Откуда-то из деревни приехал человек и сказал, что он сын старшего дедушкиного брата. Вот он сидит на веранде вместе с представителями районного комитета. Тетки из соседних домов собрались во дворе, сбились в кучки по трое-четверо, о чем-то тихо переговариваются. Им жарко в черной одежде, они обмахиваютсякто веером, кто носовым платком, отгоняя комаров, мнутся с ноги на ногу и наступают, наступают на космею И никому нет до этого дела.
Наконец с опозданием прибывает буддийский священник, прочитывает сутры, суетливо зажигает палочки благовоний. Проделав это, он снимает с гроба крышку. Дед весь сжался, скукожился как-то «Не хочу смотреть, не хочу, думаю я. Это не он вовсе. Это не наш дедушка».
Ямашта и Кавабэ начинают плакать. Я начинаю плакать. Все вокруг будто упрятано под какую-то мутную пленку. Есть я, который плачет, и еще один я, который застыл в полусне и видит сны наяву.
На машине незнакомого нам мужчины мы прибываем в крематорий. Огромные железные створки, будто они только того и ждали, с лязгом растворяются и поглощают деда.
Он стремительно скользнул по рельсам и исчез внутри печи.
Хорошо, что мы привезли ему лягушонка.
Кавабэ успел положить привезенную с острова куклу в гроб.
А дыма почти нет.
Ага.
Мы сидели на скамейке возле крематория и смотрели на дым, идущий из трубы. Только сейчас мы вдруг почувствовали, какая ужасная стоит жара. Просто пекло. Как будто лето, которое вроде уже ушло, вдруг поспешно вернулосьможет, забыло что-то?
Мальчики, ослабляя на ходу узел черного галстука, к нам подошел мужчина, назвавшийся сыном дедушкиного старшего брата, я хотел кое-что у вас спросить.
Он подождал, пока мы подвинемся, и опустился на скамейку рядом с нами.
Это касается моего дяди.
Я не сразу понял, что он говорит о нашем дедушке. Ну конечно, он же ему племянник. Ни капельки на своего дядю не похож. И лицо у него какое-то без выражения, будто эта смерть его нисколько не касается.
Дядя оставил все свои деньги одной женщине.
Мы переглянулись. Это, наверное, Яёи Коко.
У него оказалось на удивление много сбережений. Мужчина смахнул платком повисшую на кончике носа капельку пота несуразным носовым платком в крупную клетку. Мог бы в день похорон и белый носовой платок приготовить, между прочим. Дядя написал, что адрес этой женщины надо узнать у вас.
А что, он оставил письмо или записку? вскинулся Кавабэ.
Да, скучным голосом ответил мужчина. Он написал, что в случае его смерти надо обязательно связаться с кем-нибудь из вас троих.
Это прозвучало для нас как гром среди ясного неба.
Это все из-за меня. Это я придумал. Мертвеца захотел увидеть сипло сказал Кавабэ.
А ну, не плачь. Я посмотрел на трубу крематория. Я подумал, что дед сейчас бы сказал то же самое: «А ну, не плачь». Но Кавабэ, наоборот, заплакал навзрыд.
Там было написано три имени. Но я поначалу не понял, что это вы. Ведь
Ведь мы дети, да? А вы не думали, что это могут быть дети Я посмотрел на него. Он отвернулся. Потом немного растерянно сказал:
Ну да, что-то вроде того. Мужчина встал со скамейки. У него ведь никого не было. Он всю жизнь делал, что хотел. Никто ему был не указ.
Мужчина ушел.
Белый дым поднимается из трубы и тает в голубом небе. Я широко распахиваю глаза и бездумно слежу за дымом. Перед тем как окончательно исчезнуть в небе, дым, подхваченный небесным ветерком, радостно подрагивает, покачивается, плывет. Я не могу не следить за ним. Я буду смотреть до последнего, пока еще будет на что смотреть
Дедушкины костибелые-белые. Есть прямые, есть изогнутые. Люди подходят парами, стоя с обеих сторон от подноса с костями. У каждого в руке две палочки. Они вместе берут своими палочками с подноса какую-нибудь косточку и осторожно кладут в урну для праха.
Мы с Кавабэ, умирая от страха, подняли палочками изогнутую косточку, похожую на стебель орхидеи, и опустили ее в керамическую урну. Работник крематория сказал: «Это горловая кость. Она крайне редко сохраняет после сожжения свою изначальную форму». Мы покорно выслушали это объяснение. Теперь дед далеко-далеко. Мы больше его никогда не увидим. Когда я первый раз посмотрел на его кости, у меня почему-то появилась слабая надежда на то, что, может быть, он переродится А сейчас я вдруг очень ясно понял, что ничего такого не произойдет. И, как ни странно, от этого мне вдруг стало очень спокойно. Я весь наполнился этим спокойствием.
