Ничего не поделаешь, моя вина. Ставлю четыре.
Больше Скобелеву и не надо. Когда он лез в танк, казалось, что его никто не видит. Но полковник Юферов как раз вышел из учебного корпуса, а глаз у него, как известно, острее соколиного. Он сразу понял, кто во время занятий мог юркнуть в танк, и потому, не обременяя себя, вызвал коменданта училища. Старший прапорщик в таких делах был мастакон ловко подкрался к танку и заглянул в люк.
Пашке было тепло и сладко, словно на него снизошла благодать. Но металлический голос сверху быстро опустил его на грешную землю. Захолодело в груди.
А ну-ка вылазь, гаврик, грубовато сказал комендант, посмотрим, кто здесь примостился.
Скобелев с полминуты приходил в себя: ноги стали ватными, а тело обмякло, так что даже повернуться было трудно. Но Пашка слизнул соленым языком пересохшие губы и медленно, нехотя поднялся. Когда его вихрастая голова появилась над танком, комендант училища удовлетворенно хмыкнул:
Ага, вот кто здесьСкобелев!
Под конвоем Пашку доставили в кабинет к Юферову. Тот долго и пристально, будто перед ним был музейный экспонат, рассматривал суворовца и качал головой.
Это же надо! Такой здоровый балбес, а скрылся за броней танка от контрольной! Стыдно, товарищ суворовец! Сты-д-но!.. Хоть это-то ты понимаешь?
Скобелев густо покраснел.
Понимаю.
Что понимаешь?
Стыдно.
Юферов вызвал майора Серова, и пока Скобелев виновато и ожидающе стоял в коридоре, полковник вправлял мозги курсовому.
Надо бы, товарищ майор, меньше заниматься саморекламой и большеделом. Хватит, в конце концов, карьеризма.
Дверь была чуть-чуть приоткрыта, и пронырливый Пашка увидел, как на его месте стоял теперь майор Серов, густо покрасневший, оттопырив, как простой суворовец, обиженные толстые губы. Он-то понимал, что после этого ждало его: Серый развернется на всю катушку. Он таких вещей не прощает
Вышел Юферов и сказал:
Пойдем за мной, Скобелев.
Пашку больше всего удивило то, что Юферов сам повел его в класс. А майор Серов шел сзади, молчаливый и сосредоточенный. В классе, когда Пашка сел на свое законное место, давно забыли про воробья И воробушка тоже притих, забившись среди бумажных свертков на шкафу. Теперь всех волновала судьба Пашки, а заодно и всего взвода. Старший вице-сержант Муравьев морщился.
Эх ты, Скобелев-Кобелев
Ребята не любили афер, которые не удавались: если проворачиваешь, то проворачивай. А не умеешьне суйся носом в помойное ведро. Пашка, конечно, не совсем глуп, чтобы не сообразить: ребята из классане Юферов, с ними шутки плохи.
Но к удивлению, Мария Николаевна отнеслась ко всему милосердно.
Ну что же, Скобелев, думаю, что тебе в академию тыла не поступать. Как говорят, ты у нас прирожденный танкист, так вот, контрольную будешь писать под наблюдением командира отделения.
Не очень-то хотелось Глебу Сухомлинову возиться с Пашкой Скобелевым, но против Марии Николаевны не попрешь Вот и сидел он в классе с Пашкой, который, высунув от напряжения язык, пыжился над задачками по химии. Лицо покрылось испариной.
Мария Николаевна разрешила вице-сержанту помогать, как она выразилась, «непутевому суворовцу», но Скобелев, оказывается, и сам во многом «петрил», так что контрольная ему была по зубам. Это еще больше удивило и разозлило Сухомлинова: «дурак-дурак, а соображает». Осилив последнюю задачку, Скобелев облегченно вздохнул.
Скажи, Глеб, все же я дундук
Сегодня Серый приказал поставить тебя в наряд.
На всю неделю, через день?
Пока не вылечишься. Дурак, лучше бы уж качался
Скобелев скис.
Да, тяжела ты, шапка Мономаха. Теперь наверняка в субботу отменят танцы.
11
Субботняя дискотека была ротной гордостью. На нее собиралась уйма девчонок из разных районов города, но «примадоннами», которым суворовцы оказывали особое внимание, были все же представительницы «медухи»медицинского училища. Да и сами они чувствовали себя в суворовском по-свойски легко, назло всему гарнизону местных ухажеров.
А тут командир роты Шестопал вдруг безапелляционно заявил:
Что, дискотеку? Никаких дискотек
В политотделе раскалился телефон: трезвонили девочки из медицинского.
