Луи негромко расхохотался, силясь скрыть неловкость, но смех получился натянутым, и он поспешил скрыться в своих комнатах.
До вечера было еще далеко, и сидеть в спальне в такое время суток Луи не привык. Обстановка не помогала ему ни сосредоточиться на мыслях, ни отвлечься от них, так что, измерив комнату шагами двадцать шесть раз, Луи накинул на плечи камзол и стал спускаться в библиотекуна обед он идти не хотел. Смотреть в глаза Софи было тяжело. Говорить же сейчас с Рафаэлем он бы попросту не смог.
Дождавшись времени, когда все, по его расчетам, должны были отправиться в столовую, Луи стал спускаться в библиотеку.
Едва он вошел туда, впрочем, как сразу же пожалел о своем решении: Эрик Лихтенштайн сидел за столом, и новый поток образов нахлынул на Луи.
Стол был дубовым, но Эрик, сидевший за ним, не изменился ничутьразве что из коричневого его камзол стал темно-голубым.
Затем камзол сменил алый, расшитый золотом плащно Эрик со своим столом с резными готическими ножками оставался самим собой.
Наконец стол исчез, и теперь Эрик сидел на деревянном троне между двух резных столбов. Борода его стала длинней. Он поднял взгляд и некоторое время смотрел на Луи. Затем встал и, обогнув несуществующий стол, подошел к нему.
Ты болен, Луи?
Нет, отец.
Луи вздрогнул, поняв, что сказал, и рука Эрика, уже коснувшаяся его плеча, замерла.
Что ты сказал? переспросил он.
Луи качнул головой, отгоняя наваждение.
Прошу прощения, господин граф. Я вспоминал дом. Честно говоря, я рассчитывал, что смогу побыть здесь один Но мне, видимо, лучше уйти.
Губы Эрика дрогнули.
Ты скучаешь по семье? спросил он.
Странное чувство, что все это уже было, возможно, даже не один раз, нахлынуло на Луи. Он резко мотнул головой.
Нет, господин граф. Не стоит волноваться, в моем положении мысли о прошлом неизбежныно я не собираюсь в них тонуть.
Луи Эрик замешкался. Взгляд его был слишком пристальным, и слова немного удивили Луи, я хочу, чтобы ты знал: я рад был бы заменить тебе отца. И я всегда готов тебе помочь.
Он сделал паузу, то ли раздумывая о чем-то, то ли ожидая реакции.
И когда уже Луи готовился ответить формальное: "Благодарю" и исчезнуть с его глаз, продолжил:
Я думал о том разговоре, что между нами произошел. Несправедливо с моей стороны требовать, чтобы ты исправлял мои ошибки и отвечал за Рафаэля до конца дней. Хотя мне хотелось бы, чтобы и ты понял меня: мне осталось недолго, и я боюсь представить, что он может сделать, когда останется один. Я хотел бы изменить условия сделки, которую предложил тебе. Я дам тебе денег и ничего не потребую взамен, кроме одного: сделай так, чтобы он не умер в нищете. Просто наблюдай за ним Издалека.
Луи молчал. Острый приступ жалости по отношению к человеку, который стоял перед ним, вдруг накрыл его. Казалось, граф Лихтенштайн постарел в один миг на добрый десяток лет.
Вы любите его? спросил Луи тихо.
Он мой сын, казалось, Лихтенштайна вопрос ничуть не удивил.
Но вы же видите что он за человек. Или нет?
Он мой сын, повторил Лихтенштайн, чтобы он ни натворил.
А если бы так же тихо продолжил Луи, скажем, если бы он угрожал моей жизни. Вы все равно продолжали бы оправдывать его?
Лихтенштайн молчал.
Если бы даже он меня убил?
Лихтенштайн дернулся и снова распрямил спину.
Этого никогда не произойдет, твердо сказал он. До тех пор, пока вы, Луи, ведете себя разумно. Я знаю, что вы можете защитить и себя, и его. Что на вас сегодня нашло?
Ничего, Луи покачал головой и побрел прочь. Он и сам не знал, зачем задал последний вопрос. Конечно, сын был дороже Эрику, чем дальний родственник, которого пришлось приютить. Возможно, он просто хотел понять: так же ли Эрик безумен, как и он сам.
