Проходит собрание в колхозе, вещал он. Первый вопрос повестки дня: поля не колосятся, коровы не телятся, все куры передохли. Второй вопрос: колхозный счетовод Фридман просит отпустить его в Израиль: «И дом вам оставляю, и сад, и скотину Только не противодействуйте». Слово берет старый-престарый дед: «Надо, конешна, отпускать Но вот что я, мужики, вам скажу: ну их на фиг, этих курей, давайте лучше явреев разводить!»
Все расхохотались, окрыленный Жека собрался было рассказать еще одну байку, но в эту секунду послышался скрежет, грохот, удар
Тело Владимира Ильича Ленина лежало на пожухлой траве, рука показывала пальцем в небо, а голова Миша сначала не поверил своим глазам. Головы вождя больше не существовало: ударившись о бетонный бордюр, она разлетелась на тысячи мелких осколков.
Хорошо, что никто не пострадал, произнес Алекс, потирая ладонью ушибленную макушку.
Миша бросил на него злобный взгляд:
Да?! Не пострадал?! А ты знаешь, что нам за это будет?
Гаврилыч бродил вокруг своей боевой машины и сдержанно матерился. Девчонки стояли насупясь.
Вашу мать! вдруг донеслось с крыльца правления.
Миша оглянулся: к месту происшествия неслась разъяренная Никаноровна:
Гаврилыч! Убью! Ты что, паскуда, сделал?! К нам комиссия через две недели приезжает. Что я им покажу? Да я у тебя у самого бошку оторву и на памятник присобачу!
Доцент Лядов расхаживал по колхозной конторе, как голодный тигр. Перед ним навытяжку стояли виновники происшедшего: Миша, Жека и девочки. Алекса как лицо иностранное от ответственности освободили.
Это что же получается? свирепствовал Лядов. Вы какой пример подаете своим товарищам? Купили флягу пива! Напоили шофера! А ты, Степанов? Ты же должен понимать! Ты же член факультетского комитета! Ну все, сегодня же пишу на вас докладную.
«Хрен ты чего напишешь, ожесточенно подумал Миша. Тебе тогда самому придется за все отвечать».
А история действительно вышла некрасивая. Мало того, что Гаврилыч из-за них сбил единственную достопримечательность в колхозе, так ведь это было прямое святотатствопамятник-то не кому-нибудь, а вождю мирового пролетариата!
Кроме того, купленное на общественные деньги пиво было конфисковано и вылито в канаву, за что Мише с Жекой предстояло держать ответ перед жаждущими однокурсниками.
«А американцу ничегодаже слова никто не сказал», стараясь не слушать истерические вопли руководителя, негодовал Степанов. Это была настолько очевидная несправедливость, что он вновь возненавидел Алекса всеми фибрами своей души.
Вроде бы сегодня в магазине они были одной командой: вместе вели переговоры, вместе проучили дуру-продавщицу А как отвечатьтак Алекса и след простыл.
Вечером устроим комсомольское собрание и проработаем вас как следует, наконец принял решение Лядов. Идите.
Оказавшись по ту сторону двери, Жека и девчонки почему-то расхохотались.
Чего смешного-то?! вне себя воскликнул Миша.
Марика возмущенно приподняла брови и вытаращила глазаточь-в-точь как Лядов:
Степанов! Ты же член факультетского комитета! Ты должен понимать!
Да ладно! хлопнул его по плечу Жека. Не принимай близко к сердцу. Лядов у нас все равно ничего не преподает, так что отыграться на нас не сможет.
Видя, что ребята не винят в происшедшем ни себя, ни его (как главного и потому за все ответственного), Миша немного смягчился.
Все равно неудобно перед колхозниками. Мы у них, можно сказать, единственную святыню попрали.
Переживут! отмахнулась Пряницкий. Вот если бы мы ихнюю столовку разнесли, было бы из-за чего горевать. А тутпамятник.
А где Алекс? спросила Марика.
Я здесь, отозвался тот, появляясь из бухгалтерии.
Следом за ним выкатила Никаноровна. Лицо ее было бледно, косынка сбилась на затылок.
Так вы точно сможете слепить новую голову? взволнованно произнесла она.
Я постараюсь, кивнул Алекс. Я брал курс по ваянию в колледже.
Это ничего не говорило Никаноровне, но в ее глазах засветилась смутная надежда.
