Дим, позвал Сережа и лег животом на подоконник. Димка не пошевелился, лишь волоски на затылке вроде бы насторожились, как маленькие антенны.
Ди-ма
Димка откинул одеяло и сел. Поморгал. И внимательно, будто и не спал, посмотрел на Сережу.
Я ухожу. Домой уезжаю. Ты скажи вожатой и всем, кому надо.
Насовсем уезжаешь? шепотом спросил Димка.
Насовсем. Что ж теперь делать?
Правильно, серьезно сказал Димка. Только жалко Костя уехал, ты тоже.
Что же теперь делать? снова сказал Сережа.
Я понимаю
Я тебе письмо напишу, пообещал Сережа.
Димка растянул в улыбке свои большие губы.
Ты длинное напиши, чтобы долго читать. Ладно?..
И тут же насупился.
Нет, не надо. Это письмо, наверно, тоже распечатают. Ну их
Я так заклею, что никто не распечатает, пообещал Сережа. Ну, ты ложись. Спи, рано еще.
Димка кивнул, но продолжал сидеть.
Спи, Дим Укладывайся.
Димка лег на спину, но продолжал во все глазищи глядеть на Сережу. Сережа до подбородка натянул на него одеяло.
Ну, я пошел.
Короткая хлесткая злость на директора, на его «мушкетеров», на всех, из-за кого приходилось уезжать из лагеря, обожгла Сережу. Он резко оттолкнулся от подоконника и зашагал к забору. Он успел еще заметить, что Димка снова сел и смотрит вслед. Но оглядываться не стал. Потому что все равно нужно было уходить. О том, что можно бы и остаться, он даже не думал.
Лагерь спал таким глубоким сном, что можно было никого не опасаться. Но все-таки Сережа не пошел к калитке: сторож мог и проснуться. Доказывай тогда, что Сережа не убегает, а просто уходит, потому что В общем, сторожу трудно что-нибудь доказать.
Сережа пробрался сквозь колючки к забору. Серые головки репейника приклеились к брюкам, острый сучок разорвал штанину. Сережа отодвинул в заборе доску, и открылась щель. От нее убегала тропинка
7
Да-a. Заварил ты кашу, сказал Алексей Борисович. И знаешь что, Сергей? Тебя будут обвинять в дезертирстве. Скажут, не уходить надо было из лагеря, а доказывать свою правоту, раз уж ты уверен, что прав.
Кто скажет?
Да кто угодно. Ребята. Или тот же начальник лагеря.
Сережа медленно покачал головой:
Я не дезертир. Я не из-за трусости ушел. Просто противно стало. А доказывать там некому. Одни смеются, другим все равно. Ведь знают, что нельзя чужие письма читать, а молчат А Тихон Михайлович тоже Ну что я ему докажу? Он думает, что с ребятами что хочешь можно делать!
Сейчас он так уже, наверно, не думает, заметил Алексей Борисович.
Сережа осторожно поднял на него глаза.
А вы не думаете, что я дезертир?
Нет, сказал Алексей Борисович и почему-то нахмурился.
Потом он спросил:
А почему этого Тихона Михайловича так разозлило письмо? Что ты там такого понаписал?
Да ничего особенного! Вот посмотрите! Он вытащил из кармана помятый конверт.
Постой, Сережа. А откуда оно у тебя? Разве начальник вернул его?
Физрук отдал. Ну он меня тут догнал, уговаривал вернуться.
Понятно. Это тот гражданин, с которым ты беседовал, когда я подходил к станции?
Тот самый
Так Значит, можно почитать письмо?
Читайте, пожалуйста.
Алексей Борисович вынул из конверта большой коричневатый лист в крупную клетку. И удивленно глянул на Сережу.
А где ты взял такую бумагу?
Да в лагере ее сколько угодно. Это такие конторские книги, мы из них отрядные дневники делали. А что?
Да так, любопытно
И он стал читать.
Сережа придвинулся и тоже стал перечитывать знакомые строчки.
Здравствуйте, папа, тетя Галя и Маринка!
У меня все в порядке. Здоровье хорошее. Один раз ногу подвернул на футболе, но уже прошло. Недавно мы ходили в поход с палатками. Только ночевать не стали, потому что вожатая испугалась грозы. А еще будет военная игра. Но знаешь, папа, если по правде писать, то мне здесь не нравится. Сначала понравилось, потому что был один хороший вожатый и костры были. Но он уехал. Теперь скучно. Хотел я подружиться с ребятами, только пока не получается. Я один раз сказку рассказал, чтобы интереснее было. А они смеются теперь. Знаешь, папа, лучше бы ты приехал за мной. Лучше бы мы с тобой и Наташкой поехали на рыбалку, а то все только собираемся и собираемся.
