Дверь была отличная, обитая железом и очень прочная. Через три минуты она едва заметно вздрогнула и пропустила чуть слышный стон: «Убью суку! Замочу падлу!» Других слов умный Юрик, видимо, не знал.
С пережитого страха мы с Лидочкой на пару душевно поплакали, и я пошла звонить Малышу, чтобы он забрал соратника.
Андрей, сказала я, сухо поздоровавшись, порядочные люди так не поступают.
Что-либо происходит? спотыкаясь и слегка по складам спросил он. Мне сожалеется
Да не «мне сожалеется», а «я сожалею», учебаучебой, а работать ты собираешься? Юрик твой мне ларек разнес, меня чуть не прикончил!
Я прискреблю.
Что?!
Ой, то есть я заскриплю!
Что ты еще сделаешь?!
То есть: мои оскорбления!
Спасибо. Юрик твой мне уже рассказал, кто я есть и что он со мной сделает.
Сейчас, Анна Сергеевна, найду Во, нашел: я скорблю!
А у тебя что, умер кто?
С чего вы взяли? испугался Малыш.
Я запуталась:
Так чего же ты скорбишь?
Малыш замолк надолго, слышался разве шелест переворачиваемых страниц.
Не-е, это я не оттуда Сейчас, Анна Сергеевна, еще чуть-чуть Во, готово: принесите мои извинения за нанесенные беспокойства моим шестаком. Ну как?
На троечку, честно оценила я. Андрюша, давай по-человечески поговорим, а? Юрик ведь в подвале мерзнет!
Я не должен возвращаться в покинутую языковую среду, в противном случае результативность обучения резко снизится, без всякого акцента залпом выдал он. Мы приедем через полчаса. Пожалуйста, Анна Сергеевна, козла этого не выпускайте
Через час у ларька остановился роскошный «Мерседес» с затененными стеклами. Из машины воздвигнулся Малыш. Он был великолепен: в короткой кожаной куртке поверх идеально отутюженного синего костюма и в фиолетовых кроссовках.
Где? коротко спросил он.
Я оскорбленно показала на дверь подвала и протянула ключ.
Малыш зареванный Юрик вывалился из-за отпертой двери и сделал неуклюжую попытку прийти в малышовы объятия.
Тамбовский волк тебе Малыш, брезгливо отстранился тот и кивнул в сторону «Мерседеса»:Пошли!
Юрик побелел:
Сам
Пошел в машину, чудак! рявкнул Малыш и учтиво сказал мне:Ваши неспокойства и ущербления будут сконденсированы, Анна Сергеевна!
Они залезли в машину, а я осталась размышлять, какие еще конденсаты меня ожидают и кто там сидит, в этом лимузине
Малыш подвел ко мне раздавленного Юрика:
Ну?
Анна Сергевна Это самое Я больше не буду Простите, а? шмыгая носом, попросил бедный Юрик.
Да ладно, ребята. Всякое бывает, холодно простила их я. Ларек вот мой только Он-то простит ли?
Юрий ликвиднет следствия начиненной ущербности, Анна Сергеевна. Таковские условия паха тьфу, черт! Такие разборки рукодельница. Рукодельника, я правильно говорю, Анна Сергеевна?
Руководителя, несчастье мое, поправила я.
Стекло Юрик вставил в тот же день и еще целую неделю приходил подметать территорию около ларька. Такова была епитимья, наложенная на него рукодельником. Он был тих, грустен, послушен, а на исходе пятого дня стал всерьез заглядываться на Лидочку. Заглядываться или телку снять хотел, как правильно сказать? Что-то я стала путаться
Ничего не поделаешь: надо подчиняться силе
Георгий Степанович был ученый. Лет тридцать назад он написал ученый же труд, диссертацию про оплату труда конструкторов на оборонных предприятиях. В первой главе он доказал, что зарплата есть, была, но будет отмирать (в этом, как мы можем теперь убедиться, заключалось его совершенно гениальное предвидение: отмерла-таки ненаглядная, почти повсеместно дала дуба) по мере продвижения к коммунизму. Во второй главе он научно обосновал, что, прежде чем платить, нужно считать. В третьей главе он показал, что платить нужно также и конструкторам на оборонных предприятиях (этот вывод Георгия Степановича ныне забыт безнадежно), и приложил справку бухгалтерии о том, что да, платят. Он пережил несколько неприятных и для неученого человека унизительных часов, но зато потом ему дали диплом, и Георгий Степанович стал ученым.
