Время летит. В час ночи приходит Колетт и говорит, что я поработал на славу, вручает мне конверт, полный денег, и просит меня, если смогу, прийти на следующей неделе: она собирается уволить другого танцора.
Я соглашаюсь. И иду с тремя девушками в пахнущую потом голых людей раздевалку. Обтершись полотенцем и переодевшись, я спускаюсь вниз как раз к печальному объявлению диджея, которое звучит так: «Если вы здесь не работаете или не спите с тем, кто здесь работает, то покиньте помещение прямо сейчас». Я остаюсь просто потому, что имею на это право. И тут же замечаю, что у бара происходит маленькая стычка. Это Иви. Она спорит с одним из вышибал, усиленно указывая на меня. Вышибала поворачивается ко мне и спрашивает:
Она спит с тобой?
Я в затруднительном положении.
Конечно, говорю я. Почему нет.
Эта ночь была первой из многих, в которые я здорово разочаровывал девушку, которая считала, что оттого, что я выступаю на сцене бондаж-клуба, я, во-первых, что-то вроде порнозвезды, во-вторых, имею невообразимый набор садистских пыточных инструментов и секс-игрушек и/или, в-третьих, холост и доступен.
Скучная правда заключается в том, что я никогда не участвовал в порно. Я вовсе не склонен к бондажу и нахожу склонных к этому несколько странными. Не поймите меня неверно. Как и всем, мне нравится, когда любимая девушка надевает на меня наручники. Но только иногда. А хлысты, цепи и кожаные маски с молнией на месте ртаэто немножко слишком для меня.
В то же время, когда я занимал должность танцора, у меня была подружка, которой я был очень верен.
Персональное наблюдение: гетеросексуальный танцор-мужчина не получает такого количества предложений для, что называется, нормального секса, как кому-то может показаться. Танцовщицы, с кем мне приходилось работать, напротив, должны были иметь при себе вышибалу, поскольку, без всякого сомнения, какой-нибудь перебравший придурок все равно либо привяжется с каким-нибудь грязным предложением, либо попытается за что-нибудь схватить, и так далее. И никак не наоборот. Когда мужики подваливают к танцовщицам и всё (в натуре) выкладывают, то девушки просто смотрят.
Ко мне ни разу никто из девушек не подошел и ничего не предложил. Они только смотрели. Порой я замечал девушку приблизительно в десяти метрах от себя, перегнувшуюся через барьер и часами смотревшую на меня в упор. Но никто из них никогда не подходил. Иногда кое-кто из них, под кайфом, подбегали и неестественно смотрели на меня. Но если я реагировал на это взглядом или улыбкой, то они тут же хихикали и убегали. За годы работы ко мне несколько раз подкатывали мужчины, которые хотели от меня, скажем, такого разносола, как участия в гомосексуальной холостяцкой вечеринке, чтобы понаблюдать, как я занимаюсь сексом с их женами, которые, между прочим, если бы они там присутствовали, держались бы подальше и всячески отмахивались бы от меня в тот момент, когда на них указывали мужья.
Ни одно из подобных предложений принято не было.
Ну а в те ночи, когда девушка, без моего приглашения, цеплялась за меня в основном просто потому, что не за кого больше было зацепиться, и некуда было ехать, и не на чем было добраться, даже если было куда ехать, то тогда я по-христиански, конечно, мог принять одну или двух заблудших овечек. Или трех. Иви как раз подпадала под такой случай.
Она жила у меня в квартире три дня и была, по-моему, приятно удивлена, поняв, что я очень хороший, приятный парень с университетским дипломом, у которого просто необычная работа. Другие не были такими понятливыми.
Ночь # 7
Я понимаю, что говорить о том, что вы пошли в бондаж-клуб ради хорошей музыки, сродни попытке убедить кого-то, что вы подписались на «Хастлер» из-за проникновенных статей. Но в моем случае это было так. И все же я невольно оказываюсь все больше и больше погруженным в обстановку бондажа.
Район Заливаэто место бурно развивающегося и неожиданно обширного бондаж/фетиш/садомазо-сообщества. В любую ночь недели какой-нибудь Джо Мазохист найдет для себя два-три хорошо организованных мероприятия. И в качестве неких послов были танцоры, с которыми я работал, которые вместе со мной ходили на эти мероприятия, раздавали там брошюры и заигрывали с людьми, стараясь продвигать новый для клуба бизнес. Как я уже говорил, с самого начала я не имел к бондажу никакого отношения. А после какого-то знакомства с этим я стал еще дальше от него.
