Я возьму другой, миролюбиво решает он.
Возьмите лучше этот! настаиваю я. Он сегодняшний, а тот, что вы взяливчерашний!
Мужчина присматривается к цифрам на упаковке.
Да, действительно. Спасибо.
Он кладет салат в тележку и медленно отчаливает. Так отъезжает горизонт, если к нему приближаться. Или несбыточная мечта. Неторопливо, но неизбежно. В первом слове слышится разрушительный залп «ПЛИ!», во второмдобрый совет «не бежать». Я не бегу, и даже не иду. С отвоёванным салатом в руке слежу за перемещениями мужчины в кашемировом пальто в царстве продуктов. Пошел к винам. Скрылся за стеллажами. Вынырнул. Встал в очередь в кассу. Я направляюсь туда же с сырно-салатными трофеями и новорождённой надеждой не знаю, на что Аромат сытой жизни усиливается по мере приближения к этому мужчине. Он выкладывает на ленту транспортера покупки: сыр, зелень, салат, бутылку вина, упаковку памперсов. Мне становится еще интересней. Я тянусь прочитать килограммы на памперсах и толкаю его своей тележкой. Он оборачивается.
Простите, смущаюсь я.
Вы меня преследуете? с иронией в голосе спрашивает он.
Да. Нет. Да
С какой целью?
Не знаю. Понравились! наглею я от смущения.
Еле заметная улыбка трогает его глаза непонятного цвета. Я записываю себе маленькую победу.
Пойдемте, говорит он.
Куда?
Улыбка чуть шире. Он расплачивается картой «American express platinum» и даже ждёт меня возле кассы, но с таким видом, что был бы мой сыр хоть сантиметром толще, не стал бы ждать.
Я следую за ним до машины. Он аккуратно устраивает пакет на заднее сиденье Мерседеса, не спеша обходит машину.
Мне нужно заехать в пару мест, можете составить компанию. Скрасите дорогу. Я без водителя сегодня, вспоминает он про меня.
Ну, если недалеко и недолго кокетничаю я.
Прошу! открывает он дверь с непробиваемым выражением лица.
Запах сытой жизни в машине сгущен до сиропа. Пахнет кожаным салоном, ухоженным хозяином, дорогим парфюмом и свежими розами. На заднем сиденьебукет тёмно-желтых роз. Мужчина ловко садится за руль, оценивая меня быстрым безэмоциональным взглядомнет ли опасности. Или грязи? Ему около пятидесяти. Может, чуть больше. Но возраст не выдает ничего, кроме уставших глаз.
А меня Татьяна зовут! начинаю я знакомство детсадовским способом.
Очень приятно, Татьяна. Ну, рассказывайте, зачем вы за мной следили? строго спрашивает он.
Я не следила! Просто вы притягиваете чем-то. Я притянулась, а проанализировать не успела! честно отвечаю я.
Есть возможность сейчас проанализировать.
У вас энергетика замершего вулкана. Вы производите впечатление человека, который, если захочет, может всё! И еще запах от вас такой Сытой жизни что ли, уверенности. Меня примагнитило! анализирую я на ходу.
Примагнитило, значит, еле улыбается он. Запах сытой жизни. Хмне задумывался. Деньги у меня были всегда, это правда. Я в двадцать пять лет уже имел собственный дом, который сам купил. Не дачу-фигачу совковую, а нормальный трехэтажный дом! С ванной и отоплением! его глаза оживают. Они редкого цветасветло-карие, с золотистыми прожилками и четкой мишенью зрачка. Не думал, правда, что как-то пахну при этом.
У вас маленький ребенок?
Двое. Год и два с половиной.
Тяжело, наверно, в таком возрасте?
Нормально. Жена, няни, повара, дом большой, не толкаемся. Тяжело не это. И в каком «таком» возрасте? Я пять раз в неделю в спортивном клубе! Я каждое утро проплываю пять километров! Моей жене двадцать четыре! О каком вы возрасте?!
Зрачки в его глазах, пожалуй, не мишени, а два затаившихся снайпера. Выстрелить может любой
Простите, не хотела задеть! Я имела в виду, что двое малышей это тяжело в любом возрасте. Но это не про вас, конечно!
Задеть меня невозможно, произносит он и замолкает, снова забывая о моем существовании.
Почему такой кайф ехать в хорошей машине? плавно покачивает Мерседес полторы мысли в моей голове. Дорога, дома, люди на тротуарахвроде те же, но отношение ко всему меняется. Прохожие из похожих и родных становятся безликой массовкой, в дорогие магазины так и тянет зайти, а выбоины в асфальте раздражаютамортизаторы дорогие!
