Не можем, сказал один из близнецов, мы дали друг другу слово еще перед отъездом в лагерь.
Зачем?
Военная тайна!
Нет, уж хватит тайн, вы точно скажите, кто из вас стянул из аптечки бертолетову соль, сахар из столовой и уголь из кухни. Чтобы мы знали, с кого спросить, за изобретение пороха!
Ребята вдруг бегло заговорили по-немецки между собой. Вожатая возмутилась.
Что вы там бормочете по-немецки втайне от коллектива? Да кто вы такие, фонбароны или пионеры?
Фонбароны! выкликнули ребята вместе понравившееся слово! Фонбароны Файеровы брат брата не выдают!
Девочки стали их стыдить и требовать признания.
Ну, уж это ни в какие ворота не лезет. А если один из вас узнает, что другой Родину предает, тогда что? спросил Марат.
Не узнает, нахмурился один.
Потому что никто из нас этого не сделает, сердито сказал другой, у нас в роду Файеровых такого не было!
Ну, так кого же из вас отправить к родителям, кого оставить в лагере? встала в тупик вожатая.
Близнецы пожали плечами.
А от нас порознь мало толку, сказал один.
Мы вдвоем нужны, сказал второй.
Владлена Сергеевна задумалась.
Это уже наша военная тайна, шепнула она мне, один из братьев стартует, другой финиширует, когда у нас по бегу соревнования.
Как это?
Один во время бега прячется в кустах, а другой выходит из кустов недалеко от финиша. И будьте здоровы.
Ловко!
Тсс! Сейчас я их пристыжу, фонбаронов! Владлена Сергеевна вперила взор в близнецов. Не воображайте, будто вы храбрые рыцари, вы просто трусишки. Вот берите пример с Яши, прозванного вами же «бродяшей». У него проказ больше, чем у вас двоих, однако он не боится о них рассказывать. Ну, расскажи, Яша, про свою новую проделку, как ты удрал ночью слушать соловья.
Не слушать, а смотреть, отозвался тихим голоском Яша-бродяша.
Ну, и удалось тебе подсмотреть, как поет соловей? Скажи, как выглядит его пенье.
Очень жалко.
Что, что?
Он сидел на сухой ольховой ветке. Я подкрался со стороны парка И увидел его на фоне заката, четко, четко Маленький, взъерошенный, похож на воробья, он напрягался изо всех сил! Даже горло у него раздувалось и все перышки на нем топорщились. И так ему трудно громко петь, такому маленькому
Фу, даже слушать стыдно, прервала Владлена Сергеевна, соловей, краса и гордость русских лесов, и вдруг жалкая, маленькая птичка! Вот что может увидеть человек, если он бродит по лесу один, не может разобраться, что к чему. Ты осознал свою ошибку, Яша?
Ночной путешественник промолчал.
Я осознала, я осознала, с плачем выскочила Зиночка, я не стану больше заниматься вязаньем во время мероприятий. Только не забирайте корзиночку, ее бабушка мне подарила! Вот тут ее рукой на корзинке написано: «От бездельярукоделье».
Сколько ни доказывали, что нельзя пионерке в лагере жить по завету бабушки, Зиночка ни в какую. Ревет, а корзиночку еще крепче к груди прижимает.
Последним обсуждали Торопку. Он предстал перед советом дружины не один, а вдвоем с каким-то угрюмым на вид парнем. Низкорослым, широкоплечим, с недетскими, узловатыми руками. В нем так и проступали сила и упрямство.
Откуда выползла змея на скамейку? спросил Марат Торопку.
Из-под моего ножа!
А кто ее раскрасил, как живую?..
Я же отвечал Торопка.
Ну, и как это ты сумел?
Очень просто, соками трав и цветочной пыльцой. Растения надо взять, подавить. Из одуванчиковмолочный, белый, из дягилей и лопуховзеленый сок, размятые цветы васильков дадут бирюзовый цвет Цветы мать-и-мачехижелтый Ну и вот, если так сделать, можно раскрасить деревянную резьбу
И все ты врешь, Торопка, я же знаю, Варвель учил тебя этому, сказал Марат. Сам он боится признаться. Недавно переселился из Литвы в Старую Руссу вместе с родителями. И сам рассказывал мне, что его отец был знаменитым резчиком по дереву. Вырезал разных там богов и богинь, мадонн с младенцами и раскрашивал их. Ну, а теперь его взяли на мебельную фабрику Вот откуда у него эти познания насчет сока цветов Нехорошо так, из-за дружбы с ним лгать коллективу. Файеровы хоть молчат, но не врут
Широко открытые глаза Торопки заволокло слезами. Он помотал головой.
