Это просто удивительно, сказал наконец он, насколько тонок и умён ваш лоцман и какой дубовый старпом. Ну зачем, скажите на милость, мне скрываться? От кого? От чего?
Дуб? переспросил Пахомыч. Ядуб? А вы тряхните рукавом, и желательно на лоцмана.
Не стану я тресть, чего ради?!
Ради усов, которые в рукаве прячутся!
Да нету там никаких усов.
Ага! Сдрейфил! Подайте ему НЕВОЗМОЖНОЕ! Ишь какой обормот! Тряси рукавом, показывай свои усы, бестолочь!
Это я-то трус? Да пожалуйста! Где ваш лоцман?
И тут сидящий на мраморе взмахнул руками, и на лоцмана посыпались самые невероятные предметы, ну во-первых:
куриные косточки,
а во-вторых: таблетки от алкоголизма,
кнопки, колготки, клизмы,
розетки, зажигалки, резеда,
мастихин, мормышка, штопор-открывалка,
папка, две кисточки и к ним акварель.
Но надо твёрдо отметить, что усов среди всего этого никаким образом не было. Была какая-то штука, которую мы попервоначалу приняли было за усы, но это оказалась волосяная хреновинка для бритья.
Ну, что скажете? воскликнул Ложноусый. Где же усы? Ха!
Я не знаю, где вы прячете усы, угрюмо сказал старпом, но что вы скажете на это, гражданин хороший?
И старпом предъявил Врядлиусому золотой медальон, который юнга сдал ему на хранение.
Глава LXXVКак было подано невозможное
Что это? Что это? Что это? побледнел Псевдобезусый. Откуда? Откуда?
Ага! Припёрли к стенке! воскликнул старпом. Вот от чего ты скрываешься, паскуда! От уплаты алиментов! А вот и сынишка, которого ты бросил, а я подобрал. Пою, кормлю и воспитываю! Вот тебе НЕВОЗМОЖНОЕ прямо в харю!
И старпомыч выпятил юнгу из нашей среды под нос мраморному камню.
Надо сказать, что мы никак не ожидали, что Пахомыч расхамится до такой степени. Но, видно, этот остров подействовал ему на нервы, как и всем нам. Мы не стали спорить, кто кого кормит и воспитывает, а просто наблюдали за продолжением действия. Впрочем, для наблюдений особой пищи не было.
Папа! шепнул юнга.
Сынок, прослезился Усопятый. Как там мама?
Сам не знаю.
Неужели всё так же сидит?
Сидит, а чего ей ещё делать?
Вот и я сижу. А ты?
Чего я?
Сидишь или нет?
Редко. Я вон плаваю.
Конечно, это лучше, чем сидеть.
А ведь многие кто где сидит.
Ничего, сидят, терпят.
Вот и мама сидит.
Отойдём в сторону, сказал Суер-Выер, не будем мешать. В душе у них происходит больше, чем на словах.
Но на словах тоже кое-что произошло, упрямился старпом. Пусть алименты гонит! Ничего не даёт на сына с самого рождения. Зачали пропал в тумане.
Да что вы, старпом, сказал капитан. Что он даст? Он-то не может подать сколько НЕ может. Болтовня ведь одна.
К этому моменту у юнги с папашей нарос уже в душе большой ком идей, чувств и мыслей.
Сэр! обратился к капитану Антибезусый. Подайте же мне столько, сколько НЕ можете. Возьмите меня на корабль.
Я? На корабль? На какой?
На «Лавра Георгиевича».
И вы считаете, что я этого НЕ могу? засмеялся капитан. Это я как раз МОГУ.
Сэр, я тоже прошу, потупился юнга. Нам жалко расставаться.
А вы оставайтесь на острове, предложил Суер. Здесь неплохо мрамор сдержанные субтропики.
Да ведь я и к вам как к родным привязался.
Я бы взял вашего папашу, строго сказал капитан, да боюсь, что боцман Чугайло каждое утро будет подавать ему столько, сколько НЕ может! Он у нас умеет превзойти самого себя.
Сэр!
Вот вам рубль, юнга. У вас, как известно, нет ни гроша. Берите этот рубль и выполните просьбу нищего. Подайте сколько НЕ можете.
Юнга поклонился, принял рубль и передал отцу.
Лжеусый печально подкинул монету в небо, поймал, поглядел и протянул старпому.
Орёл! сказал он. Алименты. Купите мальчику фруктов.
