Дрондина стала собирать желуди и раскладывать по баночкам.
У нас ровно сто баночек из-под детского питания. Тридцать моих, семьдесят Дрондинских. И еще штук триста дома. У меня в корзине, у Дрондиной в мешке. Ни моя мама, ни тетя Света баночки не выкидывали, хранили, для рассады, для специй, для бисера, для пуговиц, крючков, прочей мелкошвейной ерунды. Вот и пригодилось. Теперь в них будущие пушкинские дубы.
Все равно мало,сказала Дрондина, закрывая банку.
Да хватит пока. Сто штук, нормально. Надо этикетки придумать
Да нет, не желудей мало. Дуба Пушкина мало. Вот если бы он здесь сочинил что Поэму, или стихотворение хотя бы На дуб всем плевать.
Я промолчал.
Брось ты все этиДрондина поморщилась.Фантастики. Нет, я понимаю, места тут у нас хорошие, но Но не получилось. Ты же историю хорошо знаешь, там ведь все так.
Как?
Все заканчивается.
Дрондина подняла желудь, посадила в баночку.
Жили-были, потом разпустота.
Дрондина убрала баночку в карман.
Зачем кистень?
Я указал на дубинку, прицепленную к поясу Дрондиной. Новая, системы «буратино», правда, «буратино-М»теперь к концу дубинки была привязана большая ржавая гайка.
Лес кишит неадекватами,пояснила Дрондина.Безумная коза, свинья-дистрофичка, а еще я сегодня в овраге след видела. Когда через ручей перебирались.
Мой, наверное.
Вот такой,показала Дрондина руками.Огромный. Это Психея наша. Надела сапоги на три размера и шастает.
Зачем?
А ты не понял еще?удивленно спросила она.У нее же крыша прохудилась. Когда она на окуня накинулась, я окончательно понялаку-ку. Она сапоги своего папаши надеваети бродит. Следит за нами.
Да ладно
Точно-точно,сказала Дрондина.Целую неделю шастает. Бабка ее по привычке в смирительную рубашку заковала, а как мать из Москвы вернулась, так пришлось отпустить. Психичка на свободе, приходится обороняться.
Дрондина похлопала по дубинке.
Отомстить мне хочет.
Я не стал спрашивать за что, понятно же.
Сама, дура, виновата,Дрондина сняла дубинку с пояса, стала перекидывать из руки в руку.А чего такого? Она первая дедушку Крылова вспомнилавот ей и обратка. Значит, меня свиньей можно, а ее холопкой нельзя? А она холопка и есть, ты же знаешь эту историю, ее все знают
Я не хотел слушать эту историю, но выбора не было.
Мы, Дрондины, всегда, всегда
Они, Дрондины, всегда были работящимии давным-давно вышли на волю, у них и дом был на каменном фундаменте, и пасха с изюмом. А потом и крепостное право отменили, все обрадовались, все праздновали. Кроме Шныровых. Они сказали, что не хотят вольной, им и так хорошо, в барских.
Историяполное вранье.
Как барин ни пытался их уговорить, как ни выпроваживал, они на волю не соглашались, на коленях стояли, слезами обливались, не бросай нас, барин, не бросай
Барин плюнул, и сказалживите, как хотите, только от меня отстаньте. Ну, они и обрадовались, так и жили, в холопстве, а как революция началась, так первые барина и сдали. Твоего дедушку, между прочим!
Прапрадедушку,поправил я.
Тем более. Слушай, я бы на твоем месте с ними вообще не разговаривала, они твоих предков подставили, а ты Она у меня зуб украла!
Заявила Дрондина.
Помнишь, Колесов сделал? На веревочке? Зуб удачиа эта его сперла! Я его оставила на тумбочке, утром просыпаюсьнет!
Шнырова не показывалась почти две недели, и за это время за ней скопилось немалое количество косяков и злодеяний. Зуб удачи, украденный в ночи. Нашествие улиток-вонючек. Дохлый еж, подброшенный в поленницу, еж завонял, и Дрондиным пришлось поленницу разбирать, так она в руинах и осталась, а скоро приедет папа, а дома бардак и слизняки. И у мамы сломалась ручная машинка. В этом, вроде, прямой вины Шныровых нет, но в том, что провода срезали
Вполне может быть это они и сделали,сказала Дрондина.
Зачем? Чтобы в темноте сидеть?
Чтобы связи не было,пояснила Дрондина.Чтобы никто не мог на помощь позвать.
Ты серьезно?
