В класс влетела перепуганная Венцковская.
- Езус Мария, взорвали!
Она взмахнула половой тряпкой и отступила в коридор с криком:
- В восьмом «А» газы!
Минуту спустя прибежали Дир и пан Жвачек. К счастью, с бедой уже справились. Мы распахнули все окна, и газ почти выветрился. Фарфаля, закопченный как черт в аду, метался в компании более мелких бесенят, подбирая осколки аппарата Киппа.
- Что случилось? - испуганно спросил директор.
- Ничего особенного, пан директор, - отвечал ему вспотевший Фарфаля. - Самый обыкновенный урок в восьмом «А».
- Понимаю, - сочувственно протянул директор. - А что это за взрыв?
- Так, мелочь. Маленькая лабораторная ошибка. У этого бездельника вместо воды получился гремучий газ.
- Жив? - встревожился директор.
Тут меня вытолкнули на середину класса и показали директору. Дир, как бы не доверяя собственным глазам, потрогал меня пальцем.
- Это опять один из тех - произнес он.
- Да, один из тех - кивнул Фарфаля.
- Зачем ты это сделал? - сурово спросил Дир. Я решил, что будет лучше не объяснять ему настоящей причины.
- Я я нечаянно, - пробормотал я.
- Зачем ты вертел этот кран. Нарочно?
- Нет, что вы, мне только было интересно.
- Что - интересно?
- Что будет, если я поверну его в другую сторону.
- Видно, в этом классе придется воздержаться от каких бы то ни было опытов, - обратился Дир к Фарфале. - Это кретины. Мне кажется, что сначала придется с ними как следует подзаняться теорией.
- Вполне с вами согласен, - отозвался химик.
- Надо за них взяться всерьез. Вам придется мобилизовать всю свою энергию.
- Конечно, пан директор, я мобилизую, - сказал Фарфаля, и черные его глаза загорелись каким-то странным блеском.
Нас проняла дрожь. По школе, правда, давно кружили слухи, что Фарфаля обладает талантом гипнотизера, но нам еще ни разу не пришлось убедиться в этом на собственной шкуре. И сейчас мы почувствовали, что конец наш приближается семимильными шагами.
Как только нас оставили в покое, мы, как слоны, что в предчувствии близкой смерти, уходят на не доступные никому слоновьи кладбища, всем скопом побрели в Коптильню. Запыхавшиеся и подавленные, мы просидели там несколько минут молча. Потом Засемпа звучно высморкался и сказал:
- Только одно может нас еще спасти.
- Что - одно? - спросил я.
- Средство.
- Средство? - поразились мы. - Какое такое средство?
Засемпа, нахмурив брови, еще с минуту хранил молчание, как будто сосредоточенно обдумывая что-то, а затем задал чисто риторический вопрос:
- Вы согласны, что учителя - тоже люди? Мы с тревогой уставились на него.
- Ну, пожалуй, да, - ответили мы без особой уверенности.
Засемпа кивнул.
- А если учителя тоже люди, такие же, как любой из нас, то у каждого из них есть пята.
- Пята? - Брови у нас поползли на лоб. Неужели в результате последних тяжелых испытаний Засемпа так повредился в уме?
- Ахиллесова пята, - пояснил Засемпа. - Так это называют, братишки.
- Ахиллесова?
- А кто это такой - Ахиллес? - спросил Слабый.
- Не знаю, - пробормотал Засемпа, - кажется, какой-то греческий бандит.
- Да, это был греческий бандит, - поддержал его Пендзель с миной знатока. - Он был ударостойкий. Все ему было нипочем. У него было только одно слабое место. Если кто хотел его доконать, должен был вдарить этому типу в пятку.
- Интересно, - буркнул Слабый.
- Ну это совсем не с руки, - заметил я.
- А почему именно в пятку? - допытывался явно заинтригованный Слабый.
- Да отстань ты, Слабый, - обозлился Засемпа, - ведь не об этом сейчас речь, это я просто так чтобы знали, что у каждого есть свое слабое место.
- Ага.
- Даже у педагогов есть слабое место, иначе говоря пята!
- У каждого?
- У каждого, - уверенно ответил Засемпа.
- У Дяди тоже есть пята? - спросил я недоверчиво. У меня все это просто в голове не укладывалось - никак не мог себе представить грозного математика, пана Эйдзятовича, с пятой.
- Даже у Дяди, - ответил Засемпа.
- И у пана Жвачека? - спросил Слабый.
- И у пана Жвачека.
- И у пана Фарфали?
- Конечно.
- А у Дира?
- Даже у Дира.