Глава LXXVIЯвление природы
Круговорот рубля в природе, продолжал сэр Суер-Выер, когда мы возвращались на «Лавра» в нашей старой многоосмоленной шлюпке. Можно было сразу отдать рубль старпому.
Я не возражаю, сказал Пахомыч. Можете сразу отдавать мне свои рубли. Приму. Как должное.
Рубль рублём, сказал я, но в процессе его продвижения мы увидели много разных редкостей: юнгапапу, мычеловека с приметой под носом. Сын подал отцу, а это исключительный случай, и в заключение совершеннейшее чудо: старпом принял рубль от нищего.
На фрукты, поправил старпом. Лично мне этот рубль не нужен. Придём в Сингапур, куплю бананов, ананасов, манго
Да бросьте вы Сингапура ждать, сказал сэр Суер-Выер, купите у меня яблоко.
Ну вы, кэп, вообще, хмыкнул Пахомыч. Желаете вернуть рубль на место?
Но взамен достаю из кармана, сказал капитан и вытащил яблоко.
Антоновка! воскликнул старпом. Ух, какая налитая! Стоит рубля! По рукам!
Они ударили по рукам, и старпом протянул юнге яблоко.
Ешь, дитё! сказал он.
Дурь, фыркнул Кацман. Я высказываю догадку насчёт усов, способных заполонить земной шар, а они всё сводят к рублю и яблоку.
Догадка ваша гениальна, согласился Суер, но, к счастью, они его пока ещё не заполонили, и мы можем вернуться к яблоку, с которого многое, поверьте, началось.
Шлюпка приближалась к «Лавру».
Юнга надкусил яблоко.
А в небе тем временем началось явление, которое можно записать так:
Твёрдо
Есть
Мыслете
Наш
Ын
Йорк
Како
Рцы
Есть
Покой
Добро
Есть
Шар
Иже
Наш
Наш
Он
Червь
Иже
Он
Како
Уголь
Твёрдо
Аз
Люди
Живот
Иван
Добро
Како
Он
Есть
Твёрдо
Есть
Люди
Он
Он
Како
Есть
Аз
Наш
Аз
Во всяком случае, вполне логично закончить вторую часть книги точно так, как началась первая: ТЁМНЫЙ КРЕПДЕШИН НОЧИ ОКУТАЛ ЖИДКОЕ ТЕЛО ОКЕАНА.
Часть третьяБизань
Евгении Филипповойласточке, пролетающей над последней мачтой нашего фрегата, вся мачта и посвящается
Глава LXXVIIМадам Френкель
Только мадам Френкель не выбила зорю.
Она плотнее закуталась в своё одеяло.
Это становится навязчивым, недовольно шепнул мне наш капитан сэр Суер-Выер.
А чем ей, собственно, ещё заниматься? сказал я. Делать-то больше нечего.
Могла бы вязать, предложил Кацман, или штопать матросам носки, всё-таки хоть какой-то смысл жизни.
Штопать носки! воскликнул Суер. Да кто же согласится на такой смысл жизни?!?!
Есть люди штопают, задумался Пахомыч, вспоминая, видно, родное Подмосковье. Штопают и шьют но, конечно, не на такой разболтанный экипаж! И Пахомыч в сердцах грохнул кулаком по крюйт-камере.
Чего она тогда вообще с нами увязалась? сказал Кацман. Куталась бы на берегу!
На берегу многие кутаются, сказал я. На берегу кутаться не так интересно. Другое делоокеан, «ЛАВР», свобода! Здесь всё приобретает особый звук, значение, прелесть! На берегу на неё и вниманья никто бы не обратил, а здесь мы каждое утро прислушиваемся: как там наша мадам, кутается ли она в своё одеяло?
Я, вообще-то, не собирался прислушиваться ко всяким таким делам, поморщился Суер, и вообще не хотел брать её в плаванье. Мне её навязали, и капитан нелицеприятно посмотрел мимо меня куда-то в просторы.
Вы смотрите в просторы, капитан, сказал я, но именно просторы подчёркивают всю прелесть этого бытового и тёплого смысла жизни. Огромная хладная мглаи маленькое клетчатое одеяло. Я её навязал, но навязал со смыслом.
И всё-таки, сказал Суер-Выер, мадам не очень нужный персонаж на борту. На острове Уникорн она, конечно, сыграла свою роль, а в остальном
Я не согласен с вами, сэр, пришлось возразить мне. Она сыграла свою роль, когда впервые закуталась в своё одеяло. Впрочем, если хотите, выкиньте её вместе с одеялом.
