я скажу, что решил подшутить над вами.
Знаешь, это сложный вопрос, замялся кази в полной растерянности. К тому же ты добрый и умный человек, и не будешь так глупо шутить.
Почему бы и нет? пожал плечами Насреддин. Мне кажется, будет очень весело.
Нет-нет, это вовсе не весело. Совсем.
В таком случае вы накажете меня?
Послушай, чего ты от меня добиваешься? застонал кази.
Правосудия, о кази! Только правосудия и ничего более.
Но я не могу судить муллу! Я светский судья.
Ты признаешь его вину?
Глаза у кази забегали, он надул щеки.
Так «да» или «нет»? никак не унимался Насреддин.
Кази молчал, будто воды в рот набрал.
Если у кази имеются сомнения в его виновности, то можно призвать еще одного свидетеля, которого отлично знает мулла, и который не хуже знает муллу. Я даже больше могу сказать: он знает все!
Да, признаю! выпалил кази, которому все это уже порядком надоело. Да и оказаться в очередной раз в дураках кази не очень-то и хотелось. Но осудить не могу. Он не в моей власти. И оставь уже меня в покое!
Тогда мы осудим его!
Делайте, как сочтете нужным, сухо отозвался Шарифбек.
О кази! взвыл мулла, стучась головой в нижнюю ступеньку. Спаси меня.
Но Шарифбек только ворочал розовой, с багровыми полосками шеей, усердно отводя глаза. Муллаконченый человек, и Шарифбеку никак не хотелось последовать его участи.
Разве ты не слышал, что сказал кази? подошел к нему Насреддин. Он ничего не может сделать для тебя. Вставай и пошли.
Куда? шарахнулся мулла от ходжи, выдергивая плечо из его руки.
Как куда? В мечеть. Ты соберешь свои вещи и уберешься отсюда, куда посчитаешь нужным. Такой мулла никому не надобен, и прихожан у тебя больше нет. Но по крайней мере у тебя остается шанс стать порядочным человеком.
Пощади, о Насреддин! взмолился мулла.
Да, я понимаюэто очень страшное наказание для тебя. Но ты меня с кем-то спутал: я не кази и не пресветлый эмир, чтобы щадить или не щадить. Вставай уже и идем!
Мулла сдался. Убитый горем, он с трудом поднялся на ноги и поплелся в окружении людей в свое бывшее жилище. Бараний череп остался лежать во дворе кази
Эй, старик! окликнул ходжу Шарифбек, словно запоздало опомнившись.
Что вам, почтеннейший? Насреддин неспешной походкой вернулся к лестнице.
М-м, я хотел спросить тебя, замялся кази, выпячивая нижнюю губу. Когда ты грозился предоставить свидетелякого ты имел в виду?
Разумеется, всевышнего! воздел ладони к небу ходжа. Кто лучше него может знать муллу? Да и мулла похвалялся, будто ему ведомы все его помыслы как свои собственные.
Всевышнего? поразился Шарифбек. Ты хотел призвать Аллаха в свидетели?
Не понимаю тебя, кази. Разве, господь наш недостоин выступить свидетелем в твоем суде или ты ему не доверяешь? Или мы не призываем Аллаха в свидетели, когда клянемся или хотим доказать свою правоту?
Нет, нет, что ты, кази замахал руками на ходжу. Я вовсе не то имел в виду. Разумеется, Аллахлучший из свидетелей, которого только может пожелать правоверный.
Я рад, что хотя бы в этом вопросе мы с вами нашли общий язык, почтенный кази. В таком случае прощайте!
