Фуфло гонит чувиха, змейски предупредил Юрик патрона.
Малыш опять усомнился.
Фуфло горько повторила я вслед за Юриком. Если бы! Если бы фуфло Оглянитесь вокруг, попросила я Малыша, по рынку скоро пройти нельзя будет. Хулиганье, мелкие воришки, доморощенные рэкетиры валятся отовсюду. Нас давят со всех сторон, а где заступники?
И наконец, вот он, долгожданный заступник, которого все ждали. И это его вы называете фуфлом? укоризненно спросила я Юрика.
Малыш грозно посмотрел на соратника.
Юрику стало неуютно.
Да не-е, я чё
Порядок, страстно воззвала я, порядок и защиту может обеспечить только сила! Но сила цивилизованная, грамотная, поддерживающая культурных торговцев и карающая бесстыдных спекулянтов. Вы, и только вы можете стать гарантом нашего безопасного и светлого будущего. Если, конечно захотите. Тут придется поработать.
Очумелый Юрик таращился на меня сквозь фингал, плохо понимая такую иностранную речь. По лошадиной морде Малыша лихорадочно метались две-три мысли.
Скройся, Юрик, задумчиво велел он, и фингал с Юриком скрылись за дверью. А как это сделать-то?
Я взорлила. В течение десяти минут по рецепту незабвенного Остапа я посадила Малыша в офис на Садовой с толковым бухгалтером, презентабельной секретаршей, тремя компьютерами и одним факсом. Не исключила возможность поездок за рубеж по обмену опытом с американской «Коза ностра» и японской «Якудзой» (японцы, надо сказать, ему особенно польстили почему-то). За следующие двадцать минут уже вместе мы привели в пристойный вид его братву, переодев всех в костюмчики-галстучки, и дружно осудили Юрика за грубость, застарелую нетрезвость, побитость и хлипкое сложение, безусловно, умаляющее достоинство Хозяина. Еще через полчаса мы пришли к полному согласию: я обещалась подготовить пакет учредительных документов охранной фирмы «Фортуна» (президентМалыш). За пятьсот тысяч. Деньгипротив документов. Даром денег не берем, вот так-то.
Стрелку забили через неделю.
Как кур в ощип
Большинство народоноселения, как вы знаете, сказало бы «как кур во щи». Ну, а ядудки! В котловое довольствие меня пока еще не включили и в бадью со щами не заложили. Поэтому и влипла я как кур в ощип, точнее, курица, которая, известное дело, не птица. Да и баба в Россиине человек.
Детишек-то я, понятно, быстренько спровадила от греха подальше в Новгород, к надежной и домовитой подруге 3 (у нее своих четверо, и ей вроде бы уже и все равно: штукой ребенка больше или, к примеру, меньше).
Ощипать меня, конечно, можно. И наверное, нужно: в самом-то деле, живем себе вчетвером, в ус не дуем, и даже партизанские мужнины рейды по холодильнику в ночи будят лишь тихую нежность и сочувствие. Живем! Что само по себе непорядок и вызывает горечь окрестных масс, которые правы: делиться, ясное дело, нужно. Но жадно мне! Скупость все бабья да дурья. Да и успешный бизнес мой испустит свой печальный дух через пару месяцев дележки. В этом-то я вовсе не наврала.
«Что же делать?»лихорадочно думала я. Вроде бы где-то что-то читала такое: жил-был древнегреческий царь, умный, но здоровьем слабый, Эврисфей. И повадился к нему небезызвестный Геракл и все требовал: отдавай, мол, Микены (Микеныэто такой город). А Эврисфей, не будь дурак, соглашался. А что было делать? Геракл громила был здоровущий, да и родственнички у него непростые. Из мафии, короче говоря. Да какие проблемы, говорил Эврисфей, забирай ты эти Микены со всеми потрохами, только вот не в службу, а в дружбу сходи пару раз тудане знаю куда, принеси тоне знаю что. Двенадцать раз гонял мужика! А что, вариант
Зазвонил телефон:
Драс-сь, раздался любимый голос, это я. Ну как?
О, здравствуйте, Андрей Петрович! корректно обрадовалась я. Хорошо, что вы позвонили. У меня мало времени, так что давайте скоренько. Документы я сделала, нужны ваши паспортные данные. Диктуйтея записываю.
Ну, это Вы же знаете
Откуда? Знала бывсе бы уже готово было.
Да нет Я ж в законе Нам паспорт западло.
А мне как быть? Работа стоит.
А может, это самое, на Юрика оформить?
