Я что-то ненавижу, а что именнопозабыл, обмолвился однажды лоцман Кацман.
Глава LВёдра и альбомы(остров Гербарий)
Эх, Старпомыч, рассмеялся капитан, зато многое находим! Подумаешь, ерунда: кто ищет, тот всегда найдёт. Он знает, что ищет, и находит это. Для меня эта пословица устарела. Я ничего не ищуя только нахожу!
Эй, на острове! крикнул Пахомыч, изрядно притормозив ручным кабельстаном.
Чего изволите? высунулся всё тот же борджовый лик.
Ну как вы тут? Засушиваете, что ли?
Не всегда, послышалось в ответ, только если уж очень мокрые.
А потом чего делаете?
В вёдра складываем.
В какие ещё вёдра?
В эмалированные. С крышкой.
А не в альбомы?
В какие альбомы?
Вот хрен морской, плюнул Пахомыч. Ты ведь сам орал: «Гербарий! Гербарий!» Какого же чёрта гербарий в вёдра? А? В альбомы надо!
Да? удивился борджовый. А у нас всё больше в вёдра.
Ну вот, кэп, вздохнул старпом, вытирая плот собла. Изволите видеть добороздились гербарий хренов
Демонкратии
Солить мы их не стали, а просто нанизали на суровые нитки и развесили между мачтами сушить.
Они долго болтались под солёным морским солнцем, хорошо провялились, и мы любили, бывало, выпить портеру и закусить вяленым гербом.
Глава LIПорыв гнева
Остров, на котором ничего не было, мы заметили издалека и не хотели его попусту открывать.
А чего его зря открывать? ворчал Пахомыч. На нём ни черта нету. Только пустые хлопоты: спускай шлюпку, суши вёсла, кидай якорь, рисуй остров, потом всё обратно поднимай на борт. Ей-богу, кэп, открытие этого островачистая формальность. Просто так, для числа, для количества, для галочки.
Для какой ещё галочки? спросил Суер.
Ну это, чтоб галочку в ведомости поставить: мол, открыли ещё один остров.
В какой ещё ведомости? спросил капитан.
Извините, кэп, ну это в той, по какой деньги получают.
Какие ещё деньги? свирепея, спрашивал сэр Суер-Выер.
Рубли, сэр, ответил, оробев, старпом. Он как-то не ожидал, что его невинные размышления насчёт галочки могут вызвать такой гнев капитана.
Я-то давно уж предчувствовал, как медленно и неотвратимо где-то зреет гнев.
Как змеёныш
в яйце раскалённого песка,
как зародыш грозы
в далёкой туче,
как клубень картошки,
как свёкл,
как женьшень,
как образ
в бредовом мозгу поэта,
совсем неподалёку от нас созревал гнев.
В ком-то в одном из нас, но в ком именно, я не мог понять, хотя и сам чувствовал некие струны гнева, готовые вот-вот во мне лопнуть.
Рубли, сэр, рубли
Какие ещё рубли? ревел Суер.
Старпом совершенно растерялся, он мыкался и что-то мычал, но никак не мог разъяснить, какие по ведомости получаются рубли.
Уважаемый же наш и любимый всеми сэр расходился всё сильнее и сильнее, по лицу его шли багровые пятна и великие круги гнева.
Рубли! хрипел он и не мог расслабить сведённые гневом мышцы.
Очередной приступ гнева потряс его, спазм гнева охватил его, конвульсии гнева довели до судорог гнева, до пароксизма и даже оргазма гнева.
Рубли! Для галочки! Старпому! Немедленно! Прямо сюда! На палубу!
Мы выволокли из трюма сундук с рублями, сунули старпому ведомость.
Ставьте галочку, старпом! Ставьте! Мы с вами в расчёте! Вы у нас больше не работаете! Уволены! Вот вам ваши рубли! Ставьте галочку!
Ой, да что вы, сэр! совсем потерялся Пахомыч. Он никогда не видел капитана в таком гневе, и мы наблюдали впервые. Поверьте, сэр, я ничего такого я же не против а насчёт галочки, так это я
Галочки! ревел капитан. К чёртовой матери эту галочку! Вы уволены и списаны на берег.