Да, да, прощай, промямлил Шарифбек, глядя вслед удаляющемуся Насреддину. Уф-ф, на этот раз, кажись, пронесло. Но с этим нужно что-то решать. И срочно
С этими словами он развернулся и вошел в дом, откуда уже доносились до его обоняния аппетитные запахи свежих лепешек и жареного мяса, дурманящие разум голодного кази, важнее этого сейчас для Шарифбека не было ничего на свете
Глава 12Заговорщики
Зариф вообще был не большой охотник до путешествий и всегда с крайней неохотой снимался с насиженного места, и только если в том возникала жуткая необходимость, а возникала она крайне редко. Но на этот раз богачу волей-неволей пришлось отправиться в горы самолично, потому как посылать слугу со столь ответственным заданием, которое он собирался воплотить в жизнь, ему вовсе не хотелось. Ведь одно дело выкрасть бумагу, принадлежащую тебеесли вор попался и выдал Зарифа, то бай с легкостью отвертелся бы: возвращал свое, а вовсе не крал, но совсем другоеизбавиться от ходжи, сующего свой нос, куда не следует. К тому же присутствие в селении Насреддина сильно пугало Зарифа, особенно после того, как он поставил на место этого полунищего торговца тряпьем Пулата, ловко надул судью и всерьез взялся за муллу. Правда, тот в последнее время зарвался, стал очень жадным и возомнил себя едва ли не ровней Аллаху, но все же А затем он возьмется и за других, к примеру, за Зарифа. Что ходже удалось разобраться с муллой, Зариф еще не зналон покинул селение прошлым вечером, спеша до ночи добраться до места, где низвергается водопад. Там он намеревался переночевать у своего закадычного товарищамираба Хасана и заручиться его поддержкой, а может, и сэкономить на нем. Ведь беда в лице Насреддинаэто не его личная беда, а общая, и бороться с ней по его разумению следовало сообща.
Когда у подножия перевала показался путник, мираб сразу вскочил с топчана и спрятался за широкий ствол ивы. Так он поступал в последнее время каждый раз, завидев кого на тропе. Хасану вовсе не хотелось попасться на глаза к ходже, хотя появление Насреддина у перевала означало бы, что тот наконец покидает селение, а это было вовсе не плохо. По крайней мере, с точки зрения мираба.
Однако, путник был без осла и к тому же, мало походил на щуплого старика, и Хасан, несколько успокоившись и приняв важный вид, вышел на открытое место. Уже темнело, и в сумерках было плохо видно, поэтому понять, кто бы это мог быть, Хасану никак не удавалось. Мираб помалкивал и ждал приближения путника. Тот же, не дойдя до него шагов сто, опустился на корточки у самой реки и стал черпать горстями воду, утоляя жажду. У Хасана от подобной наглости свело челюсти: ладно бы еще путник шел с перевала и мог не знать, что это его, Хасана, река, но пришедший из селения хорошо осведомлен об этом.
Эй ты, гневно воскликнул Хасан, как только смог разомкнуть челюсти, Ты чего там делаешь?
Незнакомец обернулся на крик, затем медленно выпрямился и уставился на мираба, засунув большие пальцы рук за пояс.
Да вот, решил напиться, если на то будет воля Аллаха!
Аллаху молись, а плати мне!
Неизвестный только криво усмехнулся в ответ.
Чего смотришь? Плати, говорю!
Твоя жадность, Хасан, станет твоей погибелью, крикнул Хасану незнакомец.
Зариф? Ты? наконец признал Хасан в незнакомце своего старого друга. Ведь кому быть друзьями, как не землевладельцу и мирабувместе обирать народ сподручнее.
Я, я. Зариф вразвалочку приблизился к мирабу. Ну, как дела?
Милостью всевышнего, дела мои идут в гору!
Скорее, они текут с горы, прямо тебе в карман, расхохотался Зариф, опускаясь на топчан и обмахиваясь ладонью. Взопрел весь, пока добрался до тебя.
Что же тебя привело ко мне? Хасан присел рядышком с гостем, ополоснул пиалу и, наполнив ее чаем, передал Зарифу.
Благодарю, тот принял пиалу и отхлебнул из нее. Дела, большие дела. А ты, я вижу, решил отсидеться здесь? Тихо, спокойно. Красота, одним словом, Зариф оглядел окружающий пейзаж и остановил взгляд на лице мираба.
Что значит, отсидеться? Здесь мой летний дом, указал он на невысокое строение за скалой у самого водопада.
Ой хитришь, Хасан, покачал головой Зариф.
С чего бы это мне хитрить? сделал удивленное и очень наивное лицо мираб.
Я тебя насквозь вижу, качнул пиалой Зариф. Насреддина боишься.
Вот еще, стану я бояться какого-то вшивого оборванца! вспыхнул Хасан, поерзав на курпаче. Просто здесь мне больше нравится: птички, прохлада.
Боишься, убежденно повторил Зариф, допивая чай и выплескивая из пиалы его остатки с крупными чаинками. И правильно делаешь. От Насреддина не стало никому житья.
Да ну?
Истинно так! Мулла скоро, видать, кончится, тряпичник Пулат носа из дома не кажет, а судья не желает связываться с Насреддином, опасаясь подвоха.
