Не воспринимаю всерьез слова Марка, потому что эта «новая» жизнь отличается от того, что я помню. Одного не могу понять: зачем ему это? Кто решил со мной так злостно пошутить? За что?
Осматриваю двор. Соседей не видно, несколько прохожих под тенью деревьев направляются в сторону магазинов и остановок.
И я решаюсь. Сделаю это сейчас!
Бегу в комнату, быстро переодеваюсь и перевязываю волосы. Нужно успеть, пока Марк не вернулся.
Ищу суматошно ключи. На крючке, где я обычно вешаю, их нет. Роюсь в старом рюкзаке: у меня где-то были запасные, но там тоже пусто. И тут цепляюсь взглядом за сумку «мужа»: черная, прямоугольная с накладными карманами.
У Марка точно должны быть ключи, ведь он открывал квартиру.
Сумка практически пустая: несколько листов бумаги, коробочка с ручкой и пластиковая папка. Ключей нет.
Открываю папку, и, среди выписок из больницы, и еще каких-то рецептов, нахожу наши паспорта, а еще ту самую фотку с незнакомым человеком. Она, словно нарочновечно попадается на глаза.
Гляжу на карточку и борюсь с нахлынувшим дежавю. Меня качает, я отхожу к опоре и облокачиваюсь на комод. Мутит и, кажется, голова сейчас разломается на части от невозможности вспомнить. Кто этот человек на фото? Кто он? Ковыряю память, да так, что в виски стреляет резкая боль.
Бросаю документы назад, перед глазами мельтешат слайдами картинки: печати в наших с Марком паспортах и фото человека, который теперь будет приходить в кошмарах. Кто он? Отбрасываю снимок на полку и выбегаю из дома. Не могу больше здесь находиться.
За спиной раздается скрежет двери и характерный щелчок: теперь без ключа домой не попасть. И пусть. Теперь это чужой дом, не мой.
Улица встречает густым липовым ароматом: слишком сладким и приторным. Бегу через двор, прямо ко входу в соседний подъезд. Я должна с ним встретится. Нет желания, но должна.
Долго жму на звонок, чтобы наверняка услышал. Сердце стучит, как бешенноерешило жить по своему распорядку: в разрыв дыханию и моему желанию успокоиться.
Никто не выходит. Еще раз нажимаю. Тишина. Несколько минут тарабаню кулаком. В конце, уже раздосадованная, ударяю ногой по обшивке двери.
И, к моим расшатанным нервам, добавляется прострел под ребром. Не хватает сейчас еще этого. Я хватаюсь за перила и стараюсь дышать глубоко и медленно. Нужно успокоиться, все равно уже ничего не изменить. Не-е-ет! Я так просто не сдамся! Нужно доказать, что все это бред! Я сломаю эти декорации, шитые белыми нитками, и найду ответы.
Направляюсь к выходу.
Во дворе тихо и пустынно: одна бабулька выглядывает из подъезда, но покрутившись у входа, тут же прячется. Да, жарковато. Хорошо, что я оделась легко, а еще привыкшая к тепловой нагрузке. Пока танцуешь, столько сходит потов, что никакая жара не страшна.
Выхожу через арку к ряду магазинов, направляюсь к газетному лотку, но тут вспоминаю, что у меня нет с собой денег, да и телефона тоже. Останавливаюсь. Кто-то толкает в плечо. Здесь прохожих много. Я, не обращая внимания, перебираю варианты, как поступить дальше. Танцевальный клуб в двух кварталах отсюда. И я решаюсь. Там меня, по крайней мере, знают.
Размашисто иду по улице навстречу горячему потоку воздуха, дерущему щеки, словно наждачная бумага. Ветрено. Мой бурый хвост трепыхается где-то за спиной, и иногда длинные локоны вылетают наперед и лезут в лицо. Дорожная пыль застилает глаза. Но меня все равно вдохновляет прогулка: я чувствую перемены, и так хочется идти и идти дальше.
Возле арки замедляюсь, остается только пройти через нее, там еще немного, и я увижу всех их: которых и люблю, и ненавижу. Сердце странно сжимается в груди. Девушкиконкуренты, партнерыпоголовно обиженные, что я ни с кем не связала свою жизнь. Но в помощи они же не откажут?
Ныряю под овальный свод, как в бассейн с холодной водой. Тень здесь плотная, зябкая. Звуки шагов разлетаются ритмичным стуком и гаснут где-то высоко-высоко. Дышу ровно, мне сейчас максимально нужно быть спокойной. Смешно. Никто из них не навестил, словно всем все равно, что со мной. Но я сама виновата. Для меня танцы прежде всего: никакая дружба или любовь не могли быть важней. Все это знали. Я тепло относилась только к двум людям, но один меня растоптал, а до второго не могу дозвониться.