Можно, легко согласилась я, можно на Юрика. Можно также на Шурика, на Мурика или на Дурика. Только вот когда в фирму деньги пойдут, ваш Дурик сразу поумнеет. И в чем вы тогда окажетесь?
Не-е, Юрик братан верный. Мы с ним на одной шконке чалились, он подлянку не кинет.
Ну-ну. Вам виднейфирма-то ваша. Мое дело предупредить, а там хоть не рассветай. Давайте вашего Юрика. Но гонорар я от вас не примуза так все сделаю.
Это еще почему?! моя жертва, судя по всему, выкатила глаза на другом конце города.
Не хочу наживаться на чужом несчастье, объяснила я. Это бизнес, миленький. Ну, да через полгода сами во всем убедитесь. Юрик вам покажет! Мой вам советдобудьте паспорт и пропишитесьсейчас не девяносто второй. Думайте. Ладно, мне бежать надо. Звоните, заходитесейчас вы работу держите, и я повесила трубку.
Так, кажется, немножко разделилизначит, чуть-чуть властвовать будем. Я радостно потерла хищные лапы свои.
Зазвонил телефон.
Здравствуйте, нервно пробормотал поставщик, чего ж вы за булочками-то не едете?
Как не едем? оторопела я.
Да и вчера не забрали.
Господи! ужаснулась я. Не было нашей машины?
Не-а, а то вы не знаете?
Теперь знаю. Подержите товар немножко, я все сегодня вывезу-оплачу. Побежала. Господи, повешусь, ей-Богу!
Я не побежала. Продираясь сквозь кровавый туман ярости, добрела до своих ларьков. Узнала, что экспедитор Коля не появлялся с позавчера, велела, чтобы егоразыскали, а онявился, вернулась и предалась сладостным грезам.
Сначала примерила низенького пухлого Колю к ножкам стулаполучалось не очень больно, да и толстое Колино брюхо застревало между ними, что резко уменьшало количество ударов в минуту. Тогда я пару раз приложила его сволочной башкой о дверь. Это было уже лучше, и, поймав ритм, я перешла на сплошное избиение ногами в кровь, норовя попасть по подлой воровской морде. Самбу я на нем сплясала. Зубы гаду выбила. Нос сломала, да и пара-другая ребер пошла в мой актив. Коля почему-то молчал, худел на глазах и истаял в конце концов в луже дымящейся крови.
Полегчало. Побежала. Оплатила. Погрузила. Вывезла. Разгрузила. Села
В дверь просунулась умеренно почтительная физиономия подлеца Коли.
Драс-сь
Здравствуйте, Николай Петрович. Проходите, садитесь. Гостем, так сказать, будете. Угодно кофейку?
А чё я сделал-то? сразу перетрусил подлец. Ко мне братан из Пскова приехал!
Боженька ты мой, и здесь братан!
Ну, случай такой вышел. Вы же знаете, как я работаю. Когда надоя всегда. Я вот когда у Туманова в артели работалтак он меня знаете, как ува
Туманов меня доконал. Добил он меня, и великий, могучий русский язык попер из коммерческого подсознания как, гельминт из ну, вы сами знаете, откуда.
Туманов! нежно выдохнула я. Туманов? Ну все, Коля, амбец тебе в крестец! Ты же, мурлила многозвенная, машину хлеба загубил
Пела я, наверное, с полчаса. Я проследила родословную подлеца до седьмого колена, не щадя ни детей, ни стариков, вбила загубленный хлеб во все отверстия Колиного тельца, состригла под ноль его мужское достоинство, размазала это самое достоинство по препаскуднейшей роже мурлилы и предельно выразительно описала способы употребления подлецовой задницы.
Коля слушал сначала оцепенело, потом недоверчиво, потом, расцветая на глазах, с восхищением, преданностью, любовью.
Понял! вскочил он со стула, когда я иссякла, Анна Сергеевна, понял! Я-то думал А вынаша! Чтоб я еще когда!.. Да меня Туманов так никогда не уважил
Уйди, сволочь! из последних сил попросила я.
Зазвонил телефон.
Здравствуйте, налоговая инспекция!
Пред Родиной вечно в долгу
«Налоговый инспектор, доложу я вам, это не должность, не чин, а состояние души. Иной раз выйдешь на променад, да и заприметишь в глубине прешпекта приличную фигуру. А ближе сойдешьсямилостивые государи мои, святые угодники! Глазки куриной гузкой скорчились, рот птичьим клювиком щелкает, впереди ладонь лодочкой протянуласьналоговый инспектор. Чур меня, чур!»так в прошлом веке живописал сатирик. Ну вот не любили либеральные демократы и радикальные консерваторы в отсталой царской России налоговых инспекторов. Стыд какой! Потому-то, наверное, и прогнила российская монархия, что не сумела внушить подданным любовь к основе государственностиналоговым инспекторам.
