Галина ГалаховаПРО ТОГО, КОГО НЕ ЗАМЕНИТЬДокументальная повесть о рабочем Ленинградского инструментального завода Леониде Васильевиче Брюсе
Одни вопросы
Прямо удивительнодо чего любопытные есть ребята! Один спрашивает, чем спрут отличается от осьминога, другойпочему пароход плавает, а самолётнет, третийчто такое ржавчина. Но самые странные вопросы задаёт мой знакомый второклассник Нырненко. На днях он приходит ко мне и спрашивает:
Почему в Ленинграде нет домов в виде шара?
Почему человек не превращается обратно в обезьяну?
Почему одни всё времяотличники, а другиенаоборот?
Как умею, отвечаю ему, а Нырненко не унимается:
А почему Пчелинцев всё время со мной дерётся?
Он готов задавать вопросы без конца, ему главноеспросить.
Пчелинцевдруг Нырненко. Они учатся в одном классе. Раньше они сидели на одной парте, пока Нырненко не пересадили к отличнице Оле Перепёлкиной. На исправление. Нырненко очень обиделся и сказал, что исправляться один, без Пчелинцева, ни за что не будет.
А почему я один должен исправляться? горячо спрашивает он.
Я не знаю и честно признаюсь в этом.
Вот видите, тоже не знаете! торжествуя, восклицает он. Раз так, я буду исправлять Перепёлкину! Ну какпоехали?
Мы выходим на улицу. Мама Нырненко попросила меня присмотреть за ним, потому что нам по дороге. Он едет в бассейн, и мне в ту же сторону.
Стоим на остановке и ждём наш автобус. Рядомдвое больших мальчишек. Нырненко шепчет:
Из нашей школы. Мои знакомые шестиклассники.
Лицо у него светлеет. Он гордится, что у него есть такие знакомые. Но мальчишки не обращают на Юру внимания. Один хохочет:
Ну, Андрюха, умрёшь! Сегодня наша Свет Леонидна говорит: «Будет у вас гость!» Мы: «Кто?» Она: «Рабочий. Расскажет о своей профессии». Ушла. А мы сговорились закрыться. Как будто убежали домой. Налетели на дверь, а замок и сломался. Ни туда. Ни сюда. Ну, потеха! Светлана Леонидовна дверь дёргает: «Откройте!» А тут
А тут наш автобус подошёл, и мы в него впрыгнули. Едем, а Нырненко успокоиться не может: «Что же дальше-то было? Как они выбрались оттуда?»
Откуда мне знать? говорю. Это же твои знакомые.
Выдумщик Нырненко
На другой день Нырненко не успел порог переступить, затараторил (оказывается, всё узнал!).
Очень просто выбрались, рассказывал он. Их выпустил рабочий, который в гости пришёл. Раз-два! Сделал новый ключ. Раз-два! Открыл дверь. Раз-два! Починил замок. Здорово? Они думали, что всю жизнь придётся в классе сидеть. Сегодня их по радио долго ругали. А потом выступил тот рабочий: «Не надо, говорит, шестой «б» ругать. Они мне даже помогли: избавили от лишних разговоров. На деле пришлось показать, как рабочие работают. Не каждый раз такое случается». Всем очень понравилось!
Мне тоже понравился этот рабочий, который заступился за шестиклассников.
Не знаешь, как его зовут?
Иванов. Нет, Орлов. Или, кажется, Белкин. А может быть, Бочкин?
Я сразу поняла, что Нырненко не знает, но он заупрямился:
Нет, знаю!
Он никогда не признаётся, что чего-то не знает.
Зазвонил телефон, я сняла трубку, а Нырненко уткнулся в газету «Смена». Когда я положила трубку, он сказал:
Его фамилияБрюс. И зовутЛеонид Васильевич. И работает он на Ленинградском инструментальном заводе. Про него в газете написано!
А ты не путаешь? говорю.
Я никогда ничего не путаю! отвечает Нырненко.
Скоро я убедилась, что он всё-таки перепутал, но это было даже хорошо.
И не Красная Шапочка и не Дед Мороз
Я приехала на Ленинградский инструментальный завод. Стою в пятнадцатом цехе, где работает Брюс.
