Любопытно, сказал капитан. Ну а те, про которых написано не на холсте, а в книге?
Тоже кошмар. Тут ко мне заходила Наташа Ростова. Огрубела, скажу вам. Просто мучается, когда про неё бесконечно читают. Пить стала, опустилась, за собой не следит.
Печален ваш рассказ, сказал Суер. Я и не думал, что в четвёртом измерении такие острые и вполне человеческие проблемы.
Увы, четвёртое измерение их даже добавляет, вздохнула девушка. Легче всего в двухмерном мире, поверьте, ведь я изображена на плоскости. Но удивителен этот самый путь в четвёртое измерение. Он ведёт из третьего во второе, а уж потом в четвёртое.
Капитан, сказал я, девушка с персиками. Пожалейте Выкиньте меня, к чёртовой матери, в третье измерение, только чтоб я не расшибся. Где там ваша кувалда? Или отвёрткой можно?
Обойдётесь без инструментов, сказала девушка. Печать четвёртого измерения будет лежать на вас ещё пять минут. Смело вылетайте через окно. За пять минут доберётесь куда хотите.
Я глотнул ещё вермуту, схватил персик и кинулся в окно, а за мной сэр Суер-Выер. Как два гордых аэроплана, полетели мы над дверными косяками. Спотыкаясь, наступая на дремлющего мичмана Хренова, благополучно приземлились.
Потом мы долго стояли под окном, на котором всё колыхались занавески, но девушка с персиками так и не выглянула помахать нам на прощанье рукой.
Глава XLVIТрепет
В тяжёлых плаваньях, в дальних странствиях всякое бывает: голод и мор, жажда пресной воды, миллюзии и фураж. Но поверьте, никто не ожидал, что на семьсот сорок второй день плаванья механик Семёнов вообразит себя флагом.
Я хочу развеваться! кричал он, взбираясь на мачту. Я должен трепетать на ветру, осеняя вас с самых высоких позиций.
Мы терпеливо ждали, когда же он долезет до флагового места.
И вот он долез, сбросил на палубу наш старый добрый флаг и принялся над нами развеваться, всячески называя себя подлинным флагом и частично знаменем с некоторым намёком на штандарт.
Ладно, сказал капитан, в конце концов, мы можем сменить наш старый добрый флаг на механика Семёнова. Пусть Семёнов развевается, пусть будет флагом, но кто же, чёрт возьми, будет у нас механиком?
Некоторое время мы надеялись, что Семёнову надоест трепетать на ветру, но ему не надоедало.
В деле трепетанья я неутомим, кричал он сверху.
Хрен с ним, пускай трепещет, сказал Суер. Уберите в рундук наш старый добрый флаг.
Мы убрали в рундук наш старый добрый флаг и занялись обычными судовыми трудами: пришивали пуговицы, развязывали морские узлы, варили в котлах моллюсков.
Через некоторое время мы и позабыли, что у нас вместо флага механик Семёнов. Трепещет и развевается.
Семёнову это не понравилось.
Эй, вы! кричал он сверху. Поглядите-ка на меня! Смотрите, как я здорово на ветру трепещу.
Но мы не обращали вниманья, насмотрелись уже на его дёрганья и ужимки.
Вы должны восхищаться своим новым флагом, орал Семёнов. А то ползаете, как улитки!
Давайте повосхищаемся немного, сказал Хренов, дружок Семёнова, жалко всё-таки его, дурака.
Повосхищайтесь, повосхищайтесь, по-отечески разрешил нам Суер-Выер.
Ну, мы бросили швабры и моллюсков и покричали наверх:
О! О! Какой у нас флаг! Как мы восхищаемся! Мы в полном восторге! Посылаем наверх своё восхищение!
Семёнов смеялся от счастья как дитя и трепетал, трепетал.
Вскорости пробили стклянкиэто стюард Мак-Кингсли призывал нас к полдневной чарке спирта. Обычно стклянка со спиртом вместе с чарками выносилась на палубу.
Знаете что, сказал Суер, давайте на этот раз выпьем наши чарки в кают-компании. Неудобно, знаете, пить спирт под нашим новым флагом.
Почему же, сэр? спрашивали матросы.
Боюсь, что флагу захочется выпить, а это может нарушить его душевное равновесие. Да и трепетать выпимши труднее.
А по-моему, легче, сэр, сказал вдруг матрос Петров-Лодкин.