Если бы дед не умер, если бы он жил дальше, то я, наверное, много о чем успел бы с ним поговорить. Я мог бы с ним советоваться. Например, рассказать ему о том, что я ужасно боюсь вступительных экзаменов и страдаю от того, что все еще не решил, кем хочу быть, когда вырасту Следующим летом мы бы опять ели все вместе арбуз и запускали фейерверк А потом бы я вырос и мог бы пойти с дедом жарить окономи-яки и пить пиво Но ничего этого я сделать не смогу. И это невероятно грустно. Жалко до слез. Но если вдуматься, то жалко только меня. Ведь дед прожил прекрасную, долгую, полную событий жизнь. Я понял это, когда смотрел на эти белые-белые кости. Он действительно жил с удовольствием. И я тоже должен прожить свою жизнь именно так. По-крайней мере, я должен попробовать. «Я постараюсь», сказал я про себя, обращаясь к деду.
Наконец раздался резкий сухой звук, и керамическую урну с прахом закрыли крышкой. Летние каникулы кончились.
15
Сегодня на дополнительные занятия не надо!!! сказал Кавабэ в обеденную перемену. Был первый четверг октября. Они завтра начинаются.
Мы с Ямаштой кивнули.
После уроков мы отправились в дедушкин дом. Весь двор был покрыт цветущей космеей. Не особо высокой, да и цветы были не очень крупные, но среди пробивающихся тут и там сорняков они горели, как маленькие костры.
Интересно, что станет с этим домом? спросил Ямашта и погладил оконное стекло. Наверное, на его месте построят многоквартирный дом.
Дверь была закрыта на ключ. На ручке лежал слой песчаной пыли. Кавабэ молча бродил по двору, потом вдруг резко сел на корточки, нога его подергивалась, как сумасшедшая.
Завтра дедушкин дом снесут. Дом стоял пустым всего лишь месяц, но за это время он здорово одичал. И зеленый водосток, и бежевые доски, которыми обита стена, все как-то потускнело, сделалось мрачным. Я заметил, что веревка, на которой дед сушил белье, куда-то делась. Наверное, ее сняли еще в день похорон
Мы еще немного постояли во дворе, помолчали, глядя на космею. Потом пошли к выходу. Миновав дверь, Ямашта вдруг оглянулся и посмотрел на каменную приступкуту самую, на которую он когда-то поставил тарелку с сашими.
Пошли. Кавабэ уткнулся в букет из цветов космеи и ускорил шаг.
Я так не могу, сказал Ямашта. Я чувствую себя ужасно, когда думаю о том, что когда-нибудь забуду про это место. Я не хочу забывать.
И я не хотел забывать. Я чувствовал себя точно так же, как он. Когда я оставался наедине с собой в своей комнате, я всегда вспоминал деда. И чем больше я вспоминал, тем больше мне казалось, что я не могу вспомнить всего, что было. Что я упускаю что-то очень важное. И от этого я просто места себе не находил.
Ну, вот хотя бы приступку эту я должен запомнить. Пусть у меня голова дырявая, но хоть на что-то я способен! Хоть что-то надо сохранить в памяти, не забыть
Я зажмурился изо всех сил, так что у меня чуть не потекли слезы. С внутренней стороны век забегали световые пятна. Я широко открыл глаза. И на мгновение увидел, как выглядывает в щелку двери наш дед. Я даже услышал звук открывающейся двери.
А цветами можно украсить комнату, сказал я и, повернувшись спиной к запертой на ключ двери, зашагал к выходу со двора.
Я их себе на стол поставлю.
Ага, пусть они помогут тебе учиться.
Точно! Теперь обязательно поставлю!
Все неприятные, тяжелые чувства куда-то улетучились.
Каждый день я, как голодный зверь, накидывался на задачки и примеры. Экзамен был уже не за горами.