И никак не получается, чтобы вместе. А здесь даже и не порыбачишь. Одному на речку не дают нос сунуть, а когда целая толпа, то тут уж не до рыбалки. Даже и не искупаешься как следует, потому что только залезешь и уже велят обратно.
Ты не думай, что я жалуюсь. Если надо, я проживу всю смену. Но ты ведь просил писать честно, вот я и пишу честно. Лучше бы ты приехал за мной. Здесь знаешь почему плохо? Потому что каждый день одно и то же! А если плохо, то зачем?
Но если ты не можешь, не приезжай.
Тетя Галя, можно я сменяю свои польские штаны на трехцветный фонарик? Они мне все равно велики и сваливаются, а тому мальчику, у которого фонарик, они как раз.
Пусть Маринка не лазит в мой ящик без спросу, а то у меня там пистоны и острый циркуль с иголками.
До свиданья.
Ваш Сережа.
Письмо было написано на развернутом листе, вырванном из конторской книги. Одна половинка листа осталась чистой.
Можно, я возьму эту бумагу? спросил Алексей Борисович. Здесь ничего не написано.
Возьмите, конечно!.. А зачем?
Да так, пригодится. В морской бой можно поиграть, тут клетки подходящие. До поезда все равно еще много времени. Ты умеешь играть в морской бой?
Сережа снисходительно усмехнулся.
Ну и отлично! Алексей Борисович аккуратно оторвал листок, а письмо отдал Сереже.
А вы нерешительно сказал Сережа. Вы ведь сейчас прочитали. Как вы думаете, что в нем такого?
«Такого» ничего.
Сережа сунул письмо в конверт, а конвертв карман своих просторных брюк. Алексей Борисович глянул мельком и спросил:
Не успел поменять штаны на фонарик?
Не успел, вздохнул Сережа. Да тетя Галя, наверно, и не разрешила бы.
А тетя Галя она кто? Твоя тетя?
Сережа просто сказал:
Онапапина жена. Мама у меня умерла.
Извини, брат. Перестарался я со своим любопытством.
Ну, а что ж такого, спокойно откликнулся Сережа. Конечно, непонятно: папа и тетя Галя И вдруг спросил:А вы были в Сибири?
Был.
Мама в Сибири умерла. Поехала в командировку к геологам и простудилась. Быстрая какая-то простуда. Врач на вертолете прилетел, да уж поздно Алексей Борисович! Сережа глянул так, будто очень о чем-то просил. Это шесть лет назад было. Может, вы встречали маму?
Алексей Борисович покачал головой.
Нет, малыш. Не хочу я тебя обманывать, не встречал. Я бы запомнил такую фамилию.
А у мамы другая фамилияЛаскина.
Нет, Сережа. Не знаю Сибирь громадная. Где это было?
Где нефть. Под Сургутом.
В тех краях я бывал. Да разве всех запомнишь? Может быть, к встречались когда-нибудь.
Почти шепотом Сережа сказал:
А у меня карточка есть. Хотите, покажу?
Покажи, конечно.
Из нагрудного кармана курточки Сережа достал блокнотик и вынул из него фотографию. Она была размером с карманное зеркальце.
Алексей Борисович положил снимок на ладонь. Посмотрел полминуты и снова покачал головой:
Нет, Сережа. Я запомнил бы Красивая у тебя мама. И молодая совсем.
Сережа кивнул:
Двадцать четыре года. Я ее хорошо помню, хотя мне всего пять лет было.
И карточка всегда с тобой?
Всегда.
Он вложил снимок между страничками и спрятал блокнот в карман.
Морской бойигра нехитрая, но тоже требует умения. Алексей Борисович один раз уже потерпел полный разгром и теперь слегка нервничал.
Не понимаю, как ты ухитряешься? По теории вероятности шансы у нас должны быть примерно равные Слушай, а ты не подсмотрел?
Да честное пионерское! Просто у меня особый способ Додин.
А, вот тебе и способ! Промазал! Жсемь.
Мимо. Етри.
Тьфу, черт! Угробил канонерку. Бей еще Ты что, Сережа?
А Сереже сразу стало не до канонерок. Он увидел, как на дороге затормозил знакомый лагерный «газик». И от машины к станции шагал по заросшей тропинке сам Тихон Михайлович Совков.
