«Слушай, паренек, ты что ж не садишься в свой поезд? Не видишь разве, что он вот-вот отойдет?»
Ему не пришлось повторять эти слова дважды. Жорж вскочил в последний вагон и уже без всяких приключений доехал до Монлюсона.
Какой молодчина этот жандарм! заметила Эвелина за обедом, пересказывая историю детям. Уж, верно, он догадался, в чем тут дело! Теперь наш Жорж в безопасности. Вот уж бабушка его набалует!
Он будет есть курицу? наморщив свой маленький нос, спросил Фанфан.
Да, конечно, и курицу, и сметану, и кроличье мясо А уж сколько яблок у бабушки в саду!
Соланж захлопала в ладоши. Норетта радостно улыбнулась, но Мишель продолжал хмуриться. Без Жоржа ему было совсем плохо. Путь от дома до школы и обратно, который он теперь проделывал в одиночку, казался ему унылым и долгим. А в четыре часа, возвращаясь домой после уроков, он невольно глядел на лестницу, которая вела на верхний этаж, где прежде жил Жорж. Но теперь там больше не было Жоржа; квартира его друзей опустела, даже мебель и ту забрали немцы. Правда, мебель принадлежала хозяину квартирыприятелю Моско, но господа из гестапо не желали считаться с подобными пустяками. Сердце Мишеля сжималось всякий раз, когда он представлял себе эту пустую квартиру там, наверху. По ночам, лежа в постели без сна, он придумывал, как лучше отомстить Стефану. Но через два дня после ареста супругов Моско Стефан исчез. Его родители, напуганные последней выходкой сына, вдруг поняли, что этот законченный маленький нацист может причинить им немало хлопот. И хотя они сами воспитали его таким, все же они решили спокойствия ради отправить его к родственникам в Турень.
Ничего, пусть его отсиживается, говорил ребятам Мишель, зато, когда он вернется
Он не договаривал, но ребята и без того понимали, что он хотел сказать, и глядели сурово.
Уезжая, Жорж просил Мишеля вновь взять на Себя руководство Союзом «рыцарей», и мальчик старался выполнить обещание. Он подолгу пыхтел над листовками, стремясь сочинять их как можно лучше. Он горячо желал, чтобы листовки ни в чем не уступали прежним, подписанным «Леонид». Но как он ни старался, ему это не удавалось, и неудача всякий раз очень его огорчала.
К тому же он все время думал о Даниеле.
В середине мая мать как-то послала Мишеля отнести ее шитье в мастерскую, на которую она работала.
Подходя к станции метро, Мишель вдруг увидел на скамье у входа в сквер знакомую девушку Нет, неужели это та самая? Девушка сильно исхудала и, сказать по правде, показалась ему совсем некрасивой с гладко зачесанными волосами и в старой жакетке, на которой болталась одна-единственная пуговица. «Может, я обознался?»подумал он. Но тут девушка, увидав его, вздрогнула, и Мишель понял, что не ошибся. Она знаком пригласила его сесть рядом с ней на скамейку.
У меня к тебе как раз дело, сказала она.
Сердце Мишеля радостно забилось.
Правда? воскликнул он. Они снова хотят, чтобы я им помогал?
Нет, нет, живо перебила его девушка, совсем не то, да и дело у меня, собственно, не к тебе, а к девочке, которая у вас поселилась. Ее брат просил ей передать
Кто, Ал то есть Этьен?
Да. Девочке надо передать, что он в безопасности. Он сейчас скрывается от фашистов.
Мишель удивленно раскрыл глаза.
Этьен скрывается? Значит, он больше не работает в группе?
Да, на время. Нам не повезло. Немцы напали на наш след: один парень, которого они схватили, из страха начал болтать. Они обнаружили наш штаб и вообще всё раскрыли Этьен еле ушел от них, а я спаслась чудом. Но они взяли многих других.
А Даниель? чуть слышно прошептал Мишель.
Девушка опустила голову.
Даниеля взяли вместе со всеми. Он как раз возвращался из того кафе и прямо угодил к ним в руки. А у них уже давно была его фотография Боже мой, глухо продолжала она, отчего вместо Даниеля не взяли меня?! Я бы с радостью пожертвовала для него жизнью, да и все наши ребята тоже!.. И вот теперь он в руках у них
Но нельзя же оставлять его в тюрьме! задыхаясь, выговорил Мишель. Надо устроить ему побег! Пожалуйста, прошу вас, организуйте побег!
А как ты думаешь! вздохнула девушка. Наши люди давно этим заняты, да только не так все просто! О, если бы только удался побег! Если бы мы спасли Даниеля!