Так что же, выходит, я наговариваю на Варвеля? возмутился Марат. Я вру?
Марат никогда не врет! Марат говорит только правду! Как не стыдно, Торопка! раздались возмущенные голоса.
Довольно! сказал вдруг Варвель и так хлопнул ладонью по столу, что все замолчали.
Вредитель скамейки есть я. Змействомоя работа. И кукиш на дереве вырезал тоже я. Можете исключать меня из пионеров за то же самое, за что моего отца отлучили от католической церкви!
Твой отец сектант.
Нет, отлученный ксендзами католик.
Врешь!
Варвели не врут. Пан ксендз заказал моему отцу подновить статую святого Себастьяна. Его язычники всего пронзили стрелами, а он им улыбался и благословлял двумя перстами. У статуи отвалилась рука, нужно было сделать новую. Отец, приделывая ее, вместо двух перстов изобразил три, вот так Ксендз был подслеповат, не заметил, и статуя была поставлена в костеле А верующие разглядели, и поднялся большой шум. Ксендз потребовал, чтобы отец покаялся, будто его бес попутал изобразить вместо двуперстия кукиш. Но отец сказал: «Клянусь честью, так лучше, святой Себастьян был не таков, чтобы благословлять негодяев, пускающих в него стрелы, посмотрите внимательней, он смеется над ними, как антифашист над гитлеровцами». За это моего отца отлучили от католической церкви. Вот и все. Исключайте меня из пионеров, но клянусь честью, это дерево вышло из леса, чтобы показать кукиш бабе-яге, лешему и всей прочей нечисти, которой детей пугают!
Варвель сел.
Все ясно, сказал Марат, мне только непонятно, зачем врал Торопка?
Непонятно? вскрикнул Торопка и, подскочив к нему, быстро заговорил:А если нужно выручать товарищаэто тебе понятно? Меня выгонят, не оставят на второй срок, ну и что? Ну и ничего. У нас и под Ленинградом дача. У меня две бабушки, три тетки, папа, мама и все вокруг меня как хоровод водят Рады будут, когда явлюсь. А его отец прибьет! Они только устраиваются на новом месте. Там еще пятеро ребят, все по лавочкам сидят. Понимаете Вот здесь какая открытая книга. Слышишь, Марат!
Марат даже отступил, и голова его оказалась в тени абажура, так он был растерян этим натиском Торопки. Да и ребята растерялись, когда перед ними раскрылась страница чужой жизни, не похожая на их житье в лагере.
Но тут на помощь им пришла вожатая.
Ребята! Этот вопрос мы решать не будем. Он уже решен. К нам приходила мама Варвеля и, узнав, что у нас нет утренней молитвы и на ночь мы не молимся, решила забрать сына из лагеря, она ревностная католичка! Так не будем же спорить с мамой, отдадим ей Варвеля!
Отдадим! Отдадим! захлопали девчонки. Но Марат молчал, ему явно не хотелось, чтобы уходил Варвель.
Я сам уйду. Пожалуйста! Варвели не таковы, чтобы кому-нибудь навязываться. И угловатый парень, грубо оттолкнув кого-то, вышел из «Читай-домика».
Постой, Варвель. Нельзя так попыталась остановить его Владлена Сергеевна.
Прощайте!
Ну, как хочешь, если ты такой
Мне показалось, что вожатая несколько растерянна.
Но она быстро взяла себя в руки.
А вы знаете, для пользы дела это очень даже хорошо. Мы отлично заживем, когда отделаемся от таких Зачем они нам в показательном лагере, пусть портят показатели в других, которые не на таком виду! С нас хватит хороших ребят, верно ведь?
Приняв общее молчание за согласие, она на этом и поспешила закрыть заседание. Когда все разошлись, она взяла меня за руку своей маленькой, но жесткой рукой и зашептала:
Верно ведь, надо приунять всех этих ребят, что выделяются из коллектива?
Владлена Сергеевна, да ведь жизнь без таких ребяткак суп без соли, борщ без перца. Это же самые заводилы. Они как дрожжи для теста, искры для костра
Ой, ой, ой, еще и поджигатели!
Это же активный элемент, мы ценили именно таких.