Сначала наш участок сборки был вот такой! говорит мне начальник цеха 15, Николай Васильевич Косяков. Чуть больше напёрстка. А потом мы его расширили, а потом ещё раз и ещё, а потом снова стало тесно, а расширяться уже некуда И, как будто смутившись, он возвращается к прежнему разговору. Значит, хотите писать про Брюса? Про него уже писали. Хватит с него, а то ещё избалуете! Славаона, как змеиный яд: только помалу принимать можно!
В дальнем конце участка толпились люди. Там работал станок-автомат. Его собрал и наладил Леонид Васильевич вместе со своими товарищами.
Хотелось бы поговорить с Брюсом! напоминаю я.
Ладно. Поговорите, смеётся Косяков и зовёт:Брюс, Леонид Васильевич!
Темноволосый человек среднего роста оторвался от станка и подошёл к нам.
В чём дело, Николай Васильевич?
Да вот к тебе товарищи пришли. Начальник почему-то развеселился. Хотят про тебя написать для детей!
Брюс вдруг сделался очень грустным.
А почему обязательно про меня? спросил он обиженно и накинулся на начальника:Это вы подстроили?
Чур, на меня не сваливай! Я тут ни при чём. Спроси хоть у товарищей. Я сопротивлялся, протестовал. Но они настаивают! Николай Васильевич развёл рукамимол, ничего не могу поделатьи отошёл в сторону.
Брюс даже рассердился.
Вот ещё выдумали! воскликнул он. Чего про меня писать! Я не Красная Шапочка и не Дед Мороз!
Действительно, Брюс не походил на Красную Шапочку и на Деда Мороза. На нём рабочая спецовканичего сказочного!
С ним не случалось никаких удивительных превращений. Он всю жизнь работал на одном и том же заводе, в одном и том же цехе, за одним и тем же верстаком. У кого-то были приключения, кто-то летал в космос или ездил на Северный полюс, с кем-то случались разные случаи, у когохорошие, у когоплохие. А он знай себе работает и не может оторваться от дела. Тридцать четыре года
Вот так случай! Неужели человеку так нравится своя работа, что он не хочет ничего другого? А может быть, это сплошная необходимость и никакой радости нет?.. Я пускаюсь на хитрость.
Наверно, работа у вас неинтересная, говорю, поэтому и не хотите, чтобы про вас писали.
Как это неинтересная! возмутился Брюс. Да кто это вам сказал! Пойдёмте, пойдёмте. Сейчас всё сами увидите.
Хорошо я сказала про работу«неинтересная»! Хитрый ход. Нырненко меня научил. Когда его что-нибудь очень интересует, он всегда говорит только так.
Идём по цеху
Есть цеха, которые узнáешь даже с закрытыми глазами. В литейном цехе жаркотам делают отливки из расплавленного металла. В гальваническом цехе сыротам стоят огромные ванны с жидкостью. В механическом цехе пахнет машинным масломтам работают станки, их надо хорошо смазывать.
Цех, по которому мы шли, ничем особенным не отличался. Если закрыть глаза, можно даже подумать, что мыв классе, когда там шумно, или на вокзале, когда там тихо.
Этосборочный цех. Он называется цехом автоматических средств контроля. На входной двери висит табличка с надписью: «Цех коммунистического труда».
В этом цехе Леонид Васильевич и его товарищи собирают новейшие станки-автоматы. Эти станки сортируют, измеряют разные детали, например, шарики и ролики.
Хотите задачу?
Один станок-автомат за одну минуту проверит столько шарикоподшипников, сколько человек-контролёр проверит за два часа. Во сколько раз быстрее человека работает автомат?
У контролёра устанут глаза, задеревенеет спина, а станку всё нипочём. Он может работать без сна и отдыха хоть день, хоть год, пока не сломается. А сломаетсяего починят. И он снова работает. И ошибается станок реже, чем человек, такой уж он умный!
Автоматумный, хотя ничего не понимает. А люди умнее. Люди его придумали, а не наоборотговорит Леонид Васильевич.
Мы остановились у верстака.
Извините: работа
А это мой верстак, сказал Брюс и похлопал верстак по широкой спине, мой рабочий стол.
Так говорят про лошадь или про собаку, которой гордятся и которую любят. Нырненко мне вчера сказал: «А это моя собака. Извините, я спешумне с ней надо заниматься!» И мне почему-то стало очень обидно. Наверное, потому, что у меня собаки нет
Верстакстарый, обшарпанный. Сейчас на нём пусто. Лежит только отвёртка и один случайный винтик. Наверное, Брюс только что закончил одну работу и должен был начинать другую. И точно.