Она снова замкнулась в суровом молчании. Мишель больше не смел ни о чем ее расспрашивать. И, подождав несколько минут, решил наконец уйти. Мальчик с трудом сдерживал слезы. Даниель арестован!.. Он вдруг представил себе Даниеля: скованный цепями, он томится в камере, откуда ему никогда не суждено выйти. Никогда! «И я, я тоже с радостью пошел бы за него на смерть!»думал Мишель, сжимая кулаки. Нет, Даниель убежит. Даниель сильнее всех немцев, вместе взятых. Даниель победит!
Мишель пытался вспомнить побеги из тюрьмы, описанные в книжках. Обычно узники разрывали простыни и скручивали из них веревки, которые привязывали к оконной решетке. Интересно, есть ли у Даниеля простыни? А если у него их нет, он придумает что-нибудь другое. А потом, разве девушка не сказала: «Наши люди давно этим заняты»? Да, конечно, Даниель убежит, он выйдет на свободу, и Мишель непременно с ним встретится.
«Я ничего не скажу маме, решил он, только передам то, что велел Ален. А об остальном смолчу. Если я начну рассказывать про Даниеля, я обязательно заплачу, а я не хочу плакать. Ну почему со мной нет Жоржа? Будь он здесь, я бы все ему рассказал, и мне стало бы чуточку легче. И вдвоем мы ждали бы, когда вернется Даниель А теперь кто знает, когда я увижу Жоржа! Может, на летние каникулы?»
Глотая слезы, Мишель спустился в метро.
СВОБОДА
Летних каникул не было. В полночь 6 июля на французскую землю ступили первые десанты союзников. И вот уже взяты Шербур, Кутанс и Авранш. Повсюду, на востоке, западе и юге, в Италии и в Финляндии, идет разгром немецких войск. Вести о победах союзников распространяются с быстротой молнии, вызывая бурные взрывы веселья. С виду люди такие же, как всегда; точно так же, усталые и мрачные, толпятся они у дверей лавок, но теперь от одного к другому словно протянулись невидимые нити. Самые дикие слухи будоражат умы: партизаны окружили целую немецкую дивизию; в Ове́рни высадилась тысяча парашютистов; Гитлер покончил с собой. Все теперь кажется возможным и правдоподобным. Ожидание охватило всех, как лихорадка.
С 13 июня были закрыты все школы. Дети слонялись по улицам, удивленные тем, что больше не нужно учить уроки. Радостный порыв, всколыхнувший столицу, захватил и ребят. Изгнанные из Люксембургского сада, где немцы спешно строили укрепления, «рыцари» собирались теперь на берегах Сены, под мостом Карусель. Мишелю уже не приходилось в одиночку корпеть над листовками. Бобен, Менар, Барру вдохновенно исписывали страницу за страницей. А Муретт однажды развеселил всех: чуть заикаясь, он прочел друзьям составленное им воззвание, которое начиналось словами: «Парижане! Получены добрые вести! Русские взяли город Ева-с-Тополя!
Да, Муретт, теперь мне понятно, почему у тебя двойка по географии! засмеялся Менар. Сам ты «Ева-с-Тополя»! А русские взяли Севастополь!
Но мы же еще не проходили географию России! возмутился толстяк Муретт. И вообще слишком уж трудные у них слова, у этих русских! Почему они не называют свои города Сен-Сюльпис-Ла-Фёй или Бекон-Ле-Брюйер, как это делают французы? Куда бы проще!
Муретт тяжело вздохнул, а остальные продолжали громко смеяться. Рыбаки, сидевшие с удочками у воды, закричали, что так они распугают всю рыбу
Эвелина Селье повесила в гостиной огромную карту полуострова Котантен. Карта заняла всю стену. Каждый вечер Соланж взбиралась на стул и переставляла на бумаге флажки, которые день за днем стремительно приближались к Парижу. Мишель с удивлением разглядывал карту. Котантен Сколько раз мальчик в своем ученическом атласе обводил его контуры карандашом! С каким трудом он воспроизводил извилистую линию берегов от Кальвадоса до мыса Барфлёр! Карандаш снимался с якоря у Шербура, дрожал на волнах Атлантического океана и неожиданно устремлялся прямо на югв Авранш. И вот эти словаАвранш, Шербур, которые всегда представлялись Мишелю лишь черными буквами на розовом фоне карты, вдруг стали названиями сражений, о которых сообщало радио. Вот на этой дуге или вон еще на той пунктирной линии бросались в бой люди, чтобы дать свободу ему, Мишелю. Такие люди, как Даниель, как Ален. «А я?»подумал Мишель. Его угнетало сознание, что другие воюют за его свободу, а сам он бездействует. Тогда он убегал в свою комнату и сочинял очередную листовку.
