Она недовольно ворчит и бросает взгляд на мою стену.
Поверить не могу, что мама разрешила тебе сотворить со своей комнатой такое.
А потом наконец разворачивается, уходит и закрывает за собой дверь.
Я смотрю на стену. С год назад я повесила на нее черную доску, на которой можно писать, рисовать и просто калякать. На ней размашистым почерком написаны тексты Мишиных песен вперемежку с моими собственными мыслями и какими-то каракулями.
Еще к ней приколоты фотографии, плакаты и написано много всего, что имеет для меня какое-то особое значение. Вся моя комната особенная. Это место, куда я никого не привожу, особенно своих друзей. Они только посмеются над моими, что уж греха таить, убогими художествами, которые я все равно люблю, и словами, моими и Мишиными.
Я уже очень давно поняла, что не нужно раскрывать свой внутренний мир окружающим. Они любят судить, а когда меня не судят, я чувствую себя счастливее. Есть вещи, которые лучше держать при себе.
Телефон на кровати начинает вибрировать, и я тянусь за ним.
Мы снаружи, гласит сообщение.
Тыкая средним пальцем в экран, я набираю ответ:
Буду через минуту.
Наконец-то. Мне просто необходимо поскорее отсюда выбраться.
Отбросив телефон, я снимаю майку и стягиваю пижамные штаны. Все это летит на пол. Подбегаю к креслу и хватаю джинсовые шорты.
Натянув их, надеваю через голову белую футболку, а на неесерую толстовку.
Телефон снова вибрирует, но я никак не реагирую.
Иду я, иду.
Засунув в карман немного налички и мобильный, хватаю шлепки, открываю окно и выбрасываю их вниз, на землю, через козырек крыльца.
Затем собираю волосы, завязываю их в хвост и вылезаю в окно. Аккуратно закрываю его, оставляя комнату темной и тихой, будто я там мирно сплю. Неслышно ступая по крыше, подхожу к черной лестнице с боковой стороны дома, спускаюсь на землю, подбираю обувь и выбегаю по лужайке на дорогу, где меня уже ждет машина.
Я открываю дверь.
Привет, здоровается Лайла с водительского места, пока я залезаю внутрь. Я оборачиваюсь, замечаю на заднем сиденье Тена и киваю ему.
Захлопнув дверь, нагибаюсь и надеваю шлепки. Я вся дрожу.
Черт, поверить не могу, что до сих пор так холодно. Завтрашняя утренняя тренировка будет сущим адом.
На дворе апрель, так что днем воздух прогревается, но рано утром и вечерами температура падает градусов до пятнадцати. Стоило надеть штаны.
Шлепки? озадаченно спрашивает Лайла.
Да, мы же едем на пляж.
Не-а, нараспев отвечает Тен с заднего сиденья. Мы едем в Бухту. Трей что, тебе не написал?
Я смотрю на него через плечо. В Бухту?
Я думала, что они поселили там охранника, чтобы он никого не пускал.
Он пожимает плечами и озорно смотрит на меня.
О-о-окей.
Ну, если нас поймают, вы двое будете первыми, кого мы отдадим ему на растерзание.
Только если мы тебя ему первым не подсунем, мурлычет Лайла, не отрывая взгляда от дороги.
Тен смеется у меня за спиной, а я качаю головой. Как-то не очень весело. Неприятная сторона лидерстваэто то, что всегда есть кто-то, кто метит на твое место. Я-то в шутку это сказала. А вот она, похоже, не шутила.
Лайла и Тен, также известный как Теодор Эдвард Нильсон, мои, во всех смыслах этого слова, друзья. Мы знаем друг друга на протяжении всей средней и старшей школы, мы с Лайлой обе в команде чирлидеров, и за ними я как за каменной стеной.
Да, иногда они ведут себя неприятно, издают слишком много шума, и мне с ними не всегда комфортно, но я действительно в них нуждаюсь. В старших классах последнее, чего ты хочешь, это остаться одной. А если у тебя есть друзьякакими бы они ни были, то появляются кое-какие возможности.
Старшая школа в этом плане похожа на тюрьму. В ней не выжить в одиночку.
В ногах у заднего сиденья есть кеды, говорит Лайла Тену. Будь так добр, передай их ей.