А теперь мне пора, сказал Брюс. Извините: работа!
Сможете ли вы собрать Шалтая-Болтая?
Я стою у верстака. Брюс вроде бы забыл про меня. Он приготовил инструменты, принёс кучу деталей и начал работать. Ему надо все детали собрать вместе, в единое целое. Я уже знаю, что такое целое называется узлом. Брюс собирает узел автомата 37-АКизмерительную станцию.
Ещё я знаю, что сборщики собирают узлы по инструкциям. Эти инструкции называются технологическими картами. Технологическая карта для рабочегото же самое, что для школьника объяснение к упражнению по русскому языку. «Спишите. Вставьте в выделенных словах пропущенные буквы. Подчеркните глаголы».
В технологической карте написано примерно так: «Сначала взять деталь А в правую руку, а деталь Бв левую руку. Выступ детали А вставить в отверстие детали Б. После этого обе детали положить на подставку 124. Ударить по детали А молотком, который весит 250 граммов, так, чтобы выступ детали А полностью вошёл в отверстие детали Б».
И так всё до самого конца описано.
А если рабочий руки перепутает или не тем молотком ударит? От этого может получиться ошибка в сборке: узел может развалиться или наоборотповорачиваться не будет, где положено. Поэтому всякое отклонение от технологической карты запрещается, и называется такой грубый проступок спецальными словаминарушение технологии
Я стою у верстака и жду, когда Леонид Васильевич заглянет в технологическую карту. Но Брюс забыл о ней, её даже нет на верстаке. Вместо карты перед Брюсом лежит огромный лист лиловатой бумаги, весь разрисованный непонятными линиями. Время от времени Брюс заглядывает в него.
Наконец я не выдержала и спросила:
Леонид Васильевич, а почему вы без технологической карты работаете? Откуда вы знаете, как надо станок собирать?
Брюс поднимает глазакажется, они смеются.
От верблюда! неожиданно говорит он, а потом добавляет серьёзно:Извините. Мы без карт работаем. Понятно?
Понятно! говорю я, хотя мне ничего не понятно.
А Брюс смеётся:
Ну, раз «понятно», тогда объясню. Сделать такие картыдолгое дело. Один человек их придумывает и пишет, второй проверяет, третийразмножает на специальных машинах, чтобы всем рабочим хватило. Только всем раздаливдруг придумали, как по-новому узел собирать! Значитсобирай и переделывай карты. А у нас всё время работа новая, её надо делать быстро. Так что инженеры за нами угнаться не могут. Дают только сборочные чертежи. Брюс ткнул отвёрткой в лиловый лист. Знаем, как любой узел должен выглядеть, а как его собратьсами ломаем голову. Такая работа.
Значит, высами себе инженеры? спрашиваю.
Мырабочие, отвечает Брюс. Инженеры больше нас знают, зато меньше нас умеют: не каждый инженер простые часы соберёт. А вместе мы горы свернём.
У меня вертится в голове песенка про Шалтая-Болтая, который сидел на стене и свалился во сне, и вся королевская конница, вся королевская рать не могут Шалтая-Болтая собрать
Леонид Васильевич, вдруг говорю я, а вы сможете Шалтая-Болтая собрать?
Чудаки они там в королевской коннице, подумав, говорит Брюс. Значит, он тоже знает эту песенку. Несите Шалтая-Болтаясоберу!
Тайна сборочного чертежа. Говорит чертёж
Яродной брат рисунка или картины. Только они сделаны для красоты, а я служу делу. Я показываю рабочему, как выглядит станок или узел, какие детали в него входят и как они друг с другом сцепляются.
Смотрит на меня рабочий и догадывается, как узел собирать надо. А самое главноея ему узел со всех сторон показываю.
Зачем это? С одной стороны не всё видно. Когда слон прямо на вас смотритэто называется «вид спереди», вы его хвоста не видите, потому что он за туловищем спрятан. Если по такому чертежу слона собирать придётся, получится у вас непонятная игра природыбесхвостый слон. Чтобы хвост увидеть, надо на слона сбоку посмотреть или сверху.
Если только сбоку смотретьэто называется «вид сбоку», хвост виден зато ухо у слона одно, второес той стороны головы, опять плохо.
