Елена ЕЛИСЕЕВАЖить в эпоху ПЕРЕМЕНРоман
Проводы любви
А началось все так.
Говорит мне муж как-то раз:
Смотреть на тебя не могу, видеть тебя не хочу. Явись ко мне на работу в два часабудет презентация. Мажут кремчиком бесплатнони морщин, ни уныния через двадцать минут. Полное и универсальное омоложение внешних отделов организма. А не то, говорит, мой мечтвоя голова с плеч: разводи женюсь на молодой.
Шутки шутками, а ведь в ярости мужик-то? Смотреть на меня, елки точеные, не смотрит. Видеть не хочет, это уж точно. Крем мне этот нужен как собаке пятая нога, номужик в ярости, это раз, и бесплатноэто два. А здоровье и морщинистые останки некогда лица?
Миленький, эти чудо-кремчики всем известны, срок действия два часа, пока намазыватели ноги унесут, потом обвиснет все, как у престарелого бульдога. Может, не надо, а?
Молчала бы уж лучше. Что я в ответ услышалапонятно. Ну, не Софи Лорен, не Ким Бейсингер, но так-то уж зачем
Короче, явилась. Сидят двоемужик и баба. Лет по тридцать. Холеные, в костюмчиках, на выпуклых грудях фирменные значки. Муж мой на бабу посмотрел, на меняи сердце его бедное содрогнулось от омерзения.
Да-а, увесисто подбросил мужик, организм зашлакован. Вижу, очищение не проводилось давненько. Сколько вам лет?
Сорок, пискнула я.
Выглядите старше! отрезала баба.
В глазах мужа застывало сожаление о жизни, загубленной бесцельно, лишенной радости созерцания красоты и, безусловно, львиной доли плотских утех, причитающихся мужчине. (Какая же ты сказочная сволочь, потрясенно подумала я о бабе, и ничего и не старше, меня на улице «девушкой» окликают, а на той неделе один алкаш телефон все просил. Тебя бы так посадить, лайф твою в хербу, да при мужике твоем расписывать!..)
Вслух-то я вежливая, поэтому говорю аккуратно, но с подтекстом:
Да, знаете ли, тяжелые жизненные условия. Нехватка денег, у мужа вот зарплата маленькая, да и выплачивают когда хотят Сказала и хвастливо подумала: «Молодец я все-таки: сдержалась».
Мужик достает зеленый тюбик. Баба вокруг суетится, мажет мне пол-лица и причитает:
В России сложилась крайне неприятная экологическая ситуация: что вы едите?! Что вы пьете?! Как вы живете?! Да и можно ли это назвать жизнью? Этопреступление, надругательство над организмом. Посмотрите на себяна щеках капилляры, под глазами мешки, морщины, нос в крупнейших порах
На мужа я больше не смотрела. Сама разведусь к чертовой бабушке. Если ему нужна Настасья Кинскипусть к ней и идет вместе со своим окладом жалованья. А я, между прочим, еще ничего. Когда высплюсь. И при вечернем освещении.
Сижу, терплю. Намазали меня.
Что, спрашивают, чувствуете?
Я честно подумала.
Такое, говорю, легкое покалывание, переходящее в приятное жжение.
О, правильно! обрадовались оба супостата. Это вся грязь из вашего организма через поры выходит на поверхность и оседает там.
Надо вам сказать, муж у меня патологически чистоплотен. Попросту говоря, брезглив. Как я подумала, что он сейчас представляет мой грязный организм с отверстыми крупными порамиБоже! Не испытать мне больше супружеских объятий, да и о сладости законной любви придется забыть, пожалуй.
А вот какой запах вы чувствуете? приступают ко мне сызнова.
Я честно понюхала.
Такой вот запах хорошего кремчика, отрапортовала. А и правда, очень даже приличный запах.
Лиходеи разочаровались:
Странно Обычно чувствуют запах того, чего в организме не хватает, кто бананов, кто ананасов, кто клубники
А кого мажут с похмелья, тот чувствует запах огуречного рассола? невинно осведомилась я, и напрасно, потому что мучители мои горестно-сочувственно посмотрели на мужа, а у того аж челюсть запрыгала от ненависти ко мнене хочет баба омолаживаться!
Когда крем стерли, бандиты возгордились:
Ну вот. Совсем другое дело! Что вы сейчас чувствуете?
Я честно прислушалась:
Все то же приятное жжение.