Он наклоняется, продирается через, видимо, гору всякого хлама на полу БМВ девяносто какого-то года, который мама Лайлы отдала ей.
Тен перекидывает один башмак через сиденье, а потом протягивает мне второй, когда находит.
Спасибо.
Я беру кеды, снимаю шлепки и начинаю переобуваться.
Закрытая обувь придется очень кстати. В Бухте будет грязно и мокро.
Жаль, что я не знала заранее, куда мы едем, озвучиваю я свои мысли. Взяла бы камеру.
Кому нужны эти фотографии? отвечает Лайла. Лучше найди какую-нибудь темную, незаметную кабинку «Вальса», когда приедем, и позволь Трею показать, что значит быть мужчиной.
Я откидываюсь на спинку сиденья с понимающей улыбкой на лице.
Думаю, куча девчонок уже сделала это до меня.
Трей Берроузне мой парень, но ему определенно кое-что от меня нужно. Я уже несколько месяцев держу его на расстоянии вытянутой руки.
У Трея есть, пожалуй, все, что нужно таким старшеклассникам, как мы. Друзья, популярность, весь мир у ног Но, в отличие от меня, ему это нравится. И это многое о нем говорит.
Он высокомерный болтун с кашей вместо мозгов. А эго у него такое, что сравниться с ним по размеру может разве что его не по-мужски огромная грудь. Ой, простите. Это, кажется, называется мышцами.
Я на секунду закрываю глаза и выдыхаю. Миша, куда же ты запропастился? Он единственный, с кем я могу выговориться.
Ну, медленно начинает Лайла, глядя в окно, он так и не заполучил тебя, но хочет этого. Правда, он не будет бегать за тобой долго, Райен. Еще немногои он переключится на кого-нибудь другого.
Это что, предупреждение? Я косо смотрю на нее и чувствую, как сердце начинает биться быстрее.
Что ты собираешься делать, Лайла? Проскользнуть и забрать его прямо из моих рук, если я ему не дам? Радоваться, что я его упустила, когда ему надоест ждать и он захочет затащить в постель кого-нибудь еще? Или, может, он уже с кем-то трахается? Может быть, с тобой?
Я скрещиваю руки на груди.
Не переживай за меня, говорю я, включаясь в игру. Когда я буду готова, он прибежит ко мне как миленький. И неважно, с кем он будет убивать время до того.
Тен на заднем сиденье беззвучно хохочет. Он всегда на моей стороне и даже не догадывается, что я имею в виду Лайлу.
Не то чтобы меня волновало, прибежит ко мне Трей или нет. Но она пытается меня поддеть и сама все прекрасно понимает.
У нас с Лайлой у обеих довольно скверный характер, но это выражается по-разному. Она падка на мужское внимание и почти всегда дает парням то, что им от нее надо, путая при этом минутное увлечение с настоящими чувствами. Конечно, она встречается с Джей Ди, другом Трея, но я ни капли не удивлюсь, если узнаю, что она легла и под Трея тоже.
Завоевав парня, она чувствует себя круче всех нас. У них есть девушки, но они хотят ее. Она от этого чувствует себя сильнее.
Но так будет только до тех пор, пока она не поймет, что они хотят всех подряд, а она так и не сдвинулась с мертвой точки.
А что же не так со мной? Я слабая. Я просыпаюсь утром с единственным желанием: прожить этот день, по возможности не напрягаясь. И неважно, по чьим головам придется пройти ради этого. Этому я научилась немногим позже, чем была сделана та фотография, где я одиноко сижу на скамейке на вечере кино.
Я больше не одинока, но стала ли я счастливее? Вердикт до сих пор не вынесен.
Плоды пожинаешь и так и не знаешь, что сеял лишь то, от чего сам страдаешь.
Я улыбаюсь Мишиному тексту. Он мне как-то его прислал, чтобы послушать, что я скажу. В его песнях глубокий смысл. Или я сама его попросила прислать?
Терпеть не могу эту дорогу, говорит Тен. По голосу слышно, что ему не по себе, и я моргаю, возвращаясь из мыслей в реальность.
Поворачиваю голову и смотрю в окно, чтобы понять, о чем идет речь.
