В этом Элл нисколько не сомневалась. Кэрролл могла всё! И делала всё, что хотела, заставляя других подчиняться одним лишь звучанием своего ласкающего голоса, способного управлять чужим сознанием где бы то ни было и когда бы то ни было. И никакие зашкаливающие страхи с паническими атаками тебе не помогут.
Девушка застыла на месте, как только почувствовала чьё-то движение с правой стороны кровати. Будто в воздухе из ниоткуда материализовалась чья-то плотная тень и теперь наполняла осязание своим неумолимым приближением. В то же время, фотокамера Лиз продолжала работать чуть поодаль, у изножья. И едва ли в режиме автосъемки. Элли была уверена, что ощущает кого-то третьего, абсолютно ей неизвестного. Всего пара мгновений, и упругий матрац прогнулся совсем рядом под весом чьего-то тяжёлого тела. Она тут же со всей дури вцепилась в нагревшуюся от её горячих ладоней перекладину, напрягаясь едва не до болезненного жжения в мышцах. Сердце сорвалось в бешеную чечётку, частично оглушая, но каким-то чудом всё же пощадив глубоко шокированное сознание. Или виной была всё та же тьма перед глазами, которая размывала мнимую границу между реальностью и её потерей своей щадящей пеленой.
Давление возможно чьей-то руки отразилось где-то совсем рядом на кроватной спинке, возле её сжатых кулачков, а потом что-то коснулось её щеки, заставив неосознанно дёрнуться и немощно всхлипнуть. Новый приступ панического страха не заставил себя долго ждать, вонзившись в задрожавшее тело нехилым разрядом обжигающего жара и одновременно усиливая невероятно живучее возбуждение. Что-то тёплое и гладкое скользнуло к её раскрытому, едва не задыхающемуся рту, очерчивая контур нижней губы и уже явно намереваясь продвинуться ещё дальше.
Глаза под маской расширились до неприятной рези. Ориентацию в пространстве она потеряла как минимум с минуту назад, путаясь в подступающих со всех сторон звуках и движениях, в их источнике и месте возникновения. Зато обострённый слух и воспалённая кожа прекрасно их улавливали, хотя отследить весь окружающий хаос, как и понять кто есть кто, увы, не представлялось возможным.
Ещё один прогиб матраца, на этот раз с левого края, предшествовал всего за две секунды третьемуот изножья кровати. Если она не ошиблась, то где-то три прекрасно осязаемые тени подступали с трёх разных сторон, окружая её плотным кольцом из живых и вполне себе горячих тел. По крайней мере, ей казалось, что она чувствовала исходящее от них тепло, задевавшее её кожу невесомой паутиной. Ещё ближе, сокращая последние дюймы, а за ними и микроны. Оплетая её пульсирующим мраком своей прессующей близости. И вот уже касаясь её вздрагивающего тела достаточно осязаемыми руками, пальцами, губами чем-то ещё не менее фактурным.
Широкая слегка шершавая ладонь обхватила ей коленку, чуть надавливая и соскальзывая по гладкой коже сапога к внутренней части бедра, заставляя отвести ногу в сторону и раскрыться перед чужим взором. И, да! Ей пришлось это сделать. Повиноваться тому, кого не могла видеть, только ощущать, ломая себя изнутри, вернее прорываясь сквозь беспощадные страхи, сковывающие тело и волю. И вопреки всему, продолжая возбуждаться (если только не благодаря происходящему). Процесс пошёл? Её как-то заразили чёрным вирусом из параллельного измерения, просочившегося в окружающую реальность из персонального королевства Лиз Кэрролл?
Не сопротивляйся,спокойный женский голос местной богини бил нежданным разрядом по наэлектризованным нервам похлеще, чем прикосновения чужих рук к оголённым участкам кожи. Во всяком случае он звучал за пределами кровати, а, значит, его владелица не собиралась принимать личного участия в этой мини-оргии.
Оставайся собой. Естественной, открытой и по-настоящему желанной. Ты должна захотеть этого всей своей сущностью и телом. Не замыкайся и не бойся. Чем быстрее ты выпустишь себя настоящую, тем глубже и острее прочувствуешь силу своих сексуальных возможностей.
