Выход есть, сказал Пахомыч, но очень сложный. Надо привязать его на буксирный канат и рвануть как следует.
Чем же рвануть, старпом? спросил Кацман.
Как это чем? «Лавром»!
Решение было принято, но разгорелись жаркие споры, за какое именно место надо вязать Уникорна буксирным канатом.
За рог! За его дивный рог! орал лоцман.
Но тут резко воспротивилась наша покладистая, в сущности, мадам.
От ваших буксирных канатов воняет дёгтем, говорила она. Попрошу вязать от меня подальше.
Подальше от мадам Френкель оказались только копыта, а самозабвенный зверь так брыкался, что вязать его пришлось за талию.
Талия его была толщиной с коньячную бочку, но мы всё-таки обхватили её канатом, задевая, к сожалению, иногда и пачкая талию мадам Френкель. Дёргая своей испачканной талией, мадам переругивалась с Пахомычем.
Наконец мы обвязали Единорога морскими узлами, подняли все паруса, разогнали «Лавра» как следует и рванули изо всех сил.
Как ни странно, это помогло. Медленно-медленно пятясь, Моноцерос отъехал от мадам Френкель.
И тут сэр Суер-Выер подошёл к чудовищу и одним взмахом корабельного топора отрубил его дивный рог.
Мадам заплакала.
Я предательница, твердила она. Я тля.
Не волнуйтесь, мадам, не волнуйтесь, успокаивал Суер-Выер, закутывая её в одеяло, рог этот останется с нами на борту. Он будет вечно с вами.
Пока «Лавр» держал Уникорна на привязи, мы кинули рог, тяжёлый, как многодубовое бревно, в свой вельбот, сами попрыгали вслед за рогом и быстро довеслались до фрегата.
Как только мы перерубили буксирный канат, Уникорн принялся бессмысленно скакать по пляжу. От легкости у него кружилась голова, и он падал порой на колени.
Больно было видеть, горько наблюдать эту картину, и мы с Пахомычем невольно отвернулись.
Ничего, ничего, успокаивал нас капитан, у него новый рог отрастёт. Таков закон произрастаний.
И действительно, не успели мы толком отчалить и сняться с буёв, у нашего обезроженного друга стал появляться новый рог.
Вначале маленький и невзрачный, он всё удлинялся, удлинялся, и самое неприятное заключалось в том, что направлялся он в сторону «Лавра».
Чёрт возьми! сказал Суер. Он растёт со скоростью большей, чем наше движение.
А рог рос и рос и уже мчался на наш корабль с дьявольской стремительностью и силой.
Он прошибёт нашу ватерлинию! орал Пахомыч. Поднять паруса! Румпель под ветер! Шевелитесь, бесенята!
Отставить, сказал Суер. Придётся, видимо, бодаться с ним всеми нашими мачтами.
Устрашительный рог дорос тем временем до нашего фрегата и завис над палубой, беспокойно оглядываясь.
Матрос Вампиров подвесил на него гирлянду сарделек, но рог недовольно стряхнул их. Он явно искал чего-то другого.
Мадам Френкелью не насытился, сказал Пахомыч.
Тут снова мы вывели нашу несчастную мадам, развернули её, и грандиозный новейший рог удовлетворённо хмыкнул, улёгся между реторт безумия и успокоился.
Это была, поверьте, редкая картина, и мы очень удивлялись, как рог, произрастающий на носу прибрежного животного, пересекая океан, очутился на грудях с нашего фрегата.
Это закон чувства, задумчиво сказал Суер-Выер. Как порой любопытно наблюдать такие законы в действии Нопонаблюдали и надо плыть дальше. Бодаться мачтами нам некогда, поступим просто: закутаем мадам.
Мы закутали мадам, и рог сразу потерял ориентиры.
Разочарованно помыкался он над палубой и, подцепив-таки гирлянду сарделек, всосался обратно на остров.
А тот первый, отрубленный рог мы отполировали, трубили в него по праздникам, призывая команду к бражке, а потом продали за бутылку джина какому-то грузчику из Одессы.
Глава XXVIIIОстров Большого Вна
Это был единственный остров, на который сэр Суер-Выер решил не сходить.
Останусь на борту, твердил он.
В чём дело, кэп? спрашивали мы с лоцманом. Всё-таки это не полагается. Открывать остров без вас как-то неудобно.