А вы что, выпимши много трепетали?
Флаг наш, то есть механик Семёнов, перестал в это время трепетать и внимательнейшим образом прислушивался к разговору.
Наш новый флаг, как вы сами замечаете, неплохо трепещет и не похмеляясь, сказал Суер. Так что спирт может ему повредить. Кроме того, я настаиваю на соблюдении нравственной чистоты нашего флага. А то сегодня выпьет, завтра закурит, а дальше что?
Да, да, вы правы, сэр, воскликнули мы, не будем нарушать его душевное и нравственное состояние. Флаг есть флаг, давайте спустимся скорее в кают-компанию, тем более что там имеются в вазах хрустящие сухарики.
И мы спустились в кают-компанию, выпили по чарке с сухариками, и тут раздался стук в дверь.
Ей-богу! Это механик! вскричали некоторые из нас.
Стюард, отоприте! велел капитан.
Да ну его, сэр! Пускай трепещет.
Впустите, впустите его
Стюард отложил засов, и в кают-компанию, шевелясь, трепеща и вздрагивая, внезапно вошёл наш старый добрый флаг. К изумлению, он был в кирзовых сапогах и в телогрейке, очевидно почерпнутых в рундуке.
Попрошу спирту, сэр, сказал он. Я столько дней трепетал вместо механика, так промёрз под ветрами, овевающими нашего «Лавра», что чарка полагается мне по праву.
Впервые вижу, чтоб флаги пили спирт, отчеканил Суер. Но что поделаешь? Налейте ему.
Наш старый добрый флаг тяпнул рюмку-чарку, захрустнул сухариком и вернулся обратно в рундук.
Ну а механик Семёнов трепетал над нами ещё несколько дней, пока два дурашливых альбатроса не сшибли его с мачты.
Падение его было поучительным для многих.
Описав светосексуальную траекторию, раскидывая вихры, махры, хухры и штормовки, механик вороном пролетел над полубаком, свистнул в кулак и рухнул как раз в машинное отделение, где немедленно и приступил к исполнению своих прямых обязанностей.
Глава XLVIIПожар любви
В конце концов, капитан, это начинает утомлять, говорил старпом, когда мы все собрались в кают-компании на послеполуденный спиричуэлс. Наше плаванье носит бесцельный характер. Конечно, мы открыли много новых островов, но это чистая география с этнографическим оттенком. Мы не обогатились ни на копейку. А ведь вы обещали, что нас ожидает богатство.
Видимо, дорогой сэр имел в виду нравственное богатство, с прохладной ехидцей сказал Кацман, богатство душевного уклада.
Но я и нравственно ни хрена не обогатился! воскликнул Пахомыч. А взять экипаж! К примеру, Вампирова или Хренова! А Чугайло? Вот уж где нравственность ниже румпеля.
Извините, старпом, сказал капитан, давайте разберёмся, чего бы вам всё-таки хотелось: богатства душевной жизни или чистогана? Что вам надо?
Драгоценных камней, ответствовал Пахомыч. Я хочу ими украсить свой брачный чертог.
Да, да, слабовольно подхватили мы, нам бы всем хотелось украсить наши брачные чертоги!
А у вас что, есть такие чертоги?
Нет, у нас пока нету, но в принципе
Вряд ли, сказал капитан, вряд ли кто из вас может рассчитывать на подобные чертоги и в принципе, но что ж, украшение чертоговдело благородное. Как только увидим остров с драгоценными камнямибросим якорь.
После этого достопримечательного разговора мы долго бороздили океан, набрели раз на остров халцедонов, которые обстреляли нас из малокалиберных винтовок, но больше ничего такого, хотя бы полудрагоценного, мы среди волн не замечали.
Наконец открылся небольшой островок, который сплошь состоял из камней различной величины.
Драгоценные они или нетнеизвестно, сказал Суер, но давайте проверим.
Чёрные и красные камни-голыши целиком заполняли остров. Все они были округлой формы и напоминали продолговатые яйца. Казалось, груда продолговатых яиц лежит среди океанских волн. Были там камни величиной с дом, были с колесо, с глаз кашалота. Камни образовывали некую пирамиду, и на самой вершине её стояли два особенно крупных камнячёрный и красный.
Ничего драгоценного в этих камнях нету, говорил лоцман, выпрыгивая из шлюпки на берег. Это просто гранит.