Ой, постарайтесь! К нам же комиссия скоро приедет!
Хорошо, хорошо
А что, разве нельзя памятник в город свезти? В какую-нибудь специальную мастерскую? удивился Миша.
Никаноровна посмотрела на него как на дурачка.
А что я в сопроводиловке напишу? «Извините, но наш шофер по пьянке сверг Ленина»? Думай, что говоришь-то! Это же пятно на весь коллектив!
Миша понуро молчал. Ему было страшно неудобно, что иностранец стал свидетелем очередного очковтирательства.
«Зачем Алекс вмешался в это дело? Хочет продемонстрировать свою честность и благородство?»недоумевал Степанов, уже позабыв, что пять минут назад он возмущался его бегством с места происшествия.
Но больше всего Мишу взбесила реакция ребят.
Как здорово, что ты умеешь памятники реставрировать! восхищенно говорила Алексу Лена.
Пряницкий вовсю ей подпевал:
Ну, если б не ты, нам бы показали, где раки зимуют!
И даже Марика Седых пожала американцу руку:
Спасибо, что поддержал нас.
«Вот так враги и вербуют себе сторонников, подумал Миша. Притворятся добренькими и участливыми, а наши уши-то и развесят. Ну, ничего, я еще выведу этого мистера Уилльямса на чистую воду!»
«Я благороден, как все рыцари Круглого стола, вместе взятые!»веселился про себя Алекс, когда они возвращались назад в общежитие.
Ленинэто, конечно, не обнаженная девушка, лепить его неинтересно, но Алекс ничуть не жалел о том, что назвался реставратором. В конце концов, он достиг своей цели: теперь Марика Седых смотрела на него преисполненным благодарности взглядом.
Когда они вышли из здания правления, уже начало смеркаться. Жека все болтал, описывая свои эмоции по поводу произошедшего, но Алекс его не слушал. Взгляд его был сосредоточен на тонкой фигурке, идущей чуть впереди.
Прямая спина, ровная линия плеч, подвижные бедра. И опять на ум шло черт-те что: женщины, несущие на головах кувшины с водой, персидские развратные гравюры, сладкий запах благовоний
Алекс смотрел на Марику и улыбался. Он уже знал, как все случится: мимолетные встречи где-нибудь на краю леса и безумный секс на расстеленном наспех свитере. Он буквально видел перед собой ее откинутую назад голову и чуть приоткрытые, зовущие губы.
А что потом? Вернуться в Москву и позабыть обо всем? Скорее всего, так оно и будет. У Алексадиссертация, у нееучеба. Впрочем, вряд ли они будут раскаиваться в том, что наделали. Собственно, для чего еще людям дана молодость?
Весть о том, что пиво, которого все так ждали, безвозвратно утрачено, повергла студентов в траур. К тому же Лядов не разрешил ни костер развести, ни песен под гитару попеть.
Вы все наказаны! кричал он срывающимся голосом. Всем идти спать, а то я на вас докладную напишу!
Тоже мне писатель выискался! презрительно фыркнул Жека. Представляю, на что будет похоже собрание его сочинений в конце жизни: тридцать томов кляуз и доносов.
Распоряжение Лядова еще больше сконфузило Степанова: получалось, что их наказали, как маленьких. И чтобы доказать американцу, что «мы тоже не лыком шиты», Миша кинулся организовывать праздник непослушания. С наступлением темноты в первой мужской палате завесили окна, у двери выставили часового и при свете фонарика разлили по стаканам контрабандный портвейн. Правда, трех бутылок на двадцать человек было маловато, но больше все равно ничего не имелось.
Весь вечер ребята осторожно приглядывались к Алексу. От него ожидали какой-то особенной реакции на вареную колбасу в столовке, на ржавый репродуктор, который мог ни с того ни с сего затянуть «Пчелочка златая, а что же ты жужжишь?».
Но наибольшее любопытство вызвал поход Алекса в деревянный сортир, стоящий в некотором отдалении от общаги. Колхозный плотник, страстный игрок в подкидного дурака, подошел к его возведению с душой: все четыре очка были вырезаны в форме игральных карт: бубны, трефы, черви, пики.
Алекс шел по тропинке, ведущей в туалет, как гладиатор по арене Колизеяпод взглядами до крайности заинтригованной публики.
Ну и как тебе? не сдержался Жека, когда Алекс вернулся.