То ли дело сейчас! Вся страна понимает, что упоительна власть и сладостны плоды ея. Будет времяне поленитесь, прогуляйтесь по налоговой инспекции. И вы увидите:
двадцатилетних мальчиков, млеющих от любви к пятидесятилетней крашеной даме, и столько восторга, столько внимания на безусых физиономиях;
холеных матерых мужиков в дорогой коже, почтительно отклячивших зады на полметра от вертикали перед налоговым пацаном, плюющим в потолок в скуке душевной;
битых жизнью торговых дам, усердно и искренне объясняющих, что юная барышня, сидящая по ту сторону налогового барьера, кладезь мудрости, житейского опыта и очарования;
и многих, многих вы еще увидите там!
Сплошное, понимаешь, согласие и примирениенарод и налоговая инспекция едины.
И я как все. Люблю налоговых инспекторов, чту налоговую полицию, да и вообще, станет грустно, навалится хандрапойдешь, поплатишь налоги, вот и полегчает! Славненько так становится.
Инспектрис было две. Выглядели они, как обычно выглядят налоговые инспекторы, за сотню лет существенных изменений в породе не произошло.
Не отказавшись от ритуального кофейку-с с пристойным случаю, но скромным печеньицем-с, они погрузились в пучины моей доблестной финансово-хозяйственной деятельности. Горестно шуршали страницы бухгалтерских книг
Зазвонил телефон.
Дрась, это я! пулеметно выпалил Малыш. Я к вам вечером заеду в девять один дверь держите открытой чтоб мне на площадке не светиться, и он бросил трубку.
«Господи, подумала я в рифму, вот пруха! Не понос, так золотуха», и стала старательно рисовать Малышеву фигуру на виселице с непропорционально толстым канатом, стянувшим небритую бандитскую выю. Язык удавленника стелился по земле, завиваясь цифрой 2. Два миллиона штрафа я еще могла заплатить. Но раз могла дванапишут десять. А вот это уже все равнодесять или, скажем, сто пятьдесят. И я развеселилась.
Наконец инспектрисы, видимо утомившись и одобрив трудолюбие и благонравие проверяемой, промолвили:
Проверим кассу. Откройте сейф, пожалуйста.
Я поднялась со стула и прошествовала к сумочке, валяющейся в углу у двери (у меня в ней ключ от сейфа, в кошельке. За кассу-то я совершенно спокойна была. Кассовый аппарат мне каждый вечер приятель перекручивает. За тридцатку. Он вообще-то ученый секретарь в НИИ радиоэлектроники, но кое-что руками еще умеет и половину рынка обслуживает).
Наклонилась я за сумочкой О Боже! Доразгружалась, бестолочь! Тоненький верткий червячок прошмыгнул по позвоночнику, плотный туман застлал на мгновение глаза
О вы, явные и тайные рыцари великого Ордена Радикулитчиков, вы, обладатели Единственно Верного Средства от Радикулита, вы, Мученики Позвоночника, братья и сестры, к вам обращаюсь я!
К вам, потому что больше никто не поймет и объяснить невозможно, почему я, как искореженная тайфуном сосна, застыла в немыслимом штопоре, оттопырив шуйцу в приветственном жесте в сторону инспектрис, а десницей так и не дотянувшись до заветной сумочки.
Дамы извергли волну непонимания:
Ну? Стоять будем? Или сейф открывать?
Проклятая сумка маячила перед носом (неряха! Вечно все раскидываю), но в руки не давалась, хоть ты убейся. Каждое движение, каждое дыхание мгновенно наказывалось оглушительной болью, и через пару минут тишины, звенящей от нарастания налоговой напряженности, я сдалась:
Извините. Прикрючило. Радикулит. Возьмите. Пжалс-ста. Сумочку.
Ну понятно, как сейф открывать, так сразу радикулит, в унисон спели инспектрисы.
Нет. Пжалс-ста. Сумочку. Возьмите.
Ага-а Так-так Ну-ка, пиши, Наталья, радостно велела та, которая постарше, той, которая помладше, попытка дачи взятки при проведении проверки.
Не. Взятка. Сумочка. Там. Кошелек
Которая помладше в восторге подпрыгнула:
Ой, Ирина Иванна, и правда взятка! Мнетак первый раз дают, а вам?
НЕ. Взятка. Кошелек. ВОЗЬМИТЕ.
Ты пиши, Наталья, пиши: «Кроме сумочки проверяемая настойчиво предлагала кошелек, в котором находилось»а сколько там у вас?