Фары Лайлиной машины выхватывают из ночной тьмы кусок дороги. Легкий ветерок треплет листву на деревьях, и это единственный признак жизни на темной трассе, по которой мы едем как в туннеле. Пусто, тихо и такая темнота, что хоть глаз выколи.
Мы на Олд-Пуэнт-роуд, дороге, соединяющей Тандер-Бей и Фэлконс Уэлл.
Я поворачиваю голову и через плечо смотрю назад, обращаясь к Тену:
Люди умирают везде.
Но не в таком юном возрасте, он нервно ерзает на сиденье. Бедная девочка.
Несколько месяцев назад бегунью по имени Анастейша Грейсон, на год младше нас, нашли мертвой на обочине этой самой дороги. У нее случился сердечный приступ, хотя я точно не знаю, что именно его спровоцировало. Как уже сказал Тен, когда кто-то умирает в таком юном возрасте, это по меньшей мере необычно.
Я писала об этом Мише, хотела узнать, не знаком ли он с ней, потому что она из его города, но это было в одном из множества писем, на которые он так и не ответил.
Сворачивая направо, на Баджер-роуд, Лайла залезает рукой в бардачок и достает тюбик блеска для губ. Я опускаю стекло и вдыхаю свежий, прохладный морской воздух.
Атлантический океан пока за холмами, но в воздухе уже пахнет солью. Я живу в нескольких километрах от побережья и почти не ощущаю близости океана, но когда приезжаю на пляж или в Бухтустарый парк развлечений неподалеку от пляжа, в который мы и направляемся, для меня словно открывается совершенно новый мир. Меня обдает соленым ветром, и я уже почти чувствую песок под ногами.
Жаль, что мы едем не на пляж.
Джей Ди уже здесь, замечает Лайла, сворачивая на старую, почти заброшенную парковку. В свете ее фар виден темно-синий «джи эм си денали»: стоит как попало на неразмеченном островке асфальта. Наверное, разметка, регулирующая, где именно парковаться, стерлась много лет назад.
Сорняки до пояса высотой растут тут и там прямо из асфальта, склоняются на ветру, и только лунный свет дает возможность разглядеть, что находится за разбитыми кассами и входом в парк. В отдалении от нас в темноте возвышаются молчаливые башни и другие постройки. Я замечаю несколько массивных конструкций. Вот эта круглая махинаскорее всего, колесо обозрения.
Я немного поворачиваю голову и вижу, что вокруг разбросано много похожих конструкций, включая каркас старых американских горок, угрожающе нависающий над нами.
Лайла глушит двигатель, берет телефон с ключами, и мы все выходим из машины. Не заходя за ворота и полуразрушенные билетные кассы, я пытаюсь разглядеть, что лежит за ними в огромном парке развлечений. Но моему зрению доступны лишь темные двери, дюжины углов и бесконечные тротуары. Ветер, гуляющий по разбитым окнам, как будто шепчет что-то.
Здесь достаточно укромных уголков и мест, где можно спрятаться.
Вдруг, неожиданно для самой себя, согревшись, я закатываю рукава толстовки. Почему, черт возьми, мы приехали сюда?
Посмотрев направо, обнаруживаю, что в тени деревьев на краю парковки стоит черный «форд раптор» с тонированными стеклами. Внутри кто-то есть?
По спине бегут мурашки, и я нервно потираю руки.
Может, кто-то из друзей Трея и Джей Ди сегодня приехал на своей машине?
Ух-ух-ух! пытается кто-то изобразить сову. Я отрываю глаза от «раптора», и мы все смотрим в ту сторону, откуда доносится голос.
О боже! разражается хохотом Лайла. Вы, ребята, сумасшедшие!
Я качаю головой, а Тен и Лайла, крича и улюлюкая, бегут к колесу обозрения прямо за воротами. На старых желтых балках метрах в пятнадцати над нами, между кабинками старого колеса, сидят парень Лайлы Джей Ди и его приятель Брайс.
Вперед, говорит Лайла, перелезая через ограждение колеса. Пойдем посмотрим.
Посмотрим на что? спрашиваю я. На карусели, которые не крутятся?
Она бежит дальше, игнорируя мой вопрос. Тен смеется.
Пошли.
Он берет меня за руку и тянет за собой.
Я иду за ним. Мы направляемся все глубже и глубже в парк, бредем по широким дорожкам, где когда-то ходили толпы людей. Глазею направо и налево, в равной степени очарованная и напуганная.