Ничего страшного. Откроете один остров без меня.
Но нам важно знать причины, настаивал лоцман. В чём причины вашего несхода на берег?
Причины личного порядка, отвечал Суер. Не могу. С этого острова пахнет.
Мы принюхались, но никакого запаха не ощутили.
Остров был явно вулканического происхождения.
Посредине возвышался давно, кажется, потухший вулкан. Лава изверглась из него, застыла и окаменела. Она стекала к берегу плавными грядами.
Возьмите с собою мичмана Хренова, рекомендовал нам капитан. Остров унылый и гнусный, может быть, хоть мичман что-нибудь отчебучит.
На берег мы высадились в таком порядке: Пахомыч, лоцман и мичман. Я замыкал шествие, крайне огорчённый отсутствием капитана. Кроме того, мне казалось, что действительно чем-то пахнет, и я уже ругал себя, что не остался с Суером на борту.
Первым делом мы решили взобраться на вулкан и посмотреть, действует ли он или уже бездействует.
Кажется, бездействует, рассуждал я, но какой-то запах испускает, значит, немного действует. Чем же это пахнет?
Да не пахнет ничем, успокаивал Пахомыч. А если и пахнет, так это вулканической пемзой, ну той, которой ноги моют. Весьма специфический запах.
А по-моему, старпом, пахнет чем-то более тонким, спорил с ним лоцман.
Мичман Хренов вроде бы и не чувствовал никаких запахов. Ничего пока не отчебучивая, он дышал полной грудью, довольный, что его списали на берег.
Так мы продвигались по направлению к вулкану, медленно поднимаясь на его отроги. Удивляло отсутствие чего-нибудь живого, хоть бы птичка какая или травинка, лава, лава, лава.
Отчебучил неожиданно лоцман.
У меня что-то с животом, сказал вдруг он. Бурчит что-то. Это, наверно, акулья кулебяка! Наш кок Хашкин, пожалуй, её недожарил. Не могу больше, братцы!
И лоцман вдруг скинул шаровары и стремительно присел.
Этот жест лоцмана послужил неминуемым сигналом. Мы все сразу вдруг почувствовали неправильность акульей кулебяки. Пахомыч крепился, а мы с мичманом, ругая кока Хашкина, решили немедленно испытать облегчение и присели.
Оправившись чин по чину, мы продолжили восхождение.
Вдруг не выдержал Пахомыч. И этот мощный дуб внезапно рухнул, то есть повторил наши поступки.
С ним за компанию присел и лоцман.
Мы с мичманом продержались минутки две и, ругая Хашкина, вторично испытали облегчение, за нами вскорости лоцман и снова Пахомыч.
Это было какое-то чудовищное действие акульей кулебяки.
Мы продолжали восхождение, но уже приседали через каждые пять шагов по очереди. В единицу времени из всех четверых, движущихся к вулкану, был по крайней мере один приседающий.
Боже мой, сказал вдруг лоцман, я всё понял! Всё это вокруг нас вовсе не вулканическая лава.
А что же это? воскликнули мы, смутно догадываясь.
Это вно!
Не может быть, сказал мичман. Откуда вно? Ведь здесь же нету ни одного человека. Откуда взяться вну?
И тут в недрах острова послышались какие-то взрывы и толчки. Что-то заклекотало, забурчало, забулькало.
Назад! Назад! закричал старпом. Скорее в шлюпку!
В его голосе прозвучал такой неподдельный ужас, что мы кинулись к берегу.
Остров затрясся. Оглушительный взрыв раздался на вершине вулкана, и из кратера вырвалось облако удушливого газа.
Боже мой! Боже! орал мичман, полуоглядываясь. Обратите внимание на форму вулкана! Это же каменная задница!
Мы бежали к шлюпке, а вулкан действовал уже вовсю. Лава, если это было можно так назвать, пёрла из жерла потоками. Она нагоняла нас, нагоняла.
Первым увяз мичман, за ним лоцман.
Только мы с Пахомычем успели вспрыгнуть в шлюпку. Лоцман и мичман прочно увязли во вне.
Внодышащий вулкан! Внодышащий вулкан! орал лоцман, изобретая новый географический термин. Сэр старпом, не покидайте нас, а то мы утопнем во вне! Старпом-сэр! Стар-пом-сэр! Стар-сэр-пом!
Мичман Хренов, к удивлению, молчал и отбрыкивался от вна меланхолически.