Тот пожал плечами:
Нормально. Сейчас же не зима.
Угостившись портвейном, народ окончательно раскрепостился, и к полуночи Алекса уже считали за дальнего родственника советских людей.
Как тебе наш колхоз? сыпались на него вопросы. А что ты подумал, когда первый раз увидел Москву?
А русские девушки тебе понравились? осведомился первый институтский сердцеед Гена Воронов. Правда ведь, они самые красивые в мире?
Алекс ответил не сразу:
Красивые девушки везде есть. Трудно сказать, кто лучше.
Народ вокруг заулыбался. Понятное дело, кто же своих сдавать будет?
Все говорят, что славянки самые симпатичные, усмехнулся Воронов, допивая портвейн. Русские, польки, чешки
Американки тоже красивые бывают.
Ну кто, например? Анжела Дэвис? Она же страшная, как моя жизнь!
Брук Шилдс, Сьюзан Сарандон, Мишель Пфайфер
А это кто такие?
Актрисы! назидательно произнес Миша.
Он терпеть не мог Воронова. Еще с первого курса между ними возникло скрытое соперничество: Миша пытался взять верх отличными оценками и общественным должностями, а Вороновальпинизмом, развитой мускулатурой и любовными похождениями. И надо признаться, Мише далеко не всегда удавалось одержать победу.
Наши девчонки лучше всего ведутся на жалость, неторопливо рассказывал Воронов Алексу. Наврешь им, что тебе в детстве не хватало игрушек и витаминов, и они уже твои.
Как всегда, он встревал в разговор, ничуть не сомневаясь, что его мнение всех интересует.
Кому нужны мужики, которых жалко? процедил сквозь зубы Миша. Женщины любят социально активных.
Воронов обротил на него усталый взгляд:
А тебе-то откуда знать? У тебя небось самое эротическое воспоминаниеэто когда ты сам себя «молнией» от штанов защемил.
Парни грохнули так, что слышно было на весь колхоз.
Миша сидел пунцовый, пристыженный и совершенно не знал, как ему реагировать. Уйти? Тогда покажешь всем, что реплика Воронова тебя задела. Остаться? Значит, дать понять, что о тебя можно вытирать ноги. И самое противноеАлекс тоже все слышал!
Несколько секунд Миша ожесточенно рылся в памяти, пытаясь вспомнить что-нибудь злое, хлесткое и остроумное, чтобы изничтожить Воронова на месте. Но в голове было пусто, как в студенческом холодильнике.
Все уже давно забыли о произошедшем и перешли к обсуждению радиолюбительства (у кого какая станция и кому что удалось передать в эфир), а Миша все еще сидел и переживал свой позор.
А Пряницкий тоже был хорошвместо того, чтобы помочь другу в трудную минуту, он похвалялся тем, как у него на кухне хорошо ловится «Голос Америки».
А ты слушаешь западные радиостанции? спросил у Миши Алекс.
Не слушал и никогда слушать не буду, проворчал тот. Они только помои на нашу страну льют.
Откуда ты знаешь, что они льют, если никогда не слушал? вновь съехидничал Воронов.
Окончательно на всех разобидевшись, Миша поднялся, делая вид, что ему надо отлучиться покурить. Впрочем, всем было все равно, куда и зачем он идет. Этим дуракам было гораздо интереснее с Вороновым и Алексом.
Выйдя на улицу, Миша достал из кармана пачку сигарет. Кругом было темно, из окон общежития доносились сдавленные смешки, в деревне лаяла одинокая собака.
Жизнь была как-то неправильно устроена. Миша уже не раз подмечал, что окружающие весьма неохотно признают в нем лидера.
«У меня не получается быть необыкновенным, с тоской подумал он. Для того, чтобы тебя уважали, нужно, чтобы тебе завидовали не по мелочи, а по крупному. Вон Жека может все достать, у Воронова получается общаться с женщинами, Алексвообще американец А я кто? Я никто. Какой-то дохлый член факультетского комитета И даже девушки меня не любят».
В подобные минуты самоуничижения Мише хотелось либо умереть, либо показать всем кузькину мать. Конечно же, он знал, что наступят времена, и он станет серьезным государственным деятелем, будет ездить на черной «Волге» и выступать на съездах
«А Жека в тюрьму сядет, тешился будущим отмщением Миша, Воронов сифилис где-нибудь подхватит, а у остальных и вовсе не жизнь, а болото будет».
