На педсовет были вызваны все вице-сержанты и зачинщики драки. Ими почему-то оказались Тарас Парамонов, Пашка Скобелев и Димка Разинкак видно, майор Серов свое слово сдержал.
Генерал был особенно строг. Суворовцев сразу взяли в клещи, и если кто-то пытался оправдаться, генерал тут же возмущенно перебивал его, не давая выговорить ни слова.
Мы вас вызвали не оправдываться, а выслушать ваше честное признание!
Давление шло по всему фронту. Ребята скисли, чувствуя, куда клонит генералк отчислению. Чем дальше в лес, тем больше было дров. Тому же Скобелеву припомнили химию, и хотя Мария Николаевна поставила ему за контрольную четверку, это в расчет не принималось.
Какой настоящий суворовец залезет в танк спать? вспыхнул генерал. Танкэто же святая святых Боевая машина! А кое-кто из суворовцев устроил в нем салон, спальню
Потом суворовцев попросили из кабинета генерала, и они ждали в приемной. Стояла гнетущая тишина, словно перед смертным приговором. Наконец дверь кабинета открылась и появился полковник Юферов. Нарочито картавя, равнодушно сказал:
Троица исключена из суворовского, ждите приказ. А теперь всем в роту.
После отбоя никто не спал.
Димка Разин лежал на койке, заложив руки за голову. Он как раз меньше всего ожидал такого исхода. Все считали, что здесь поработал Серый, но Димке сейчас было не до поисков виноватого. В глазах стояли слезы.
Ну вот, Глеб, все. С карьерой тоже
Куда-куда, а в армию ты всегда попадешь Тем не менее Сухомлинов понимал Димку глубже, хотя о Маше не было сказано ни слова. Уход Разина из училища, пожалуй, грозил ему потерей Вербицких
Глебу по-своему было жалко Димку, он вдруг почувствовал, что как-то незаметно привязался к нему: Димка считал его другом, да и не такой уж он плохой парень.
Пашка Скобелев надменно ходил между рядами двухъярусных кроватей и срывающимся ломаным голосом повторял навязчивую фразу:
Братва, встретимся курсантами в Верховном
Тарас же свою судьбу принял спокойно, видимо, нервное напряжение вылилось в сон, потому что он тут же уснул, только буркнув ребятам:
Поеду в Севастополь. Там тепло.
Волнение кадетов нарастало. Одни, наиболее ярые, говорили о том, что это удар по всем и что надо это «бойкотировать»например, не пойти на завтрак, другие, более холодные умом, сопротивлялись.
Что, хотите пополнить список отчисленных?
Никто не знал что делать, и ребята, может быть, спорили бы до утра, но хитрая бестия сон взял свое. Так и не решив ничего, суворовцы заснули непробудно крепким сном.
Наутро был подъем, обычная зарядка. Все по распорядку дня. Но когда на зарядку не вышли «отчисленные», дежурный по училищу приказал им быть в строю.
Пока вы суворовцы. И без разговоров.
Тем временем ребята все же что-то придумали, и в политотдел к капитану Бабанскому пришла делегация. Его убеждали, что это несправедливо
Да что ятолько капитан! А здесь дело генеральское. Бабанский почесал затылок. Вот так, ребята Ситуация, как говорят, хуже не бывает. Но думаю, нужно написать генералу бумагу. Покаяться. Провинившихся взять хотя бы на поруки, что ль
Ребята, конечно, не знали, что еще утром, приехав в училище, генерал вызвал Бабанского. Начальник сказал ему, что делит суворовцев на три категории. На тех, кто хорошо знает, зачем пришли в училище. Таких мало. Затем на тех, кого сманила форма суворовца, внешняя сторона. В училище они поняли, что в выборе своем ошиблись, но, куда денешься, ушел бы, да жалко и времени, и образования. Необходимо тянуться и тянуть! А есть категория совершенно случайная. Они пришли, абы куда-то устроитьсяв основном под влиянием побочных причин. Одних втолкнули родители, другихобстоятельства. Часто это разухабистые, задиристые и никчемные ребята. Все они делают из-под палки. Так было дома, так и в училище. Да, они раньше срока созрели в смысле секса, и всех их следовало бы гнать в шею. Хотя как тут погонишьведь и среди них есть толковые, неглупые парни Потому и жалко гнать просто! А вдруг не того, а вдруг не разобрались, поспешили?.. В таких ведь тоже генералы спят
Порассуждав на эту тему, генерал усмехнулся.