Бывали мы и во вне, бурчал он, и не раз ещё будем, так что чем-чем, а уж вном нас не удивишь. Кстати, мне кажется, что это уже не совсем чистое вно, состав его как-то переменился. Господин старпом, бросьте мне, пожалуйста, черпак.
Пахомыч бросил ему черпак, которым мы откачивали воду со дна шлюпки, мичман черпанул вна и стал его внимательно изучать в монокль. Только тут мы заметили, что так называемая внолава заблистала под пасмурным небом тяжело, жёлто и металлически.
Это уже не вно, сказал Хренов, это золото. Киньте мне корзинку.
И действительно, золото, чёрт побери, золото пёрло из жерла, сдобренное, правда, невероятнейшим запахом.
Это не золото, сказал Пахомыч. Это золотое вно.
Он кинул мичману корзину, и мичман, зажимая нос, набрал полную корзину золотого вна.
Потом, уже на борту, он вручил эту корзину нашему капитану.
Похоже на золото, сэр, сказал он. Большая редкость, думаю, что дорого стоит.
Отчего же такая вонь?
Думается, что это всё-таки не совсем золото, а скорей золотое вно, сказал мичман, но я знаю в Москве пару банков, в которых особое чутьё на золото. Они затыкают нос, сэр, поверьте, заткнут и на этот раз.
Вно есть вно, сказал Суер, даже и золотое. И он одним ударом капитанского сапога вышиб за борт корзину с золотым вном.
Корзина, конечно, не затонула и до сих пор болтается где-то в волнах Великого Океана.
Глава XXIXКроки и Кошаса
Открывая наши острова, мы, конечно, заносили их на карту.
Это ответственнейшее дело было поручено мичману Хренову.
Обычно после открывания очередного острова в кают-компании собиралась сверхсекретная группа, в которую, кроме меня и капитана, входили старпом и лоцман.
Под рюмочку кошасы мы придумывали название очередному острову, а после вместе с широтами и долготами выдавали это всё мичману. Полагалась ему и рюмочка кошасы.
Взяв кошасу под мышку, мичман, хмыкая, уходил куда-то к себе и заносил всё на карту. Карту эту он почему-то называл «кроки».
Сейчас занесу на кроки, говорил он обычно, помахивая кошасой.
И вот, что, бывало, ни скажешь мичману, дрова пилить или картошку чистить, он всегда отнекивался:
Кроки, кроки, у меня кроки.
Когда он не появлялся в кают-компании на наших вечерних приёмах корвалола, мы оправдывали его:
Кроки! Хренов делает кроки!
Как же, собственно, он их делает, толком никто не проверял.
Однажды въедливый Кацман предложил всё-таки эти кроки осмотреть. Мы заманили мичмана кошасой и предложили предъявить кроки.
Боже мой, что же это были за кроки! Я таких крок никогда не видывал: грязные, облитые какао, прожжённые пеплом сигар.
Кроме того, все острова по виду у него напоминали овал. Огурчик побольше, огурчик поменьше, то банан, а то баклажан. Мы, конечно, бывали и на таких баклажановых островах, но встречались и треугольные груши, и квадратный картофель, я уж не говорю о более сложных формах вроде кружки пива.
Мы отругали мичмана и перерисовали все острова собственноручно. Установили окончательные официальные названия всех островов и определили их формы. Вот краткий перечень:
1. Остров Валерьян Борисычейформы кривого карандаша.
2. Остров сухой грушияйцеобразный с деревом посредине.
3. Остров неподдельного счастьянапоминает Италию без Сицилии, сапогом кверху.
4. Остров печального пилигримаопределённой формы не имеет, более всего склоняясь очертаниями к скульптуре «Рабочий и колхозница».
5. Остров тёплых щенковпо форме напоминает двух кабанчиков вокабул, соединённых между собой хвостами.
6. Остров заброшенных мишенейв форме офицера.
7. Остров Уникорнпо форме напоминает ланиты Хариты.
8. Остров большого вназолотое руно с вулканическим задом.
Пожурив мичмана, капитан выдал ему новые кроки с приложением небольшого количества кошасы. А мичман снова всё перепутал: кроки выпил, а на кошасе стал красками рисовать.
Глава XXXОстров пониженной гениальности
Этого непознанного острова, этого причудливого изобретения природы вначале просто-напросто никто не заметил.