- И у пани Калино?
- И у пани Калино тоже.
- Какая же у нее пята? - спросил Слабый, который больше всех преподавателей боялся нашей географички, пани Калино.
- В том-то и дело если бы мы знали, - вздохнул Засемпа. - Вся трудность в том и заключается, что нужно сначала нащупать эту пяту, а потом уже подыскивать средство. А как только найдешь, заживешь спокойно, без всякой нервотрепки, беззаботно, как ленивый вареник в сметане. Даже самый строгий гог ничего не сможет с тобой поделать.
В воздухе витал приятный залах подгоревшего варенья. Сонные мухи жужжали пианиссимо, паутинки бабьего лета залетали в окно Коптильни. Мы удобно разлеглись на соломенных матах и слушали Засемпу с полузакрытыми глазами. Да, это было бы великолепно - чувствовать себя эдаким ленивым вареником и спокойно дожидаться, что принесет тебе завтрашний день.
Но как только Засемпа замолчал, очарование исчезло, и мы сразу протрезвели. Все это было слишком прекрасно, чтобы походить на правду. Нет такого средства, которое спасло бы нас от недобрых педагогических сил. Кто в силах обуздать энергию пана Жвачека, спастись из силков Дяди, обмануть зоркий глаз пани Калино, ускользнуть от анализов Фарфали, не говоря уже о Дире? Скорее, мы могли бы поверить,
что сможем гипнотизировать тигров или заговаривать молнии.
- Ты что это - всерьез? - усмехнулся я.
- А как же?! Ты слышал, что говорил Али-Баба?
- Он уж больно хитро что-то завернул, - сказал я. - Я так ничего и не понял.
- А я кое-что засек, - заявил Засемпа.
- А что именно?
- А то, что они знают средство. Люди всегда находили средства от гогов. Ведь еще капитан Пуц
- Теперь не те времена.
- Что ты! В таких делах ничего не меняется. Я уверен, что сейчас действует какая-нибудь система. Кицкий мне даже говорил
- Ты что - веришь Кицкому? Это же такой фрукт!
- Да, - вмешался Пендзель, - меня тоже брат предупреждал. Оба Кицкие - фрукты. И младший и старший.
- А откуда Тадек знает про Кицкого? - спросил Засемпа.
- Он учится с Кицким-старшим в одном классе. Старший Кицкий остался в восьмом, и Тадек его догнал. Увидел он как-то меня с Кицким-младшим и сказал, чтобы я его остерегался, потому что он страшный фрукт и непременно меня обжулит.
- Что ж, пускай фрукт, но он знает средство, - стоял на своем Засемпа. - Подумайте сами, как мог бы младший Кицкий добраться до самого девятого класса, если бы он не знал средства?
Мы растерянно переглянулись. Это действительно был вопрос.
Засемпа едва заметно улыбнулся и принялся разглядывать свои ногти.
- Я же не говорю, что за этим непременно надо обращаться именно к Кицкому, - добавил он. - Я согласен, что Кицкий - фрукт и наверняка потребует платы за средство. Нет, это должен нам устроить ты, - сказал он, повернувшись к Пендзелькевичу.
- Почему я?
- Да это же ясно, как апельсин. У тебя ведь брат в одиннадцатом? А уж ему-то должны быть известны средства.
- Он мне никогда о них ничего не говорил, - проворчал Пендзелькевич.
- Ах, такие вещи обыкновенно держат в тайне. Сам должен понять, если бы вдруг узнали гоги все пошло бы прахом. Ты должен убедить Тадека в том, что мы уже почти взрослые и что нам вполне можно доверить тайну. Скажи ему, что нам грозит беда. Что у нас нет иного выхода, что мы должны узнать это средство. Это наш последний шанс. Понимаешь? - Засемпа пристально поглядел Пендзелькевичу в глаза.
- Ну да ладно, я поговорю с ним. Только дома, в школе он не любит со мною разговаривать, - без особого энтузиазма согласился Пендзелькевич.
На этом наше заседание закончилось. К тому же и звонок призывал всех в класс.
На следующее утро мы с нетерпением дожидались прибытия Пендзеля. Пришел он, как всегда, в самую последнюю минуту. Это потому, что живет он у самой школы. Ведь опаздывают именно те, что живут рядом.
Мы тут же гурьбой окружили его.
- Ну как? Узнал?
Он отрицательно покачал головой.
- То есть как это? Тадек тебе ничего не сказал? Пендзель тяжело вздохнул и швырнул портфель на скамью.
- Отстаньте от меня. Из-за вас он меня высмеял, как шута горохового.