Ученым он работал долго, преуспевал, помогая директорам предприятий списывать деньги по статье «Научно-исследовательская работа» и доставая бедняг-конструкторов идиотскими вопросами, потому что в школе он учился давно, забыл физику, химию, отчасти даже математику и поэтому никак не мог въехать: чем же они занимаются, эти таинственные конструкторы. Он привык ходить на работу тогда, когда ему этого захочется, с удовольствием сидел на длинных совещаниях, благосклонно поучал директоров, подписывал справки, отзывы, рецензии, а так как состоял членом, и не простым, а членом не помню какого комитета, то обладал и кое-какой властью.
Такова была его ученая служба.
Если вы думаете, что я иронизирую или, скажем, злобствую в бессильной зависти неученой бабенки к настоящему ученому, то грубо ошибетесь. Я, в принципе, научный люд уважаю. Это работенка еще та! Приходилось мне в свое время приятельствовать с одним классным математиком, работал, как четыре лошади, биологов знавалатрудяги, будь здоров, и пели здорово. Хорошая была компания, жалко, уехали Но учеными они себя не считали, так, пролетарии умственного труда.
В том, что Георгий Степанович был ученый, не может быть сомнения, потому что он так и представился:
Георгий Степанович Ильенков. Ученый.
Живого ученого я видела первый раз в жизни. Я имею в виду настоящего ученого, то есть двуногого, который твердо знает, что он превзошел все науки. А посмотреть-то было на что: мятые брючата, куртка, которая в девичестве была кожаной, несвежая рубашка, тапочки какие-то затертые, зубы какие-то тухлые, лысина, кокетливо прикрытая клочками сивых волос
Георгий Степанович поддернул штаны, уселся на стул и заложил ногу за ногу, обнажив желтую волосатую щиколотку и выжидательно уставившись на меня. Атмосфера моментально потяжелела и насытилась густым казарменным духом.
Ученого спустил на меня Нечипоренко, волшебным образом превратив четырехсоттысячную Татьяну Андреевну в неоценимого Георгия и вкрадчиво предложив мне серьезно с ним поработать.
То, что мужик, уже легче, думала я легкомысленно, услышав от Нечипоренки о предстоящей замене, можно попробовать отбиться. Много-много лет назад, когда я пребывала в невменяемом двадцатилетием возрасте, отец моего однокурсника, мудрый, старый сорокалетний еврей, дал мне поразительной глубины совет, который я тогда, по зелени своей, не оценила. Он сказал: «Хорошеньким девушкам говорить вообще не надо. Максимального успеха они добиваются, если говорят только одно слово: Ну!и все. Больше ничего». Глупа я тогда была, да к тому же свято верила, что женщина создана для работы, как птица для полета, но шли годы, угасали трудовые порывы, и стала я замечать за собой какое-то неестественное стремление к тому, чтобы работали окружающие мужики, а я бы ими бескорыстно восхищалась. Скажешь, бывало: «Ты потрясающе забил этот гвоздь, милый!»и глядь, вся квартира утыкана гвоздями, ступить негде. Посмотришь в глаза начальнику восхищенно и скажешь: «Вы гениально это придумали, Виктор Иванович, просто гениально!»а он чуть смущенно в ответ: «Ты в самом деле так считаешь?» А ты ему сурово, но откровенно: «Если и не гениально, то где-то около того», а он, извиняясь: «Так, может быть, я сам и доделаю? Не обижайся, не всякому дано»и садится, корпит, считает, а ты еще пару раз восхитишься и бежишь себе в магазин или прямиком в парикмахерскую. Помогало это правило не раз, хорошо выручало. Кем только восхищаться не приходилось, но Георгий Степанович меня убил. Ни малейшей зацепки для восхищения! Не пройдет номер.
Борис вас предупредил? отрывисто спросил ученый.
О чем?
О нашем деле!
Да нет
A-а, так вы не в курсе! он понимающе покачал головой: что, мол, с тебя взять! Мы тут с Борис Сергеичем посоветовались и решили, что надо бы вам помочь. Женщина, одна, без руководства Нелегко ведь вам, Анна Сергеевна? вкрадчиво спросил он.
Не труднее, чем всем, стараясь быть вежливой, ответила я: Георгий был мне безоговорочно противен.