Ну вот что, Бабанский. Ты молодежный бог, тебе и карты в руки. Они, конечно, придут к тебе. Куда же еще. Поломайся немного, да и согласись на бумагу с покаянием на мое имя На первый раз посмотрим куда сивка-бурка выведет.
Капитан понимающе улыбнулся.
Одним словом, товарищ генерал, обходной маневр.
Может быть, и так, согласился, вздохнув, генерал. Чего там, выгнать проще и никогда не поздно.
Во втором взводе «покаянную бумагу» состряпали вмиг. Не веря себе, гурьбой понесли к Бабанскому. Он встретил хмуро, даже сердце екнуло: неужто «нет»? Но капитан бумагу взял, долго читал и, мусоля карандашом, поправлял текст, вписывая свои абзацы о том, что суворовцы обязуются и еще раз обязуются
Наконец Бабанский ушел к генералу. Второй взвод ждал положительного исхода. Один только Серый, надутый как хомячок, ухмылялся: он был уверен, что это только началоцветочки, мол, братцы, еще впереди.
13
Ее так и прозвалитихая неделя.
Во втором взводе воцарилось компромиссное равновесие«зачинщики драки» остались в училище, а майор Серов неожиданно потеплел, хотя ребята по-прежнему не верили ему ни на йоту. На самоподготовке, как всегда, корпели над задачками и писали девчонкам письма. Притихли и металлисты, словно им кто-то накрутил хвоста
А в пятницу вечером роту вывели на плац. Там, уже подравниваясь, стояло все училище. На левом фланге в тусклом заходящем солнце сверкали трубы оркестра. Ждали генерала. Он вышел, молодцевато поздоровался с офицерами и встал рядом со знаменем училища:
Юферов, командуй!
Оркестр грянул марш, и рота за ротой, отбивая четко шаг, стали вытягиваться на улицу. Юферов командовал властно-хрипловатым голосом. Его не очень-то слушалив ротах все было и так отрепетировано до мелочей: ходить суворовцы умели, а иногда, при общем воодушевлении любили, особенно под музыку. Стройные, черные колонны краснолампасников привлекали на улицах публику. Люди останавливались, порой захваченные врасплох, и глазели с удовольствием: ведь не так часто по городу ходят с оркестром суворовцы
Неизвестно, кто выдумал эти прогулкивозможно, поступила команда сверху, но пацанам они нравились. Себя показать суворовцы любили, это жило в их самолюбивых сердцахнравиться! Чего там, ведь многие и пришли-то сюда из-за этого
Взаимное возбуждение публики и красивеньких пацанов, одетых в необычную военную форму, нарастало по мере того, как оркестр уступал барабанщикам. Они действовали завораживающе, решительно и смело оглушая улицы слаженной дробью. Шаг суворовцев твердел, становился еще четчевсе сливалось в какое-то общее вдохновенное единение.
Димка Разин шагал в одной шеренге с Глебом и Серегой Карсавиным. Он был счастлив, счастлив по многим причинам: и потому, что остался в училище, и потому, что наконец-то кончилась канючая неделя и он шел завтра к Вербицким на вечеринку, и потому, что рядом шел Глеб, отношения с которым за эту неделю, как он думал, стали крепче и ближе. Теперь Глебу он прощал всевсе, что было связано с Машей, и это его примиряло с жизнью
Саня Вербицкий шел впереди Димки, и тот мог видеть его только в затылок. Димке казалось, что он хорошо чувствует Вербицкого: самодовольная мордашка суворовца наверняка сейчас в скептической улыбкеочередная генеральская показуха! Но зато Карсавин, плечо которого было рядом, цвел от умиления. Держа голову гордо и прямо, он ловко и красиво выбрасывал прямую ногу. Недаром командир роты говорил всем, что Карсавин и фигурой, и статью родился для строевой: ему бы ходить на парадах в первой шеренге Димка знал, что самолюбивый Карсавин, военная косточка, в будущем метил в генералы. И по своей мальчишечьей наивности верил, что Серега будет им, если уж сам начальник училища, генерал Репин, здоровался с ним за руку
Трудно было понять лишь Глеба. Вышагивая по холодному асфальту, он думал о чем-то своем. Искоса взглянув на его раскрасневшееся и чуть-чуть вспотевшее от напряжения лицо, Димка горячо подумал: «Глеб, конечно, не Серега. Зачем Глебу быть генералом?»