Но скоро в домах погас свет и смолкло радио. Сперва ток включали на пять часов в день, потом на три, на два и, наконец, всего на полчасаперед наступлением темноты. Эвелина Селье спешила уложить Фанфана в постель и быстро включала приемник, чтобы не пропустить долгожданные вести. В десять часов к ней приходили сестры Минэ, консьержка, папаша Лампьон и под вой сирены слушали чудесные новости. Сирена теперь никого не пугала, да и тревога, казалось, была не настоящей: ни рокота самолетов, ни шума стрельбы. Трудно было вообразить, что где-то над окраинами города рвутся бомбы и умирают люди.
Как-то раз мадам Кэлин, возвращаясь к себе домой, увидела, что на лестнице ее поджидает сам папаша Гурр.
Ну как, заискивающе спросил лавочник, радио слушали? Что новенького?
Консьержка смерила его презрительным взглядом.
А вам что за дело?
Что вы, меня все это очень интересует, уверяю вас! Право, американцы молодцы!.. Вы плохо меня знаете, мадам Кэлин. Между нами, я всегда недолюбливал Гитлера
Худая, высокая мадам Кэлин, гордо откинув голову, величественно прошла мимо Гурра.
Опоздали, господин любезный, опоздали! бросила она в ответ.
Гурр хотел еще что-то сказать, но она захлопнула дверь перед самым его носом.
Спустя две недели, уже в середине августа, мать послала Норетту за салатом. Кормить семью становилось все труднее: то тут, то там вспыхивали забастовки, взлетали на воздух мосты, скатывались под откос поездаПариж оказался отрезанным от страны. Овощи продавали тайком, в подворотнях, и за хлебом выстраивались длинные очереди. Норетта вернулась домой только к обеду. Запыхавшись, она вбежала в кухню:
Мамочка!..
Ну что, где салат?
Мама, я слышала артиллерийскую стрельбу!
Мишель радостно подбросил в воздух книжку:
Правда? Так, значит, наши уже на подступах! Ура!..
Помолчи, Мишель, дай мне сказать! Знаешь, мама, немцы удирают! Бегут, бегут отовсюду! Я встретила мосье Планке: он видел, как они ехали по площади Оперы в машинах, груженных до самого верха. Такая длинная вереница машинпросто конца не видно! И мосье Планке сказал, что
Все это прекрасно! весело перебила ее мать. А все же, где салат?
Норетта всплеснула руками.
Салат? Правда, мамочка, не знаю! Наверно, я его потеряла, выронила по дороге Ой как жалко! Такой крупный, свежий салат!
Норетта не виновата! быстро проговорила Соланж.
Мать рассмеялась.
Ну конечно! Ничего, в такой день все простительно!.. А ну, живо за стол!
Торопливо пообедав без салата, Мишель выскочил из дома. На углу улицы Одеон он встретил Бобена.
И ты туда же? спросил Бобен.
Известно! «Рыцари» заслужили право первыми увидеть победу! Эх, жаль, Жоржа с нами нет!.. А ты слыхал пушку?
Нет, но зато я слышал ночью пулеметную стрельбу! Уходя, немцы подложили бомбы в отель «Трианон» Ну, знаешь, тот самый дворец, около нашей школы. Такой грохот былпредставляешь, старик?.. А остальные фрицы здорово струхнули: думали, что на них напали! Я даже видел, как из окон валил дым! гордо добавил Бобен. Знаешь, когда живешь по соседству, все видно!
Мишеля охватила досада. И что это его родителям вздумалось поселиться на улице Четырех Ветров, где сроду не бывало никаких событий! Да, но зато у него есть Даниель! А Бобен никогда не видал Даниеля.
Подумаешь, небрежно сказал Мишель, какой-то там дым! Я не то еще видал!
А что?
Не скажу! Это государственная тайна!
Ну и помалкивай, раз так! И прибавь шагу! А не то немцы удерут без нас!
Мальчики как раз собирались пересечь бульвар, когда вдруг увидали солдат: они шли, растянувшись цепочкой, по обоим тротуарам. Немцы были в новых зеленых мундирах, с автоматами в руках.
Кругом невозмутимо сновали пешеходы, ехали велосипедисты. На террасах кафе сидели люди: они со злорадством наблюдали за немцами.