Отряхиваюсь, чтобы смахнуть неприятное воспоминание.
Мои шаги впиваются в перепонки, слоятся и, кажется, уже за спиной волочится не одна пара ног. Плечи стягивает ледяным жгутом, но я стараюсь не обращать внимания на волнение: иду дальше, иду медленней.
Шаги. Не мои шаги позади. Сейчас на улице разгар дня, а меня обволакивает такой страх, словно я погружаюсь в глубокую непроглядную ночь. Едва переставляю ноги. Не буду оборачиваться. Это, наверняка, какой-то житель, который просто спешит домой. Иду дальше, выхожу из арки.
Здесь нужно пройти через два двора и небольшой сад. Прислушиваюсь и, наконец, смотрю назад.
За мной двое. Лиц не вижу: на головах нахлобученные бейсболки. Они двигаются целенаправленно, до них расстояние в десятки метров.
Ускоряюсь. Мне сейчас не нужны лишние переживания. Лучше добраться до клуба быстрее.
Решаю обогнуть дом не так, как обычно, по основной дороге, а по тропинкетам почти никто не ходит, слишком ухабисто. Эти двое сворачивают за мной. Я чувствую себя загнанным кроликом, или бабочкой, которая попалась в сачок. Да может они просто идут куда-то? Может им просто по пути?
Оглядываюсь с опаской: мужчины держатся на расстоянии, трудно рассмотреть их возраст и лица. Они переговариваются между собой и многозначно переглядываются. Сглатываю липкий страх и, ускоряя шаг, почти забегаю в узкий проход между высотками. Иду метров десять, никто вроде не преследует. Облегченно выдыхаю. Осталось только выпрыгнуть из каменного коридора, миновать два подъезда, и я буду у цели.
Мое сердце, кажется, стучит сейчас громче шагов. Делаю выдох, затем глубокий вдох. Нужно успокоиться. Не могу же я зайти в клуб вся в бешенном треморе. И что я так прохожих испугалась? Глупость, какая-то.
Еще шаг, и я буду на проспекте, где толпы людей и вереницы машин.
Вдруг передо мной вырастает один из преследовавших. Я застываю от шока. Оглядываюсь: второй крадется позади.
Пропустите, вылетает у меня машинально.
Ширина прохода не позволяет оббежать мужчинуон легко схватит меня.
Она? спрашивает первый. Тот, что сзади, кивает.
Что вам нужно? прилипаю к стене. Здесь кричи не кричиникто не придет на помощь. Последнее время на это надеяться не стоитлюди стали слишком безразличными к другим. Я и сама такая.
С одним мужчиной и без перелома я бы справиласькрепкая, да и брат показал пару приемов. Но сейчасэто тупик.
Я стою перед выбором: либо сдаться добровольно, либо драться до конца: пока не посыплются кости, и моя кровь не зальет асфальт. И, так не вовремя, в голове вспыхивают воспоминания об аварии. Меня невольно сгибает, всплески и слайды размазывают широкой кистью полотно реальности.
Крик, взмах руки, на кольце округлый камень. От боли выворачиваюсь в сторону. Глаза засвечивает яркий всплеск, затем меня придавливает чьим-то громадным телом, и вмиг все исчезает.
Хватай ее, говорит кто-то слева. Пользуясь минутным облегчением, когда видения рассеиваются, я изворачиваюсь и бью наотмашь. Попадаю по небритому лицу. Чувствительную кожу рук дерет до крови.
Вот тварь! Лягается, шипит он. Я вижу, как горят злые глаза и замечаю переливчатое сияние на радужке. Второй зажимает мою шею сзади и начинает душить. Первый, в отместку за пощечину, бьет кулаком в живот. Я хриплю. Кричать нет сил и возможности. Из глотки вырывается только свист.
Сопротивляюсь какое-то время, не обращая внимание на боль под грудью. Пытаюсь сбросить удавку с горла, но мужчина захватывает мою кисть и заводит мне за спину. Одной рукой могу только беспомощно впиваться обломками ногтей в его кожу.
Давай! приказывает он первому, и тот разрывает на мне футболку. Как банально и глупо, да и еще среди бела дня. И, как назло, нет сил закричать. Гнев подкидывает меня внезапно, и я бью локтем назад. Мужчина чуть ослабляет хватку. Я выворачиваю его руку, как учил Артем, но тут же получаю удар в спину. Тот, что с пощечиной, сгребает лапищей мои волосы и прикладывает головой о стену. Чудом отворачиваюсь и влетаю в бетон плечом.