Суворовцы лихо прошли по шумной главной улице. Колонна заворачивала на боковую, и Димка увидел впереди под знаменем генерала. Взыграло честолюбие: а что? пройти вот так нужную и неотвратимую армейскую жизнь и вернуться в училище генералом! Аж дух захватило
Слушай, ты, не шаркай ногами!
Возглас Карсавина привел его в чувство. Сообразив, что он в строю, Димка обидчиво поджал губы.
Рота шла уже быстрым, учащенным шагом, и долговязый майор ШестопалШпала, вытирая рукавом красное лицо, скомандовал:
Подтянись! Растянулись, коровье стадо
Но суворовцы уже переглядывались и перебрасывались репликами, стало вольно, и Димка, сбросив напряжение, тихонько заметил Глебу:
Ты пойдешь к Вербицким?
Не знаю.
Значит, пойдешь.
Неожиданно, к радости всех, и суворовцев, и офицеров, пошел мелкий сухой снег. Снежинки легко таяли на ладони, и суворовцы подпрыгивали, ловили их на лету и даже совали в рот, довольные и счастливые.
Снежинки были предвестниками зимы, о которой уже мечталось.
У Димки горело увольнение. Майор Серов, когда Разин к нему обратился, смерил хитровато-простодушным взглядом и душевно сказал:
Ты же, Разин, знаешь сам, увольнениеодин из видов поощрения А ты вот, как мне опять стало известно, покуриваешь, да к тому же в четверг нагрубил старшине Тут в пору наказывать!
Разин скис.
Кадет! Коль хочешь увольняться, зачем к майору обращаться, назидательно продекламировал стоявший рядом с ним Денис Парамонов и показал ему чистый бланк увольнительной с печатью, даже подпись комроты налицо. Ставь свою фамилиюи баста!
Димка стоял в недоумении. Зато Денис был невозмутим.
Кто тебя в субботу будет проверять? Главное прошмыгнуть мимо дежурного по училищу.
Разин решил рискнуть: не пропадать же вечеру! Стоило только представить, как будут веселиться пацаны у Вербицких, сердце кровью обливалось. Будь что будетон так ждал этот вечер! Только бы Серый в роте не задержался. Но курсовой не задержался и, уходя, мельком взглянув на кислую физиономию Разина, неожиданно смягчился:
Отпустил быда ладно, в следующий раз, и миролюбиво похлопал по плечу.
Димке ничего не оставалось, как огорченно вздохнуть: «Серый он и есть Серый. Ни конь, ни лошадь, так себе, между прочим»
С завистью поглядывая, как уходят ребята, Димка выждал положенное время и только тогда подошел к дежурному по роте. Нехотя, сквозь зубы буркнул, чтобы тот его не искал, пошел, мол, «качаться».
Глеба на этот раз отпустили раньше, так как он выполнял приказание начальника политотдела. У Вербицких он появился одним из первых и к приходу Разина в гостиной слушал пластинки.
Димку перехватил Саня. Он был озабочен.
Слушай, Разин. Сделай одолжение. Позвони Игорьку Верютину. Понимаешь, повздорили А ты его уломай и пригласи. Ты же умеешь, Дим
Пока Димка звонил по телефону, появилась Люба Котоваверткая, смешливая. Увидев ее, Разин почувствовал, как заныл зубтолько бы не лезла! Тем временем в зале разгорелся спор о женщинах в армии. Ребята рассматривали в газете фотографию американской летчицы, командира эскадрильи военных вертолетов.
А что, не удивился подошедший Дима, Глеб прав: у нас в войну был целый полк ночных бомбардировщиков
В войнуэто в войну, а я хочу сейчас! И Маша топнула своей аккуратной ножкой.
Пошлите меня в летчицы, засмеялся Глеб, усаживаясь рядом. Поручи это Разину, Димка устроит. И добавил:Женщины составляют двенадцать процентов вооруженных сил США
Это дискриминация наших девушек, твердо сказала Люба, я протестую.
Напишем в правительство, там, ей-богу, поймут.
Вошедший Саня Вербицкий чуть не подавился куском колбасы.
Девчонки-кадеты, в соседней роте Вот была бы карусель!
На этот раз Димке у Вербицких показалось скучновато. Люба не лезла, словно забыла о последнем вечере в подъезде, все больше поглядывая на Дениса Парамонова, которого, пожалуй, Димка взял зря. Маша была увлечена Глебом, а когда она увлечена Глебом, это Димка знал, она словно и не замечала его Разин слонялся по квартире, не зная, чем заняться.
Плюнь, старик, на них, понимающе заметил Саня, они все такие. Я сегодня, наверно, обожрусь. Предков все равно нет, давай хоть чай пить
И Димка на кухне пил чай, рассеянно слушая Санькину болтовню.
