Колику честь, хвалу, почтение отдам?
Я помню то, как ты престрашной хуй всарначишь,
Наслюнивши елдак, в пизду ты запендрячишь,
Нельзя после того ни пернуть и ни бзднуть,
Вкокляшишь плотно так, что трудно и вздохнуть.
Довольно от тебя пизда мук потерпела,
От ебли мне твоей и смерть было приспела,
Принуждена на пуп накидывать горшок,
Ты сделал мне пизду, как нищего мешок.
О вы, хуи! хуи! для пизд потребна сбруя,
На что б была пизда, коль не было бы хуя?
Вы для меня милей вещей на свете всех,
Вы превосходите веселых всех утех,
Я с вами зачала етись с осмова году,
Еблась без робости, а не было и плоду,
Еблась я всячески, етися зла была,
Нередко и сама я мужеск пол ебла,
Я, на хуи сев пиздой, на нем торча красуюсь
И, будто по шесту прискакивая, суюсь.
Еблась в перед и зад, еблась с двоими вдруг,
Каким-то я хуям не делала услуг?
Ебал меня солдат, ебали и дворяне,
Попы, подьячие, монахи и крестьяне,
Ебали старики, ебали молодцы,
Ебали блинники, ебали и купцы,
Ебал столяр, портной, и слесарь, и сапожник,
Цирюльник и купец, извощик и пирожник,
Чуваши и мордва и разные орды,
Отведал всякой род, каков смак у пизды;
Ебали и слепцы, ебали и хромые,
Ебли безрукие, кривые и немые;
Бывало, коль нельзя хуйка когда достать,
Старалася в пизду свой палец заточать,
Иль вялу колбасу, иль точену коклюшку,
Иль свеклу, иль морковь, иль коренну петрушку.
А ныне, ах! увы! лишилася утех;
Хотя бы и еблась, но мал бы был успех;
Коль ярости уж нет и не могу я еться,
Куда теперь, шантя, куда с тобой мне деться?
Я б с радостью к тебе приставила врача,
Которой бы поеб, склав ноги на плеча,
Да как присунусь я к хуям с пиздою лысой,
Всяк скажет мне: поди ебись, старуха, с крысой.
По сих словах тогда каких искать отрад?
Вить должно от стыда бежать с пиздою в ад.
Где делась молодость и где девалась ярость?
Прошли ебливы дни и наступила старость.
Вот так-то наша жизнь минется в свете сем,
Все смерти подлежим, и быть нам прахом всем,
Весьма короток век, и все то уж минется,
Почто ж беречь пизду, коль в младости не еться,
Почто ее, почто без ебли изнурять?
Коль случай есть етись, не надобно терять.
Я мнения сего и днесь еще держуся,
Пускай ебут меня, за то не осержуся.
Коль молоды так все, ебитесь повсечасно,
Грешно на свете жить, и пить, и есть напрасно.
Я вот как смолоду поныне жизнь вела:
В ебливых подвигах неустающ была,
Носила пиздорык, и хлюсти мне бывали,
Насмешники свечи в пизду мою вбивали,
Но все перенесла, считая трын-травой,
Пренебрегала всем: насмешкой и молвой,
И можно ль ныне мне, состарився, не рваться,
Знав точно то, что уж до смерти не ебаться?
Вот сколько нам теперь от старости плода,
Забыта бедная старушечья пизда,
Не так, как вижу здесь ебущихся встоячку,
Иные тешутся на лавочке влежачку,
Иные на полу ебутся на боку,
Иная задом прет пиздою к елдаку,
Иные в жадности «еби, еби» кричат,
«Широкие пизды», «мал хуй» о том ворчат.
Я вижу всех теперь в поту, в жару, в задоре,
А мне осталось, зря на них, сказать: о, горе!..
Но тщетно буду я отсель на них зевать,
Так с грусти лягу я теперь опочивать,
Пускай они, пускай, коль силы есть, дерутся,
Пускай они хоть все до смерти заебутся,
Я вижу, что у них жестока к ебле рать,
Но мне совместницей не быть, ети их мать».
А между тем, когда старуха размышляла,
В то время между пизд с хуями брань пылала;
В ебливой дом вошли тогда хуев полки,
Сомкнувшись дружно все и скинувши портки,
Порядка не теряв в бою и в гневе яром,
Кричат ониМы еть сюда пришли вас даром!