Ну, вы меня разыгрываете!
Это вы шутите, Владлена Сергеевна.
Какие могут быть шутки? Вот завтра же мы начнем отчислять их под разными предлогами. Я лагерь не приму, в должность не вступлю, пока не избавимся от таких. Вот приедет директор
И вы думаете, что директор вас поддержит?
А мне и думать нечего, директор и рекомендовала меня на эту должность.
Ну и что ж из того?
А то, что у нас директором та самая воспитательница детдома, которая так выдвинулась. А я у нее любимой воспитанницей была!
Я примолк, обескураженный этим признанием.
А когда собрался с мыслями, спорить было поздно. Горнист сыграл отбой, и все вожатые, в том числе и старшая, побежали наводить порядок на сон грядущий.
Оставшись один, уселся я на провинную скамейку, которая уже была очищена от волшебной змеи беспощадным рубанком лагерного столяра. И стал думать о встрече с директором, вернее директрисой, о том, как я буду говорить о порядках в ее лагере.
Однако наступил вечер, а директора не было.
Ее отсутствие встревожило вожатых. Не сговариваясь, девушки стали собираться вокруг скамейки одна за другой.
Ночь была какая-то страннаябезветренная, ясная, на небе ни тучки, над лесом ни ветерка. А на западе непрестанно блистали зарницы.
Это всех нас как-то будоражило.
Все сгрудились на скамейке. Ощущая дрожь то ли от ночного холодка, то ли от нервного напряжения, я заговорил о том, что пережил во время похода против белофиннов.
И стоило мне заговорить о жестоких испытаниях войны, как девицы-амазонки вдруг превратились в простых ленинградских девчонок, соскучившихся по отцам и братьям, многие из которых ушли в армию, стоят на границах.
Владлена Сергеевна тоже втеснилась в нашу компанию. С удивительной наивностью она переспрашивала: неужели при нашем превосходстве, при наших могучих танках и грозных самолетах можно было вот так ползать по снегу, прятаться от снайперских пуль, умирать без медицинской помощи в лесах и болотах? Неужели я сам это видел? Сам пережил?
Ей не верилось, что и нас могут убивать, ей казалось, что из всех боев мы как победители должны выходить живыми и здоровыми, а враги должны гибнуть, как осенние мухи.
Я смотрел на нее и думал: «И ей будет доверено воспитание сотен ребят, нашей будущей силы и опоры? Да ее самое надо воспитывать!»
Чем больше я рассказывал о жертвах, которые мы понесли ради победы, тем больше ее бросало в дрожь и на ее красивом лице, тронутом нежным загаром, все тревожней мелькали блики дальних зарниц. И всем нам было как-то не по себе. Что-то не давало нам спать, не позволяло разойтись, а держало в кучке, хотя ночь была тиха и светла.
Мы не знали тогда, что уже видим зарницы войны.
Владлена Сергеевна не успела отчислить из лагеря никого из неугодных ей ребятнаутро было объявлено о вероломном нападении гитлеровской Германии на нашу Советскую Родину.
И все наши мелкие неурядицы в пионерских делах померкли перед этой грозной всенародной бедой.
«Подкладывайте сковородку»
Воинская судьба вскоре забросила меня снова под Старую Руссу, только теперь в шинели военного корреспондента. Был я свидетелем первых тяжелых боев у границы. Собрал много материалов о подвигах первых героев, не щадя жизни, преграждавших фашистским полчищам путь в глубину России. И торопился доставить их в Москву, в редакцию «Красной звезды». Но фашистская авиация висела над нашими дорогами. Поезда ходили нерегулярно. И я обратился за помощью к летчикам. Пообещали отвезти на связном самолете.
На полевом аэродроме истребителей с запоминающимся названием «Ожередово» говорю с командиром полка. Это богатырского вида сибиряк, воевавший волонтером на стороне республиканской Испании. Немногословен, строг. Ругается только по-испански, чтобы и себе душу отвести и других не обидеть. Вручая мне записку, бросает три слова:
Вас отвезет Пижон.
Поблагодарив, бегу к связному самолету, укрытому ветвями на самом краю аэродрома, вблизи лесной опушки. Хозяин небесного тихохода лежит под крылом самолета. Посматривает, как взлетают и садятся истребители, и грызет травинку. Темный чуб вьется из-под пилотки, синие глаза, нос с горбинкойчем не гасконец? И фамилия (я помнилПижон) подходящая, французская.