На какой же берег, сэр? уныло толковал старпом. Придём в Сингапур, тогда
Вот на этот самый, приказывал Суер, на этот, на котором ничего нет. Пускай теперь на нём будет списанный старпом! Давайте-давайте, не тяните! Считайте свои рубли, ставьте галочкуи долой
Задыхаясь от гнева, Суер спустился в кают-компанию. С палубы слышно было, как он сильно булькнул горлом в недрах фрегата.
Вермут! догадался матрос Петров-Лодкин.
Что ещё? гневно переспросил старпом.
Ах, извините, старп! Херес!
То-то же, дубина! в сердцах сказал Пахомыч, присел на корточки и стал считать деньги.
Слез он на берег или нет? послышалось из недр.
Слезает, сэр, слезает, крикнул я. Сейчас досчитает до двух миллиардов.
Галочку поставил?
Ещё нет, сэр! Вот-вот поставит!
В недрах фрегата послышался орлиный клёкот, и новая эпилепсия капитанского гнева потрясла фрегат.
Один рубль тяжело на палубе шевельнулся, зацепил краешком вторую бумажку, третью Некоторое время недосчитанные рубли неистово толкались, наползали друг на друга, обволакивали, тёрлись друг о друга с хрустом, складывались в пачки и рассыпались и вдруг сорвались с места и взрывом охватили мачты.
Они летели
к небу
длинной струёй,
завивались в смерчи,
всасываясь в бездонные дыры
между облаками.
Ставьте же скорее галку, старп! Скорее галку! орал Петров-Лодкин.
Старпом, задыхаясь, дёргал гусиным пером и никак не мог попасть своей галочкой в нужную графу.
Помоги же! умолял он меня.
Я содрал с него двенадцать процентов и сунул какую-то галку в графу.
Всё в порядке, сэр! крикнул я. Галочку поставили!
Вон! проревел Суер, и порыв капитанского гнева вынес нашего Пахомыча на остров, на котором до этого совершенно ничего не было.
Глава LIIОстров, на котором совершенно ничего не было
Жёсткие судороги капитанского гнева по-прежнему сотрясали корабль, хотя Пахомыча уже не было на борту.
Понимая, что порыв угасает, мы всё-таки опасались новых приступов и все, кроме вахтенных, расползлись по своим каютам.
Я спрятался за хром-срам-штевень, наблюдая за Пахомычем.
Старпом прохаживался по острову, на котором совершенно ничего не было. Растерянно как-то и близоруко бродил он с матросским сундучком в руке. В сундучке лежало его жалованье и полный расчёт.
Эгей! крикнул я.
Эй! отозвался старпом.
Ну что там, на острове-то?
А ничего, отвечал старпом. Ничего нету.
Неужели совсем ничего?
Да вроде ничего Как-то непонятно, не по-людски
Ну, может, хоть что-нибудь там есть?
Да пока ничего не видно, отвечал Пахомыч.
Ну а то, на чём вы стоите, что это такое? Не земля ли?
Чёрт его знает, отвечал старпом. Вроде не земля такое какое-то ничто.
Может, песок или торф?
Да что ты говоришь, обиделся Пахомыч, какой песок? Ни черта тут нету.
Ну а воздух-то там есть? спросил я.
Какой ещё воздух?
Ну, которым ты дышишь, старый хрен!
Дышу?.. Не знаю, не чувствую кажется, и не дышу даже, во всяком случае, воздуха-то не видать.
Эва, удивил, вмешался неожиданно мичман Хренов, который, оказывается, сидя в бочке, прислушивался к разговору. Воздуха нигде не видать. Он же прозрачный. Отвечайте толком: есть там воздух или нет?
Нету, твёрдо решил старпом, и воздуха нету.
Ну уж это тогда вообще, сказал лоцман Кацман. Заслали нашего старпома Эй, Пахомыч, да, может, там где-нибудь пивной бар или бренди продают?
Да нету ничего, уныло отвечал старпом. Главноеденег до хрена, а тратить не на что. Я уж хотел было где-нибудь сушек купить или сухарей, а ничего нигде нету.
Пустота, значит, сказал Хренов.
И пустоты вроде нету, отвечал Пахомыч.
Натура абхоррет вакуум, сказал Кацман. Природа не терпит пустоты.
Оказывается, терпит, сказал Пахомыч. Натура терпит даже и отсутствие пустоты. Вот я сейчас и нахожусь там, где ничего нету, даже пустоты. Только я тут и сундук с деньгами.