Будет дискотека?
Капитан Бабанский был в панике. Кто бы мог подумать, что из-за танцев разгорится такой сыр-бор: с одной стороны визгливо напирала «медуха», с другойсвои же, суворовцы, гурьбой лезли в политотдел. Почему? Если, мол, что не так, разберитесь по делу, а дискотека наша, кровнаяне имеете права
Но на все звонки в роту майор Серов простуженно, с каким-то каменным упорством отвечал: «нет»!
И все же Бабанский, может быть, в пику Серому, был на стороне суворовцев. На экстренной летучке у начальника политотдела полковника Игнатова стоял один вопрос: как быть? Ротный, майор Шестопал, был недоволен:
Бросьте, товарищ капитан, свое мальчишество. Да вы только уступите им сегодняони вам завтра на шею сядут. Вы этого хотите?
А вы что, горячился Бабанский, хотите, чтобы завтра рота не вышла на физзарядку? Вам мало драк?
Шестопал устало провел по горлу ладоньюс меня, мол, довольно, сыт. И не только драками. Бабанскому-то чтоскачет себе в политотделе, конек комсомольский! В кабинете легко демократию разводить. А вот стать бы тебе, Александр, командиром роты хоть на неделю, поглядел бы я, как бы ты запел. Лебедем Но вслух майор только мрачно отрубил:
Категорически против дискотеки. Наказание должно быть наказанием.
Игнатов молча и сосредоточенно переваривал мысли офицеров. Наконец он положил сухую ладонь на зеленое сукно стола.
Пустое дело, Шестопал. Здесь и дураку ясно, к чему приведут ваши меры. Проводите дискотеку.
В субботу, когда многих одолевало безделье, у Глеба появлялось желание поработать или побыть одному, посидеть и поразмышлять. Иногда забившись в классе, у окна, чтобы видно было, что делается на училищном плацу, он просто читал. В последнее время Глеб пристрастился к чтению романов, и милая, простодушная библиотекарша подсовывала ему очередную книгу так, словно открывала только ей одной известную тайну.
На этот раз еще были долги по физике, и Глеб, взяв учебник и «Пармскую обитель», скрылся в классе, в одиноком, пустом классе, куда не долетала вечная суета суворовских будней. Здесь было хорошо, и душа мальчишки оттаивала. За учебник Глеб так и не селне хватило настроя, а вот роман читал с упоением, страницу за страницей. Была у Глеба еще старая привычка записывать возникающие мысли. Иногда они возбуждались книгой, но чаще всего той обстановкой, в которой он жил Всякое записывал Глеб в обыкновенную ученическую тетрадь, но это были его собственные мысли, и майор Серов, как-то наткнувшись на нее в тумбочке и перелистав, удивленно посмотрел на Глеба.
А ты, вице-сержант, того психолог!
Сухомлинов смутился и, чтобы сбить майорское любопытство, заметил:
Да нет, товарищ майор. Просто преподаватель по литературе говорил нам: если хочешь научиться мыслить, прежде всего записывай свои мысли Чего там, товарищ майор, мысли-то глупые!
Серов лениво усмехнулся.
Морочат вам головы преподаватели. Забивают чепухой. Читай устав. Для военного все лучшие мысли там.
Глеб так и не понял: всерьез ли это говорил курсовой В какое-то время он даже перестал вести записи. А вот нахлынуло опять что-то, и мысли роились и почему-то лезли на бумагу, как только приходило уединение.
В «Пармской обители» было немало такого, что будило душу, наталкивало на размышления. Мысли, казалось, возникали сами по себе, порой даже в тот час, когда он стоял в строю. Однажды Глеб взял тетрадь и спокойным почерком написал: «Сильные чувства ведут к глубоким переживаниям и отношениям, а слабыеэто лишь скольжение по поверхности, им под стать и сами отношения». Написал и сам удивился: вроде, очень складно и верно получилось.
И почему-то вдруг подумал о Димке. Прыгает, скачет как воробей с куста на куст.