Над местью американцу он долго думал, но так и не смог изобрести надлежащее бедствие. Армия? Алекс и так свое отслужил. Проработка по комсомольской линии? У них в Америке в принципе нет никаких комсомолов. Арест за спекуляцию? Так спекуляцияэто вообще основа их буржуйской экономики.
«Ну ничего, успокоил себя Миша, если все-таки выяснится, что он шпион, то мы его посадим. А если нет, то тогда тогда он не будет жить при коммунизме!»
ГЛАВА 7
Никаноровна выделила под художественную мастерскую Красный уголок.
Что тебе требуется для работы? спросила она Алекса. Тишина? Покой?
Хорошая глина, отозвался тот.
С хорошей глиной в колхозе была напряженкав ближайших оврагах водилось только какое-то недоразумение.
Сделай Ленину голову из папье-маше, присоветовал Алексу Жека.
Но Миша тут же забраковал эту идею:
А если дождь пойдет? Представляешь, если на глазах у комиссии голова раскиснет, а потом вообще отвалится?
Ну, можно еще из пластилина А сверху зубной пастой покрасить, чтобы было одного цвета с туловищем.
В конце концов посланный в город Гаврилыч привез поделочной глины и мешок алебастра, так что проблема с материалом была решена.
Еще мне нужен образец, сказал Алекс. Я вашего Ленина плохо в лицо знаю.
По распоряжению Никаноровны в Красный уголок перетащили все имеющиеся в наличии почетные грамоты, знамена и юбилейные рубли.
Справишься? с надеждой спросила она Алекса.
Постараюсь.
Постарайся, миленький, постарайся А то ведь мне тоже голову открутят.
В обмен на восстановление утраченных ценностей Алекс получил право общаться с колхозниками. Более того, Никаноровна распорядилась, чтобы школьники провели для него пару опросов и показали ему свои песенники и дневники друзей.
Фольклорная коллекция Алекса быстро пополнялась. По сути, он учил язык заново: как оказалось, ни рафинированная бабушка, ни авторы учебников понятия не имели о том, как правильно выражаться по-русски. Чего стоили одни проклятия, посылаемые Гаврилычем в адрес продавщицы тети Дуни!
«Потомки наверняка оценят мои труды и назовут в мою честь какой-нибудь славный корабль в составе Тихоокеанского флота», думал Алекс.
Кстати, Гаврилыч после случая с памятником воспылал к нему бурной любовью.
Я теперь твой должник, говорил он и беспрестанно пил за здоровье Алекса все, что горит.
В ход шел «Тройной одеколон», политура и даже жидкость для полоскания зубов, неосторожно оставленная Алексом на умывальнике.
Хорошая у тебя самогонка, нахваливал Гаврилыч своего благодетеля. Больше нету? Сам выпил, да? Ну ничего, мы с тобой можем к бабке Нюре съездить. Она такой первач гонито-о! А песни поет лучше всякого радиоприемника. Если что, ты мне свистни: мне собратьсятолько подпоясаться.
И все бы было хорошо, но только планы Алекса насчет Марики не спешили воплощаться в жизнь.
Поначалу он все ждал от нее какого-то знака. Ведь тогда, после случая с памятником, он явно произвел на нее впечатление. Этот взгляд, это смущение, эти осторожные словавсе свидетельствовало о том, что у него есть шансы на быструю победу.
Однако время шло и ничего не менялось.
Они встречались на посиделках у общего костра или на крыльце общежития, иногда говорили на какие-то незначительные темы, но Марика еще ни разу не намекнула ему на что-то большее. Можно было подумать, что она вообще избегает его.
«Может, у нее все-таки есть парень? в растерянности думал Алекс. Или она лесбиянка?»
Порасспрашивать ее однокурсников он стеснялся: проявлять внимание к женщине, которая тебя не хочет, было несолидно.
С горя Алекс даже начал ухлестывать за другой девушкой, Валей Громовой. Но и это не произвело должного эффекта. Марика оставалась замкнутой и неприступной, как дворец китайского императора.
Солнце не по-осеннему припекало. Воздух был свеж и чист, из рыжего леса на краю поля доносился грибной запах.
Распределившись по бороздам, студенты занимались сбором урожая: девушки выбирали картошку из земли, а парни оттаскивали ее к дороге.