Николай ОгневИсход Никпетожа
АБИТУРИЕНТ(ИЮНЬ-СЕНТЯБРЬ 1925 ГОДА)
12 июня.
Я только сейчас с вечеринки, которая была за городом у одного товарища, Михальского, и продолжалась два с половиной дня. Вечеринка была устроена по случаю окончания всеми нами второй ступени.
Все мы теперьабитуриенты и, конечно, не такие совсем люди, какими были в школе. Но мы все же еще и не вузовцы, не студенты.
Какие же мы такие? Это интересный вопрос и я постараюсь в нем разобраться. Тут прежде всего лезут в голову совершенно естественные практические вопросы современной жизни: кем быть, то-есть выбор факультета, и затем: как попасть в вуз?
В прежней жизни все это делалось просто. Отец или мать скажут:
Будь военным или, там, попом или белогвардейцем,и парень сейчас же слушается. А дочь тоже сейчас же становится торговкой или выходит замуж. Теперь все это приходится решать самому, а это очень трудно.
Что же касается того, как попасть в вуз, то здесь важно не только выдержать, но еще и путевку получить. У меня, кажется, дело обстоит благополучно в этом отношении по одной причине. А вот у другихкак-будто довольно нескладно.
Командировка по второй ступени из нашей школы приходится только на троих, да еще на двоих по отцовским профсоюзам. Комсомол выдвигает одногои все. Двадцать шесть человек как-будто остаются без путевок. По этому поводу у Михальского было много разговоров, но они пока что ни к чему не привели.
Во времена царизма, разумеется, дети рабочих и крестьян и вообще бедноты в вузы совсем не попадали, а попадали дети буржуа, поповщины и белогвардейцев. А если бывали какие-нибудь конкурсы, то тут тоже вопрос решался просто: кто больше даст. Таким образом, в высших школах учились только дети аристократии, плутократии, бюрократии и буржуакратии.
Во время вечеринки около меня недалеко все околачивался один парень, тоже из нашей группы,Виктор Шахов. Я сначала не обращал никакого внимания. Парень он совершенно неинтересный, если не считать того, что он стихи пишет. А так вообщебледный и вялый какой-то... Говорят, что это он такой, что вхлопался в Стаську Велепольскую. В футбол Шахов никогда не играл, но с ним иногда бывала такая странность, что он ни с того ни с сего врежется в самую середину игры и начинает своими длинными и нескладными ногами стараться попасть по мячу. Его отгоняют, толкают даже, но ему это даже как-будто бы лучше. В конце концов, когда игроки уже окончательно рассердятся и надают ему тумаков, он отойдет и опять нахохлится. Или ходит по залу во время перерыва, никто его не трогает,как вдруг набросится на кого-нибудь из ребят и начинает валить на землю. Повалити отойдет. Конечно, тот парень, кого он повалил,вскочит, подбежит сзади и отвесит ему красноармейский паек, а Шаховукак с гуся вода. Когда об этом говорили Зин-Палне, она обыкновенно смеялась и отвечала: «Это потому, что он поэт». Его так и звали в школе «Поэт без котлет». Почему без котлет,сказать трудно, но ведь в школе, если привяжут какую-нибудь кличку, то от нее отделаться трудно. Впрочем, в последние две группы никто Шахова никакими кличками уже не называл,наоборот, все относились к нему с уважением, и говорили, что он посылал в журнал стихи, и их там приняли и напечатали. Какие это были стихи, я не знаю. Кроме того (и это, пожалуй, самое главное, из-за чего к нему начали относиться с уважением), Шахов всегда выступал с докладами. Он был беспартийный, а вовсе не комсомолец, но, несмотря на это, всегда делал такие доклады, что все только ахали. Шахову в школе можно было поручить доклад по любому вопросу, и он никогда не подгаживал.
Так вот, этот самый Шахов все время за мной ходил и надоел мне до такой степени, что я не вытерпел и спросил его:
Чего тебе от меня, в конце концов, надо?
Ступай ты сам к чорту,отвечает Шахов.
Тут меня зачем-то отозвали девчата,кажется, кататься на лодке, и я об этом забыл.
Вечером, когда ложились спать (а спали мы в амбаре при даче у Михальского), слышу, кто-то спрашивает:
Шахов, а ты куда собираешься поступать?
Убирайся ты к чорту!
Да, ведь я по-товарищески спрашиваю.
Ну, и чорт с тобой!