Явный лабрадор, сказал и старпом, приподнимая один небольшой камень. Просто лабрадор, ничего ценного.
Он оглядел камень и отбросил в сторону. Вдруг в той стороне, куда он бросил камень, послышалось шипенье.
Змея! подпрыгнул Кацман.
Дым! крикнул старпом.
Шипящий по-змеиному, но как-то с надрывом и контральто, от камней поднимался дым. И я заметил, что брошенный старпомом кусок лабрадорита слегка подпрыгивает, лёжа на другом камне красновато-розового оттенка. Меж ними возникали искры, искры и дым.
Дым усиливался, подпрыгивание превратилось в яростные скачки, мелькнули язычки пламени, ракетные вспышки искр, пламя, пламя дрожало и металось и вдруг разделилось на две ровные половины. Два языка пламени поднимались от камней всё выше, выше, и вот уже из них образовались две фигурымужская и женская.
Они были сделаны из огня! Как же яростно, как пламенно они обнимались, целовались, оглаживали друг друга! Жар! Жар! Пожар любви охватил остров! Они заходили всё дальше-дальше, огненные руки, бёдра, плечи играли, пульсировали, перенакалялись
Кхе-кхе кашлянул капитан.
Огненные любовники на миг приостановили свои поцелуи.
Кто-то, кажется, кашляет, сказал огненный мужчина.
Да нет, милый, тебе показалось. И женщина снова страстно прильнула к нему.
Капитан кашлянул сильнее.
Извините, сказал огненный мужчина, заприметив наконец наши фигуры, это вы кашляете, чтоб оторвать нас от любовных игр?
Вот именно, подтвердил Суер. Всего один вопрос: вы камни, люди или огонь?
И то, и другое, и третье, отвечал огненный. Весь наш остров наполнен камнями разного рода. Якамень мужской, а вот онаженщина. Кстати, как тебя зовут, дорогая?
Анит, улыбнулась огненная женщина. Мы давно мечтали друг о друге, но никак не могли воссоединиться. Ведь камни не двигаются или двигаются в очень редких случаях, к примеру при извержении вулкана. То-то тогда бывает любовь!
Это я вас воссоединил! похвастался старпом. А что, приятель, нет ли у вас каких драгоценностей или бриллиантов?
Знаете что, сказал огненный мужчина, нам с вами болтать некогда. Ведь мы сгораем, у нас нет времени. Так что извините нас, господа, мы делом займёмся.
И они снова слились в любовной и огненной игре.
Обнимаясь, обвиваясь, обволакиваясь, они поднимались всё выше и выше в небо, удлинялись их руки и ноги, дым и пар, как белые и чёрные нимбусы, стояли у них над общей теперь головой, раздался крик боли и счастья, взрыв и они растаяли, вместе с остатками дыма улетели в небеса. Только дух опалённых кедровых шишек расстелился над островом.
Потрясённые картиной огненной эротики, мы долго сидели, задумавшись над тщетой.
Попробуем ещё разок, сказал старпом. Хотелось бы получить ответ насчёт драгоценностей.
Он взял в руки очередной камень и шепнул ему на ухо:
Слушай, камень, внимательно! Сейчас я тебя брошу, и как только ты воспламенишься, немедленно скажи мне: есть на острове драгоценности или бриллианты? Или нет? А дальше дуй свою любовь. Пойми, мне надо украсить свой брачный чертог.
Старпом кинул камень в груду других камней.
Брошенный долго скакал, отталкиваясь боками то от одного камня, то от другого. Вдруг приник к какому-то, и снова явились брызги искр, дым, шипенье, пламя и в пламениновые огненные мужчина и женщина.
Как мы ни кашляли, как ни кричали, эти двое не обращали на нас внимания, они сгорали, обнимая друг друга, уходили всё выше в небо, в нимбы, в бездну, и наконец откуда-то из заподнебесья раздался слабый крик:
Бриллиантов нету!
А где они? А где? кричал старпом, но огненные любовники пропали в космических сферах.
Надо бы ещё попробовать, вздохнул старпом. Интересно, где же всё-таки бриллианты?
Так вы весь остров сожжёте, сказал капитан. Ладно, пробуйте в третий раз. Последний.
Глава XLVIIIВ рассол!