Промаявшись в доме до вечера, старательно избегая любых встреч, Луи все же наткнулся на Рафаэля, когда подошел к одному из своих оконвыходящему в сад. Рафаэль сидел внизу на веранде и курил, выпуская черный сигарный дым в сторону гор. Завидев кузена, он помахал рукой и хотел что-то спросить, но Луи поспешил отступить назад. Рафаэль ничего не пробудил в нем. Он был просто Рафаэль. Хотя Луи и знал уже, что он существует и там, в мире странных снов, который он недавно открыл для себя.
Луи никогда не потреблял опиума и даже с вином был достаточно сдержан, чтобы всегда контролировать себя достаточно хорошо. Тем труднее было уложить в голове тот прорыв реальности, который он обнаружил теперь.
Ночью он спал как убитый, но во сне видел скандинавские фьордыи Рафаэля, лицо которого заросло длинной светлой бородой. Они играли в воде, и все окрестные мальчишки смотрели, как они на скорость преодолевают залив. По самой середине, когда остальные участники уже сильно отстали от них, Рафаэль рванулся вбок и, накрыв его затылок рукой, крепко притопил.
Луи барахтался, силясь выбраться, и сам чуть не утащил противника на дно. Рафаэль стал задыхаться и бить руками по воде, но, рванув его за шкирку, Луи вытянул мальчишку на поверхность, и, несмотря на эту небольшую свару, к финишу они дошли впереди всех.
Луи не злился. Напротив, сон наполнила тоска о времени, которого не вернуть. И когда он проснулся наутро, помнил его до мельчайших деталейпомнил даже имена, которыми они называли друг друга: Рун и Льеф. Помнил, как капала на полосу дерна красная кровь, и как сверкал в лунном свете нож, вспоровший их плоть.
Луи сел. За окном уже занимался рассвет. Опустив ноги на пол, он подошел к окну, и снова реальность будто бы сместилась. Такой же точно рассвет над маленьким шотландским городком он будто бы видел много лет назад.
"Друг или враг?" спросил себя Луи. Рафаэль из сна был как живойи таким же живым был Рафаэль, который пригрезился ему вчера. Рафаэль, который владел Каданом и говорил: "Он мой".
"А чего ты еще ожидал?" тут же спросил Луи себя. То, что Рафаэль не был равнодушен к Кадану, он прекрасно знал. Конечно, влюбленность его казалась детской и поверхностной и, как виделось Луи, ни в какое сравнение не шла с тем, что чувствовал он сам. Но если бы Рафаэль мог "Нет, тут же одернул себя Луи, Кадан никогда бы не позволил ему".
И все же в сердце закипела злость.
Бросив очередной взгляд за окно, Луи прищурился. Ему почудилась смутная тень, застывшая за углом, и это ощущение принесло тревогу. Он тут же отогнал от себя всебез исключенияненужные чувства и мысли и стал одеваться.
Предложение Эрика было хорошо, ему и самому совесть не позволила бы оставить Рафаэля ни с чем. И все же он хотел еще разок наведаться в банкне столько в надежде добиться чего-нибудь, сколько просто чтобы занять себя делом. Мысль о том, что он мог бы уже сейчас подбирать участок и назначить управляющего, чтобы тот занялся набором персонала, он старался отогнать.
Луи оделся и без приключений спустился на первый этаждом еще спал. Однако стоило ему выйти за двери, как начавшее уже становиться привычным чувство искажения реальности снова накрыло его. Аккуратные венские домики вдруг превратились в малюсенькие старые домишки одного из бедняцких кварталов Парижа. Луи абсолютно отчетливо ощутил, что сейчас на него набросятсяи начнется бой. Прошли те времена, когда каждый мужчина носил шпагу у бедра, но Луи все равно потянулся к тому месту, где должен был находиться эфес.
Он качнул головой и, переступая через наваждение, заставил себя шагнуть вперед.
Ничего не произошло. Никто не набросился на него.
Луи сделал еще шаг и задохнулся от запаха дыма. Теперь его окружала Гревская площадь, и он абсолютно отчетливо понимал, что только что шагнул на костер. Глаза Эрика, холодные и исполненные запредельного горя, смотрели на него с балкона ратуши.
Стиснув зубы, Луи сделал еще шаги с каждым новым шагом воспоминания наваливались на него. Теперь он уже не сомневался, что это именно воспоминаниянастолько живыми и последовательными они становились.
Каждый камень, каждый лучик солнца, отражавшийся от крыши, отзывался в сердце острым приступом боли и новой волной образов.
К тому времени, когда Луи добрался до угла, и знакомый голос произнес его имяиспуганно и почти умоляющеЛуи уже готов был смириться с тем, что все это в самом деле происходило с ним.