Утром мы купались на пруду, вдруг Шахов нагишом подходит ко мне и говорит:
У меня есть к тебе просьба. Хочешьисполни, а неттак убирайся к чорту.
Знаешь что, Шахов,сказал я в ответ.Кончили мы оба с тобой среднюю школу и прочее,и странно, что ты никаких других слов не можешь найти в разговоре. Просьбу я твою, конечно, исполню...
А... идиот,буркнул Шахов себе под нос, бросился в пруд и поплыл.
Чего это он такой?спрашиваю я Володьку Шмерца, который тут же, рядом, болтался.
Не знаю наверное! Похоже, мучится тем, что не сможет в вуз поступить. А верней всего, из-за Стаськи Велепольской. Ты слышал, ведь она...
Знаешь что, Шмерц,перебил я его.Бил я тебя и не раз и не два, и если хочешь, чтобы я тебе причинил копф-шмерц...
Да нет, не хочу, не хочу,ответил Володька и спешно полез в воду. А копф-шмерц, это по-немецки значит: двинуть в морду, и так Володьке угрожали всегда, когда он начинал сплетничать.
Но Шахов все-таки очень странный. По-моему, он какой-то недоделанный.
14 июня.
Был я у Ваньки Петухова на фабрике. Оказывается у них теперь Никпетож работает кружководом по обществоведению.
Вот, небось,говорю я Ваньке,здорово вам с ним!
Здорово, да не больно,отвечает Ванька.
А что? Ведь, он хороший парень.
Парень-то он, может, и хороший... по вашему, по-второступенскому. А у нас... не совсем.
Да чем же?спрашиваю.
И даже обиделся чуть-чуть за Никпетожа. Но узнать не удалось, потому что Ваньку сейчас же оторвали. Ванька на фабрикесловно милиционер на перекрестке. Делает он сразу тысячу дел. Всюду его тянут, то-и-дело отрывают, так что говорить с ним совершенно нельзя (а мне как раз нужно). У него чортова партнагрузка. Как раз тогда, когда я с ним говорил, в фабком входит какой-то длинный парнинаи Ванька, перервав разговор, прямо на него:
Ты чего, Пашка, портками трясешь?
То-сь, как трясу?.. Я, стал-быть...
Стал-быть! Что сегодня вечером делаешь?
Я... вот такая вещь... Я вот, что тебе хотел сказать...
Ну? Что же? Ну? Да говори скорей, у меня время считанное,торопит Ванька и все время на часы смотрит.
А тот завел:
А вот слушь-ка... У меня есть одно дельце... так, секрет один... это, видишь, касаемо земли... разработка тут есть одна у меня...
Эк, хватил! Это весной надо, тогда и поговорим А сейчас мне даже и некогда. Ты вот что, Пашка: шлындаешь без дела, портками все трясешьотправлялся бы к староверцам, к сезонникам этим. Загни им про землю, про всякую, там, огородную овощь,они это любят, я знаю, я сам раньше староверцем был.
Ладно-ладно, сговоритесь там как-никак! Хряй.
Парнина ушел, а я спрашиваю Ваньку:
Однако ты командир. Какие это староверцы?
А, тут сезонники, в комсомол не идут, драться все лезут, сорганизовать надо... Тебе что, Зыкова?
Вошла девчина, сама маленькая, а кепка громадная, аккурат зонтик на двух ножках, покосилась на меня и говорит:
Я, Вань, опять насчет Герасимовой.
А что такое?
С Кульковым связалась. Сест она его. Ну, прямо до тла парней выедает. Бешенство матки у ней, по- моему. Посоветовал бы ты ей, что ли.
К доктору? Буря мглою небо кроет, вихри снежные крутя. На кой чорт к доктору? Я сам раньше доктором был.
Да ведь ты говорил, Петухов, что ты раньше певчим был?
Певчим? Может, и певчим. Вот Коська знает, кем я раньше был. А? Да не слушай ты меня! Ты ведь знаешь, что я бузотер!
Ну, кабы все такие-то бузотеры были!криво как-то усмехнулась эта Зыкова.А как же с Герасимовой-то быть? Станешь ей что говорить, она сейчас же:«Очень вами тра-та-та»и хвост винтом. Грозилась я ей на ячейку вынести, а она:«Какой ге-пе-ужас!». Это и будем мы с ней разводы разводить!обозлилась Зыкова.Любой парень, как с ней свяжется, так от этого фабрика страдает, потому что у него производительность понижается до 75 процентов. Сволочь, шлепохвостка! «Очень вами тра-та- та!». Да вот сама по двору задом вертитвидишь?