Такой поступок не слишком вяжется с моим образом, поморщился капитан. Я и ложного-то Хренова выкидывал скрипя сердцем. Не могу-с.
А я вам помогу, предложил я, и просто вычеркну её из пергамента.
Не надо, покачал головой старпом. Пускай себе кутается. Кроме того, она и носки мне штопала пару раз. А вам, лоцман?
Да что там она штопала! возмущённо воскликнул лоцман. Подумаешь! Всего один носок! И то он на другой день снова лопнул!
Лопнул?
Ну да, кэп, заныл лоцман. У всех рвутся, а у меня лопаются.
Заклеивать их никто не обязан, сказал капитан. Но если у всех рвётся, а у вас лопается, то и мадам имеет право на собственный глагол.
И мадам, надо сказать, Френкель сей же секунд не преминула воспользоваться своим глаголом, то есть ещё плотнее закутаться в своё одеяло.
Глава LXXVIIIОстров особых веселий
Остров, к которому мы подошли поздним июльским вечером, показался нам уже открытым.
Какой-то у него слишком уже открытый вид, раздумывал Кацман, сильно на Валерьян Борисычей смахивает. К тому же и долгота, и широта совпадают, а вот воркута
Что воркута? недовольно спросил капитан.
Воркута не та, сказал лоцман. Это другой остров. Ну что, кэп, будем открывать?
Не тянет, честно сказал Суер-Выер. Жаль, что по воркуте не совпадает. После острова нищих я новых островов побаиваюсь, во всяком случае острова особых веселий не жду.
Видна какая-то сараюха вроде бунгало, сказал Пахомыч, разглядывая остров в дальнобитное пенсне, заборчик, садик, лупинусы. А вдруг, сэр, там за заборчиком особые веселия? А? Я знал в Тарасовке один заборчик. Похож!
Участок в шесть соток, сказал капитан. Знакомая картина ну ладно, давайте открывать.
Мы сошли на берег, открыли остров и прямиком направились к лупинусам и сараюхе-бунгало. Постучалисьвнутри молчок. Заглянули в дверьёлки-палки! Веселия!
Повсюду на шкафах и столиках стояли разные веселия:
виски,
пиво-помидоры,
индейка в банке,
водка,
спелые дыни и ахмадули,
фисташковые фишки,
маринованные полубакенбарды,
вилы рубленые,
фаршированные бахтияры,
соль,
куль,
фисгармонь.
У стенок имелись две по-матросски заправленные опрятные койки. У каждойтумбочка, на ней графинчик, бритвенный прибор в гранёном стакане.
Над подушкамифотографии родителей и девушек с надписью «Привет с курорта». Висели и фотографии самих койковладельцев: на однойбравый лётчик и надпись «Над родными просторами», на другой вытянулся во фрунт гвардеец, вокруг которого вилась надпись «Отличник боевой и политической подготовки».
Веселия! воскликнул лоцман. Но где же хозяева?
Видно, вышедши, молвил Пахомыч. Можно бы выпить пару пива за их счёт, да фрукты на фото унылые, такие могут и по шее накостылять.
Мы вышли из сараюхи, побродили по лупинусам и уже отправились к шлюпке, как вдруг услышали позади:
Эй, мужики, вы кого ищете?
Из бунгало выглянул низенький плотный господин с очень и очень грязным лицом. За ним виднелся и второймордастый, с харею никак не чище первой.
Мы ничего не ищем! крикнул в ответ лоцман. Мы просто открываем новые острова. Хотели было ваш остров открыть, да хозяев не нашли.
А мы-то думали, что вы каких-то особых веселиев ищете.
Да нет, мы веселий не ищем, мы только острова открываем.
А то, если вы веселиев, так мы можем устроить.
Да не надо нам никаких веселий, мы просто острова открываем, хотели было ваш остров открыть, да хозяев не нашли.
А нас дома не было.
Мы стучались, а в доме пусто.
Э-ке-ке! засмеялись грязномордые. Конечно, пусто. Мы ведь только что из подпола выползли. Заходите рюмку осушить.
Глава LXXIXОсушение рюмки
Рюмку осушить нам всегда хотелось, но с этими господами не тянуло.
На язву, что ль, сослаться? шепнул лоцман.
Вы там на язву-то особо не ссылайтесь, крикнули гряземордые. Идите знакомиться и рюмку осушать. А не пойдётеустроим особыя веселия!