Маму положили в больницу примерно тогда же, когда начали увядать лепестки космеи, принесенной из дедушкиного двора, у мамы обнаружили болезнь печени, которая, наверное, развилась из-за того, что она пила слишком много алкоголя. Сначала, услышав про болезнь, папа разозлился. Он не смог сдержаться и несколько раз назвал маму дурой. Мама плакала и повторяла: «Извини, извини»
Из больницы маму все никак не выпускали, и в какой-то момент папа начал ходить навещать ее после работы. Он вообще теперь стал возвращаться домой гораздо раньше, чем обычно. Я же, наоборот, после уроков и дополнительных занятий возвращался теперь очень поздно. Но тем не менее мы с папой довольно сносно справлялись без мамы. На ужин мы обычно покупали готовую еду, но иногда готовили вместе что-нибудь не очень сложное по рецепту из поваренной книги. Мы жарили рыбу, нарезали салат или делали омлет. Омлет, разумеется, получался не самый красивый, но папа уписывал его за обе щеки, приговаривая: «Очень, очень вкусно!»
А в одно из воскресений папа приготовил тушеное мясо с овощами. Наверное, я никогда этого не забуду. Папа стоял у плиты и то и дело помешивал в кастрюле. Он пробовал содержимое на вкус, причмокивал и щурился, наклоняя голову набок. Мясо с овощами тушилось полдня, пока не стало нежным, так что прямо таяло на языке. А потом мы с папой отнесли эту кастрюлю маме в больницу и пообедали втроем прямо в палате. Когда мы пришли, мама расплакалась. Я, честно говоря, уже начал на нее сердиться, но папа так ласково сказал ей: «Ну что ты, поешь!»что у меня у самого вдруг защипало в горле.
Потом по дороге из больницы домой папа спросил меня, кем я хочу стать, когда вырасту. Я своим ушам не поверил! Кажется, последний раз папа спрашивал меня об этом еще до того, как я пошел в школу.
Я еще не знаю точно, сказал я, но думаю, что, наверное, я бы хотел писать.
Писателем, что ли? Что писать, романы? тут уже пришла очередь папы удивляться.
Ну, насчет романов я не уверен, сказал я очень тихо. Я просто хочу писать о том, что не хочу забывать. А записав, хочу делиться с другими. Разве это плохо?
Папа слушал меня молча.
Есть очень много вещей, которые я не хотел бы забыть, понимаешь? Вот сегодняшний день, например. Я обязательно о нем напишу!
«А еще я напишу об этих летних каникулах», решил я для себя.
Знаешь, это совсем неплохо. Я думаю даже, что это хорошо, папа глубоко вздохнул и посмотрел на небо. На небе светилось созвездие Орион. Там, на небе, уже наступила зима
Всю осень я учился как ненормальный и в результате хорошо сдал экзамены и поступил в частную гимназию. Папа был ужасно за меня рад и купил мне толстую тетрадь в настоящем кожаном переплете и заграничное вечное перо. В тетради я нашел открытку, на которой было написано: «Дорогому будущему писателю!» Я подумал, что папа, конечно, немного переборщил. На самом-то деле я хотел компьютер. Но немного подумав, я решил папе об этом не говорить, чтобы его не расстраивать.
В подаренной папой тетради я написал свой первый рассказ«История о мальчике Я.». Я знал, что рассказ уже не успеют опубликовать в выпускном альбоме, поэтому принес его на прощальный вечер, когда все приносили свои поделки, и прочитал перед классом. Я еще с вечера очень нервничал и ночью почти не спал, но результат превзошел все мои ожидания. Рассказ всем очень понравилсямои одноклассники хохотали до упаду. Это просто был шквальный смех. И даже наш классный руководитель смеялся. А потом попросил меня прочитать рассказ на вечере для учителей. Мне кажется, что в тот день у меня было самое лучшее настроение в жизни. И только Ямашта, который был прототипом моего героя, пожал плечами и сказал:
И что такого? Просто история про толстяка, которого отшила девчонка. Разве нет?
К сожалению, экзамен Ямашта не сдал.
Вот и хорошо. Теперь мамаша наконец согласится, чтобы я стал продавцом в рыбной лавке, заявил он.
Ямашта нисколечко не похудел, зато здорово вырос и стал похож на заправского лавочника. Когда мы с Кавабэ услышали это его «мамаша», то просто обалдели! Раньше он никогда так не говорил.
Что же касается Кавабэ, то он экзамен вообще не сдавал. Его мама вышла во второй раз замуж. Совсем скоро ее нового мужа отправляют по работе в Чехию, так что Кавабэ скоро уедет за границу.
После церемонии окончания начальной школы мы с конвертами, в которых лежали наши аттестаты, шли не спеша по дороге домой.
Жалко, конечно, сказал вдруг Ямашта, жалко мне тебя, Кияма. Ведь Томоко подарила тебе шоколадку на День святого Валентина
Ямашта не поступил в частную гимназию и потому со следующего года шел в обычную государственную среднюю школу. Он будет учиться вместе с Томоко и Аяко. Я даже завидовал ему немного.