Ну вот, тоскливо сказал Сережа. Директор приехал.
Алексей Борисович быстро оглянулся.
Ишь ты, непонятно сказал он.
Сережа сидел, сощурившись и сжав губы.
Начнется теперь все снова, шепотом сказал он.
М-да неопределенно откликнулся Алексей Борисович.
Сережа думал, что он заступится, а он «м-да».
Сережа резко сказал:
В лагерь я все равно не поеду.
Смотри. Это в конце концов твое дело.
Не поеду я! повторил Сережа.
Алексей Борисович вдруг улыбнулся.
Ну, а если не поедешь, тогда зачем нервничать? Давай играть дальше. Посмотрим, что будет.
И было вот что.
Начальник лагеря подошел и остановился, выжидающе глядя на Сережу.
Водин, напряженным голосом сказал Сережа.
Может быть, Каховский, ты обратишь на меня внимание? спросил Тихон Михайлович.
Я обратил, сказал Сережа. Вчетыре, Алексей Борисович.
Может, ты хотя бы поздороваешься? спросил директор.
Здравствуйте Мимо, Алексей Борисович. Вшесть
Вляпал, с сожалением сказал Алексей Борисович. В подводную лодку. Ловко у тебя получается.
У меня способ. Нащупывание огнем
Гражданин, я, кажется, разговариваю с мальчиком, с достоинством произнес товарищ Совков. Я просил бы не мешать.
Алексей Борисович поднял на него добрые свои зеленоватые глаза.
Разве я мешаю? Бог с вами. Мне показалось, что мальчик сам э-э не очень охотно общается с вами.
Этот мальчик сбежал из лагеря! возмущенно известил директор. Вам это известно?
Услышав слово «сбежал», Сережа шевельнул плечом, но промолчал.
Мне Сережа изложил, так сказать, ситуацию, откликнулся Алексей Борисович. В общих чертах. Правда, не совсем так, как вы. Он сказал, что не сбежал, а ушел из лагеря. В соответствии с вашим распоряжением. Кажется, вы не сошлись во взглядах на тайну переписки? Кстати, охраняемую законом.
При чем здесь закон? Вы что, угрожаете мне?
Ну что вы, товарищ начальник лагеря! с мягким упреком воскликнул Алексей Борисович. Ну, чем я вам угрожаю, посудите сами? Разве я похож на человека, который может угрожать?
Тогда почему вы вмешиваетесь? Собственно, кто вы такой?
Да я и не вмешиваюсь. Я, простите, отвечаю на ваши вопросы. Кто я такой? Сережин попутчик, вместе ждем, когда поезд придет А вообще-то, Тихон Михайлович, я думал, что вы меня не забыли еще. Мы с вами как-то разбирали один сложный вопрос о выгрузке овощей из вагонов. Помните? По правде говоря, я не думал, что после этой истории вы займете пост начальника пионерского лагеря. Тем более, что дети чем-то отличаются от овощей.
Сережа заметил краем глаза, что во время этой речи Тихон Михайлович начал часто мигать и лицо у него порозовело. И кислым голосом директор сказал:
А, это вы товарищ корреспондент. Я должен был догадаться. У вас удивительная способность возникать, где не надо.
Ну, видите ли, тут у нас точки зрения очень разные. Когда вы считаете, что не надо, я как раз думаю, что надо.
Тихон Михайлович тяжело задышал и стал ощупывать карманы, словно искал сигареты.
«А ведь он чего-то боится», с удовольствием подумал Сережа.
Да вы не волнуйтесь, товарищ Совков, усмехнулся Алексей Борисович. С Сережей-то я случайно познакомился. Я в этих краях по другому вопросу оказался. Точнеепо другому письму. Понимаете, какой-то гражданинне то Сапогов, не то Сачковнаписал про председателя здешнего колхоза. Будто председатель этотсущий жулик. Недлинное письмо, но выразительное. Кстати, написано на такой же бумаге, как Сережино. Хорошая бумага. Где вы ее для лагеря раздобыли, Тихон Михайлович?
Совков отступил на два шага и вздернул подбородок.
Я вас попросил бы Кто вам дал право делать намеки и клеить на меня ярлыки? Я не писал никаких писем. У меня с председателем отличные отношения.
Ну и прекрасно! Тем более, что не подтвердилось письмецо.
Я не понимаю, зачем вы мне про все это рассказываете.