Старпом взял в руки третий камушек и только размахнулся, как лоцман сказал:
Позвольте, а что это у вас всё старпом да старпом камни бросает? Дайте и мне попробовать, я тоже люблю наблюдать огненные любовные игры. Пахомыч, отдай булыжник!
Да здесь их полно, отвечал старпом. Бери да бросай!
Передайте этот булыжник лоцману, приказал капитан. Я не позволю сжечь в любовной игре весь этот остров. К тому же посмотрите-ка на те два главных камня, которые венчают всю эту пирамиду.
Да, мы совсем забыли про два огромных камня, чёрный и красный, огромнейшие яйца на макушке острова.
Смотрите, какая между ними узкая щель, продолжал капитан. Не дай бог их сдвинутьпредставляете себе, что тут начнётся?! Догадываетесь? Так что, лоцман, кидайте этот небольшой булыжники хорош.
Лоцман схватил булыжник и шмякнул им в какой-то камень неподалёку от нас.
Слишком уж близко ударил лоцман, и сам ошпарился, и нам пришлось отбежать на несколько шагов.
С шипеньем и клёкотом явились перед нами новые фигуры: мужчина и женщина. Они кинулись друг к другу, но тут же отпрянули в стороны.
Мужчина снова кинулся к ней, но женщина оттолкнула.
Нет-нет, повторяла огненная женщина, я с тобой обниматься и сгорать на пару не собираюсь.
В чём дело? сокрушался огненный человек.
Ты мне совсем не нравишься. В тебе больше дыму, чем огня.
И действительно, новоявленный воспламенившийся пылал не так активно, он скорее тлел, и если до колен ноги его были раскалены как угли, то выше он совсем терялся в дыму и в копоти.
Коптишь, брат, слишком коптишь небо, объясняла женщина. Я лучше сольюсь в игре с кем-нибудь из этих джентльменов, ну хотя бы с тем, кто бросил в меня камень. Вполне приличный человек, и, кажется, лоцман. Сейчас возьму сожму и сожгу его в своих любовных объятьях.
И она, играя призрачным алым бедром, направилась к лоцману.
О нет! Только не это! вскричал потрясённый лоцман. Я не люблю огненных ристалищ, терпеть такой любви не могу! У меня уже была одна, которая сожгла всю душу, хватит! Целуйте капитана или старпома! Да и чин-то у меня маленький. Всего-навсего лоцман!
О нет! твердила женщина, протягивая к лоцману жаркие длани. Ты бросил в меня камень! Ты разбудил! Ты!
Эй, девушка! крикнул старпом. Извините, вы не подскажете нам, где тут у вас драгоценности? А?
Вот они, драгоценности, говорила девушка, оглаживая свои бёдра, чресла, перси, ланиты, флегмы, гланды и шоры. Вот перлы!
А другие? крикнул старпом.
А другие у него, указала она на лоцмана огненным пальцем и буквально ринулась к нему. Шлейф раскалённой пыли взметнулся над нами, а лоцман как сидел, так неожиданно и подпрыгнул и бросился в воды океана.
Он вынырнул довольно далеко от берега, как следует отфыркался и закричал:
Иди сюда, кобылка моя! Иди сюда, о полная перлов! О, какие объятья я тебе приготовил! Волна! О волнасолёная перина моей любви, сотканной из крови, пота, соли и огня! Прими мою огненную подругу!
Фу, подонок, плюнула огненная любовница. Какой у вас, оказывается, хитроумный и противный лоцман. Такой действительно проведёт караван верблюдов в игольное ушко. Спрятался от жара сердца в солёный холодок. В рассол! В рассол!
Огорчённая, металась она, заламывая руки, и наконец всосалась обратно в камень.
Ну а мне-то что ж теперь делать? ныл дымный мужчина. Куда мне деваться? Никто меня не любит, никому я не нужен. Поджарьте хоть на мне шашлык или вскипятите чайник.
Ну, мы добродушно повесили чайник на нос дымному мужчине, дождались, пока он закипит, заварили краснодарского и долго сидели вокруг обиженного судьбой любовника, как будто возле костра.
Попили чайку, спели несколько песен.
Подвесьте ещё чего-нибудь, подвесьте, сварите, накалите, просушите. Я хочу быть полезным.
Нечего, брат, нам больше вешать, сказал старпом. Извини. Была бы уха, мы бы тебе уху на ухо повесили.
К вечеру отправились мы на «Лавра» и долго смотрели с борта, как дотлевает на берегу неудачный любовник.