Все может быть. От них что угодно ожидаешь. Чего угодно и в любой момент. Мы с тобой думаем, что Шныровы обычные ну, такие, обычные психи, которых в каждой деревне есть, а они Я как этого окуня вспомню
Дрондина поежилась.
Короче, без дубины я теперь никуда. И тебе рекомендую, это ты правильно лопату берешь, если чтоотобьешься.
Я представил, как я отбиваюсь от Шныровой лопатой.
Наташа, может, нам все-таки поговорить?предложил я.Всем вместе? Можно пиццу сделать, посидеть. Ну что мы так живем
Я с ней? Пиццу? Ну уж нет! Я ее боюсь. Нет, честно боюсь! Ты с ней разговаривать сядешь, а она тебя ножиком пырнет. Ты как хочешь, я
Дрондина замолчала. Лицо у нее изменилось, челюсть поползла вниз, рот открылся.
Я оглянулся.
Над холмом поднимался в небо дым. Черный.
Подожглапрошептала Дрондина.
Я бросил корзину с банками под заметную сосну, побежал. Дрондина за мной. К моему удивлению, она отстала не сильно, Дрондина, несмотря на всю свою круглоту, бегает лучше Шныровой. Шнырова путается в ногах, а Дрондина раз-два, раз-два. Вот и сейчас она бежала за мной, не сильно отстав. Матерясь. Проклиная Шнырову, Шныровых, бывших прежде и Шныровых, будущих впредь во веки вечные.
Через километр она начала сдуваться, все-таки на длинные дистанции с таким весом не очень, но все равно. Дым стал чернее. Он поднимался высоко, почти не рассеиваясь в безветренный день, и только забравшись к самому небу, расплывался круглой кляксой, похожей на атомный гриб.
Я испугался. У нас в погребе на самом деле две бочки солярки. Правда, отец их не крал, соляркой ему выдали зарплату, когда он дальнобоил. И солярка горит черным.
Влетел на холм. На улицу Волкова.
Выдохнул. С домами все было в порядке. Не горели. Горело в стороне бань. Побежал туда.
Выдохнул глубже.
В овраге за банями скопились покрышки. Их тут много, отец Дрондиной натаскал, когда еще не вахтовал, а работал в городе, в шиномонтаже. И зачем-то лысые покрышки свозил и складировал в овраге, то ли восстанавливать их собирался, то ли сдавать в переработку, не знаю. Не использовал, и они проросли борщевиком, а сейчас горели. Весело и жирно.
Хорошо.
Моя мама, тетя Валя Шнырова, тетя Света Дрондина проливали бани. Набирали воду в ключе, тащили, выплескивали на шифер и на стены.
Покрышки пылали, окрестный борщевик лопался и трещал. Борщевик жирный и сочный, дальше огонь не пойдет.
Наша баня была уже достаточно пролита, я отобрал у мамы ведро и вылил несколько ведер и на грозовую баню. Так, на всякий случай. От покрышек грозовая баня дальше всех, да если бы она и сгорела, ничего, всем плевать, но если загорится, придется тут до вечера караулить.
Показалась Дрондина, запыхавшаяся, красная. Посмотрела на огонь, на тетю Валю, на свою маму, на покрышки. Подошла к матери Шныровой.
Эта ваша дура подожгла!просипела Дрондина.Это она! Она!
Тетя Валя не ответила. Промолчала. Я заметил, что она вдруг постарела, похудела и стала похожа на саму Шнырову, только Шнырова не такая сутулая, тетя Валя сгорбилась.
Шныровагадина! Она Бредика сжечь хотела! В баню его заманивала!
Не успокаивалась Дрондина.
Гадина и дрянь! Живодерка!
Дрондина плюнула это в лицо матери Шныровой. Та стояла, улыбалась чуть растеряно.
Моя мама молчала.
Наташа, прекрати!цыкнула тетя Света.
Гадина и дрянь! Гадина и дрянь! Гадина и дрянь!
Выкрикивала Дрондина, притоптывая ногой. Гадина и дрянь.
Гадина, жаба, дрянь! Гадина, жаба, дрянь! Гадина, жаба, дрянь!
Наташа!рявкнула тетя Света.
Она подскочила к Дрондиной и потащила прочь.
Валите отсюда!орала Дрондина, упираясь.Валите в свой дурдом! И не возвращайтесь! Вы здесь не нужны!
Тетя Света волокла Дрондину. Покрышки горели. Мама Шныровой не знала, что делать.
Валентина,сказала моя мама.Ты если что, обращайся. Ну, мало ли
Тетя Валя кивнула.