А Димка в эту минуту искал Глеба. Дискотека была в самом разгаре. Выступал училищный ансамбль, и Мишка Горлов не скупился на вдохновение, отчего имел необыкновенный успех. Карсавин, который успешно подвизался на поприще диск-жокея, сыпал в зал смешные и остренькие, подкрашенные сексуальностью, анекдоты. Зал ревел музыкой, топаньем суворовских ботинок и визгом ошалевших девиц. Свет поминутно гас. Красные, зеленые и синие огни светомузыки возбуждали танцующих до исступления. Наступал тот азарт, когда душа зверела и ничего в этой жизни было не нужно, кроме того, что было: изнутри все чувственное рвалось наружу, превращаясь в дикие движения и звериные воплиименно это, и ничто иное, приносило истинное удовлетворение
Отсутствие Сухомлинова было заметно. Если Маша Вербицкая, затаенно ждавшая его, лишь изредка бросала потухшие взгляды по сторонам, надеясь хоть увидеть Глеба, то Анфиса Рублева была явно недовольна. Она не умела скрывать своих эмоций и время от времени подзывала знакомых суворовцев с одним и тем же вопросом: а где Глеб? И гримасничая, просила его разыскать, так как он ей очень нужен
Ребята резонно пожимали плечами, удивляясь и сами тому, что Глеба не было. Да здесь он где-нибудь!
Димка, собственно, знал, где Глеб, но ему так хотелось побыть с Машей без него. Обычно даже при маленькой размолвке с Глебом Маша жадно набрасывалась на Димкуи тут же безжалостно отбрасывала, как только связь с Глебом восстанавливалась. Это страшно обижало Димку, но, видимо, он был из породы тех ребят, которые легко забывали обиды, тем более на таких девчонок, как Маша. Ему хотелось верить, что все это делается ему назло и совершенно по иным причинам. Но сегодня Маша была особенно грустная, и он понял причину этой вялости как никогда: отсутствовал Глеб! Ревность захватила Димку, но терять из-за этого такой вечер не хотелось, и он с напускной серьезностью сказал:
Ты знаешь, Маша, по-моему нам не хватает Глеба.
Маша вздрогнула и неожиданно оживилась так, что Димка пожалел о своих словах. Она смотрела на него с тревожной надеждой. «Ах эта Машка!» Димка кашлянул и сказал:
Я найду его чего бы мне это ни стоило.
Глеб не удивился ДимкеМашина работа
Ну что там? глуховато и отстраненно спросил он.
А, табунятся! ехидно бросил Димка.
А ты что же?
Так. Пришел за тобой.
Глеб улыбнулся. С минуту он еще раздумывал, но рука уже закрыла книгу: с физикой действительно не шло. Выбор состоялся. Он встал и обнял за плечи Димку. Странный парень! Смог бы он, Глеб, так поступать, как часто поступал Димка? Даже у компромиссов, казалось ему, был предел.
Маша появление Глеба приняла не то чтобы холодно, но без лишнего энтузиазмаи каких же усилий это ей стоило! Глеб оправдывался:
Извини, физика чертова. Если бы ты знала нашего Рубля!
Тут же из толпы вывернулась нагловатая Анфиса Рублева.
Ха, Сухомлинов! Чем вы занимались, кадет?
Физикой.
В наше время, в субботу? Знаем мы эту физику с очаровательной женской мордашкой! И Анфиса громко рассмеялась. Пойдем отбацаем галоп по-итальянски. Ты же застоялся, мальчик, как старый жеребец
Глеб виновато посмотрел на Машуее лицо выражало недовольство, но он все же пошел: с Анфисой было интересно, да и Маша должна знать, что он к ней не привязандовольно с нее собачонки Димки
И Маша танцевала с Разиным, изредка поглядывая на Глеба, но как поглядывала
Димка понимал это и старался хоть как-то отвлечь ее.
Ты знаешь, однажды вместе с Пушкиным в карете ехал Дуров, брат Надежды Дуровой И Пушкину захотелось увидеть эту девчонку, у которой короткая мужская стрижка, черный сюртук и брюки лосиной кожи, а в петлице сюртукаГеоргиевский крест
Дима, я видела «Гусарскую балладу»
Но пойми, скрыться под мужским именем Нет, ты подумай
Ты что, предлагаешь мне? Дима, я не Надежда Дурова.
Димка зло посмотрел в сторону Глеба и замолчал.
Музыка не мешала Глебу размышлять об Анфисесмелость города берет! Дали бы ей волю, сколько ребят окрутила бы. И сколько она их, молочных, трусливо жаждущих, еще испортит
Все, мать! сказал он Анфисе. Я с тобой устал. Дай жеребцу отдыха. И подошел к Маше.
Анфиса лишь усмехнулась: поклонников у нее было хоть отбавляй, но она выбрала именно Саню Вербицкоготому, черт возьми, любая под стать, была бы огневая.
Маша не корила: тихое блаженство нахлынуло на нее. Глеб это чувствовал и радовался тому, что Маша по духу ближе ему, чем Анфиса. Правда, Анфиса еще пыталась сманить кадета, но, видя безрезультатность, быстро остыла.