Сверху смотретьэто называется«вид сверху», хвост виден, и уши на месте, зато ног не видноони под животом спрятаны. В общем, как ни крути, а с одной стороны слона не разглядишь.
Так и с любым станком получается: чтобы всё увидеть, нужен вид спереди, сверху и сбоку.
Первые сборщики собирали совсем простые вещивроде каменного топора. Им легко было: они привязывали камень к палке без всякого чертежа. Зато сейчас станки поумнели и стали очень сложными, деталей в них много, и все они запутаны-перепутаны.
Поэтому даже такой мастер, как Брюс, без меня обойтись не может.
А чтобы вам не было скучно, посмотрите на чертёж Шалтая-Болтая в трёх видах: спереди, сверху и сбоку. Разберитесь, где какой вид
Совсем другая планета
Кто же всё-таки Брюсрабочий или инженер? Кого в нём больше?
Я наклоняюсь над чертежом. Ничего не понимаю: сплошное нагромождение линий, даже голова кружится. Хуже, чем загадочная картинка «Найдите пионера Васю»
Брюс проводит по одной линии, потомпо другой. Он-то в знакомом «лесу»! Может хоть с закрытыми глазами идти, а всё равно выберется. Зато для посторонних Никаких надежд на спасение нет, можно только кричать: «А-а-а!»
Леонид Васильевич не замечает моего испуга.
Вот здесь сигнал через систему реле поступает на магнитную запись
Я не понимаю, о чём говорит мне Брюс, я просто смотрю на него. Сейчас он кажется мне совсем другимнепохожим на всех, кого я знаю. Мир, в котором он живёт, для меня не просто тёмный лес, а совсем другая планета.
Тридцать четыре года он склоняется над этим верстаком. Верстак видел его мальчиком, юношей, мужчиной, видел его счастливым, весёлым, злым. Видел, но ничего не расскажет, даже если его об этом попросить как следует. На нём нет никаких надписейне то что на парте Нырненко: «Здесь сидел и веселился Саша Мышелов». Или: «ЯАнетта Факирова. Мне восемь лет и пять дней».
На верстаке есть зарубкиэто следы инструментов. Но инструменты тоже молчат
Почти в ловушке
Брюс работал, а я стояла около него и задавала вопросы. Когда тебя спрашивают, всегда приходится отвечать. Правда, например, к моему знакомому второкласснику Нырненко это не относится.
Однажды он не выучил стихотворение про то, как осень наступила, высохли цветы. Татьяна Николаевна вызвала его, а он молчал. Тогда она стала спрашивать: «Ты выучил?». А он молчал. Долго она его спрашивала. А он всё равно молчал и только тяжело сопел, так что его услышал даже Пчелинцев на последней парте. Пчелинцеву стало жалко Нырненко, и он закричал: «Он глядел, глядел в стихотворение! Я сам видел!» Татьяна Николаевна вызвала его тоже, и теперь они вдвоём тяжело сопели
Леонид Васильевич вежливый человек. Приятно беседовать с вежливыми людьми. Но вдруг зазвенел звонокначался обеденный перерыв, и Брюс с облегчением вздохнул: кончатся вопросы
Было дело под Полтавой
И тут я вспомнила, где раньше слышала эту фамилиюБрюс. Это же из «Полтавы» Пушкина! «И Шереметев благородный, и Брюс, и Боур, и Репнин»
Полтава, год тысяча семьсот девятый Может быть, я сделала историческое открытие. Далёкий прадед Брюсав войске Петра I, а его прапраправнукодин из лучших сборщиков Ленинградского инструментального завода!
Но Леонид Васильевич от далёкого прадеда отказался:
Нет, не мой родственник. Мой отецрабочий, дедтоже, матьтоже. Из Псковской области
Да, это ловушка!
Брюс уже снимал спецовку, вот-вот уйдёт. У меня в голове вертелось: «Как его остановить, как его остановить?!». И я догадалась. Мне стало смешно, потому что Брюс сейчас попадётся в ловушку, а Брюс посмотрел на меня и сделался серьёзным.
Что-нибудь ещё придумали?
Сдавайтесь, Леонид Васильевич, руки вверх! Вы когда-нибудь в школе выступали?
Приходилось, неуверенно ответил Брюс. А что?
Рассказывали ребятам о своём заводе?
Рассказывал
Вы им всё про свои автоматы рассказывали! А ребята захотели узнать про васживого человека! Иначе, говорят, на нас эти рассказы не действуют.