Кадан стоял перед ним. Легкий утренний ветерок трепал медные пряди его волос.
Луи замер, разглядывая его и пытаясь сравнить с тем Каданом, который отпечатался у него в голове.
Кадан ничуть не изменилсяесли это в самом деле был он. То же лицо, те же узкие острые плечи и все же, не то. В глазах того Кадана тоже было отчаяниебезумное отчаяние отверженного, потерявшего все. В глазах Кадана, стоявшего перед ним, отчаяние было усталым и скорее походило на отчаяние человека, который умирает не первый день и давно уже принял свою судьбу, но по-прежнему не хочет смириться с ней.
Кадан тихо сказал Луи. Это имя звучало сейчас иначе, чем несколько дней назад. В нем было все. Луи уже не был уверен в реальности каменных стен и дубовых столов, но Кадан был настоящимодин из всего, что находилось вокруг.
Вы так Кадан прокашлялся, ему было трудно говорить. Вы так внезапно ушли. Я хотел спросить. Что произошло?
Луи смотрел на него и не знал, что сказать. Хотелось обнять Кадана, притянуть его к себе и никогда больше не отпускатьи тут же в памяти всплывали Гревский костер, усталое лицо в обрамлении рыжих волос и боль под ребром и что-то еще. Два образа сливались в один. Лицо Кадана таяло в подступающей тьме. Он умирал.
Простите, только и смог повторить Луи то, что уже говорил, прости.
Это не объяснение, легкая, нервная улыбка промелькнула у Кадана на губах.
Я не могу ничего объяснить. Возможно, вы были правы. То, что произошло вчера в вашей квартире, изменило между нами все.
В улыбке Кадана промелькнуло безумие.
Я не верю вам, сказал он. Вы не бросите меня. Вы не могли хотеть только этого, месье Луи.
Мог, твердо сказал Луи, потому что на него в этот миг накатила злость. Ему было страшноон предчувствовал, что в самом деле его несет под откос, и если не одернуть коней сейчас, то он уже не сможет остановить коллапс. Простите, Кадан. Мне нечего вам более сказать сейчас. Мне нужно время. Нам нужно осмыслить то, что произошло.
Кадан закусил губу. Луи какое-то время молча смотрел на него. Потом поймал руку Кадана, запечатлел на запястье легкий поцелуй и пошел прочь.
Месье Луи, услышал он из-за спины и замедлил ход, потому что голос Кадана дрожал, и больше всего в это мгновение ему захотелось развернуться и обнять егоно Луи даже не повернул головы. Вы обещали, что никогда не оставите меняно покидаете. Опять, Кадан уже и не думал скрывать дрожь, вы всегда обещаете это, месье Луи. И всегда обманываете меня. Вы знаете, что я не смогу без вас. И вы не сможете без меня.
Луи стиснул зубы и решительно двинулся прочь, потому что не знал, что может ответить на эти слова.
ГЛАВА 12
Ни до какого банка Луи так и не добралсялишь пробродил по улицам города несколько часов, думая о том, что произошло, и пытаясь уложить в мыслях то, чем наполнилась его голова.
Одна мысль о Кадане причиняла боль. Зато чувство, владевшее им последние месяцы, больше не вызывало никаких вопросовоно было лишь логическим продолжением всего того, что он вспомнил теперь.
Кадан ощущался частью его самого, частью, без которой Луи существовать не мог. Даже сейчас мысленно Луи тянулся туда, к закутку у особняка Лихтенштайнов, где Кадан остался стоять.
Но в то же время события и образы, всплывающие в памяти, все четче вырисовывались в одну общую картину, ведущую егои, возможно, Каданак неизбежному концу. Ведущего к этому концу их всех.
"Рун погиб, думал Луи, и Эрик погиб. И следом за нимия".
"Затем Рун Ролан погиб снова. Погиб я, и Кадан" он закусывал губу, чтобы не закричать, когда вспоминал, как хрупкое тело плавится в языках костра. Смерть Кадана была страшней всего, что он вспомнил. Страшнее собственной боли и потери всех, кого он любил.
"А в третий раз В третий раз Рун Рауль убил меня, но" снова в памяти его всплывало тело Кадана, распростертое на шелковых простынях, и Рун, нависший над ним. Тело Кадана, извивающееся в объятиях Руна. "Как он мог?" Луи ударил кулаком по подвернувшейся стене. Возможность того, что Кадан будет с Руном, попросту не укладывалась у него в голове. И он ни капли не жалел о своей смерти в тот разлишь о том, что бросил вызов слишком поздно, слишком долго терпел и смотрел.