Этого вполне достаточно, сказал вдруг наш капитан сэр Суер-Выер, неожиданно появляясь на палубе. Пахомыч с деньгамиэто уже бог знает сколько! Несчастный остров, на котором совершенно ничего не было, вдруг так многообразно разбогател. В сундуке полно денег, а в Пахомыче бездна разума. Даже на острове Цейлон нет подобного богатства Впрочем, не думайте, что я так уж быстро остыл. Да, да, не думайте! Поостыл немногоэто верно, да и то скажите спасибо хересу.
Сэр, сказал Пахомыч, дозвольте вернуться на корабль и поблагодарить херес лично, с глазу на глаз.
Ничего, не беспокойтесь, я ему передам ваши приветы а вам, старпом, я вот что посоветую поищите как следует, вдруг да и найдёте на этом острове что-нибудь.
Что именно искать, сэр?
А вот этого я не знаю. Не может же быть, что на нём совершенно ничего нет. Должно быть хоть что-нибудь в каких-нибудь кустах.
Да нету же и кустов, сэр! воскликнул старп со слезами в горле.
Ищите! настоятельно порекомендовал капитан. А если ничего не найдёте, так и останетесь на этом острове как единственный признак наличия чего-то в пространстве.
Сэр! Сэр! Я лучше здесь оставлю рубль! Этого вполне достаточно! Пространство будет заполнено!
Одним рублём? усмехнулся Суер. Нет, старпом ищите!
Сэр! негромко сказал я. Это ведь невыполнимая задача. Ведь нету совершенно ничего. Посмотрите на него, сэр.
Пахомыч действительно бродил по острову, шарил, как слепец, рукою в пространстве, придерживая левой сундучок.
Ты думаешь, что он ничего не найдёт? спросил капитан, скептически оглядывая меня.
Да ведь невозможно, сэр! На острове совершенно ничего нет: ни земли, ни травинки, ни воздуха ни даже пустоты только ничто.
Да? Ну тогда ответь мне на один вопрос. На острове ничего нет, а как же мы его видим?
Я и сам в недоумении, сэр. Вроде ничего нету, а мы что-то видим.
В том-то и дело. Мы видим НЕЧТО. Подчёркиваю: видим НЕЧТО. Только не знаем, как это называется, но оно ЕСТЬ!
Я вперился в пространство, пытаясь разобраться, что же я, собственно, вижу.
И видел какой-то вроде бы остров, зигзаги и точечки, звёздочки в крапинку или мокрые капельки, туманные полосы, оранжевую суету сует,
шелуху шёпота,
чешую неясных движений,
какое-то вливание
действительно, НЕЧТО, а вот что именнонеясно.
Ну и что ты скажешь? спрашивал капитан. Как всё это объяснить? Как назвать?
Затрудняюсь, сэр. НЕЧТОсамое точное слово.
И даже очень хорошее слово, сказал капитан. Хорошее, потому чтоточное! Понял? Нам кажется, что НЕЧТОрасплывчатое слово, не может быть точным, а оноточное! А теперь я выскажу тебе одну свою великую догадку: во всяком НЕЧТО имеется ЧТО-ТО.
Капитан закончил своё могучее рассуждение, и не успел я ещё осмыслить его, как на острове, на котором ничего не было, послышался какой-то шум, всхлипыванья, плач и сдавленный крик Пахомыча:
Нашёл!
Глава LIIIЁ моё
О Боже, Боже, Боже мой!
Спаси и сохрани нас, ищущих, не знающих что и видящих НЕЧТО, не понимая, что это такое!
Не во тьме,
не во мгле,
не в свете,
не в пустоте,
не в наполненности,
не в тумане и не в пелене, а только в том, что можно было бы назвать НЕЧТО, стоял наш старпом и кричал полушёпотом:
Нашёл! Нашёл!
Сундучок с деньгами, полный свой расчёт и жалованье, он грубовато пнул пяткой и прижимал к груди найденное, какой-то белый свёрток или даже большой кулёк.
Сахар, что ли? сказал было Хренов, но тут же фрикусил безык.
Сэр Суер-Выер определённо растерялся.
Я лично видел, как пальцы его сжимались и разжимались, как будто искали что-то возле карманов брюк.
Находка старпома, очевидно, потрясла его, а может, ещё сильней потрясла собственная догадка: там, где ничего нет, всё-таки что-то имеется или может вдруг зародиться, возникнуть и явиться перед нашим взором.