Странно, удивились они, должно бы уж пройти Это, наверное, настолько грязен ваш организм, настолько изношен, что шлаки до сих пор поднимаются наружу! И закручинились, бедолаги
Я смотрела в зеркало, с ужасом понимая, что ничегошеньки не произошло. Нет омоложения, хоть ты тресни!
Вроде бы здесь полморщинки разгладилось? неуверенно спросила у мужа.
Он тщательно изучал мое лицо, знакомое ему до судорог душевных
К утру пол-лица распухло, а глаз светился пронзительным красным светом, как у несытого крокодила.
Бандиты звонили по телефону и ломились в дверь, обвиняя меня во всех смертных грехахот осточертевшей уже зашлакованности до тайной и порочной склонности к аллергии, а также в употреблении несанкционированной ими валерьянки. Я обкладывала физиономию кусками льда и горько жаловалась мужу на злодейское средство пиратов.
А тебе, распустехе, никакой крем не поможет. Только крематорий, припечатал он меня.
Да чем так жить, развернула я войска, лучше на погост. Кручусь, как юла несмазанная, а тебе все плохо.
Муж с готовностью принял боевую стойку:
У всех жены крутятся, а по улице с ними пройтись не стыдно, между прочим!
И с чьими это женами ты, не стыдясь, по улицам прохаживаешься? злобно ощерилась я.
А я бы и прошелся! Я бы не с одной прошелся с полным взаимным удовольствием, да недосуг, мадам. Вас кормить нужно. В клюве приносить каждые две недели.
А ты, оказывается, приносишь? То-то я смотрю: временами дохлая колибри залетает, крылышками по кастрюлям шарит. Ты что, всерьез думаешь, что мы на твои гроши живем?
Угу, любимая. Мы живем на твои творческие потуги. Дома развал, дети черт-те чем занимаются, у самой рожа, как у бульдога
Не трогай рожу! Я тебя про бульдога предупреждала! Напустил на меня бандитов, а теперь попрекаешь! Я в отпуске-то когда была?
А я?
А тебе и не положено! врезала я ему в поддыхало. Ты пахать должен. Семью, черт побери, хоть немножко обеспечить на пятом десятке. Мужик ты, в конце концов, или что?!!
Он выдержал многозначительную паузу.
Хорошо, дорогая. Договорились. С этого дня яили что. Может, тебе мужика поискать?
Сами прибегут! крикнула я в ненавистную спину. Добра такого!
Нет денег. Ложись и помирай
Как всегда, денег не было. Вы, конечно, знаете, что денег не бывает:
вообщекогда, гордо потея, занимаешь у знакомых на хлеб-молоко, делая при этом вид, что забыла свою кредитную карточку в соседнем ресторане;
на что-токогда, раскинувшись с комфортом среди оплаченных счетов и поглаживая утробно урчащий свеженабитый холодильник, спокойно соображаешь, то ли сыну новые штаны, то ли дочкам туфли, то ли мужу заветную удочку;
как всегдаэто значитили за квартиру платить, или холодильник загружать. А если и то и другоевпадешь в п. 1.
На этот раз денег не было именно как всегда. Потому что зарплата у мужазавтра. И значит, сегодняхолодильник, а счетапослезавтра.
Послезавтра он и пришел. В пять утра. После сорока четырех часов отсутствия.
Привет.
Привет.
Есть будешь?
Не знаю.
Ничего мне сказать не хочешь?
Нет.
И они пошли отдыхать.
Такая началась новенькая жизнь. Из нее я вычеркнула светлые праздникипятые и двадцатые числа, по которым бывший господин и повелитель, ныне коммунальный сосед, приносил добычу на прокорм семье; счета же приходили с тупой регулярностью.
Денег не быловообще.
Дети ели. Они хотели есть всегда, особенно после завтрака, обеда и ужина. Муж проходил сквозь нас, как Кентервильское привидение, задумчиво ревизовал холодильник и томно жевал найденную еду. Солнечный удар или обморожение сосудов головного мозга? Я не спрашивала, было некогда. Я считала. По ночам мне снились деньги.
Я, конечно, ему нахамила и виновата. Но он же первый меня кремчиком намазал, а потом еще и нахамил! Этот проклятый кремчик вкупе с рожей отрезал мне возможные пути для примирения. Погибаю, но не сдаюсь, решила я и стала изыскивать внутренние резервы.
Собственно, изыскивать было особо нечего. Резервы хранились непосредственно на мне и состояли из золотого семейного запаса: кольца обручальногоодного, сережек с камушкамидвух (или одна пара) и хиловатой цепочки под горлышко. Я мечтательно потратила грядущее богатство и отправилась в ломбард.