Ещё одна ладонь обхватила возбуждающим сжатием упругий холмик левого полушария груди, а потом Элл ощутила скольжение чьего-то влажного языка вокруг ареолы набухшего соска, прямо поверху кружевной чашечки бюстгальтера. Шокирующая резь ответной вспышки-возбуждения отрекошетила прямиком в клитор и вглубь вагины, всего за секунду до следующего действия другой руки, накрывшей всей пятернёй лобок девушки и чуть сдавив жадными пальцами припухшие дольки половых губ. Она снова дёрнулась, как только чувствительная вульва подпала под желанное давление чужой ласки, пусть и немного грубой. Её киска в раз заныла, остервенело запульсировав под жгучими спазмами ненормального возбуждения, будто выстреливая обжигающими ударами снаружи и внутри. Зудящая пустота наполняла её изнемогающее лоно ненасытной похотью первозданного греха. Ещё немного и затопит буквально с головой.
И, похоже, её желания были услышаны. Чужие пальцы оттянули край трусиков в сторону, полностью обнажив горячие складки интимной плоти под нежданную прохладу студийного воздуха. Тот, кто недавно массировал языком ей сосок теперь решил на него подуть. Элл, не выдержав, застонала в голос, выгибая спину и хватая ртом спасительные порции кислорода. Самый первый «призрак», кто ласкал ей лицо и губы явно не пальцами, уже смелее оглаживал выбранную им область, с тем же самым продолжая медлить и вроде как не решаясь идти дальше. Скользил по её немеющим губкам упругой и гладкой поверхностью тёплой головки, будто подразнивая и растягивая минуты лёгкой прелюдии перед предстоящим погружением.
Ты её уже чувствуешь?голос Лиз раздался совершенно неожиданным проникновением в отрешённое сознание где-то совсем рядом. Жужжащие щелчки пускового затвора фотоаппарата раздавались уже практически в двух ярдах от уха девушки. Удивительно, что она даже не заметила, когда и как они к ней приблизились.
Она уже наполнила тебя или, быть может, переполнила? Сладкая, пульсирующая пустота. Стенающая и навязчивая, ненасытная и не в меру требовательная. Ты же хочешь её чем-то заполнить, да, Элли? И желательно до краёв. Чем-то осязаемым, живым и большим, чтобы не осталось ни единого зияющего просвета или щели.
Она снова громко всхлипнула или ахнула, когда чей-то влажный язык извивающимся клинком резанул по чувствительным складками вульвы, тут же ослабляя насильственное давление и более нежным трением заскользив по ноющему входу во влагалище. Элл и сама открыла пошире рот, бесстыдно высовывая собственный язык навстречу чужой плоти, до этого ласкавшей ей губы. Ощутив знакомый рельеф центральной бороздки на головке мужского члена, она лизнула её по всей длине до самой вершины, задержавшись на глубокой впадинке, в которой её ждала небольшая капля греховного нектара.
И хотя сердце сотрясало всё её тело надрывными ударами сумасшедшей аритмии, не менее безумное возбуждение практически полностью вытеснило из сознания человека разумного, ещё недавно ограниченного шаткими условностями высокоморальных ограничений. Хотя она и так за все эти годы успела порядком подзабыть, что это такоебыть честной и порядочной, скромной и воздержанной влюблённой и ревнивой
-Она такая огромная, всепоглощающая и сильная, что даже ты её боишься. Боишься, что не сможешь её побороть, и она возьмёт над тобою верх. Переполнит не только твоё влагалище, но и душу. Элли, ты бы хотела заполнить свою душу чем-то большим и осязаемо реальным, чем этой пустой? Избавиться от неё навсегда? Стать по-настоящему цельной, завершённой и совершенной?
Крупная капля прозрачной слезы быстро сбежала по виску девушки, неожиданно выскользнув из-под края маски, словно копилась и нарастала всё то время, пока Кэрролл зачитывала свой убийственный монолог.
Лиз подняла взгляд над сенсорным дисплеем цифровой фотокамеры, наконец-то прервав свой спич. Её равнодушный взгляд был всё так же спокоен и сфокусирован на выделенном ракурсе рабочей картинки. Может где-то совсем-совсем глубоко в её заблокированных от всего мира глазах в тот момент и промелькнуло нечто схожее с сожалением
Часть I. Симулятор боли
Наш постскриптум все перечеркнет.
В папкемы. И сны наоборот.
Жизнь в архивахнаш глубокий грот.
Мир заархивировани вот
сминаю лист бумаги, в нём -
Стареет сад, заброшен дом.