От боли перед глазами темные круги. Но я так просто не сдамся! Пусть хоть все ребра переломают: пока дышу, я буду бороться. Но тут же понимаю, что эти мысли нелепые. Меня снова скручивают и приставляют лицом к стене, щеку царапает цемент. Набираю полные легкие воздуха и кричу, что есть сил. Не умирает надежда, что кто-то поможет. Мерзкая рука зажимает рот. От нее несет солеными огурцами и сигаретами.
И почему я не послушала Марка? Горькая мысль в самый неподходящий момент. Признавать поражение труднее всего, бороться всегда легче, чем сдаваться. Пока борешьсяесть шанс, а когда ты уже понимаешь, что это конецты подходишь добровольно к краю и прыгаешь в бездну.
Вот и я так. Мое онемевшее тело отказывалось сопротивляться. Всепоглощающая боль. Кажется, даже пробуждение после аварии не было таким острым.
Куда ее? шепчет один из преследователей.
Сейчас, дай сначала полапаю, чувствую, как колючие тонкие пальцы скользят по спине и дерзко перемещаются на грудь.
Та отвали! рявкает другой, голос у него жутко визгливый, со рта несет гнилыми зубами. Помогай, лучше.
Меня тащат назад по проходу, камни больно дерут пятки. Обувь уже давно слетела.
Я все еще в сознании, хотя не чувствую рук и ног. Лучше бы они меня убили сразу об стенку, чем вот такокуная в неизвестность.
Помочь, ребята? говорит мужской голос в стороне. Меня бросает в дрожь. Слишком слабая надежда заставляет захрипеть.
Подруга перепила. Мы сами, отвечает один из нападавших. Тянут дальше. И я понимаю, что это конец.
Ничего не вижу перед собой, бурая кровь застилает глаза. Скорее всего, треснула кожа на лбу: чувствую, как что-то теплое стекает по брови и заползает под ресницы.
Удар по спине. Хватаю ртом воздух, чтобы сделать вдох, и тут же заваливаюсь вниз. Приземляюсь лицом в газонную траву и локоть впивается в податливую мякоть земли. Отчетливо слышу шлепки и удары, затем все стихает.
Кто-то переворачивает меня, я обессиленно сжимаюсь.
Вик, все в порядке, это яМарк, открываю глаза и бросаюсь к нему. Сейчас мне все равно, что он чужой, сейчас онта самая соломинка, по которой мотылек выбирается из бутылки на свободу.
Мужчина поднимает меня на руки и несет домой. Я обнимаю массивную шею, слышу терпкий запах кожи и громкий стук его сердца. И страх отступает.
Я готова признать поражение, готова к чему угодно, лишь бы не быть одной. Мысли путаются, погружаюсь в вереницу видений: авария, затем кусочки воспоминаний из больницы. Впиваюсь мертвой хваткой в футболку Марка, когда перед глазами встают образы преследователей.
Глупая, что ж ты вышла сама? причитает «муж». Всю дорогу домой несет меня на руках и не отпускает даже, когда мы подходим к подъезду.
Я поднимусь. Я смогу, шепчу, но сама не верю в сказанное.
Нет.
Марк, у тебя ключи есть? говорю слабо, но говорю. Под ребрами тянущая боль, приходится набирать воздуха побольше, чтобы глотнуть его достаточно.
Не волнуйся.
Три этажа я прислушиваюсь к его дыханию. Тоже ведь после аварии. Вольный дышит тяжело, но крепость в руках не ослабевает. Около нашей двери он аккуратно опускает меня на пол и, все еще придерживая, достает из кармана связку ключей.
Глава 9. Мотыльки
Марк относит меня в зал и усаживает на диван. Я хочу встать и пойти умыться: кровь на щеках засыхает и стягивает кожу. Его одежда и лицо тоже грязные, в бурых пятнах и потеках.
Не двигайся, сейчас все принесу, он останавливает меня. Вспоминаю, что футболка истерзана, и я сижу перед ним почти голая. Прикрываюсь руками. Марк лукаво, но мягко, улыбается и уходит в другую комнату. Из глубины квартиры слышу его тихую ругань.
Возвращается через несколько минут уже умытый и переодетый. Протягивает мне одежду и присаживается рядом.
Марк, отвернись, лепечу.
Нет. Я должен сначала посмотреть твои ребра, или сейчас же поедем в больницу.