Триста. Тыщ. И. Сто. Баксов. НЕ!!! Взятка Ключ. Возьмите сейф.
«Находилось триста тысяч рублей (ты числом и прописью пиши) и сто долларов сэшэа». Это же надо до такой наглости дойти! Копейки какие-то у нее с полу подбирать! А с виду приличная. А чего это она нам сейф все пытается всучить, а, Наталья?
Да ну его, Ирина Иванна. Он тяжелый.
Ты язык-то придержи! Не понимаешьтипичная провокация, сколько проверок сделала, такого не видала. Идите, милая, расписывайтесь.
«Господи, думала я в тупом отчаянии, вот уж влипла, так влипла. Они что, от рождения идиотки? Или им Налоговым кодексом мозги повышибали? Анальгина мне, анальгина!!»
Ирин-Иванна метала в меня зевесовы молнии гражданского гнева, а юная Наталья так и подсигивала от воодушевления.
Молчит и не идет, наябедничала она. Ирин-Иванна, а что дальше?
Пиши, Наталья: «От подписи отказалась». Число. Расписывайся, и она пошуршала бумажками. Пошли, дальше с ней в другом месте разберутся.
Так она же дверь загородила
«Они пройдут сквозь меня, как танки. А я и так на ближайшие две неделируина. Спасайся, кто может!»здраво рассудила я и объявила:
Не. Подходить. Я. Заминировалась.
Хотитеверьте, хотитенет: моя милиция меня бережет
Нет, а что еще делать-то было? Они бы меня ПИХНУЛИ. Точно, пихнули бы. Сдвинуться с места я не могла, выход загораживала, и, естественно, бедным женщинам для обретения свободы ничего не оставалось бы, как пихнуть меня.
Должна объяснить свое агрессивное поведение тем, кто не знаком с дьявольской болезнью: ни один нормальный радикулитчик в период приступа не допустит ни малейшего пихания в свой адрес. Нет, не допустит. Это немыслимо.
Но они и не виноваты, на их месте каждый бы стал пихаться: верить в этакий внезапный радикулити дурак не поверит (вы-то ведь тоже не верите?), бояться, что я Богу душу отдам, так кто я им, просить, чтобы отошла, так чины не позволяют. Они и не верили, и не боялись, и не просили.
Да бабы-то, в сущности, неплохие. Работа у них только собачья, понимать надо. Идут на каждую проверку как в бой, врут все друг другу в глаза с улыбочкой, а вежливость им вменена должностной инструкцией. Ладно, если бы только врали, а то вот еще раскорячится в углу такая коммерсанточка и пригрозит взорваться вместе с ними! А платят налоговым инспекторам, между прочим, по госрасценкам, и про взятки, честно говоря, враки порядочные. Слышатьслышала, а видетьне видела, чтобы брали. Нормальные рабочие бабы.
И я чуть не разревелась от сочувствия к нам троим. Все мужики проклятые! Машины с булками разгружатьбабы, а мужики в это время с псковскими братанами водку жрут (нет, я Колю все-таки убью, сволоча!), по проверкам мотатьсябабы, а мужики в баньках вопросы решают. В Думах они заседают. В правительствах правят. Крышу держат, Атланты туберкулезные. Возрастные проблемы, заразы, решают около полного холодильника. Руководят они, понимаете?! Памятники Главному Мужику Века до сих пор на каждом углуодна ручка подмышку чешет, другая на поля Родины указует: идите, бабы, пашите! Вперед, родимые! Отечество вас не забудет и, в гроб сходя, благословит. Зачем? Зачем, я вас спрашиваю, попугармонь, козебаян, коровечеркесское седло, а бабемужик?!
Но это все лирика, риторика и муть голубая, а суть дела вот в чем: спасаться мне надо. У ворот рынка есть медпункт, до него метров триста. Правую ногу я, худо-бедно, могла передвигать сантиметров на пять за раз. Опереться на нее тоже вроде могла, и минут за десять остальная осатаневшая от боли часть тела подтаскивалась на новую позицию. С такой скоростью за каких-то два месяца я дойду до вожделенного укола анальгина! А потом со всеми объяснюсь, главное, пока я заминирована, меня пальцем никто не пихнет.
Инспектрисы уже отверещались, отпрыгались, отугрожались и теперь вели напряженные переговоры по телефону. Вежливыми стали, понимающими и внимательными. Молодицы нравились мне все больше и больше, умели они владеть собой в экстремальных ситуациях и успокаивать распоясавшихся террористок. Им бы еще пару инструкций из голов вынуть да грамм по сто мозгов вложить