Прав был великий сказочник Шварц: там работают исключительные людоеды, то есть просто феноменальные людоеды. Да вы сами знаете, кто в ломбардах не запутывался! Не успела я глазом моргнуть, как у меня забрали фамильные драгоценности, которые мы собирали вдвоем лет пятнадцать, и отвалили триста десять тысяч.
Разбогатеть не получилось, хотя это уже сулило скромную, но обеспеченную жизнь.
Широким жестом я заплатила за квартиру и (гулять, так гулять!) купила детям по йогурту, банку лимонада на всех и три апельсина. Войдя во вкус разудалого мотовства, прихватила полкило недорогой французской ветчины без вкуса и запаха, пачку стирального порошка, рулон туалетной бумаги, килограмм шоколадных пряников, два килограмма мороженой баранины, кочан капусты, пакет финской муки, две пачки маргарина «Домашний», три десятка яиц, килограмм сахара и
И тут деньги опять кончились. Я изумилась и впала в нищету.
Свора голодных подростков, оккупировавших кухню, корыстно обрадовалась моему приходу и загляделась на сумки у меня в руках.
Ешьте, ребята! я щедро выкинула на стол всю снедь разом.
Лучше бы деньги не тратила. Через десять минут, отвернувшись от разгромленного стола, они разочарованно уставились на мои пустые руки.
Сгиньте с глаз моих, пожалуйста, попросила я. Больше ничего нету. Пойду по сусекам поскребу.
Что там было, в моих сусеках? Средней заношенности тряпки, которые не взял бы ни один приличный секонд-хэнд. Я с сомнением перебрала свою одежку. Может, неприличный возьмет?
М-да, подумала я, вот гад! Уже месяц не разговаривает, и ни копеечки. Ладно, я ему морщиниста, бесхозяйственна и нехороша, но детей-то за что? Они, скучное дело, есть хотят независимо от родительских распрей и, что удивительно, хотят есть каждый день и неоднократно.
Все-таки не был он таким раньше. Не так еще ругались, но в пределах светлого дня. К середине ночи всегда мирились, железно. Я вспомнила бурные примирения и, кажется, загрустила.
Может, случилось что?
Пришла подруга 1, участливая и завистливая:
Тебе надо подать на алименты, твердо определила она, он уже третью бабу меняет.
Четвертую. Первой была я, самолюбиво ответила подружке, чтобы не поступаться приоритетом.
Тем более. Чего ради ты ему деньги даришь? Трое детей! Тебе не вытянуть.
Черта с два не вытянуть! Не буду я у него деньги проситьне стану дальнейших баб бездолить!..
(Смешные и милые давние воспоминания: он в моем подъезде с охапкой кувшинок; он, показывающий мне родительскую дачу так, как будто нам действительно интересно, где растут яблони, а гдеклубника; он, наутро приготовивший мне завтрак и уронивший яичницу прямо в постель; он, деревянным голосом объявляющий родителям: «Папа и мама, вот моя»; он, висящий на водосточной трубе у окна пятого этажа роддома: «Сын!..»; он, пляшущий на снегу: «Я же говорил, что девка родится!» Он, ласково утешивший: «Ну, раз уж аборт позднорожай, что уж сделаешь. Где двоетам и трое». И страшный сон, приснившийся мне полгода назад: длинный низкий шепот, извивающийся по постели: «Любовь прошла-а-а»)
«Об этом я подумаю завтра», сказала Скарлетт ОХара. Ветром меня не унесетнекуда, на содержание нас никто не возьмет, а на мою зарплату мы не проживем.
Позвонила верная и состоятельная подруга 2:
Ну, как твой козел?
Он не мой и не козел, обиделась я за коммунального соседа, у него возрастные явления. Переходный возраст.
Ну-ну, давай защищай! Он тебе деньги-то дает?
Раз не дает, значит, нет у него.
Ну-ну. А тебе в твоей богадельне-то платят?
Платят. Шестьсот. И детские сто тридцать.
Ну, давай ложись и с голоду помирай. Значит, так: послезавтра к десяти приедешь в Апрашку, под аркой я тебя встречу, возьмешь носки и колготки на реализацию. Понятно?
Никогда. Я торговать не буду никогда, испугалась я, а вдруг кто-нибудь увидит?
Увидят, дружески пообещала верная и состоятельная, а не увидят, так ты ноги протянешь, идиотка!
Так я стала новой русской.