Какие радости есть в жизни ученика средней школы? Да пожалуй, что никаких, если не считать того, что наконец-то вместо шортов можно носить нормальные брюки. Я все так же оставался несуразным дылдой, и брюки, в принципе, могли придать мне солидности.
Хотя знаешь, в новой школе наверняка тоже будет какая-нибудь классная девчонка.
Я молчал, и Ямашта решил ответить себе сам.
Но там могут быть и такие придурки, как Сугита и Мацушта.
Я начал вспоминать лица тех, с кем познакомился в школе за эти шесть лет.
Ну да, кто угодно может быть, сказал Кавабэ.
Ты нам лучше про Чехию расскажи. Что это за Чехия такая? Ямашта похлопывал себя по колену конвертом, выстукивая какой-то задорный ритм.
Но тут мы остановились. На том самом месте, где раньше был дедушкин дом. Все дома вокруг тоже снесли. Теперь здесь была огромная автомобильная парковка.
Знаете, я сказал Кавабэ, глядя на закатанную в асфальт поверхность. Там, под этим асфальтом, спит наша космея. Я когда услышал от мамы первый раз, что она снова замуж собралась, мне сначала было ужасно неприятно. С одной стороны, мне так хотелось, чтобы у меня был папа, а с другойя просто не мог представить себе, как называю «папой» какого-то совершенно незнакомого дядьку. К тому же мама стала по воскресеньям наряжаться и куда-то уходить. Понятно, мне это не нравилось. Но в тот самый день, вечером, я подумал Я подумал, а что бы сказал наш дед?
И ты решил не мешать маме?
Кавабэ кивнул. Я прекрасно его понял. Я и сам довольно часто так думал, когда надо было что-то решить. «Что бы сказал дед?» Когда я задавал себе этот вопрос, то почти сразу же находилось очевидное и единственно верное решение для любой проблемы. Иногда про некоторых людей говорят, что они «живут прошлым» или «живут воспоминаниями». Но тут было другое Что-то более верное, надежное.
Вы не волнуйтесь. У меня все будет хорошо. По-другому и быть не может. Мы заживем на славу в далекой Чехии, он сказал это и кивнул пару раз утвердительно, в такт своим собственным словам.
Ты рассуждаешь, как настоящий мужчина, сказал Ямашта.
Да?
Да.
Я вдруг почувствовал, что, если останусь стоять здесь еще хотя бы минуту, точно разревусь. Поэтому я начал молча идти. Они пошли вслед за мной. На перекрестке мы попрощались и разошлись. «Ну, пока», сказал я им на прощанье. Никаких других слов у меня не нашлось. Я повернул направо. Кавабэналево. А Ямашта должен был идти прямо. Шаг, другой, третий Я шел, считая шаги, как на дуэли. Так я до дома и до завтра не дойду.
На десятом шаге я вдруг услышал звонкий голос Ямашты.
Стойте!
Ямашта все еще стоял на перекрестке. Обернувшись, я взглянул на него с надеждой. В глазах Кавабэ, который тоже обернулся на голос Пончика, читалась точно такая же надежда. Нельзя так расстаться. Чего-то не хватает!
Под нашими просящими взглядами Ямашта немного смутился, но потом на его лице расплылась улыбкаот уха до уха.
Я забыл вам сказать, я теперь сам по ночам в туалет хожу! Не боюсь больше.
Мы с Кавабэ разочарованно переглянулись, и в этот момент, набрав побольше воздуха в легкие, Ямашта заорал:
Разве можно бояться, когда у меня есть такие друзья! Знаете, сколько это мужества придает?!
После небольшой паузы Кавабэ, сверкнув глазами из-под очков, вдруг крикнул:
А то как же!
А я просто кивнул так сильно, что у меня чуть голова не отвалилась. Мне ужасно хотелось похлопать нашего Пончика по спине, по пузу, просто похлопать его за то, что он такой, такой Черт, Ямашта, откуда ты такой взялся?!
Ямашта с довольным видом вздохнул, развернулся и, крикнув «Пока!», побежал в сторону дома.
Мы с Кавабэ некоторое время стояли в оцепенении, глядя на его удаляющуюся спину. Потом я посмотрел на Кавабэ. Первый раз за все время я видел, чтобы у негоу этого дерганого психабыло такое светлое, спокойное лицо. У меня на душе тоже сделалось спокойно, словно от дуновения прохладного ветерка.