Нас, в конце концов, четверо, шепнул лоцман, а их двое. Справимся в случае чего.
Вы ошибаетесь, сказал Суер. Всё по-другому. Их двое, а насни одного. Но рюмку осушать придётся. Как бы только вместе с рюмкой не осушить и чего другого.
Чего же, сэр?
Осушается, в принципе, всё, сказал капитан. И особеннодуши.
Мы вернулись к сараюхе, стали знакомиться.
Жипцов, представился один.
Другой:
Дыбов.
Жебцов или Жопцов? спросил вдруг лоцман.
Жип Понял меня? Жип.
Понял, понял, струсил Кацман.
Ну надо рюмку осушать, туго проворотил Дыбов. Сейчас мы морды вымоем, а вы пока разливайте.
Я взялся за разлив водочки по рюмкамдля меня это привычное и приятное делои благородно разлил по семьдесят пять, не промахнувшись, надеюсь, ни на миллиграмм.
Розлито профессионально, одобрил Жипцов. По булькам льёт. Ты не с Таганки?
Эх, Жипцов, Жипцов, ответил я. Рюмочную в Гончарах помнишь?
Э-ке-ке! засмеялся Жипцов. Слышь, Дыбов, это свои, да к тому же ещё живые. Давай селёдочки с картошкой отварной.
Дыбов начистил картошки, разделали пяток селёдок с молоками, лук, постное масло, выпили. Я тут же налил по сто.
Нутаганская школа! восхищённо сказал Жипцов. Всё правильно, по норме.
И я тут же налил снова по семьдесят пять.
Всё, керя, сказал Жипцов, с тобой всё ясно. Лей под беседу.
Это уж кому как по ндраву, согласился Дыбов.
Выпив и помывши морду, Дыбов несколько оттаял и на нас смотрел уже помягче, всасывая длинную бело-розовую селёдочную молоку. Надо отметить, что, несмотря на довольно усердное отмывание морд, ни Жипцову, ни Дыбову отмыть их до конца как-то не удалось. Земля грубо въелась в их кожу, в каждую поринку и морщинку. Мне было любопытно, отчего это так.
Ну у тебя и кожа на роже, сказал я Жипцову на таганских правах. Дурьскипидаром её надо мыть или кашинской минеральной.
Мыли, сказал Дыбов. Это профессиональное.
Что же это у вас за профессия такая? робко полюбопытствовал Кацман. Не шахтёрская ли?
Э-ке-ке! Ке-ке! засмеялся Жипцов. Слышь, Дыбов? Ты чего? Не шахтёр ли?
Навроде шахтёра, выпил Дыбов, всасывая другую молоку, ещё розовей и белей первой. Я скорее навалоотбойщик.
Э-ке! Э-ке! икал своим дурацким смехом Жипцов. У него только забоя нетуодин отбой.
Всё-таки нам немного непонятно, сказал сэр Суер-Выер, кто вы по профессии. Ясно, что вы смеётесь над нашим незнанием. Наверно, это секретная специальность?
Да нет, что ты, отвечал Жипцов, никакого особого секрета нету. Специальность необычная, но прибыльная, хорошо платят, а вот этот домик на островевроде нашего дома отдыха, всё бесплатно, тут мы с Дыбовым и отдыхаем.
И какая же у вас работа?
Нелёгкая, керя, непростая мертвецов допрашиваем прямо в могилах.
Вот так-с, подвёл итог капитан. Вот до чего нас доводит неуёмная жажда открывания новых островов.
А также осушение рюмки, сэр, добавил Пахомыч.
Глава LXXXРюмочка под беседу
Пожалуй, мы не так уж сильно были потрясены странным объявлением Жипцова и, возможно, даже предполагали, что такие профессии и должности существуют, но столкнуться с ними до поры до времени не ожидали и думать об этом не решались.
И что ж, всех-всех допрашиваете? спросил лоцман.
Э-ке-ке! засмеялся Жипцов, и беседа потекла плавно, осушение рюмки совершалось исправно, и я наливал уже то по пятьдесят, то по тридцать. По таганским законам пустые бутылки ставил на пол.
Да нет, не всех, рассказывал Жипцов, а только кого Жилдобин прикажет. Жилдобин у нас начальник. Как прикажетмы и ползём, я спрашиваю, а уж Дыбов старается.
Как же это ползёте? невольно удивился старпом. Отсюда?
А чего? Прямо отсюда и ползём. Через этот погреб.
Так вода же кругом! Океан!