Лафет! Лафет! шептал капитан, нервничая пальцами у брюк.
Никто из нас никак не мог догадаться, о чём это бессознательно бормочет сэр, мы растерянно переглядывались, наконец меня осенило, и я пододвинул капитану пушечный лафет, на который он и присел в изнеможении.
Да, я понимал эту внезапную опустошённость и бессилие капитана. Порыв гнева измотал его до основания, великая догадка и находка старпома вовне осязаемого потрясли разум.
Он знал,
он догадывался,
он предвидел,
он ожидал и жаждал этого
и всё-таки был потрясён!
И все мы были потрясены, но, конечно, не с такой силой, ибо разум наш был форматом поменьше, пожиже, похилей. Жидкий разумом Хренов даже вынул фляжку из нательного пиджака и глотнул бормотухи.
Шлюпку! скомандовал я. Шлюпку за старпомом!
Матросы во главе с Веслоуховым бросились выполнять команду, скинули шлюпку, заплюхали вёслами. Сэр Суер-Выер благодарно сжал моё запястье. Рука у него была влажная, горячая и сухая.
Шлюпка повернулась, развернулась и вот уже двинулась обратно к «Лавру». На носу стоял старпом, полный смысла и одухотворённости. Белый свёрток он прижимал к груди.
Сундучок свой с деньгами он совершенно забросил, и остров, на котором ничего не было, запросто мог оказаться островом рублей, да матрос Вампиров в последний момент подхватил сундучок с собою в шлюпку, и остров остался в своём первозданном виде, если, конечно, не считать свёртка, везомого на «Лавра».
Торжественно взошёл на борт наш тёртый старпом и протянул находку капитану.
Суер принял её с поклоном, быстро развернул белые материи, и мы увидели младенца. Завернутый в одеяло, он спал, доверчиво прижимаясь к жёсткому кителю нашего сэркапитана.
О! восклицали мы. О!
У! сказал Чугайло, тыча в младенца своим дубовым пальцем.
А? спрашивал лоцман Кацман.
Э, тянул мичман Хренов.
Ы! выпятился Вампиров.
И, хихикнул Петров-Лодкин.
Е, предложил стюард Мак-Кингсли, вынося поднос фужеров сахры.
Ё, добавил я, почесав в затылке. Ё моё.
Ю! воскликнул капитан, догадываясь, кого мы заимели на борту.
Он поднял высоко находку, показывая команде, и тут уж младенцу ничего не оставалось, как немедленно проснуться, открыть глазки,
зевнуть,
почесаться,
потянуться,
сморщить носик,
нахмурить лобик
и отверзть уста:
Я!
Глава LIVРод
Скрип и шелест,
шлёп и гомон,
тыканье пальцами,
засаленные конфетки «Каракум», объедки пирогов с морковью, крики «тю-тю-тю» всё это тянулось, вертелось и приплясывало вокруг капитана с ребёнком на руках.
Всякий мало-мальски приличный член экипажа строил харю, надеясь такою харею младенца развлечь.
Боцман же Чугайло скакал козлом, приставив ко лбу обгрызенные свои указательные пальцы:
Идёт коза бодучая!!!
Без тени улыбки строгими серыми глазами рассматривал младенец нашу немытую публику.
В этой всеобщей галиматье первым пришёл в себя наш тёртый старпом.
Поднять концы! приказал он. Отнять со дна грузилы и якоря. Подымите также чугунную рельсу, которую мы скидывали для усиления груза, а ту тыщепудовую гирю, которая усиливала рельсу, хрен с ней, можете не подымать!
Матросы быстро выполнили указ, лёгкий бриз подхватил паруса нашего фрегата, и мы самым благополучным образом понеслись, как обычно, на зюйд-зюйд-вест.
Старпом беспокойно оглядывался на остров, на котором ничего не было, и вид у него был тревожный, будто он чего-то украл.
И действительно, если вдуматься в смысл дела, в поступке старпома было что-то преступноватое: обнаружил младенца, схватил, уволок. А если оставил сундук с деньгами, так уж надо было его оставлять, а не передоверять Вампирову.
Спасибо, что лёгкий бриз быстро оттащил «Лавра» в сторону, да ведь и без тыщепудовой гири тащилось легче! Стал бы старпом раскидываться направо и налево тыщепудовыми гирями?! О, вряд ли! Старп чувствовал себя виновным.