Да ну? опять пробормотал Хасан и отер вспотевшую шею платком.
Да что ты заладил: «ну» да «ну»! взорвался Зариф, грохнув пиалой о доски топчана. Если так дальше дело пойдет, нам всем будет крышка, и вряд ли тебе удастся отсидеться в своей прохладной берлоге с птичками. Разве что с райскими.
Э-э, отмахнулся от его слов Хасан. Сам трус и других пытаешься напугать. Чего мне бояться этого Насреддина. Да если хочешь знать, я с ним уже сталкивался, вот тут, на этом самом месте, ткнул пальцем в землю мираб. Я на него как прикрикнул, так он сразу решил расплатиться со мнойАллах свидетель! Но я простил ему плату и не взял с него ни монеты. Теперь мы с ним друзья!
Друзья ли?
Ну, по крайней мере, не враги. Чего ему со мной делить?
А вода? Думаешь, Насреддин позволит тебе обирать каждого прохожего за глоток воды? Ой, смотри, Хасан, доторгуешься!
Глупости все это, скривил лицо мираб и широко зевнул. Поздно уже, давай ложиться спать.
Но я еще недоговорил!
Завтра договоришь. Устал я что-то, Хасан сполз с топчана и поковылял к дому. Да, обернулся он, сделав несколько шагов, ты спи на топчане, а я посплю в доме. Там места мало. Да и на свежем воздухе лучше спится!
Но здесь прохладно ночью. Я замерзну! возмутился Зариф. Дай хоть чем укрыться.
Не замерзнешь. К тому же у меня всего одно одеяло. Спокойной ночи! И, не дожидаясь ответа, Хасан скрылся в доме.
Зариф долго смотрел на дом с черными провалами окон, потом закутался поплотнее в халат и улегся на жесткий топчан, свернувшись калачиком. От воды тянуло свежестью, а шум водопада убаюкивал, и уставший, измученный дорогой Зариф быстро уснул. Ночью сильно похолодало, и несчастный Зариф проснулся оттого, что продрог до костей. Остаток ночи он провел, ворочаясь с одного бока на другой и все пытаясь укрыться узкой курпачой, но ее ширины хватало либо на живот и грудь, либо на спину. И только под утро, стуча зубами от холода, Зариф забылся тяжелым, беспокойным сном. Однако и тогда выспаться как следует ему не удалось. Казалось, не успел он сомкнуть глаз, где-то совсем близко раздался треск ветвей и яростное рычание. Зариф вскочил с топчана и огляделся, закрываясь курпачойне иначе как дикий зверь притаился где-то поблизости в надежде полакомиться им. Но вокруг никого не было, шум тоже не повторялся. Зариф было решил, что ему все это привиделось во сне, и он уже собрался продолжить прерванный сон, как вдруг ниже по течению, затрясся, словно в припадке, росший у самой скалы куст барбариса.
О Аллах всемогущий! пролепетал Зариф, натягивая курпачу на лицо. Кто там есть? Выходи!
Куст затрясся сильнее, и из него послышалось утробное рычание.
Я сейчас возьму копье и проткну тебя, слышишь?
Куст перестал трястись, и все стихло.
Ага, страшно! Убирайся отсюда подобру-поздорову, пока жив.
И тут из куста рывком выскочила, вернее, вывалилась странная зверюга: баранне баран, человекне человек. Она была сплошь покрыта шерстью, а вполне человеческая голова, только очень грязная, гневно сверкала глубоко посаженными глазами. Также у страхолюдины наличествовали руки с длинными пальцам-когтями и ступни, покрытые слоем грязи. Страхолюдина клацала зубами и периодически взрыкивала.
Ай! подскочил на топчане Зариф. Уйди! Уйди, слышишь? Уходи прочь!
Дурак! огрызнулась образина, выпрямляясь во весь рост. Это же я, мулла.
Кто? Глаза Зарифа полезли на лоб.
Мулла! Ослеп, что ли? мулла приблизился к воде и почесал орлиными когтями тощий зад. Все зудит, пожаловался он. Проклятая шкура, будь она неладна.
Э, эй! выкатился из дома сонный Хасан. А ну, пла но тут он разглядел стоявшего у воды раскоряченного «шерстистого» муллу с растопыренными когтями, покачнулся и хлопнулся в обморок.