Дело в том, что он лежал ниже уровня океана.
И значительно! Метра на четыре с половиной!
Не знаю уж, каким чудом мы не напоролись на рифы и вообще не ввалились вместе со всем нашим «Лавром Георгиевичем» в бездну этого куска суши.
А волны морские, дотекая до острова, странным образом обходили его стороной, не говоря уж о приливах и отливах.
Мы притормозили «Лавра» на гребне какого-то полудевятого вала, отдали якоря гм боцману Чугайле, и он, поиграв с ними, бросил якоря в воду.
К сожалению, боцман промахнулся, и один якорёк, названием «верп», залепил прямо на остров.
Наш верп, прилетевший с неба, вызвал значительный переполох среди жителей. В нижнем белье они выскочили на улицу из своих домиков, в большинстве девятиэтажных с лоджиями, и принялись скакать вокруг якоря. Некоторые решительно хватали верп наш и пытались забросить его на «Лавра».
Сбросить верп полегче, чем закинуть на борт, заметил Пахомыч, крайне недовольный боцманом. Господин Чугайло, вы мне ещё ответите за этот якорь.
Господин старпом, обратно я заброшу его играючи.
По якорной цепи боцман ловко, как шимпанзе, спустился на остров и только хотел кинуть верп, как туземцы окружили его, схватили и стали, как говорится, бить боцмана в белы груди.
Боцман машинально отвечал им тем же: хватал туземцев и бил их в белы груди.
Сэр! Сэр! кричали мы капитану. Они бьют друг друга в белы груди!
В сущности, отвечал Суер, в сущности, некоторые из побиваемых грудей не так уж и белы. Но, конечно, надо выручать боцмана.
Вслед за капитаном и лоцманом и мы с Пахомычем поползли вниз по якорной цепи выручать верп и боцмана.
Как только мы ступили на сушу, туземцы кинулись на нас.
Позвольте, сказал Суер-Выер, неужели на вас сверху ничего не кидали? Чего вы так разъярились?
Кидали! Кидали! орали туземцы. Вечно нас забрасывают всякою дрянью!
Верпвещь порядочная, очень изящный якорёк, сказал Суер. А кто тут у вас за старшого?
Вперёд выступил невысокий туземец с подушкой в руках.
Позвольте представиться, поклонился ему капитан. Суер-Выер.
Туземец протянул руку:
Калий Оротат.
Боже мой! сказал Суер. Неужели Калий? Калий Оротат? Гениальный поэт? Это так?
Да здесь все поэты, недовольно поморщился Калий Оротат. Да вы что, разве не слыхали про нас? Это ведь остров пониженной гениальности. Нас сюда забросили катапультой. Из разных концов планеты. Но в большинстве пишут на русском. Даже вон тот парень, по национальности сервант, и тот пишет на русском. Эй, сервант, почитай что-нибудь достойным господам.
Прямо не знаю, что и почитать, сказал сервант. У меня много философской лирикициклы верлибров, лимерики, танки
Почитайте нам что-нибудь из философской лирики, предложил лоцман Кацман, глотнув мадеры.
Сервант поклонился:
Остров есть на окияне,
А кругомвода.
Пальмы стройными киями,
Тигры, овода.
Я хочу на остров дальный
Топоров послать,
Полем блеск пирамидальный
Дабы порубать.
Чтоб горели топорами
Яхонты селитр,
Открывая штопорами
Керосину литр.
Чтобы штопором топорить
Окаянный мир,
Чтобы штормом откупорить
Океанный жир!
Ну это же совсем неплохо! воскликнул Суер, похлопывая серванта по плечу. Какая рифма: «тигрыовода»! А как топоры горели?! Мне даже очень понравилось.
А мнетак про керосину литр, встрял неожиданно Чугайло. Только не пойму, почему керосину. Напишите лучше «самогону литр»!
А мне так очень много философии послышалось в слове «селитра», сказал лоцман. И в штопоре такая глубокая, я бы даже сказалспиральная, философия, ведь не только искусство, но и история человека развивается по спирали. Неплохо, очень неплохо.
Может быть, и неплохо, скептически прищурился Калий Оротат, но разве гениально? Не очень гениально, не очень. А если и гениально, то как-то пониженно, вы чувствуете? В этом-то вся загвоздка. Все наши ребята пишут неплохо и даже порой гениально, но но как-то пониженно, вот что обидно.