Мечтафантом, и жизньфантом
растает, пеплом станет.
Сжигаю рукопись, а в ней -
Вторая часть судьбы моей.
Жизнь недописанных поэм
растает, пеплом станет.
Plastika, «Дождь»
За пять лет до вышеописанных событий
1 часть
Он был не просто огромен, а невероятно огромен! Казалось, даже с высоты птичьего полёта невозможно разглядеть его окраин. Неохватная, цельная, буквально пульсирующая живая плоть из железобетонного каркаса, пронизанного венами-артериями из бесчисленных магистралей, многоярусных железнодорожных путей и бесконечной паутины проводов, и конечно же сверкающая на солнце или в ночном освещении ослепительным брильянтом из миллиона граней холодного стекла всевозможных оттенков. Так что попадая в любую точку города (не важно в какую), ты невольно начинал ощущать себя крошечным муравьём в постоянно движущемся, гудящем и не замирающем даже на сотую долю мгновения всеобщем потоке, именуемом Долус-сити.
Когда Эльвира впервые здесь оказалась, то тоже почувствовала себя микроскопически маленькой (а местами ещё и невидимой), но зато до безумия живучей и отчаянно выносливой букашкой. И окружающие стены неприступного града лишь усиливали данное восприятие с каждым прожитым в нём днём всё больше и сильнее. Даже здесь, на Пайн-драйв (практически на самой окраине мегаполиса), где время казалось, остановилось ещё с конца пятидесятых (если не раньше), ты просто не мог не испытывать пробирающего до мозга костей волнения перед подминающим воздействием этого вечно голодного каменного монстра. Словно он и вправду питался душами или жизненной силой людей, пожирая их тысячами день ото дня, а на десерт закусывая их волей, желаниями, тайными пороками и низменными страстями. В городских газетах под некрологи выделялись не колонки, а целые страницы с листами. Разве что единственным конкурентом мрачных «поэм»-прощаний выступала во истину обширная тема богемной жизни Долус-сити. С лёгкой подачи не всегда талантливой руки бульварного писаки она могла полностью завладеть недалёким умом любого наивного обывателя. Два столь противоположных, практически неисчерпаемых источника вдохновенияжизнь и смерть.
Да, время здесь течёт по-особенному, а для некоторых ещё и по-разному. Эльвира Бабич это заметила, прочувствовав на собственной шкуре буквально с первого дня приезда Место, куда многие стремились попасть, в тщедушной надежде обрести себя, а в итоге, терялись навеки Огромный, ненасытный город, где балом правит вовсе не Сатана, а вполне себе смертельно уязвимый правитель. И для юной девушки это был самый что ни на есть определённый человек, который изменил не только её собственную жизнь, но и вывернул на изнанку окружающий мир, полностью перекроив восприятие обыденных вещей и сожрав до последней клетки всю её человеческую сущность
2 часть
Чем больше Эльвира Бергман-Бабич задумывалась над тем, как же её угораздило вляпаться в клоаку под названием Богемная Тусовка Долус-сити для особо Избранных, тем чаще останавливалась на мысли, что без Марка Гордона она, возможно, никогда бы не попала в этот когда-то недосягаемый для неё мир Золотого Поднебесья. Конечно же, во всём хотелось винить только одного человека, благодаря которому она и получила всё то, о чём когда-то не смела даже мечтать. Да и о каких виновниках может идти речь, если она сама стремилась к этой жизни, пренебрегая, порою, моральными принципами и этическими нормами личных убеждений? И не просто пренебрегая, а именно идя наперекор, а иногда и по чужим головам.
Так что это отнюдь не Елизавета Кэрролл пришла по её душу, это онаЭльвира Бабич явилась к обожествлённой ею женщине, предлагая себя со всеми потрохами и ничего не стоящей душонкой. И если бы не Гордон, то не случилось бы и последнего.
Как правило, подобные повороты судьбы называют не иначе, как самым банальным стечением обстоятельствнепредвиденной последовательностью из случайных совпадений, выпавших нужной комбинацией в нужный момент и в нужном месте. Как раз это и произошло со знакомством с Марком.