Бесят вас наверно, дороги? пытаюсь я наладить контакт.
Да уж, Россия не Америка.
Вы были в Америке?
Жил там пять лет.
Почему уехали?
Надоело.
Все-таки, вас что-то бесит! радостно заключаю я.
Ничего меня не бесит, безразлично отвечает он.
А я? Не раздражаю? раздражаюсь я его безразличию.
Вы? Нет. Расскажите что-нибудь. Чем вы занимаетесь? Меня, кстати, Игорь зовут.
Очень приятно, Игорь. Последние полчаса занимаюсь тем, что пытаюсь вести с вами непринуждённую беседу. Что-то не очень у меня это получается.
Что для этого нужно?
Не знаю Выяснить, что вам интересно!
Удается?
Неа
Эмбрион улыбки на его лице сворачивается мою сторону, отражаясь в зеркале заднего вида.
Ну, спрашивайте, что вас интересует?
А вы ответите на все вопросы?
На всенет.
Хорошо, давайте попробуем. То, что вас ничего не бесит, я уже усвоила! Но вы произнесли фразу «тяжело не это». Значит, всё же, что-то тяжело для вас? Что?
Вы подозрительно въедливы. Вы не газетная писака, часом?
Нет! Честное пионерское!
Он смотрит в мое честное лицо взглядом опытного милиционера. С тем же выражением пропускает тётку, переходящую дорогу в неположенном месте. Смотрит на меня еще раз, пристальней.
Знаете, я помню, мальчишкой мечтал о джинсах. Купить в совке их было негде. Они просто не продавались. Они мне снились по ночам! Такие темно-синие, с карманами, выстроченные по швам, настоящие американские джинсы! Сколько раз во сне я надевал их, умирая от счастья! Просыпался, а меня как кипяткомсон! Так обидно! Нашёл фарцу, набрал денег, достал! Полгода отдавал долги! Но как сейчас помню тот день, когда я вышел в этих джинсах на улицу! Счастливей меня не было человека! Я больше никогда не был так счастлив! Никогда. Ни когда купил первую машину, ни когда купил дом на Манхэттене, ни когда женился на «мисс Мира». А пластинки! Доставали, менялись, гонялись за ними! Держишь в руках новый диск битлов и такой кайф! Невероятный! Но те джинсы, конечно, недосягаемы! Сейчас нет такого. Пропало. Захотелкупил, захотелкупил. Я уже купил все, что хотел. И то, чего не хотел. Купил потому, что у всех есть или потому, что нет ни у кого. И просто по привычке покупать. Все, что я хочу я могу купить. Сразу! Но у меня больше нет желаний! Вот что тяжело Понимаете?
Понимаю. Теоретически
Мы выезжаем на Новый Арбат. Игорь ставит машину на парковку.
Подождёте? Я буквально, пять минут. Он роется в бардачке и извлекает конверт. Посмотрите пока. Здесь я молодой и красивый.
В конверте фотографии.
Игорю лет тридцать. Он стоит на балконе, на уровне, наверно, двадцатого этажанебоскрёбы за его спиной вровень с развевающимися волосами. Это явно Америка. В кармане бежевой рубашкитемные очки, на поясемобильный телефон размером с кирпич. Снимают из комнаты. Он сосредоточен, но еще не так, как сейчас.
Игорь в плаще, темных очках и белой рубашке (торчит воротничок) на борту какого-то плавсредства. Видна лишь небольшая часть палубы. За ним серая вода, серое небо и берег с еще живыми башнями близнецами.
Игорь в красном кабриолете на парковке. Почему-то не улыбается. Откуда уверенность, что в кабриолете следует улыбаться?
Игорь в том же кабриолете, но ближе. Одна рука на коже руля, вторая на коже подголовника пассажирского сиденья. Игорь щекастый и вихрастый, но грустный. Видимо, грустный уже давно. Фон-два фрагмента коттеджей и два диковинных растения, похожих на наших сосну и плакучую иву, но не по-нашему раскормленных, словно их удобряли попкорном и поливали кока-колой.
Игорь на теннисном корте. Футболка, штаныбермуды, кроссовки, ракетка. На лице солнце и подобие улыбки.