Впрочем, вспоминая самую первую смерть, Луи тоже приходил к выводу, что сделал бы так и сейчас. Пусть теперь обвинения, высказанные Руном, уже не задевали егоне задевали они его и тогда, потому что для Кадана он отдал бы все, даже себя. И все же это был закон честии Луи, какое бы имя он ни носил и в какой бы стране ни родился, не мог нарушить его.
Он так и ходил по проулкам, иногда выбираясь на набережную и перебирая в голове события, которых уже не мог изменить, и все же пытаясь понятьмог ли что-то поменять тогда.
Когда он возвращался домой, Кадан все еще стоял на своем месте за углом и пристально смотрел на вход в особняк. Луи подошел с другой стороны и вошел внутрь, не глядя в ту сторону, где мог обнаружить егои Кадан тоже не стал подходить. Обида душила его, и он сам не знал, чего ждет. Просто не мог позволить себе уйти. Он стоял бы, даже зная, что Луи в самом деле целиком его отвергпросто потому, что это давало ему возможность хотя бы физически приблизиться к Луи, наблюдать его силуэт в приоткрытом окне.
Но он и не мог поверить, что их история может закончиться вот такхотя липкий страх и сжимал его сердце при мысли, что Луи может так и не подпустить его к себе. Опять.
Кадан сполз по стене и, уронив голову на руки, заплакал. Он окончательно потерялся в лабиринте собственных воспоминаний и что делать теперьне знал.
Луи на сей раз плохо спалслишком много образов теснилось в его голове и стоило опустить ее на подушку, как один сменял другой.
Он вставал, ходил по комнате, приказывал лакею подать воды, а к тому времени, когда тот, кряхтя, приносил стакан, уже снова погружался в неспокойный сон.
Незадолго до рассвета начался дождь. Он барабанил по крышам и стеклам, своей монотонностью навевая дрему, и Луи наконец уснул.
Когда же, проснувшись, он подошел к окну, то первым, что выхватил его взгляд, был силуэт скрючившегося юноши под козырьком у дома напротив.
Козырек явно не спасал, и Кадан уже насквозь промок. Он сидел, опустив руки на согнутые колени и глядя в пустоту перед собой.
Луи поспешно отошел от окна.
Первой его мыслью было сбежать. Фигурка Кадана внушала ему непонятный страх, и сейчас он отлично понимал слова Рафаэля о том, что не хочет видеть по утрам глаза Софипотому что ожидание в ее взгляде пугает его.
Вспомнив о Рафаэле, он, впрочем, очень живо воспроизвел в уме и ту часть проявляющихся призрачных картин, которая более всего злила его. Представил, что Рафаэль заметит Кадана и сам решит с ним заговорить.
"Это исключено", отрезал Луи. Рафаэль, в отличие от того Руна, которого он знал когда-то давно, к решительным действиям был откровенно не способен.
Впрочем, память тут же услужливо подсказывала, что и Кадан, как казалось ему, не способен провести ночь с Руном. Сердце Луи сжалось, когда он вспомнил одну из их последних ночей в северной землету, в которую он сам же отправил Кадана к продажным женщинам, но тот вернулся ни с чем.
Луи вздохнул и подошел к окну. Кадан сидел все так же неподвижно, и струи дождя, изменившие наклон, теперь били его по плечу.
Луи не мог отвести от него глаз. Даже зная, что ждет его впередивсе равно не мог. Если бы его спросили, чего он хочетумереть в ближайшие месяцы, но провести их с Каданом вдвоем, или всю жизнь прожить без него, Луи выбрал бы первый вариант.
Он стоял, поджав губы, и смотрел на Кадана, который, как казалось ему теперь, вздрагивал при каждом ударе капель дождя по руке.
Не выдержав, решительно шагнул за дверь и, выбравшись из дома через черный ход, подошел к нему.
Кадан, как оказалось, спал.
Луи не знал, плакать ему или смеяться, но был уверен в том, что оставить его мерзнуть здесь не мог.
Он осторожно поднял Кадана на руки и все тем же запасным ходом, чтобы не попасться на глаза никому из Лихтенштайнов, понес в дом.
Добравшись до своей спальни, Луи уложил Кадана на постель и погладил по влажным волосам. Коснулся рукой бледной щеки и с трудом удержал желание поцеловать.