Ебут, и прут, и рвут, лишь с пизд летят клочки,
И дерзко им грозят:Прескаредны сверчки,
Мы всем вам наглухо пизды законопатим,
Не только что хуи, муде и килы впятим
Трепещут уж пизды, зря близкую беду;
Но вдруг увидели задорную пизду,
Которая спешит к пиздам на помощь с войском,
Напыщася идет в наряде вся геройском,
Прифабрила усы и, секель приточа,
На самой толстой хуй, кричит пиздам, вскоча:
Вы слушайтесь меня и все мне подражайте,
Насуньтесь на хуи, как конников, седлайте,
Поедем мы на них брань люту окончать,
И в эту ночь хуи не будут уж торчать,
Мы точно победим, теперь уж мы не пеши
Муде содрогнулись и в ужасе висят,
Пизды тогда хуев, как снопики, валят,
Между хуев и сил и бодрости не видно;
Мудам и килам всем гораздо стало стыдно,
Бегут и кажут тыл, не думав о стыде,
Бегут и прячутся, где спрятались муде,
Победу уж пиздам и поле уступают,
Хуерыками все презельно истекают;
Пизды, героями перед хуями став,
Все хорохорятся, усы свои подняв.
Но побежденные хоть поздно, да очнулись;
Хуи, муде тотчас со жопою сшепнулись,
Чтоб стряпчего к пиздам хуй доброй отрядить,
Дабы пизды хуям престали зло вредить.
Послать истребовать у мокрых пизд им миру,
Со стряпчим к ним пошлем в дары заплешна сыру.
Отправлен стряпчий в путь, предстал пред пизд, трясясь,
Повеся голову, пред ними застыдясь,
Однако отдал он поклон гораздо низкой.
Тогда от пизд к нему предстал тут секель склизкой
И стряпчему изрек: зачем приполз он к ним?
Но всякой хуй привстал лишь смирно перед ним,
Такую начал речь:Победы ваши громки,
Мы, ебши вас, себе все нарвали печенки,
У многих шанкеры, хуерыки текут,
А у иных чижы в жупилове поют,
Иных жестокие бабоны одолели,
У многих прорвались, у многих недозрели,
Того мы ради бьем челом дать мир для нас,
Хуи, как лыки став, ети не могут вас,
Понеже в слабости теперь от злого рока,
Бабон, и шанкера, и кровяного тока,
А как излечимся, готовы мы вас еть.
Хуину секель речь легко мог разуметь,
Сказал ему:Сейчас скажу о том махоне,
Она теперь площиц бьет, сидя на балконе.
Пан секель, обратясь, перед махоней стал
И просьбы хуевы подробно просвистал.
Махоня, сжалившись над скверными хуями,
Мигнула секелю, прикрыв его усами:
Коль принесли хуи повинную пиздам,
Скажи, что я даю им мир; ступай к мудам.
Пришедши, секель пан ко стряпчему хуину:
Вам мир махоней дан. Тут хуй, нагнувши спину,
Отвесивши поклон ходатаю за труд
И подаря ему площиц от старых муд,
Отправился к хуям со радостною вестью,
За что был награжден достойной хую честью.
От радости хуи окрасили муде,
Шприцуют, парят плешь, не думав о пизде.
Не мене и для пизд мир таковой полезен,
А особливо для шантей широких безен,
Которые из них труды в етьбе несли,
От коих на шантях и шишки поросли.
У инных пиздорык и сукровица с белью,
Так должно и пиздам пристать к врачебну зелью.
Теперь хуи, пизды в желаемом миру,
А также и муде, поджавшись под дыру,
Всеобщей радостью с шепталихой ликуют
И, как лечиться им, между собой толкуют.
Сражение методу хуем и пиздою о первенстве
Не славного я здесь хочу воспеть Приапа,
Хуям что всем глава, как езуитам папа,
Но в духе я теперь сраженье возвещать,
В котором все хуи должны участье брать,
И в славу их начать гласить пизду такую,
Котора первенства не уступает хую.
Везде она его, ругаясь, презирает,
Всё слабостью его предерзко укоряет
И смело всем хуям с насмешкой говорит:
Из вас меня никто не может усладить.
Во всех почти местах вселенной я бывала
И разных множество хуев опробовала,
Но не нашла нигде такого хуя я,
Чтоб удовольствовать досыта мог меня,
За что вы от меня все будете в презреньи
И ввек я против вас останусь в огорченьи,
Которое во мне до тех продлится пор,
Пока не утолит из вас кто мой задор,
Пока не сыщется толь славная хуина,
Который бы был толст, как добрая дубина,
Длиною же бы он до сердца доставал,
Бесслабно бы как рог и день и ночь стоял
И, словом, был бы он в три четверти аршина,
В упругости же так, как самая пружина.