Главный герой следующих трёх фотографийогромный белый диван в огромной комнате. Диван влезает в фотографию лишь частями. На его правом повороте Игорь сидит, закинув ногу на колено. За головойдерево в кадке. Он в красном пиджаке, белой рубашке, серых брюках. Галстук ярко-синим концом указывает на палец правой руки с обручальным кольцом.
На левом повороте дивана Игорь в той же позе, но в другой одежде. На стене картина «взрыв краски». Рядомбольшой телевизор, музыкальный центр, букет в напольной вазе, на стекле журнального столикапять пультов и видеокассета.
На центральной части белого дивана Игорь в джинсовом костюме, раскинул в стороны руки, показывая: «Весь этот диванмой!»
На следующей фотографии он в шортах и футболке на фоне двухэтажного дома, словно слепленного из кубов разных размеров. Не наш дизайнне сарай и не средневековый замок с бойницами. Ровные газоны, ровные дорожки, ровная зелень, ровные облака. И пейзаж точно не наш. Не перепутаешь.
Еще фото: Игорь за рулем белой машины на фоне коттеджей. Ещена фоне Тадж Махала в скромных серых брюках. Ещев баре, в джинсах и кроссовках. Ещена горнолыжном курорте. Шапку и очки держит в руке, чтобы быть опознанным.
На двух следующих фотографиях ему лет двадцать пять. Он в джинсах, с электрогитарой, поёт. И за синтезатором, тоже в джинсах и тоже поёт. Увлеченность, ноты, пустые бутылки.
Еще фотоснова старшев дендрарии. Светлые брюки, полосатая футболка, сощуренный взгляд, уставший читать про баобабов.
На последней фотографииявно Европа. Игорь идет по узкой улице, глядя в сторону и не зная, что его снимают. Аккуратная стрижка, темное пальто, уверенность. Маленькие машинки, цветы на балкончиках и окнах красивых домов с завитушками и пилястрами. Вспоминается классик: «Может быть, вся европейская культура, с ее завитками, финтифлюшками, пилястрами и проч., есть всего лишь тоска обезьяны по утраченному навсегда лесу».
Интересно, где это? На обратной стороне фотографии надпись: «Петрову от Чернова».
В лобовом стекле Мерседесамужик, пожирающий жадным глазом чужую машину и приближающийся Игорь.
Ну, всё! садится он за руль. Дело сделано. Предлагаю поужинать. Вы как?
Вы же собирались в пару мест.
Вопрос решился за один заход.
А букет кому?
Супруге. Сегодня годовщина знакомства. Для нее это важно.
А для вас?
Тоже. Ну, так что?
Давайте
По дороге я спрашиваю о фотографиях. Он подтверждает, что коттедж, сделанный из кубов разных размеров, принадлежит ему, и красный кабриолет, и белый диван.
Это Америка девяносто третьихдевяносто седьмых годов, ещё небоскрёбов-близнецов не бабахнули, поясняет он.
А там одна фотография, где вы явно в Европе. Это вы где?
Которая?
Вы там как Плейшнер идёте по цветочной улице. Случайно застигнутый фотоаппаратом.
Этот снимок там? удивляется он. Нуда
Это Швейцария, подумав, отвечать ли, произносит Игорь.
Вы и там были?
И в Швейцарии, и в Германии, в отличие от многих, кто там был, я там, как и в США, жил, то есть имел в своей собственности квартиры, дома, машины, бизнес и т. д. Как впрочем, сейчас и в России.
А кто такой Петров?
Петров это моя фамилия.
А Чернов?
Слишком много вопросов, остужает Игорь мой любознательный пыл.
В огромном бело-золотом ресторане мы одни. Нас встречает официант с сияющей улыбкой Робинзона, тридцать лет не видевшего живых людей. Приятно так радовать работника общепита одним своим появлением.
У них карантин? недоумеваю я. Чего нет-то никого?
Здесь безумные цены, полноценно улыбается Игорь. Народу всегда мало.
Безразличие, с которым Игорь заказывает, говорит о том, что самое экзотическое блюдо в менюэто я! Я стараюсь соответствовать заявленному интересу. Рассказываю то, что знают все и то, что не знает никто. И просто по привычке рассказывать. Эмбрион улыбки моего визави дозревает до почти доношенности, и мне это приятно.
К десерту мы переходим на «ты». Он предлагает отвести меня домой, и встретиться еще раз. Я соглашаюсь.
По дороге я спрашиваю о гитаре и синтезаторе на фотографиях, и он с волнением вспоминает свою битломанскую юность. В его глазах дрожат золотистые прожилки, а в голосе слышится «Мишель».