Вань, посмотри тут, хорошо?попросила мама.Чтоб не разгорелось.
Посмотрю,пообещал я.
Мама взяла ведра и тоже ушла. Тетя Валя осталась.
Как Саша?спросил я.
Все хорошо, Ваня,ответила она.Спасибо, все хорошо.
Я не придумал, о чем ее еще спросить. Тетя Валя поставила ведро на землю. Покрышки горели.
Саша
Все хорошо,перебила тетя Валя и пошагала по тропке в сторону своего дома.
Вон отсюда Вон!
Долетел дрондинский вопль.
Я остался. Я сел на ведро и смотрел, как догорает.
Потом я сидел на тополе. Залез с трудом, плечи болели и голова, надуло в шею, наверное. Сегодня сеть ловилась неплохо, я мог бы загрузить ролик с желудями Пушкина, но и на это настроения не нашлось. Вернулся домой.
Настроение испортилось, не хотелось гулять. Мама нервничала, она решила сварить щи из щавеля, отправила меня собирать, я собрал, за забором у нас разрослось и щавеля, и хрена, и базилика. Мама сварила щи, но они получились синими, горькими и несъедобными, когда готовишь в плохом настроении, еда всегда мимо. Мама попробовала добавить в щи сахар, выжать лимон, подсыпать специй, но стало лишь хуже. Мама расстроилась и выплеснула щи в канаву, мангусты с утра найдут. А нам бутерброды.
Мама с утра загрузила хлебопечку, буханки успели подсохнуть и стать чуть хрустящими, как я люблю. Мама открыла пачку творожного сыра, нарубила мелко петрушки и укропа, смешала с сыром и сделала бутерброды. Очень вкусно. А потом еще чай пили и кекс с изюмом ели.
Это не Саша подожгла,сказал я.
Отличный кекс.
Да, понятно, что нет. Валентина ее из дома не отпускает, я знаю.
Надо сходить, орехов поискать, лещины, в правильный кекс нужно добавлять орехи. Тогда еще отличнее.
И не Дрондина, она со мной гуляла. Мы желуди собирали
Зачем вам желуди?
Дубы будем сажать,ответил я.
Дубы?
Они улучшают ландшафт. На каждый квадратный километр должны расти как минимум три дуба. Тогда правильно. Мы с Дрондиной решили дубы Так что она со мной была
Тогда кто поджег?
Старуха шныровская. Бабушка то есть. Она курит, в психушке В дурдоме то есть Привыкла, короче. Пошла подымить к баням, бросила окурок ну и вот и занялось
Может быть Отец тоже дубы выращивать собирался, хотел самогон настаивать, чтобы коньяк получался
Мама улыбнулась.
На тебя похож, тоже все время выдумывал,сказала она.После армии хотел фермером сначала. Овраг запрудить для гусей и карпов. Потом червей для рыбаков разводить собирался, коровник бывший ремонтировал. Потом сыр варить
Мама хихикнула. Видимо, с сыром было связано смешное. А с червями нет. У меня, кстати, про червей тоже была идея, как в Никольском в рыболовный магазин ни зайду, так черви влет уходят. Это раньше народ коров содержал, да свиней, а сейчас не найдешь, где накопать. Разводи, рассаживай по банкам, будь здоров.
Грибоварню думал открытьпродолжала мама.
Грибоварню я помнил немного, отец приволок трактором две огромные колоды, заполнил их опятами, замариновал. Но на грибной рынок отца не пустили, мы опята ели недели две, потом грибы протухли, завоняли и воняли во дворе до зимы, а зимой колоды лопнули, а весной по двору растеклась смердящая лужа.
Кузнецом хотел стать, устроился помощником.
Кузнечество я помню. Отец должен был собрать оградку для могилы, розочек железных навертеть, ангелочков с луками, сердечек, но отвлекся и сварил из могильного железа, цепей, старых шестерней и прочего металлолома Змея Горыныча. Отца тогда из кузницы попросили, но он еще некоторое время увлекался металлом, купил сварочный аппарат и всю зиму мастерил железных тварей. Сначала хотел их продать муниципалитету, но покупать треххвостого Горыныча, лешего с руками из коленвалов, двухголовую ржавую лягушку и других странных металлосуществ в Никольском отказались. Тогда отец предложил разместить свое творчество в городе бесплатно, для улучшения культурной атмосферы, но их и бесплатно взять никто не захотел. Так они у нас во дворе и стояли, наверное, с год. По весне отец загрустил и утащил горынычей из дома, некоторых поставил в поле, лешего воткнул у моста, а двуглавую лягушку у дороги. А летом все эти скульптуры сдали обратно, в металлолом.