Хуи, услышавши столь дерзкие слова,
Пропала, мнят, с пиздой ввек наша голова,
С тех самых пор, как мы на свете обитаем
И разные места вселенной обтекаем,
Таскаемся везде, уже есть с двадцать лет,
И думаем, что нас почти весь знает свет,
Ругательств же таких нигде мы не слыхали,
Хоть всяких сортов пизд довольно мы ебали.
Что им теперь начать, сбирают свой совет.
Знать, братцы, говорят, пришло покинуть свет,
Расстаться навсегда с злодейскими пиздами,
С приятнейшими нам ебливыми странами.
Мы вышли, кажется, длиной и толстотой,
И тут пизды вничто нас ставят пред собой.
Осталася в одном надежда только нам,
Чтобы здесь броситься по бляцким всем домам,
Не сыщится ль такой, кто нас бы был побольше,
Во всем бы корпусе потверже и потолще,
Чтоб ярость он пизды ебливой утолил
И тем её под власть навек бы покорил.
Последуя сему всеобщему совету
Раскинулись хуи по белому все свету,
Искали выручки по всем таким местам,
Где только чаяли ебливым быть хуям.
По щастью хуй такой нечаянно сыскался,
Который им во всём отменным быть казался:
По росту своему велик довольно был
И в свете славнейшим ебакою он слыл,
В длину был мерою до плеши в пол-аршина,
Да плешь в один вершокхоть бы куды машина.
Он ёб в тот самый час нещастную пизду,
Которую заеть решили по суду
За то, что сделалась широка черезмеру,
Магометанскую притом прияла веру;
Хоть абшита совсем ей не хотелось взять,
Да ныне иногда сверх воли брать велят.
Хуи, нашед его в толь подлом упражненье,
Какое сим, кричат, заслужишь ты почтенье?
Потщися ты себя в том деле показать,
О коем мы хотим теперь тебе сказать.
Проговоря сие, пизду с него снимают,
В награду дать ему две целки обещают,
Лишь только б он лишил их общего стыда,
Какой наносит им ебливая пизда.
Потом подробно всё то дело изъясняют
И в нем одном иметь надежду полагают.
Что слыша, хуй вскричал: «О вы, мои муде!
В каком вам должно быть преважнейшем труде.
Все силы вы свои теперя истощайте
И сколько можете мне крепость подавайте».
По сих словах хуи все стали хуй дрочить
И всячески его в упругость приводить,
Чем он оправившись так сильно прибодрился,
Хотя б к кобыле он на приступ так годился.
В таком- приборе взяв, к пизде его ведут,
Котора, осмотрев от плеши и до муд,
С презреньем на него и гордо закричала:
Я больше в два раза тебя в себя бросала.
Услышав хуй сие с досады задрожал,
Ни слова не сказав, к пизде он подбежал.
Возможно ль, мнит, снести такое огорченье?
Сейчас я с ней вступлю в кровавое сраженье.
И тотчас он в нее проворно так вскочил,
Что чуть было совсем себя не задушил.
Он начал еть пизду, все силы истощая,
Двенадцать задал раз, себя не вынимая,
И ёб её, пока всю плоть он испустил,
И долго сколь стоять в нём доставало сил.
Однако то пизде казалося всё дудки.
Еби, кричит она, меня ты целы сутки,
Да в те поры спроси, что чувствую ли я,
Что ты прескверный сын, хотя ебёшь меня,
Ты пакостник, не хуй, да так назвать, суечик,
Не более ты мне, как куликов носочик
Потом столкнула вдруг с себя она ево,
Не стоишь ты, сказав, и секеля мово,
Когда ты впредь ко мне посмеешь прикоснуться,
Тебе уж от меня сухому не свернуться,
Заёбинами ты теперь лишь обмочен,
А в те поры не тем уж; будешь орошон,
Я скверного тебя засцу тогда как грека
И пострамлю ваш род во веки и в век века.
Оправясь от толчка, прежалкий хуй встает
И первенство пизде перед собой дает,
Хуи ж, увидевши такое пострамленье,
Возможно ль снесть, кричат, такое огорченье?