Да просто так. Делюсь своими заботами. Думал, вам интересно. Учитывая вашу любовь к чужим письмам
Я попросил бы не вести таких разговоров при детях.
Прошу прощения. Но ведь «дети» он взглянул на Сережу, про это все равно знают.
Давайте закончим разговор, сказал Совков со сдержанной обидой. Я выполняю свои обязанности. Ребенок самовольно покинул лагерь, и я должен увезти его назад. Почему вы мне препятствуете?
Я? Препятствую? Алексей Борисович даже отодвинулся от Сережи. Помилуйте, каким образом я препятствую? Ну, увозите, пожалуйста. Он поймал растерянный Сережин взгляд и в ответ улыбнулся глазами.
Начальник лагеря перестал обращать внимание на Алексея Борисовича. Он всем корпусом повернулся к Сереже, слегка наклонился и стал говорить настойчиво и в то же время добродушно:
Ну, вот что, Каховский. Надо заканчивать эту историю, ты и сам понимаешь. Давай, дорогой товарищ, забудем все эти грустные события, сядем в машинуи в лагерь. Нас дела ждут.
Извините, Тихон Михайлович, я не поеду. Я же сказал, негромко, но твердо проговорил Сережа. Он не смотрел на Совкова. Разглядывал бумажку с нарисованной эскадрой и с нетерпеливой досадой думал: «Когда он наконец уберется?»
Видали его! уже без всякого добродушия воскликнул Совков. Он «сказал»! Фигура! Ты думаешь, что ты лучше всех? За что ты всех нас возненавидел?
Кого? удивился Сережа.
Весь лагерь!
Я никого не возненавидел. Просто мне в лагере не нравится!
Не нравится сейчаспотом понравится.
Нет, тихо сказал Сережа. Все равно хорошо уже не будет Да еще и собака. Где она там будет жить?
При чем тут собака? Я приехал не за собакой, а за тобой. Я не могу забирать в лагерь всех бродячих псов.
Он не бродячий, а мой. Я его бросить все равно не смог бы. Раз он мой, я за него отвечаю.
А я отвечаю за тебя! Понимаешь? За тебя! И я не имею права отпустить тебя из лагеря.
Сережа досадливо пожал плечами.
Вы меня и не отпускаете. Я сам уезжаю.
Вот именносам! Самовольно! Ты думаешь, это тебе так сойдет? Не думай, голубчик. Мы и родителям сообщим, и в школу. Про все твои фокусы. И как собаку натравливал на Станислава Андреевича! За такие дела знаешь что?.. В колонию!
Я не натравливал! Он меня схватил, а Нок зарычал!
Эти сказки ты потом будешь рассказывать. Не здесь и не мне. Станислав Андреевич врать не будет, собака бросилась за ним вслед.
Прошу прощения, вмешался Алексей Борисович, но ваш Станислав Андреевич несколько преувеличивает, так сказать. Я как раз подходил к станции и был свидетелем этой сцены. Собака вела себя вполне интеллигентно в отличие от Станислава Андреевича.
Совков резко повернулся к нему.
Я не понимаю, чего вы хотите? Чтобы я отпустил его одного домой? Интересно, что вы сделали бы на моем месте?
На вашем месте, с жесткой усмешкой сказал Алексей Борисович, я бы помнил, что никто не имеет права читать чужие письма. Помнил бы также, что у детей тоже есть чувство собственного достоинства, которое никому не позволено оскорблять, да еще публично. И что каждый человек имеет право порвать отношения с тем, кто его оскорбил Возможно, это не следует говорить «при детях». Возможно, это непедагогично. Прошу извинить А посоветовать вам я мог бы вот что: раз мальчик категорически отказался жить в лагере, надо назначить ему провожатогопусть доставит его домой. Странно, что это вам не пришло в голову.
Если каждый мальчишка начнет бегать из лагеря, у меня людей для провожанья не хватит. У меня вожатые, а не провожатые.
Ну, если у вас начнут бегать все мальчишки, значит, в лагере что-то не так А о провожатом для Сережи не беспокойтесь, я эту роль могу на себя взять, раз уж так получилось.
Я не понимаю, зачем вам нужно в конце концов, чтобы он не возвращался в лагерь. Чего вы хотите?
Да ничего я не хочу, опять усмехнулся Алексей Борисович. Просто думал вам услугу оказать, проводить мальчика.
Знаю я ваши услуги. Они, извините, медвежьи Каховский, я последний раз спрашиваю, ты поедешь в лагерь?
Сережа вздохнул и молча покачал головой.