Зыкова кивнула в окно.
Стой, Герасимова!закричал Ванька на весь двор.Ты почему это, Герасимова, на собрании женотдела не была? Ты почему ячейку пропустила? Ты зачем от ядра отвиливаешь? А ликбезом кто заниматься будет?..
Да яв чем дело, Ванька?остановилась девчина посреди двора.
А крестпом? А подшефы? А стенгаз? А уголок Ленина?перебил, не слушая, Ванька.А кооператив? А здравотдел? А Мопр? А ячейка Авиахима? А друзья детей?! Поди-ка, поди-ка сюда...
Я вышел вместе с Зыковой.«Очень вами тра-та- та»,бормотала та по дороге. Мне почему-то не очень хотелось с ней заговорить.
Но на дворе я встретил того самого парнину, которого Ванька называл Пашкой.
Ты что: крестьянин, что ль?спросил я его, что насчет земли интересуешься?
Отец, верно, когда-никогда был крестьянин... это так,охотно ответил парнина.А ячто ж? Мы на фабрике тридцать лет живем.
Так на что ж тебе про землю с Ванькой говорить?
Ну-ужно,протянул парень, и вдруг подозри- тельно спросил:Да ты, что, сам-то: партейный или непартейный?
Партийный.
Ну, и ешь пироги с грибами, а язык держи за зубами,как-то уж очень быстро ответил парнина и ушел прочь.
С Ванькой обо многом надо поговорить.
16 июня.
Странный все-таки человек Виктор Шахов. Сегодня пришел ко мне, сел, долго молчал, потом спрашивает:Решил, куда поступать?
Не совсем. А ты?
И я не совсем. А чем ты сейчас занимаешься?
Я начал было говорить ему, что здорово подчитываю по обществоведению, зубрю математику, вообще, готовлюсь ко вступительному, но он меня перебил:Что жеисполнишь мою просьбу?
Смотря какую.
А вот. У меня есть брат. Я не знаю, куда он девался, да и вообще не знаю, что он: жив или нет. Пропал лет семь тому. И вот, понимаешь... не знаю, как тебе обяснить. Есть одна такая вещь, которую ему нужно было бы передать, если он найдется.
Какая вещь?
Да пустяки... книжица одна. Я думаю, что со мной что-нибудь случится... так вот, на всякий случай я и хотел тебя просить.
Понимаю. Да ведь у тебя есть отец?
Отцу я не до-ве-ря-ю. А ты хоть и болван, но честный человек.
Ну, Шахов... сказал я, обозлившись до последней степени.Ищи кого-нибудь поумней, сволочь эдакая. А яхоть и не болваней тебя, разные твои подозрительные просьбы исполнять не стану.
Не станешь?
Не стану.
Ну, и чорт с тобой!
Он встал, промялся по комнате, ткнулся было в дверь, потом обернулся:
Так не станешь?
Да нет, иди ты к... Чего ко мне привязался?
Ну, а если я сейчас встану перед тобой на колени?
То я позову папаньку и мы вместе посмеемся.
Ну, слушай, Костя. Мне все равно, исполнишьили нет. Мне вообще всевсе равно. Только ты всегда проявлял себя хорошим товарищем. А теперь вот, может, последней просьбыи не хочешь исполнить.
Да почему это: последнюю просьбу и все такое? Что с тобой будет-то?
Я так думаю... боюсь, что что-то такое случится. Ты все равно не можешь понять. Ты ведь /шар/.
Какой я еще, к шуту, шар?
Ну, круглый такой. Вообще, у тебя нет шероховатостей.
А ты кто?
Честное слово, не стоит разговаривать. Значит, так: я тебе дам одну книжку, а ты ее передай брату, если он приедет и будет спрашивать обо мне.
Ну... чорт с тобой, давай! Только вот что: это контрреволюция какая-нибудь?
Никакой контрреволюции нет. Понял? Сам можешь смотреть и читать, сколько влезет. Только больше никому не давай и не показывай. Мне бы не хотелось.
После этого Виктор Шахов сунул мне в руку небольшой сверток и ушел. Я, конечно, сейчас же развернул бумагутам старая-престарая книжонка, и на первой странице:
Месяцеслов на лето от Р. X. 1803
князя Виталия Федоровича Шаховского.
Потом, дальше, там календарь и вложена записка, написанная странными завитушками пожелтевшими чернилами:
Потомок мой, буди масоном!