Поднялся, козырнул. Подтянутый, боевой, в чине лейтенанта. Настоящий военный летчик Странно, почему летает на У-2? Протягиваю записку командира.
Вы готовы?
Всегда готов!
Значит, летим, товарищ Пижон!
Летчик метнул на меня быстрый взгляд. На смуглых щеках полыхнул румянец, словно от пощечины.
Многие летят. Да не все садятся, загадочно ответил лейтенант и стал рывками сбрасывать маскировочные ветки и выбивать из-под колес самолета колодки.
Не понимая, чем я рассердил этого горячего человека, пытаюсь завести разговор на самую волнующую тему:
А на вашем участке опять отход? По всем дорогам, по которым к вам добирался, на восток пылит пехота.
По суворовскому принципу: заманивай, ребята, заманивай, усмехнулся Пижон.
Странное что-то происходит, стрельбы не слышно, немцев не видно. Может быть, от паники бегут? Неплохо бы проверить что за чепуха такая. И высшему начальству доложить.
Мой собеседник молчит. Помогаю крутить винт. Пижон дает газ. Я залезаю в кабину на второе сиденье.
Взлетаем по-воробьиному, над самыми верхушками деревьев, чтобы не мешать истребителям.
Небесный тихоход в руках Пижона показывает такую резвость, что сразу чувствуется почерк летчика-истребителя. Но почему мы летим в сторону заката, когда нужно на юг?
Оставляем позади пылящую пехоту, скопления обозов у переправ через речки.
И вот уже мчимся над какой-то странно пустой территориейдеревушки без людей, поля без стад, дороги без солдат. Ни пылинки.
Вдругпрямая-прямая просека в лесу, и по ней движется длинная колонна машин.
Вот они! крикнул мой возница, приглушая мотор.
В тот же момент я увидел, как с земли навстречу нам поднялись темные, светлые и красные струи. Они встали между небом и нами плотной стеной, подобно разноцветному ливню.
Самолет наш подскочил, как живое существо. Я едва удержался на сиденье. Вцепился в борта, а онто вправо, то влево, и отовсюдуиз лесу, из оврага, с полянки, с лужайкинавстречу нам фейерверки огня.
Опомнился я, когда эта свистопляска уже кончилась.
Мы летели, прижимаясь к самому краю глубоченного оврага. Красные стволы сосен мелькали на уровне крыльев.
Потом среди леса появилась какая-то речка, довольно широкая. Но ничегони лодочки, ни переправ. В небе кудрявые летние облачка. Внизу тихо. Никаких признаков войны. Летчик снизил скорость и, скинув шлем, стал отирать пот шелковым шарфом. Встречный ветер трепал его взмокший чуб. Вот он недоуменно смотрит то на карту в развернутом планшете, то вниз. Я понял, что возница мой заблудился средь бела дня И не поймет, что это за река под нами. Может быть, Ловать или Полисть? На воде не написано. Кабы подняться повыше да взглянуть, не синеет ли вдали Ильмень. Но там ты можешь встретить какого-нибудь «мессершмитта». Склюет, как коршун воробышка.
Однако лейтенант был, видно, стреляным воробьем. Держал машину даже не над самой водой, а над прибрежным кустарником, чтобы наша тень была не так заметна.
Долго ли, коротко ли мы так летеливдруг впереди мелькнули крыши зданий, среди верхушек сосен блеснули стекла окон. И четко вырисовались на газоне гипсовые фигурки детей вокруг фонтана. Глазам не поверилосьда это же идеальный лагерь ленинградцев!
Крикнул на ухо летчику, нельзя ли, мол, сесть тут. И он ловко посадил машину на прибрежном песке. Не выключая мотора, зарулил в кусты.
Лагерь оказался обитаем.
От винта! осадил Пижон набежавших мальчишек.
Вслед за ребятами явилась Владлена Сергеевна. Да она и не изменилась, такая же тонкая, быстрая, красный галстук развевается поверх белой блузки.
Вы к нам, товарищи летчики? обратилась она к Пижону, очевидно не узнав меня в военной форме.
С письмами из Ленинграда, да?
А вы ждете писем?
Не я, а дети! говорит она. А что с почтой? И вообще непонятно, наш директор поехал в город и не возвращается. Известий никаких нет. Вы не скажете, что вообще происходит? Немцев уже прогнали или еще нет?