Не хочу туда, потому покорно соглашаюсь с мужчиной. Ладонями прикрываю грудь, но позволяю ему разрезать остатки футболки и размотать эластичный бинт. Я вся испачкана собственной кровью, но она капает с лица, на животе только грязь.
«Муж» прощупывает мои ребра. Я терплю ноющую боль и радуюсь, что не простреливает.
Все хорошо. Отделалась испугом, Марк вытирает меня теплой влажной тканью, затем, заворачивая в чистые бинты, внимательно смотрит в глаза.
Я хотела увидеть своих, начинаю оправдываться. Мне неудобно, что подвергла его опасности. Чувствую себя виноватой. Он сейчас, кажется, по-настоящему озабочен тем, что произошло.
Вика-а, выдыхает Марк, затем выжимает тряпку в миске с водой и прикладывает к моему лбу. Ты как всегда!
Что, Вика? Что всегда? Я просто шла в клуб, а это уроды пристали ко мне. Что я сделала не так?
Не нервничай. Я не виню тебя. Просто это безрассудно, тем более, клуб закрыт на ремонт. Просто ты забыла.
Как закрыт?
Ну, все-е! Завтра едем в психотерапевту! С этим надо что-то делать, Марк бросает в миску скомканную ткань и алая вода расплескивается на ковер.
Киваю. Я согласна уже хоть куда идти, чтобы разобраться с тем, что у меня в голове.
Есть хочешь? Марк обрабатывает царапины на лбу, дует на рану, когда я скриплю зубами, в конце заклеивает лейкопластырем. Я все это время стоически терплю жгучую боль.
Не могу ответитьнет сил даже на вдох. Вновь киваю.
Окей, сейчас сделаем. Пока приляготдохни.
Марк, это правда?
Что? останавливается в дверях.
Что родителей больше нет?
На лице у него скорбь, но он молчит. Хочется взвыть от этого взгляда: все понятно без слов. Но старая память кричит, что такого не может быть!
А брат? Я в больнице не смогла дозвониться к нему.
Марк меняется в лице. Возвращается ко мне и приседает рядом. Я все еще прикрываюсь руками и футболкой.
Вика, какой брат?
Он у меня одинАртем.
Ты что-то путаешь. У тебя нет брата. Ты одна была в семье.
Правда, или неправда, хлещет кнутом, я закусываю губы и чувствую, как текут по щекам слезы. Не могу этому сопротивляться. Все идет наперекосяк, все неправильно.
Ма-арк, зачем ты так со мной? Я ведь помню его, помню даже номер телефона, помню, как он учил меня драться. Зачем этот обман? Что он тебе даст?
Отдохни! Марк резко встает, прикладывает громадную ладонь к темечку, и мое сознание проваливается во мглу.
Будто дернули тумблер или нажали кнопочку «выкл».
Сон напоминает паутину: чем больше я пытаюсь вырваться, тем больше запутываюсь. Где-то вдалеке в темноте слышен голос Марка:
С ней что-то не так
Затем скрипит дверь, слышу шаги, снова скрип.
Еще рано. Она не выдержит, придется подождать. Да я и так делаю все, что могу
Паутина колышется, больно впивается в кожу.
Хорошо, но за все последствия будете вы отвечать!
Тьма вдруг расступается, и голос Марка разлетается эхом: ать ать ать
Я выпрыгиваю из сна. «Муж» теребит меня за плечо:
Просыпайся, нужно поесть.
Фокусирую на нем взгляд и вижу лохматые снежинки в его синих глазах.
Марк, опять! Твои радужки мерцают
Он моргает и быстро уходит на кухню.
Вставай, а то все остынет, бросает из коридора.
Выхожу из комнаты, справляясь с головокружением. Проходя мимо комода, замечаю фотографию незнакомца. Хватаю ее и направляюсь на кухню.
Кто это? тычу «мужу» в лицо.
Ты мне скажи, Марк сидит за столом, закинув ногу на ногу, вальяжно растянув руки по спинке мягкого уголка.
Но я не помню.
Как не помнишь меня, смерть родителей и многое другое Садись есть! его голос резкий.
Прохожу вперед, но замираю возле табуретки.
Ты меня обманываешь, я чувствую.
Расскажи, Вольный занижает голос, глядя из-под ресниц. Глаза такие мрачные, что мне становится страшно. Сажусь.
Сон снился, словно ты сговорился с кем-то.
Кажется, «мужа» передергивает.
И что я говорил в твоем сне?
Что со мной что-то не так, его брови ползут вверх, глаза округляются.
Что еще?
Что ты не будешь отвечать
Твою ж мать! он вскакивает и отходит к окну. Я чувствовал, что все идет не так, как надо! Тварь!