Настоящие бондаж-клубы (в отличие от ночного клуба с ориентацией на бондаж, в котором я танцевал, находившегося в центре и весьма посещаемого) в действительности похожи на дома с привидениями. Представьте себе сцену с Хромым в «Криминальном чтиве» вместе с подвалом Джейма Гамба в «Молчании ягнят», и вы правильно поймете, что это. Каждый из тех, в которых я побывал, был похож на темную пещеру. Холодная, лишенная эмоций музыка техно гремит из невидимых источников по всем комнатам. Вдобавок к отсутствию настоящего света есть еще и фактор смены пола. Большинство мужчин перед вампмужчины, но многие женщины, которых вы видите, тоже мужчины. И есть существа, просто не попадающие ни под какую категорию. Сногсшибательные супермодели, ростом далеко за два метра на своих каблуках, с голосами на добрую октаву ниже моего; неземное оно, к которому не применим даже термин «гермафродит». Есть здесь также и типы с долгой уголовной историей, с небрежными сине-черными тюремными татуировками, которые, очевидно, перестали принимать лекарства, специально выдававшиеся им прежде, и теперь вот они здесь, ужасно одетые и ищущие любовь или что-то на нее похожее.
Я впервые попал на подобное сборище с симпатичной танцовщицей, называвшей себя Зу. По дороге туда в такси я внимательно просмотрел рекламную брошюрку мероприятия. Она вызвала во мне желание вернуться домой и укрыться одеялом с головой. «Туго затянутый ад! Сучки задыхаются, давятся и просят пощады у наших хозяев. Ждем вас на втором этаже, подвальные ублюдки! Хозяйки, щелкающие хлыстом. Они ездят на не заслуживающих прощения хлюпиках, бьют их рукояткой хлыста и всячески унижают! Жалкие стоны этих ничтожеств вызывают только презрение и желание усилить наказание! Твари, подчиняйтесь! Мужчины и женщины в одежде противоположного пола, покорные мужчины, женщины-доминанты, любящие одеваться в кожу и бить по задницам. Женщины с ампутированными конечностями».
С ампутированными конечностями? Я не удержался и произнес это вслух в такси.
Зу просто рассмеялась в ответ:
Да они просто отпад.
Чудненько.
Мы оба полностью в коже и синтетике, она наряжена, будто школьница из ада, в сапоги из лакированной кожи до бедра, поднимающиеся под юбку из шотландки, прозрачный верх и собачий ошейник с пристегнутым поводком, за который мне придется ее водить.
Снаружи это место выглядело бы совсем как какой-нибудь склад в индустриальном районе на окраине, если бы не два верзилы, одетые в кожу, у дверей. Изнутри просачивался тусклый свет, горящий чуть сильнее уличных фонарей. Мы заходим в импровизированное фойе, в котором полно стимулирующих, по замыслу устроителей, надписей и обещаний того, что нас ожидает (в действительности получилось именно так, как было написано). Больше всего бросается в глаза надпись: «Нет болинет удовольствия», которая заставляет по крайней мере одного человека (а именно меня) задаться вопросом:
А какого черта мы сюда премся?
Мы заходим и обязаны подписать документ, ограничивающий наши права. Это обязательно для всех. Возможно, это самый необычный документ, который я когда-нибудь подписывал. Подписав эту бумагу, мы с Зуберем на себя обязательства:
Не заниматься сексом без презервативов друг с другом или с кем-нибудь еще, кого мы встретим здесь этой ночью (для этой цели в клубе повсюду расставлены корзины с презервативами, смазкой, перчатками, сарановой пленкой, спиртомстерилизующим, а не для питьяи большим количеством воды).
Не прикасаться к тем, кто не хочет, чтобы к ним прикасались, и вообще уважать пространство и границы каждого.
Не использовать секс как средство добычи денег, наркотиков или чего-нибудь другого.
И вот мы в клубе.
В одной комнате люди записываются сами или записывают того (тех), кого привели с собой для участия в аукционе на лучшее предложение, на анализы на СПИД.