Мне нравилась, кстати, та лягушка. Ты помнишь? У нее такая еще морда хитрая получилась
Мама отрезала горбушку от кекса, передала мне, горбушка самое вкусное.
Одна пенсионерка ехала в автобусе, увидела железную лягушку возле дороги, а потом рассказывала, что видела в лесу своего мужа, сорок лет как усопшего.
Отец еще хотел пчел держать,напомнил я.
И делать майский мед. Самый дорогой, самый целебный, самый вкусный.
Ну да. Хорошо, что на пчел у отца аллергия оказалась. А то бы еще на ульи влетели.
А может, не влетели бы,возразил я.Может, наоборот, приподнялись. Многие на меде приподнялись.
Может,согласилась мама.
Но случилась аллергия, отец взялся за ум и поехал работать на вахту.
Интересно, подумал я, что бы сказала пенсионерка, увидев в лесу Змей Горыныча?
Пчелы были бы лучше,сказал я.Пчеловоды зарабатывают много, и не надо сидеть в снегу по макушку
Да,сказала мама с сомнением.Лучше.
А может, она и права. Если бы отец не уехал, он бы спился. Придумывал бы себе разные занятия, занятия эти обламывались бы одно за другим, и денег нет, затосковал бы наверняка. А за Полярным Кругом скучать некогда, работаешь в две смены на сварке, а вместо выходных подрабатываешь в гараже еще.
Ладно, сходи, погуляй. А я Поделаю Поработаю.
Хорошо,сказал я.
Но не пошел гулять
Устроился возле окна. Я тут не люблю сидеть, это по-старушечьи, но это лучшее окно в нашем доме. То есть отсюда лучший вид. Не на тополя, а левее, на простор.
Двести лет назад здесь проходила дорога, Екатерининский тракт. И вдоль этого тракта сажали тополя. За эти двести лет старые тополя умерли, и их дети умерли, и внуки их, наверное, однако, правнуки проросли, и эту дорогу до сих пор видно. То тут, то там над темным еловым лесом поднимаются тополя, и они складываются в путь, ведущий на северо-запад. Забавно, если смотреть на спутниковые карты, то этого тракта нет, угол не тот, наверное. А если чуть сбоку, из окна, то ясно различим призрак старой дороги.
Я вспомнил про отцовские железяки и дурацкая идея в голову вдруг пришла. Что если все эти фигуры из бесполезного железа не черметчкики забрали? Что если они сами? Собрались в ржавую скрипучую банду, и отправились по призрачной дороге на север, в край островов, возвышающихся над топями, в углы болотного железа, в земли пугачевского клада.
И добрались.
Давно собирался пройти по тополям, наметить по компасу азимут, и двинуть километров на пятьдесят по тракту Не получится. Я не настолько дурень, чтобы в лес сунуться на пятьдесят километров в одиночку, это не по окрестностям шастать. Может, когда отец приедет
Появилась Дрондина. От нее сильно несло валерьянкой, я поморщился.
Да все нормально,успокоила Дрондина.Я телефоны занесла. Зарядить можно?
Дрондина протянула в окно два телефона. Я сбегал на веранду, подключил смарты к удлинителю. Дрондина поджидала возле дома.
Что делаешь?спросила она.
Я не ответил.
Пойдем, рыбу половим,предложила Дрондина.
Лень,отмахнулся я.
Ну, давай на болото тогда, клюкву посмотрим.
Поздно. Да и ходили в лес сегодня.
Ничего не поздно, часа еще нет,возразила Дрондина.Слушай, если мы тут сидеть будем, то рехнемся. Тихо, как У вас хоть мотор шумит, а у нас глушь. Пойдем, Граф?
Это точно, рехнемся.
Хорошо, у тополей через пятнадцать минут.
Дрондина побежала собираться. А я заглянул к маме. Она сидела за столом, шила трусы из материи с красными кленовыми листьями.
Мы с Наташей прогуляться решили.
Куда?мама остановила машинку.
На Тишкино болото. Клюкву проверить.
Зачем нам клюква?спросила мама.
Как зачем? Всегда же собирали Сдавать потом будем
Мама постукивала пальцами по столу.
Да и делать особо нечего, а дома сидеть с ума тут сойдешь
Мама повернулась, сделала взгляд «а теперь поговорим серьезно».
Ваня, скажи мне правдукто поджег шины?
Я же говорилстарая Шнырова. Курильщица. Мы не поджигали, ни я, ни девчонки, мне пять лет что ли?