Концы с концами сводите Ох, непросто это, непросто Мы тут с Борис Сергеичем покумекали, надо бы вам подпитаться Кредит бы вам взять.
Я бы взяла, да кто же мне даст? безответственно ляпнула я, чтобы только не молчать. Кредит был мне нужен как блохе аркан.
Мы вам поможем. Мы вам организуем безвозвратный кредит.
Без какой?
Безвозвратный, Анна Сергеевна, безвозвратный. Скажите спасибо Борис Сергеичу, он давно к вам присматривается, вот и рекомендовал вас мне. Значит, так: брать нужно не меньше пятисот миллионов, сорок процентов вам, тридцать мне как ученому и организатору, тридцатьБорису Сергеичу за техническое сопровождение.
Я лихорадочно пыталась разобраться в происходящем.
Какое техническое сопровождение?
За крышу, многозначительно ответил ученый.
Что-то крыш у меня сталокак у китайской пагоды
То есть вы предлагаете мне украсть кредит на троих?
Ну зачем же так резко, Анна Сергеевна, усмехнулся Георгий. Мы это называем точнее: безвозвратный кредит.
Я-то думала, что меня уже ничем не удивишь. Ан, нет: вот так запросто заходит ученый и говорит: сопрем кредит, милочка, а? Наука рекомендует!
Нет, конечно, я детей люблю. Конечно, я должна их вырастить-выучить, я, и больше никто. Они же не бегали за мной, не просили: роди нас, пожалуйста, очень уж нам хочется в такой стране пожить! Но я-то сама по себе тоже отчасти человек или нет, как, по-вашему? Сколько ж можно-то?
И сбросила я с себя оковы конформизма. Кого Нечипоренко мне сосватал?! Он же или дурак, или провокатор, или уголовник, этот ученый!
Да как вы можете мне такое предлагать? Это же непорядочно! Красть грешно!
Порядочность! Кто сейчас вспоминает о порядочности, милая моя? Вы бы еще о совести вспомнили! Вы знаете, куда ее все засунули? разгорячившись, он приподнялся со стула и тут же издал срамной тоскливый звук.
Бедная его совесть! Тесно ей было там, где она находилась, тесно, темно и вонюче
Пошел вон! твердо сказала я.
Ученый оторопел, потом начал вопить, через слово поминать Борис Сергеича, плотно уселся на стул, закинул пожилые копыта за его ножки и заявил, что никуда не уйдет, потому что у него такие рекомендатели и он их доверие оправдает. Я тут же позвонила Нечипоренке и, стиснув от злобы зубы, продиктовала в трубку все, что я думаю о нем, об ученом и о жизни. Нечипоренко, как ни в чем не бывало, извинился, сказал, что Георгий все напутал и попросил передать ему трубку. Через минуту я наконец осталась одна, открыла форточку, хлопнула стакан чая, а через полчаса уже хихикала, вспоминая невозможного ученого.
На следующий день Лидочку вызвали повесткой в отделение, так как кто-то ни с того ни с сего указал на нее как на свидетельницу недавнего угона соседской машины. Мне пришлось два дня стоять за прилавком, и я не успела вовремя заказать товар у оптовиков.
Через два дня, когда Лидочка освободилась и скучала в полупустом ларьке, пришла санэпидстанция и весело оштрафовала меня за пару дохлых мух, пару подлюг, забывшихся в любострастных объятиях прямо перед мордой комиссии на буханке хлеба. Вечером, когда я поехала сдавать выручку в банк, обнаружилась фальшивая стотысячная купюра, и весь следующий день я провела в идиотских объяснениях.
К концу недели, только я завезла товар, ночью взломали ларек. Потеряла я около двух миллионов.
В понедельник, отведя глаза в сторону, я сказала Коле и Лидочке, что с зарплатой придется пока подождать.
В среду Коля, глядя в ближайший угол, сказал, что он со мною, Анной Сергеевной, пойдет до конца, но его зовут в экспедиторы обувные торговцы, а у него самого осталось двадцать тысяч, а жене не платят зарплату, и вообще
И тут я отрезвела. Колю я потерять не могла. Пьяница, бабник и вор, он был хорошим человеком и верным моим проводником в диких торговых лесах, без него бы я пропала, да и пер он в общем-то в пределах допустимого, согласно давнему соглашению: при, но так, чтобы в глаза не бросалось
«Делать нечего, подумала я. Сила солому ломит. Надо сдаваться. Придется красть кредит», и позвонила:
Борис Сергеевич? Я думаю, мы все-таки сработаемся с Георгием Степановичем. Жду его завтра в девять.