Следующее помещениеэто тренажерный зал с тремя тренажерами с наборными весами и различными нацистского вида штучками, похожими на «Наутилус». Это место очень популярно среди более нормальной части вечернего народонаселения. Там несколько обычно одетых стриптизерок, которые, кажется, закончили работу, со своими дружками диджеями/вышибалами.
Они танцуют на коленях у этих диджеев/вышибал, качающих вес на тренажерах. Все это соответствует категории РС-13.
Затем мы попадаем в действительно очень странное место: это еще одна комната-пещера, полная индейских вигвамов. Только вот обитатели этих вигвамов не имеют ничего общего с индейцами Старого Запада, если только не считать тот факт, что на них не так уж много одежды. Вигвамы (а их там около двадцати) освещены изнутри. У некоторых из них полог задернут, поскольку их обитатели хотят сохранить хоть малую толику интимности.
В конечном счете мы подходим к вигваму с поднятым пологом. В нем жирный мужчина с заметными следами индейской крови, голый как правда, в вялой позе, словно ждет кого-то, чтобы провести нечто вроде порноцеремонии заклинания. Может быть, раскуривает свою трубку мира.
Мы с Зу идем дальше в темноту. Становится ясно, что место это, скорее всего, устроено подобно Аду Данте: каждый новый уровень внизтемнее и мистичнее предыдущего. Успешно проследовав Границу Плоти, мы спускаемся по лестнице туда, что легко можно было принять за группу продленного дня маркиза де Сада. Я крепко держусь за хлыст Зу, пока мы осторожно пробираемся сквозь темноту. Она сталкивается с фотографом местной газеты для взрослых и несколько раз позирует.
Психологическое наблюдение: я считаю себя достаточно здоровым в психическом смысле. Мне не снятся кошмары после фильмов-ужасов, у меня никогда не было неестественной увлеченности собственной матерью, и я никогда не проявлял жестокости по отношению к детям и животным. Меня трудно испугать. Тем не менее вот что надо проверить: этой ночью я видел только одного человека с ампутированной конечностью, и у меня есть глубокое подозрение, что организаторы заарканили его в последний момент, чтобы выполнить то, что обещали в рекламных брошюрках. Знаете, хочу вам сказать: за те несколько десятилетий, что я нахожусь на этой планете, я не видел НИЧЕГО более отвратительного, чем эта картина, когда человек, очевидно бездомный, сидит на полу темницы, прислонившись к стене и доставая и бросая себе в рот попкорн из ножного протеза, лежащего рядом с ним, а люди обоих полов иногда просят его перепихнуться с ними.
Как и обычно для таких мероприятий, только около трех из ста обнаженных, увиденных мною, могут быть обнажены (и Зу в их числе).
Ну а если говорить обо всем в целом, то, несмотря на то что все же там есть что-то, на что стоит обратить внимание, общая картина ужасающе невеселая. Выйдя на поверхность из глубин темницы и ступив на улицу цивилизованного города, я почувствовал себя так, как будто валялся в сточной канаве. И я с подозрением смотрю на людей. Я никогда не смогу больше есть попкорн.
Ночь # 15
Как и в случае с другими ночными клубами, тот, в котором я танцевал, держался на плаву благодаря завсегдатаям, патронам, которые присутствовали там каждую неделю хотя бы раз. Скажем, уж в Рождество они всегда там. Могу гарантировать, что кое-кого из тех, кто считался там завсегдатаем задолго до того, как я переехал в район Залива, вы найдете в клубе и на этой неделе.
Один такой постоянный клиент (ирония в том, что я применяю этот термин к одному из самых непостоянных людей из тех, кого я когда-либо встречал) был известен под кличкой Ботинок. Наша первая встреча с Ботинком произошла в момент, когда я пнул его в бок. Как-то вечером, в перерыве, я пошел в бар за бутылкой воды.
На пути туда тяжелый ботинок на моей ноге уперся в значительную массу протоплазмы, лежащую на полу. Но прежде чем поведать о причине, по которой эта масса лежала там, я расскажу вам о полах в ночных клубах. Их нельзя назвать чистыми. По ним топают, на них танцуют, потеют, блюют, их заливают кровью, на них сморкаются и так далее, ad nauseam, ad infinitum. От них исходят ядовитые испарения. В тюрьмах штатов есть, наверно, решетки на полу душевых, которые чище этих полов.