Бегут все от пизды с отчаяния прочь,
Конечно, говорят, Приапова ты дочь.
Жилища все свои навеки оставляют
И жить уж там хотят, где жопы обитают.
По щастью их тот путь, которым им иттить
И бедные_муде в поход с собой тащить,
Лежал мимо одной известной всем больницы,
Где лечатся хуи и где стоят гробницы
Преславных тех хуев, что заслужили честь
И память вечную умели приобресть.
За долг они почли с болящими проститься,
Умершим напротив героям поклониться.
Пришед они туда всех стали лобызать
И странствия свого причину объявлять,
Как вдруг увидели старинного знакомца
И всем большим хуям прехрабра коноводца,
Который с года два тут а "линкоре "лежит,
Отхуерыка он едва только дышит.
Хотя болезнь его пресильно изнуряла,
Но бодрость с тем совсем на всей плеши сияла.
Племянником родным тому он хую был,
Который самого Приапа устрашил.
Поверглись перед ним хуи все со слезами
И стали обнимать предлинными мудами.
Родитель будь ты нам, к нему все вопиют,
Пизды нам нынече проходу не дают,
Ругаются всё нам и ни во что не ставят,
А наконец они и всех нас передавят.
Тронися жалостью, возвысь наш род опять
И что есть прямо хуй, ты дай им это знать.
Ответ был на сие болящего героя:
Я для ради бы вас не пожалел покоя,
Но видите меня: я в ранах весь лежу,
Другой уже я год и с места не схожу,
От шанкора теперь в мученьи превеликом
И стражду сверх того пресильным хуерыком,
Который у меня мои все жилы свел.
Такой болезни я в весь век свой не имел;
Стерпел ли б я от пизд такое оскорбленье
Я б скоро сделал им достойно награжденье.
Такой ответ хуев хоть сильно поразил,
Однако не совсем надежды их лишил.
Вторично под муде все плеши уклоняют,
К войне его склонить все силы прилагают.
Одно из двух, кричат, теперь ты избери:
Иль выдь на бой с пиздой, иль всех нас порази.
Тронулся наш герой так жалкою мольбою.
Ну, знать, что, говорит, дошло теперь до бою,
Вить разве мне себя чрез силу разогнуть
И ради уже вас хоть стариной тряхнуть.
Проговоря сие, тот час он встрепенулся,
Во весь свой стройный рост проворно разогнулся,
В отрубе сделался с немногим в три вершка,
Муде казалися как будто два мешка,
Багряна плешь его от ярости сияла
И красны от себя лучи она пускала.
Он ростом сделался почти в прямой аршин
И был над прочими как будто господин.
Хуи, узрев его в столь красной позитуре,
Такого хуя нет, кричат, во всей натуре,
Ты стоишь назван быть начальником хуев,
Когда ни вздумаешь, всегда ети готов.
Потом, в восторге взяв, на плеши подымают,
Отцом его своим родимым называют,
Всяк силится ему сколь можно услужить
И хочет за него всю плоть свою пролить.
Несут его к пизде на славное сраженье.
Будь наше ты, кричат, хуино воскресенье.
С такою помпою к пизде его внесли,
Что связи все её гузенны потрясли
Она вскочила вдруг и стала в изумленьи,
Не знала, что начать, вся будучи в смятеньи.
А хуй, узрев пизду, тотчас вострепетал,
Напружил жилы все и сам весь задрожал,
Скочил тотчас с хуев и всюду осмотрелся,
Подшед он к зеркалу, немного погляделся,
Потом к ней с важностью как архерей идёт
И прежде на пизду; хуерыком блюёт,
А как приближился, то дал тычка ей в губы
Мне нужды нет, вскричал, хоть были б в тебе зубы.
Не трушу я тебя, не страх твои толчки,
Размычу на себя тебя я всю в клочки
И научу тебя, как с нами обходиться,
Не станешь ты вперед во веки хоробриться.
По сих словах тотчас схватил пизду за край.
Теперя, говорит, снесу тебя я в рай.
И стал её на плешь тащить сколь было силы.
Пизда кричит: «Теперь попалась я на вилы».
Потом, как начал он себя до муд вбивать,
По всей её дыре как жерновы орать,
Пизда, почувствовав несносное мученье,
Умилосердися и дай мне облегченье,
Клянусь тебе, кричит, поколь я стану жить,
Почтение к хуям ввек буду я хранить.
Однако жалоб сих не внемля хуй ни мало