Ты, Димон, Глеба всерьез не принимай. Моя сестраветер. Уж ее-то я знаю с тех пор, как она пешком под стол ходила. Через месяц у нее будет новое увлечение. Поверь мне. У тебя трояка нет? Сбегаем за пивом.
Димка подумал, порылся в кармане и достал три рубля.
Вот тебе двадцать копеек сдачи, а трешник пустим по назначению.
Саня Вербицкий ушел за пивом, а суворовцы, несмотря на девчонок, трепались о своем: о Серомне иначе, как что-то задумал подлое; о местных металлистахскуки ради с гитарой трутся в подъездах. Их заводилКалача, Идиота и Фанатазнали многие. Так, прыщеватая серость, одни амбиции и самолюбие. Конечно, кадеты значительнее и выше на голову. Конечно, кадеты
Пришел Саня с пивом и потребовал у Любы и Регины показать руку: «генетические отпечатки»новое оружие сыщиков.
Благодаря генетике в скором времени преступникам станет труднее скрывать следы своих деяний
Регина вспыхнула и покраснела, отстранив руку.
Регина, не надо, милостиво сказал Саня, тебе это не грозит. Я же знаю, что ты пользуешься презервативами.
Дурак.
А между прочим, у Димы тетя работает в аптеке.
Пили пиво, хохотали и проклинали ротного за то, что он вчера заставил все записные книжки и альбомы сдать курсовому. Обычно все записные книжки и альбомы начинаются так: «Всем покинувшим отчий дом. Всем услышавшим на рассвете: «Рота! 45 секунд. Подъем!», я посвящаю строки эти! Кто жизни кадетской не ведал, кирзовых сапог не носил, пусть сразу блокнот закрывает, кадету я все посвятил»
Вы скоро начнете там писать матом, заявил Шестопал. Да ладно уж, на выпуске вернем. Так, майор Серов?!
Суворовцы не тужили, зная, что заведут новые.
Пиво было прохладное, освежающее. Димка понемногу разошелся и рассказал анекдот про поручика Ржевского. Он уже сам стал примазываться то к Любе, то к Регине: пусть Машка не думает о себе много. Коза!
И все же вечер был испорчен. Он пошел на кухню и из коридора вдруг увидел в открытой ванне Глеба и Машу. Прижав Машу сильной грудью, Глеб поцеловал ее. Маша отпрянула, увидев глуповатого Диму, и густо покраснела. Разин быстро прошмыгнул на кухню, задев ногой табурет и уронив его. Он уперся животом в стол и чуть не заплакал, с трудом переводя дыхание
Конечно, кадетам не хватало Анфисы. Озорная Анфиса уже стояла в дверях собственной персоной.
Девочки, какого я пацана закадрила Вот он, Игорь Верютин!
На Димку налетело буйство. Было какое-то соперничество. Он ни в чем не хотел уступить Глебу. Ну и пусть целуется! И она пусть Он сыпал анекдотами, крутился с девчонками, даже взялся показать им карате Вызывал смех и удовольствие! Никто не видел раньше Димку таким. И он неожиданно всем понравился, а Саня Вербицкий всячески подхлестывал вошедшего в раж Димку, хлопал в ладоши и ломающимся голосом кричал на всю квартиру:
Скромностьпризнак ума, когда других признаков нет!
14
Если в армии уже накалялась обстановка из-за «дедовства», то в суворовском этот вирус, временами давая о себе знать, не был столь болезненным. Со старшим курсом особого общения не было; разве что встретит «старшой» на плацу: «Эй ты, салабон, почему ветерана не приветствуешь?»
Смутившись, «младшой» пожимал плечами, не зная, что ответить. На этом обычно дело и кончалось. А поскольку у суворовцев были «внешние враги»местные рокеры и металлисты, то между старшими и младшими было какое-то единение, поддержка: кадета трогать нельзя.
Со старшей ротой складывались неплохие отношения; кто-то ходил к ним, кто-то вместе занимался спортом или общественной работой. Да и старшие имели знакомых на младшем курсе.
Но с некоторых пор со старшей ротой стали нарастать трения. Даже непонятно, с чего это началось. Видимо, вирус «дедовщины» проник и в среду старшеклассников. И вот однажды они заявили о новом порядке: теперь кто-нибудь из младших, по очереди, зычно выкрикивал в коридоре (старшая рота жила напротив) количество дней, оставшихся до выпуска