Дурочку нашли!
Я была холодновата и решительна.
Ну что же, Георгий Степанович, первую проверку вы выдержали. Можно работать.
С ученого все было как с гуся вода. Он слегка, но нескрываемо злорадствовал.
«Ла-адненько, безжалостно подумала я. Мы, между прочим, тоже учились. И не чему-нибудь, и не как-нибудь»
Анна Сергеевна, милая, с этого и нужно было начинать. Зачем вам нужна была лишняя головная боль?
Он еще меня «милой» поносить будет! Ну, мразь, держись!
А что, у кого-то голова болела?
Ученый радостно посочувствовал:
Да ведь у вас неприятности, как я слышал
Неприятности у меня были бы, если бы я вас не проверила. Теперь я знаю: за вами действительно стоит кое-какая сила, значит, будем с вами работать. А что вы думали, я доверюсь первому попавшемуся?
Не ожидал Георгий Степанович такой предусмотрительности. Он сразу подобострастно подобрался:
Так вот почему вы сразу не согласились
Оставим болтовню, Георгий Степанович, и давайте-ка работать. Мне нужны гарантии безопасности. Дел мы с вами не имели, хотя квалификацию свою вы подтвердили. Так что мне нужны гарантии.
Гарантии обеспечивает Борис Сергеич, засуетился ученый и полез в затреханный «дипломат» за бумажками.
Гарантии безопасностиэто первое, не слыша его, продолжила я. Второеработаем из следующей пропорциишестьдесят процентов мне, тридцатьНечипоренке, десятьвам. Вы не рискуете.
От такой наглости Георгий Степанович онемел, пару раз сглотнул, дергая плохо выбритым кадыком, и завопил:
Да вы представляете мой объем работы? А выход в банк кто обеспечивает? Пойдите поищите, кто вам кредит даст! В три-то горла нехорошо, милая моя.
Мнешестьдесят, скучным голосом сказала я, глядя мимо ученого. Рискую я.
Да чем вы там рискуете? презрительно усмехнулся он. Пару подписей поставить да пару раз в банк съездитьи вся ваша работа!
Я посмотрела на него в упор.
Миленький мой, ласково спросила я, вы что думаете, вы первый у меня такой? Вы как считаете, с чего я поднялась? От трудов, что ли, праведных?
Торговые труды мало кто праведными считает, но поднималась я четыре месяца с двух занятых тысяч и чулочно-носочной реализации. Насиделись мы тогда с ребятами на картошке с растительным маслом на всю оставшуюся жизнь!
Георгий думал и дымился.
Так у вас уже есть опыт? осторожно спросил он.
Опыт есть, плод ошибок горьких. Поэтому я знаю, кто рискует, чем и как. Мнешестьдесят.
Так может, уважаемому Борис Сергеичу двадцати хватит? с надеждой спросил он. Чтобы поровну
Это вы с ним сами договаривайтесь. Ваши деньги меня не волнуют, а что моето мое.
Пятьдесят пять! выпучив глава от напряжения, решился ученый.
Я подумала, взяла калькулятор и, прикрыв расчеты рукой, озабоченно воспроизвела на нем таблицу умножения на девять.
Ну что же Учитывая положение науки Из уважения к вам К Борису Сергеевичу По рукам.
Георгий Степанович вытер ладошкой взопревшую лысину.
Записывайте, Георгий Степанович, я продиктую список документов, которые мне необходимы.
Какой список? Документальное оформлениемоя забота.
Мы работаем или торгуемся? холодно осведомилась я. Работаем? Тогда берите ручку и пишите. Первое. Технико-экономическое обоснование кредита на удобную вам сумму под договор поставки и договор реализации. Вот вам для работы мой баланс и банковские реквизиты. Второе. Письмо Нечипоренки с просьбой оказать спонсорскую помощь в размере кредита. Еще одно письмо Нечипоренки, датированное примерно неделей позже, с повторением просьбы. Можно подчеркнуть бедственное положение органов внутренних дел, трудности с материальной базой, зарплатой и прочее. Третье. Акты проверок санэпидстанции, пожарной инспекции, торговой инспекции на дату обращения в банк. Четвертое. Гарантия поручителя относительно возврата кредита. На пятьсот миллионов у меня активов не наберется.