- Высмеял? - удивился Засемпа.
- А что я тебе говорил! - иронически рассмеялся я. Потому что я никогда не упускал случая утереть нос Засемпе. - Нет у них никакого средства!
- То же самое сказал мне Тадек, - мрачно поддержал меня Пендзель.
Это немного сбило Засемпу с толку, но он все же не сдался.
- То, что брат не захотел тебе рассказать, - проворчал он, - вовсе не означает, что они сами не знают средства. Это свидетельствует только о том, что он все еще считает тебя сосунком, которому ничего нельзя доверить.
- Но но ты полегче, - напыжился Пендзель, но Засемпа уже не обращал на него внимания.
- Ничего не поделаешь, - сказал он, - придется узнать это средство у самого Али-Бабы.
- У Али-Бабы?! Думаешь, он тебе скажет? - недоверчиво спросил Слабый.
- Должен сказать! - стиснул зубы Засемпа. - Он столько трепался о традициях школы и вообще Если он выдвигает требования должен помочь. В конце концов они тоже в этом заинтересованы
На первой же перемене мы отправились на поиски Али-Бабы и застали его на солнечной стороне площадки. Он сидел на скамейке с книжкой в руках и загорал.
- Чего вам? - недовольно поморщился он при виде нас.
- Мы к вам по вопросу успокоения гогов, - несколько запыхавшись, промолвил Засемпа.
Али-Баба тяжело вздохнул, лениво развалился на скамье и отложил книжку. Книжка называлась: «Теория информации». Мы многозначительно подтолкнули друг друга. Это звучало довольно интригующе.
- Так что же вам нужно? - нетерпеливо спросил он. - Только выкладывайте поживее, мне некогда.
Засемпа откашлялся и забормотал:
- Дело в том, что мы правда, того конечно, с удовольствием, но какая польза от добрых намерений, если видите ли, коллега, нехватка, так сказать, практики и опыта вот бы вы вот мы к вам чтобы вы, так сказать, как старший коллега и опытный оказали помощь и указали, я хотел сказать, проинструктировали как нам с этими сами знаете с гогами
Али-Баба слушал его, все более хмурясь, и, наконец, не дав закончить, резко прервал:
- Что это вы там бормочете, коллега? Помощь? Инструкция? Да вы что? Как вы смеете обращаться ко мне с подобной ерундой?
Мы смущенно переглянулись и отступили на шаг.
- Я не понимаю, - перепуганно пробормотал Засемпа, - я полагал я думал
- Плохо вы думали, коллега. Все это только подтверждает наши самые худшие предположения. - Али-Баба глядел на нас с явным отвращением. - Полюбуйтесь только! Парень из школы имени Линде молит о помощи! На протяжении двух веков ни одному из уважающих себя линдистов и в голову не могло прийти обратиться к старшему коллеге с чем-нибудь подобным. Теперь для меня ясно, что вы пали ниже, чем можно было предполагать! Стыд и позор, коллега! Запомните наш девиз: «Справляйся сам как можешь», а вам бы хотелось, чтобы вас за ручку водили! Стыд и позор, коллеги!
Засемпа подтолкнул меня локтем, чтобы я хоть как-нибудь пришел на выручку. Я начал с другого конца:
- Коллега да разве тут речь идет о том, чтобы кого-то за ручку водили нам вовсе не такая требуется помощь здесь речь идет о небольшой уступке, так сказать, лицензии нам нужен всего лишь патент.
- Какой еще патент?
- Патент на средство.
- На средство?
- Да, совсем маленький патентик на средство. Ведь у коллег есть разработанные способы, и если бы они поделились с нами этими способами, передали из рук в руки патент, чтобы не погибла традиция, это было бы только хорошо.
В ответ на мои речи Али-Баба сначала только вытаращил глаза, а потом нахмурил брови и странно поглядел на меня.
- Что же это за средство?
- Средство от гогов.
- Не знаю я никаких средств, дружок, - сказал Али-Баба, внимательно приглядываясь ко мне; так в точности смотрел на меня врач, когда мне было не по себе. - Иди-ка и попей водички, - добавил он озабоченно.
И, снова растянувшись на скамье, принялся за чтение «Теории информации».
Мы отошли от него, униженные и злые.
- Теперь ты наконец удостоверился, что нет никакого средства, - обратился я к Засемпе.
Однако неудачи, с которыми мы столкнулись, только укрепили его дух.
- Скрывают, прохвосты, но меня им не удастся провести. Я стреляный воробей. Видел, что он читал?
- Это учебник разведки, - сказал Пендзель.
- Или контрразведки, - добавил Слабый.