Когда Элл вспоминала о нём, то постоянно возвращалась к одному и тому же вопросу. Что было бы, если бы они так никогда и не встретились? Она бы и по сей день штурмовала бесконечные кинокастинги в студийных павильонах на Роял-хиллз или же за время подработки в какой-нибудь русской чайной на Пайн-драйв познакомилась с каким-нибудь местным сантехником (пожарным, копом, владельцем той же чайнойсписок можно продолжать до бесконечности), с которым бы в конечном счёте сошлась, потом бы вышла за него замуж, после чего ровно через девять месяцев родила их совместного первенца? Заезженный сценарий для большинства схожих с ней дурочек, что слетались, как те пёстрые мотыльки, на яркие огни огромного чудо-города.
Желающих достигнуть вершин Олимпа мировой киноиндустрии в своём собственном отечестве было воистину немерено. Элл это поняла, когда впервые пошла на своё самое первое прослушивание. Можно сказать, что это и был один из тех неизбежно шокирующих моментов в её взрослой жизни, когда приходится чётко осознавать и понимать, где именно проходит чёткая грань между жёсткой реальностью и наивными подростковыми мечтами. Не важно, какой бы талантливой, красивой и одарённой ты не считала себя до этого, на самом деле всё это не имело никакого значения. Таких как ты даже не тысячи, а сотни тысяч! И все они, как один, приехали в этот не такой уж и милостивый город со всех уголков вашей общей страны, по большей мере, из захолустных провинций (подобных твоему родному городку), мечтая об одном и том жеполучить звёздную роль в каком-нибудь хитовом блокбастере, сыграв подружку Джеймса Бонда или Бреда Питта, и навсегда войти в историю мирового кино, как это когда-то удалось Вивьен Ли, Грейс Келли или Одри Хепберн.
«Неужели в мире больше не существует никаких других великих профессий?»её мать частенько задавала этот вопрос, как раз перед окончательным решением старшей дочери рвануть в Долус-сити.
А что она могла ответить? То, что с детства обожала кого-нибудь играть или кого-то изображать, пускай даже в убогих школьных постановках на праздничных утренниках? То, что ей нравилось, с каким обожанием на неё все смотрят, или как учитель литературы и по совместительству руководитель их школьного драмкружка постоянно пророчил ей великое будущее на большой сцене как минимум на Бродвее?..
Детские мечты они такие. Либо бесследно стираются в невесомый тлен под прессом беспощадной реальности взрослой жизни, либо перерастают в одержимую манию. А бороться с последним так же невозможно, как и самостоятельно избавляться от психических фобий.
3 часть
О, Элли, милая, как же я рад тебя видеть!Адам Ковальски расплылся в своей излюбленной улыбочке радушного папочки, но так и не додумался хотя бы из чувства приличия перед гостьей оторвать свою отсиженную задницу с сиденья большого кожаного кресла (наверное, единственного самого большого предмета мебели на весь его маленький офис, именуемого им же слишком громким словом «Киноагентство Купер и Ковальски»).
Ещё бы, если он сейчас встанет, то едва дотянет своей лысой макушкой до подбородка вошедшей девушки.
А я тут для тебя припрятал весьма недурственный сюрприз.
Напыщенный гомнюк! Маленький, мерзостный и в край пренеприятный.
Ну, что ты там стоишь, как неродная? Проходи уже, присаживайся.
Спроси кто-нибудь, как это Элл угораздило так вляпаться, едва ли девушка сумеет дать хоть какой-то вразумительный ответ. Она и сама себе не могла толком объяснить, каким это образом столь отвратительный во всех смыслах человек вдруг стал её личным киноагентом, более того, практически единственным проводником в большой мир киноиндустрии. В том-то и вся проблема. Из-за неимения лучшегодальше данного проводника она почему-то никуда не продвигалась.
Может виной всему был юго-восточный квартал на Пайн-Драйв, заселённый под завязку вроде как русскоязычной диаспорой, где ей и приходилось снимать комнату у своей дальней-предальней родственницы за символичную плату? Правда, сам район хоть и назывался русским условно, на деле же вмещал в себе чуть ли не все известные национальности славянского этноса, включая также тех, кто кроме имён и фамилий ничего общего с Россией не имел. И Адам Ковальски являлся одним из ярчайших примеров данного абсурдизма. Таких, как он, по обыкновению, называли польскими евреями с русскими корнями, хотя он и родился, как и Эльвира, в Эспенриге. Так что, ни в сознании, ни в восприятии окружающего мира он не имел никаких культурных взглядов-связей ни с Россией, ни с Польшей. Только одна фамилия, плюс более-менее сносное знание трёх языков.