Сегодня твоя взяла, зло сказала она и незаметно больно ущипнула Машу.
Дискотека близилась к финалу, и многие уже теснились к выходу: суворовцев поджимало время, а те, кто имел на руках увольнительную, рассчитывали на провожание. Глеб пошел с Машей, и обиженному Димке ничего не оставалось, как пойти с Любой Котовой, подругой Маши.
Многое отдал бы Димка за то, чтобы узнать, о чем там говорили Глеб и Маша. С Любой было нормальнои все же не то. Он был рассеян, словно отбывал наряд, и Любе, которой он, видимо, нравился, не по душе было такое поведение.
Они стояли в каком-то обшарпанном подъезде, наверху тускло горела лампочка. Прижав Любу и обняв ее, Димка вяло целовался.
А ты можешь по-суворовски? вдруг хитро сказала Люба.
По-суворовски? Димка вспомнил, что по-суворовски это «с язычком», чтобы, как говорил специалист по поцелуям Карсавин, «все работало в унисон». Но Димка, чувствуя, как млеет Люба, не получал от этого большого удовольствиятак, одно баловство! Ему быстро надоело все.
Ты знаешь, сказал он, мне пора возвращаться.
Боишься наших пацанов?
Нет, командира роты.
Он быстро проводил недовольную Любу и остался один возле метро. Сновали люди, все куда-то торопились. Лишь Димке идти было некуда. Он думал о Маше Неужели ей нужен Глеб? А она Глебу? Он был уверен, что Глебу она не нужна. Вот тебе и ситуация под названием жизнь. Димка тяжело вздохнул и подошел к автомату. Поискал монету, поднял трубку. Звонкий голос Саньки Вербицкого.
Ты один? с надеждой спросил Димка.
Нет, с Анфисой.
Что она делает? глуповато, словно в шутку, спросил Димка.
Что делает? Да вон, лежит голая на диване.
И Вербицкий повесил трубку. Димка знал, что он врет, подлец, но настроение тем не менее было испорчено.
Черт с ними! вскипел Димка и пошел от метро прочь куда глаза глядят Димка был страшно обижен и огорчен.
А в Суворовском после дискотекиглухая тишина. Дневальный Пашка Скобелев по приказу дежурного наводил порядок и ругал на чем свет стоит тех, кто недавно здесь так лихо прыгал и орал.
12
В кабинете начальника училища двоегенерал-майор Репин и полковник Юферов. Речь шла об уличной драке. Как люди взрослые, они и о драке говорили по-взрослому.
Несостоятельными оказались сержанты, веско заметил Юферов, они должны были
В карих глазах генерала пробежала усмешка.
Должны, да расплатились. Полковник Юферов, вы же бывший суворовец, скажите по-честному, вы лично участвовали в подобных драках? Насколько мне известно, они не только результат наших с вами недоработок
Юферов смутился, оторопело посмотрел на генерала.
Черт возьми, всякое бывало
Так, видимо, с этого и надо начинать. Вот кто-то мне рассказал или я сам прочитал, не помню, но факт остается фактом: приехали немецкие ребята из города-побратима и пошли прогуляться, а местные подростки их избили Не с нашей улицы, чужаки! Между прочим, мало-мальски разбирающийся в этологиив поведении животных, может этой сворой управлять за раз плюнуть: они не делают ничего такого, что не было бы описано у Лоренца и других натуралистов, наблюдавших за муравейниками, за роями пчел Обыкновенный закон территории. Иерархия. Общая реакция на чужого. И ведь доходит до самопожертвования: сдохну, но нога рыжего муравья в мой муравейник не ступит.
Нам от этого не легче, жестко сказал Юферов. Ваши слова, товарищ генерал, как бы оправдание безнравственным поступкам суворовцев.
Не совсем. Просто хочу понять смысл их действий. Одни бьютдругие отвечают. Так что отчислять никого из суворовцев не будем. Лучше покумекаем, полковник Юферов, как быть дальше.
Роту облетело черное известие: в кабинете начальника училищапедсовет. Педагогический совет роте не обещал ничего хорошего, и потому суворовцы притихли. Все уже знали генерала Репина и ожидали, что он долго и внушительно в строгой генеральской форме будет ходить по кабинету и нудно говорить о том, что «суворовское училище родилось в пламени Отечественной войны» и что «оно единственное способно воспитать настоящего офицера, в которого верит правительство и народ» После зажигательного вступления генерал обычно говорил о том, что суворовцы плохо отвечают на заботу правительства, и, возбуждаясь и багровея, начнет громить всех направо и налево из самой крупной артиллерии