- А ты считаешь, что такие вещи применяются в школе? - спросил я у Засемпы, но он не понял моей иронии.
- Безусловно, - ответил он, - и это имеет самое прямое отношение к средству.
Я глянул на него с сочувствием. Бедняга явно помешался на этом средстве.
Я был уверен, что весь урок он только о нем и думал. Поэтому я ничуть не удивился, когда на следующей перемене он подошел к нам и сказал:
- Другого выхода я не вижу. Придется все-таки завтра найти Кицкого. Не знаете, где он сейчас кочует?
- Он иногда заходил в Коптильню, - сказал я.
- Теперь уже не заходит, - проворчал Пендзель. - Венцковская его выгнала. Он дразнил ее кур и уничтожал подсолнухи.
- Я часто вижу его в буфете, - заметил Слабый. - Он там на переменах играет в пинг-понг и торгуется с коллекционерами. Если вам нужно толкнуть этикетки, открытки или добыть что-нибудь из филателистики
- Хорошо, что ты мне напомнил, - прервал его Засемпа. - Пендзель, назавтра заготовишь семечек, а ты, Чамча, - обратился он ко мне, - добудь немного этой почтовой дряни.
Засемпа презирал филателистику.
Кицкий и в самом деле обосновался теперь в школьном буфете.
Когда на следующий день на первой перемене мы заглянули туда, он сидел на столе с «палитрой» для пинг-понга в руке и, окруженный со всех сторон толпой малышей из младших классов, рассматривал альбом с марками.
- Привет, Кицкий, - сказал Засемпа, - иди-ка сюда, у нас к тебе разговор.
Кицкий спрыгнул со стола. Мы отошли в угол, спрятавшись за фикус и филодендрон.
Засемпа вытащил из кармана бумажный кулек и жестяную коробочку из-под чая.
- Будешь жевать или щелкать?
- А что у тебя есть жевать?
- Бетель.
- Мята?
- Нет, лимон.
- Тогда щелкать.
Засемпа подсунул Кицкому кулек с семечками.
- Нам нужно средство, - приступил он прямо к делу.
- А кому оно в наши дни не нужно? - сказал Кицкий, щелкая семечки.
- Мы бы немножко купили.
- Я бы тоже купил.
- Мы платим наличными.
- Это здорово. Но только кому?
- Тебе, если ты нам достанешь средство. Могут даже быть два средства или три.
- Здорово, - сказал Кицкий.
- Если здорово, то выкладывай!
- Но у меня нет средства, - сказал Кицкий.
- Как это - нет? - заволновался Засемпа. - Ведь ты сказал
- Я говорил, что имеется средство, но я не говорил, что оно есть у меня. - Кицкий рассмеялся.
- Должно же быть у вас средство, ведь ты не станешь уверять меня, что вы зубрите! - заорал на него Засемпа.
- Может быть, у нас и есть. Но только не на продажу, - сказал Кицкий и потянулся за новой порцией семечек.
- То есть как это не на продажу?
- Нам нельзя продавать средство, - отрезал Кицкий, щелкая семечки с проворством хомяка.
- Ты слишком быстро ешь, - заметил Засемпа.
- Это от волнения, - пояснил Кицкий и потянулся опять за семечками, - в последнее время я стал очень нервным.
- У тебя будет семечек сколько твоей душе угодно, но ты должен продать нам средство.
- Я уже сказал, что нам нельзя его продавать.
- А кто же тогда продает?
- Только десятый и одиннадцатый. Но вам они не продадут.
- Почему это нам не продадут?
- Потому что вы еще малолетки.
- А может быть, ты знаешь, как купить средство по секрету?
- Вот на что вы меня подбиваете! - неискренне вздохнул Кицкий. - Если об этом узнали бы, то с меня шкуру бы спустили! - Он опять потянулся к кульку, но там семечек уже не было.
Засемпа поспешно вытащил из кармана второй пакетик и пододвинул его Кицкому.
- Никто ничего не узнает, - тихо сказал он, - а ты заработаешь два круга на моторе Пендзеля.
- Три круга, - сказал Кицкий.
- Ладно, - согласился Засемпа.
- Ну, тогда слушайте. Я вам ничего не могу сказать, но вы идите к Лепкому из десятого, к Шекспиру, значит, и поговорите с ним. Только ни слова о том, что это я вас к нему направил, - сказал Кицкий.
- А где его можно поймать? - спросил Засемпа.
- В гимнастическом зале. У них там репетиция пьесы «Пробуждение Африки». - Кицкий сгреб остатки семечек и вернулся к малышам с альбомами марок.