Забили стрелку
Рэкетиров было двое: один вежливый, но очень длинный (я емупо ухо), а другой с фонарем под глазом, но совсем маленький (он мнедо плеча). Нормальные такие, обыкновенные рэкетиры. Как в кино показывают: куртки, затылки и пальцы веером.
Вы же умная женщина, говорил очень длинный, представившийся, конечно, Малышом, не мы, так другие. Крыши-то у вас нет?
Ой нет, извините, пожалуйста, я на всякий случай смутилась.
Да что ж извиняться-то? Оборот ваш мы знаем, трудности у вас, понятно, как у всех, но лишняя головная боль-то вам зачем? Так что лимон в месяц. На первое время. Если будут проблемызвоните.
Крыша, как я поняла, у меня появилась. Но тут же и поехала. Кажется, через месяц я вывалюсь из ненавистной рыночной нереальности в любимую академическую действительность, где шестьсот + детские. Не хочу: за полгода дети привыкли есть. И я тоже.
За детишками вашими присмотрим. Мало ли что может случиться? внесла полную ясность маленькая сволочь с фонарем.
Та-ак. За что боролись? Вот на это самое и напоролись. Отреагировала я молниеносно:
С этими-то? Душу всю из меня вынули, паразиты, доверительно сообщила я слегка обалдевшим от такого поворота крышедержателям. Хоть бы и делись кудаперекрещусь! Папаша, козел вонючий, смылся, возись теперь с его отродьем! Да я, ребята, честно, столько раз мечталаотвалились бы они от меня все! и я с надеждой посмотрела на рэкетиров: может, освободят они меня от отродьев? Спасут остатки дней не первой молодости?
Они смотрели на меня как на ненормальную: не по понятиям, да и смена лексикона их явно озадачила
Да нет, вы нас не так поняли. Мы такими делами не занимаемся, припугнулся Малыш, наше делоохрана.
Я отчетливо разочаровалась:
А-а Ну что ж, охрана мне, конечно, нужна Но вы же понимаете, миллионэто нереально.
А чё, ты в три горла жрать собираешься? вскинулся совсем маленький с фонарем.
В три горла я, естественно, не собиралась: нас было четверо.
Умолкни, Юрик, посоветовал Малыш, ну и сколько?
Двести! щедро посулила я. И знаете что? Давайте по безналу! И всем хорошо будет. Извините, ради Бога, Малыш, а как вас зовут?
Андрей, удивился он.
А по отчеству?
Петрович, с натугой припомнил сын Петра.
Видите ли, Андрей Петрович, культурно продолжила я, мои проблемыэто мои проблемы, но вам же надо аккуратно платить?
Вот и заплатишь, когда скажем, высунулся жадный Юрик. И какие такие двести?
Минуточку. Андрей Петрович, попросите, чтобы меня не перебивали. Бедному Малышу явно нравилось быть Андреем Петровичем. Юрика я вельможно не замечала. «А чё, в натуре, с трудом думала я на незнакомом языке, вживаясь в роль, если я такая крутая, что ко мне рэкетиры явились, с шестерой, что ли, базарить?»
Закройся, ты! рявкнул Малыш, и маленький Юрик усох на стуле. Ну?
Видите ли, Андрей Петрович, совсем культурно продолжила я, товар я беру по безналу. Торгую через кассу. Выручкув банк. За наличку мне поставщики товар не отпустятфирмы солидные. Миллион! Что такое сейчас миллион? Копейки. Но по безналу. А наличку я сама-то в руках держу, пока в банк еду. Ну, выну я этот миллион раз-другой, и все. Серьезно. Мне это надо? А вам?
Глаза Малыша медленно застилала скука. Это он уже сто раз слышал. И что в ответ сказатьзнал. А вдруг у Юрика в кармане раскаленные утюги уже наготове?
Так вот, Андрей Петрович, я могу только догадываться, через что вам пришлось пройти, чтобы добиться вашего нынешнего положения. Вы сильный человек, Малыш приосанился, и, поверьте, я много старше вас, незаурядный человек.
Взор Малыша стал осмысленнее. Надо бы мне прибавить, углубить и расширить.
Вы явный лидер, явный. И вам бы, с вашим умом и внешностью, одобрительно-оценивающе, как старшая сестра или молодая мать посмотрела я на него, в приличном офисе бы сидеть. К такому, как вы, мы сами должны идти, и идти открыто, легально. И не дань нести, а идти за помощью, потому что если не вытак кто же?!
«Боже, помоги мне! думала я в душевной панике, произнося уверенные слова. Что я несу!»