Видишь того жирного фрица? зашептал Бобен. Ну и рожу он скорчил! Наверно, теперь хорошо понимает, что
Он не договорил. Чей-то лающий голос проревел команду, и солдаты вдруг перешли на бег. Послышалась автоматная стрельба, застрекотали пулеметы. Посетители кафе разом вскочили на свои велосипеды. По улице, волоча за собой детей, заметались женщины.
Ура! закричал Мишель. Началось! Эх, друг, ну и каникулы! Это тебе не у бабушки в деревне!
Верно, ответил Бобен, только жаль, если нас убьют: тогда мы больше ничего не увидим.
Мальчики протиснулись в подъезд какой-то гостиницы. Там уже оказалось с десяток прохожих, и среди них папаша Лампьон.
Эй вы! сказал Лампьон. Вы-то что здесь делаете, ребята? Сидели бы лучше дома!
Да вы что! возмутился Мишель. Нам так все интересно!.. А ведь стреляли взаправду, да, мосье Лампьон? Это были настоящие пули?
Ну конечно, настоящие, дурачок!
Так я и знал! упоенно воскликнул Мишель. Веселая штука войнаправда, мосье?
Папаша Лампьон покачал большой седой головой.
Н-да, сынок. Если ты ищешь веселья, то, пожалуй, будешь доволен!
И правда, «веселья» было хоть отбавляй. На другой день немцы осадили префектуру, над которой развевался французский флаг. Здания Военного училища, палаты депутатов, сената были превращены в опорные пункты. Бойцы французских Внутренних сил строили первые баррикады. Народ Парижа, испивший полную чашу страданий и унижений, вступил в бой против немцев.
Улица Четырех Ветров волновалась. Жильцы больше не запирали своих дверей: им нравилось перекликаться друг с другом и делиться новостямикак верными, так и ложными. Сестры Минэ, вытряхнув из комода остатки белья, разорвали на куски лучшие простыни, и отважная мадемуазель Алиса отнесла самодельные бинты на пункт «скорой помощи» при Медицинском факультете. Мадам Кэлин зазывала к себе бойцов французских Внутренних сил и угощала их ячменным кофе в огромных кружках. При этом она на чем свет стоит поносила Гурров, которые боялись высунуть нос из своей квартиры, не решаясь даже выйти купить хлеба. Жан и папаша Лампьон с утра до вечера были на улице. Папаша Лампьон в самый первый день восстания торжественно извлек старый револьвер образца 1914 года, который он четыре года подряд прятал под полом в кухне.
Повезло вам! воскликнула консьержка. За такие штуки вас запросто могли арестовать! А я-то ничего не подозревала!.. Нет, вы только подумайте, а если бы об этом пронюхали Гурры?
Еще что! отмахнулся папаша Лампьон. Все женщины на один лад! Можете вы себе представить, чтобы я по своей воле отдал эту штуку немцам? Ни за что на свете я бы с ней не рассталсяуж я-то знал, что она мне пригодится!
Лампьон любовно погладил револьвер своей большой морщинистой рукой. Жан глядел на него с завистью.
Счастливец! вздохнул он. А я-то, как болван, остался с пустыми руками! «Нет оружия, нет!»только это и слышишь от наших ребят. Сколько ни проси, они лишь отмахиваются. Вот вчера, например, зашел я в штаб французских Внутренних сил на улице Бюси́. Сидят там трое парней. «Вам что нужно?»«Оружие мне нужно! Воевать хочу!» А старший как крикнет мне: «Оружия хотите? А вы знаете, где оно растет, оружие? Если вам нужно, так возьмите его у нацистов! Только это не очень-то легкое дело!» Ну и вот Просто впору взбеситься!..
Ну, если так, посоветовала консьержка, идите строить баррикады!
Что баррикады!.. проворчал Жан. Баррикады не заменяют оружия Но все равно: раз надобуду строить баррикады!
Мосье Жан, пожалуйста, возьмите меня на помощь! Возьмете? закричал, дрожа от волнения, Мишель.
Жан сурово кивнул, и Мишель не помня себя от радости побежал предупредить маму.
Эвелина в последние дни почти не выходила из дому. Она понимала, что должна оберегать детей, и знала, что, если она выйдет на улицу, дети последуют ее примеру. Просьба Мишеля застигла ее врасплох.
Нет! крикнула она ему.
Но сын возмутился. Что скажет Ален, что скажет Даниель, если они узнают, что Мишель ничего не сделал для освобождения Парижа? Мать удивленно взглянула на него. Откуда у сына этот суровый взгляд взрослого мужчины? «Как он похож на своего отца!»подумала она с гордостью. И почти против воли сказала:
Ну что ж, ступай освобождай Париж!