Орден свободных каменщиков есть всемирное, тайное собратство, поставившее себе целью вести человечество к достижению земного эдема, златого века любви и истины, царства Астрея.
Потомок мой, буди масоном!
Про этих масонов я что-то такое слыхал, будто они тайно собирались по ночам, щекотали друг друга шпагами, потом кто-нибудь ляжет в гроб, будто мертвый, и лежит, а все остальные в доказательство, что он мертвый, бьют его по лысине. Кто-то из шкрабов разяснял, что в масонах были больше буржуи, хотя они и притворялись, будто они «вольные каменщики».
Стал я рассматривать календарь Шахова дальшеи нашел там много интересного. Там, например, написаны такие стихи:
«Блажен, кто страждущим внимает,
И помощь бедным подает,
Кто слезы сирых осушает,
Тот рай в самом себе найдет».
А потом, тем же почерком, что и раньше, в календаре за разные дни есть такие записи. (Я так думаю, что все это писал тот самый князь Шаховской, чей календарь.)
Февр. 20. Мужичок мой Тимофей Ипатов посечен старостой за нерадение. Выданы мной оному Ипатову лекарствы от кровяных полос на спине. Помогут ли?
Купил я лошадь гнедопегую с подластиками, называемую Сорока. Дача сер. 110.
Того же числа окончательно проданы три семейства Торынскому. Получ. в задаток 80. А всего на круг получить сер. 300.
20-го же, после полудни и на другой день до 12 часу вечера было сражение у нас с французами (в ведомостях написано).
Купил я кобылу буропегую , заплатил сер. 120. Купил я книгу псалтырь , написанную в 1564 году.
Мар. 24. Посечена девка Феклушка за разврат. Лекарствы дадены.
«Кто слезы сирых осушает .
Тот рай в самом себе найдет».
(Песнопение Вольных Каменщиков).
Мар. 21. Лакей Сидорка богу душу отдал. Дребедень лекарства! Сладиться с Горынским потребно еще о продаже шести семейств. Он же заговаривал.
Во Пшеничище сижу
И слова сии пишу.
Я один теперь живу.
4-го числа подал я ведомость о побеге Гаврилки , а сего 8-го числа он явился. Старосте Анфиму выдал лекарствы.
Сего месяца 3-го скончался мой мужичок Тимофей Ипатов. Мужик был добрый и хороший хозяин, честной, правильной, итак, упокой его, господи.
Старость лет моих приходит,
время юности прошло.
Гроб могилу мне готовит,
Все на свете отцвело.
Отцвело и невозвратно.
Все на светеах, превратно!
Все-то иста дребедень,
Сотни лети один день!
Писано в ведомостях: Оттоманская Порта об'явила, что она решилась употреблять впредь в публичпых бумагах вместо выражения: «Французский двор»следующий титул: «Император и падишах Франции». А в Минхене совершено бракосочетание принцессы баварской Августы-Амалии с избранным. от Бонапарте вицероем Италии Богарнуа, который при сем случае принял имя Евгения Наполеона. Бонапарте есть сук ин сын и узюрпатор, хотя и масон.
Июня 16-го посечены двое: староста Анфим за непочтение к барину и девка Феклушка за вторичный разврат. Лекарствы выданы на руки.
Июня 23-го я в милом сердцу Пшеничищеи оное пишу сидя под окошичком смотря вво зеленый сад утро в девятый раз и вспоминаю прошедшее и сей стих последний бессмертного Гаврилы Державина:
«Река времен в своем теченьи
Уносит все дела людей
И топит в пропасти забвенья
Народы, царства и царей».
Индикта 110. Круг солнцу 37. В руке лето А1.
Круг луне Ф119. Основание Г. 18. ЕпактаН18. Ключ границОмега.
В таком духе там и все остальное. Много, конечно, старой чепухи, но вот что проглядывает: этот самый барин сек людей, а потом их лечил, и это называл «подавать помощь бедным».
Я много читал про крепостных помещиков, что они были звери, но первый раз встретился с такими записями, которые показывают их самое настоящее зверство.
Нужно будет спросить у Виктора Шахова, что все это значит, и если он не обяснит, пусть убирается подальше со своим поручением. Вся эта книжонка,мне так кажется,пропитана кровью высеченных крепостных, а сверху полита слюнявыми слезами барина над их участью. По всему видится, что этот князь Шаховской был самая последняя сволочь.