Принимая это во внимание, меня удивило увидеть кого-то, являвшегося, предположительно, мужчиной, в позе, напоминающей зародыша в вертикальном положении, то есть выражающей крайнюю мольбу. Он, по всей видимости, был настолько погружен в то, чем он сейчас занимался, что не обратил никакого внимания на удар ногой в бок, который я только что непреднамеренно нанес ему. Деятельность же, в которую он был погружен, заключалась в страстном и тщательном облизывании ботинок очень миловидной приверженки готики. Сейчас мне представляется, что это болезненное явление могло быть воспринято адресатом по меньшей мере как форма крайней лести. Эта девушка вряд ли даже замечала присутствие Ботинка. Могло показаться, что она, возможно, и не догадывалась, что он у нее под ногами.
Но она должна была почувствовать его, поскольку он ухватился за ее ботинок смертельной хваткой и вылизывал его до основания. Поскольку благодаря уже большому стажу работы в клубе моя терпимость к странностям поведения уже поднялась по шкале на другой градус географической широты, чем у других, я не придал этому такого уж большого значения. Я взял воду, осторожно переступил через него и возвратился на сцену.
Оказалось, что Ботинок считался очень постоянным непостоянным и все его знали. Он прилично выглядел и мог бы сойти за нормального с точки зрения какого-нибудь Джефри Дэймера.
Его привычкой было обходить всех девушек в клубе и вежливо просить позволить ему облизать их обувь в манере, в которой другие, более традиционные мужчины предлагают дамам выпить. Многие из женщин посылали его куда подальше, но многие и позволяли ему сделать это: одни делали это как бы из желания отвязаться, другиеочень охотно. По общим отзывам, этот парень был абсолютно безвредным, ему откровенно хотелось просто лизать женскую обувь. Его языковые приветствия не влекли за собой низких предложений сексани в форме намека, ни открытых.
Ему просто хотелось лизать девичьи туфли. Однажды ночью я вызвался проводить Зу до машины, а она пригласила с собой Ботинка. По сути дела, Зу живет в своей машине, поэтому в ее багажник запихана большая часть ее имущества. Среди мириад разных причудливых вещей там лежало несколько пар изношенных стриптизерских туфель на шпильках и лакированных сапог. По опыту знаю, у туфель танцовщицы нет ничего, на что стоило бы зариться в любом смысле, с любого ракурса. Но Ботинок изъявил желание выложить шестьдесят долларов за четыре пары старых сапог Зу. Только всемогущий знает, что он делал с ними, уединившись в своей святая святых.
Ночь # 23
Говорят, что бы вы ни делали, когда стрелки часов в канун Нового года подходят к полуночи, этим же в той или иной степени вам предстоит заниматься и весь последующий год. В предыдущий год я пил в одиночку, и так же прошел весь год, по крайней мере его большая часть. Поэтому я в диком восторге ожидал наступления полуночи, когда буду на сцене, полуголым, в окружении целой толпы симпатичных и пьяных женщин.
Я вышел на сцену ровно в полночь. Предполагалось, что сверху будут падать воздушные шары, но в нужный момент этого не произошло. Поэтому несколько вышибал палками и ручками от швабр начали стучать по хитроумному устройству так, словно это была пиньята, до тех пор, пока оно не развалилось и шары дождем не посыпались вниз.
Около двух часов ночи у подножия сцены появилась девушка, упершая в меня взор так, что ее лицо стало почти параллельно полу. Она оказалась достаточно привлекательной под этим углом зрения и в этом свете (см. Антропологическое исследование 2), и это хорошо, поскольку она, совершенно очевидно, показывает всем своим видом, что ей не хочется быть нигде в целом мире, кроме как здесь. Только богу известно, чего она наелась, но это что-то дает ей сверхъестественную способность смотреть на меня не мигая в течение пятнадцати минут. Вскоре она уже поглаживает мою ногу ниже колена, что не только мешает мне танцевать, но и подвергает ее опасности получить удар по голове, а также вызывает у меня сильное отвращение. Я даю ей около пятидесяти талонов на выпивку и посылаю в направлении бара. Мне придется пожалеть об этом еще до того, как в этот темный день взойдет солнце.