В следующую встречу мы идем в «закрытое место». Квадратный амбал, похожий на советский желтый автомат с газировкой преграждает мне дорогу, но Игорь кидает в него монетку: «девушка со мной» и амбал выдает порцию газированной любезности.
Я знаю здесь почти всех! Они все из телевизора! Глазеть неприлично, но очень хочется.
Здесь только известные и богатые люди, предупреждает Игорь. Расслабься. Они на самом деле самые обычные. Вот этот пьёт как верблюд, одними глазами показывает он на персонаж, живущего в телевизоре по утрам. А вон тому жена изменяет в открытую, и все об этом знают, кроме него, кивает он на известного сериального красавца. А за мной мужичок, только не смотри, скоро сядет. Последние дни отгуливает.
За что?
Сам виноват. Не тем занёс, ухмыляется Игорь.
Он вяло пересказывает еще пару сплетен, подтверждающих истину, что ни деньги, ни известность счастья не прибавляют. Разговор возвращается к теме отсутствия желаний.
Я был везде, где хотел побывать, я пробовал всё, что хотел попробовать, я женат на самой красивой девушке, которую когда-либо видел. Я живу так, как хочу! Я не понимаю, почему я не чувствую себя счастливым!
Мне хочется помочь ему, но я не знаю как.
Ты же не первый с этими вопросами. Кроме материального есть духовное выдаю я ещё одну бесплатную истину.
Это не для меня! отрезает Игорь. Религия, опиум для народа, а не для меня! А из светского духовногомузыка, фильмы, книги, картиныу меня всё это есть.
Почему обязательно религия? Люди занимаются духовным ростом, благотворительностью, помогают больным, бедным
Да ну, это всё не то. Просятя даю. Какое это имеет отношение к моему личному счастью? Никакого!
Расскажи еще об Америке! прошу я, чтобы свернуть с тупиковой темы.
Да чего о ней рассказывать? С деньгами везде нормально. Купил дом, купил машины, погонял по хайвеям, поиграл в Лас-Вегасе, поплавал в океане, побегал по пляжу, разбил машину, купил другую Расскажи лучше ты мне что-нибудь забавное. Мне нравится твоя живость.
«Да я блин живее всех живых!» чуть не ляпаю я, но лишь делаю лицо, подобающее первому комплименту и рассказываю забавное
Мы прощаемся как коллеги по работе, отметившие сдачу отчёта или установку в офисе бесплатного автомата с газировкой.
Я жду что Игорь возьмёт меня за руку или за колено, или хотя бы печально посмотрит в глаза, но он не делает ни первого, ни второго, ни даже третьего. Он без эмоций желает мне спокойной ночи и приглашает провести с ним ещё один вечер. Я соглашаюсь уже из интереса.
В следующую встречу он в джинсах и на внедорожнике. Тоже Мерседес. На запах сытой жизни смена одежды и транспортного средства никак не влияет. Рядом с ним жизнь кажется удавшейся. На заднем сиденьебукет темно-желтых роз, размером с давно не плакавшую плакучую иву, раскормленную поп-корном.
Это тебе, кстати, говорит Игорь.
Спасибо. А почему желтые?
Они не просто желтые. Они благородно, богато желтые. Мне нравится именно этот один оттенок желтого. Моя мать любила такие розы.
Мы едем в очередное «хорошее место».
Что расскажешь интересного? спрашивает он.
Да не знаю. Сегодня просидела дома. Еще бы пенсию домой приносили.
Ну мать, ты даешь! взрывается бодростью Игорь. А вот я сегодня, правда, пыжился еще вчера, был в клубе! Почти два часа бегал, насиловал тренажеры, тягал железо. Потом минут десять плавал в бассейне, уже устал, и больше не хотелось, обычно больше, потом массаж минут на сорок, потом пять минут позагорал. Выходишь на улицу и опять как в молодостичувствуешь себя молодым, двухметровым, голубоглазым блондином. Класс! А ты про какую-то пенсию, понимаешь
В «хорошем месте» говорим об именах. Я цитирую книжку Хигера об именах и отчествах и их влиянии на характер. Игорь что-то об этом слышал, но я пересказываю забавней.
А что там по поводу имени Игорь и отчества Витальевич?
Про Витальевича не вспомню, а вот про Игоря помню фразу: «мужчины, носящее это имя, словно сотканы из противоречий: они упрямы, но в то же время легко приспосабливаются к обстоятельствам, быстро сходятся и быстро расстаются, расчетливы в делах, но любят пофантазировать».