Двери, потерявшие половину петель, скрипят на ветру, лунный свет играет на осколках стекла, рассыпанных под разбитыми окнами. Ветер гуляет по детскому паровозику, завывая то в кабине-слоне, то в воздушном шаре. Вокруг глухо и темно. Мы проходим мимо карусели, и я вижу на платформе лужи и грязь, сколы краски на лошадях.
Я помню, как каталась на ней, когда была маленькая. Это одно из немногих воспоминаний о папе до того, как он исчез из моей жизни.
Мы идем все дальше в парк. Крики и вопли наших друзей понемногу затихают. Я сбавляю темп: знаю, сколько еще осталось.
Раньше это место было наполнено смехом и радостными криками, а теперь заброшено и медленно разрушается, никому ненужное. И вся радость, которую оно приносило когда-то, тоже забыта.
А ведь с тех пор, как «Бухта приключений» закрыла двери для посетителей, прошло всего-то несколько лет.
Но всеми забытая, заброшенная и отверженная, она все еще здесь. Я делаю глубокий вдох, втягивая запах дерева, влаги и соли. Всеми забытая, я все еще здесь, я все еще здесь и всегда буду здесь.
Усмехаюсь про себя. Вот и текст песни для тебя, Миша.
Я плетусь следом за Теном и вспоминаю все свои размышления, которые озвучивала другу по переписке, а он превращал их в песни. Если у него выгорит создать группу и подняться, потребую с него гонорар.
Как-то грустно, говорит Тен, проходя мимо игровых шатров и проводя рукой по деревянным прилавкам. Помню, как приходил сюда. До сих пор осталось чувство, что это все живое.
Ночной ветер гоняет листья по пустынным дорожкам между кассами и палатками с едой, оживляя хоровод воспоминаний в голове. Потоки ветра обтекают ноги, пробираются сквозь толстовку, прилипают к телу как вторая кожа, и по шее бегут мурашки.
Я вдруг начинаю чувствовать, что окружена.
Как будто я в самом центре воронки набирающего силу смерча.
Словно за мной наблюдают.
Я скрещиваю руки на груди и стараюсь поскорее догнать Тена.
Что ты делаешь? спрашиваю я, стараясь скрыть, что вся трясусь от страха.
Он тянет дверцу одного из деревянных игровых стендов, она слегка поддается, но полностью все равно не открывается. Ее что-то подпирает.
Достаю тебе плюшевого медведя, отвечает он с таким видом, будто я не понимаю очевидного.
Ты серьезно думаешь, что после стольких лет запустения там внутри еще остались призы?
Ну, здесь заперто, разве не так?
Хихикнув, я продолжаю смотреть, как он хватается обеими руками за край дверцы и тянет ее на себя.
Джей Ди, перестань! раздается вдалеке голос Лайлы, и я поднимаю глаза, чтобы увидеть темные силуэты, взбирающиеся на колесо обозрения.
Ага! смеется кто-то.
Тен перестает дергать и пытается понять, что держит дверь, как будто это препятствие можно просто так взять и убрать. А я обращаю внимание на потрепанную и изорванную красно-белую клеенку, закрывающую нижнюю часть прохода.
Слегка пинаю ее ногой, вижу, что она поддается, и указываю на это Тену.
Он останавливается, напрочь забыв о поисках затвора, и задумчиво смотрит на клеенку.
Так я и знал.
А теперь иди туда и принеси мне плюшевого мишку, требую я с улыбкой на лице.
Опустившись на четвереньки, он проползает под клеенкой, что-то бормоча себе под нос.
Да, ваше высочество.
Можешь посветить себе телефоном! громко подсказываю я, когда он исчезает внутри.
Угу.
Его приглушенный голос изнутри звучит забавно. Из всех, кого в школе я могу худо-бедно назвать друзьями, Тен, пожалуй, ближе всех к настоящему другу. Не такой близкий, как Миша, но все равно. Рядом с ним мне не нужно кого-то из себя строить.
Единственное, что удерживает меня от того, чтобы окончательно сблизиться с ним и привязаться, это его дружба с Лайлой.
Если вдруг в моем маленьком, хрупком круге общения произойдут изменения, останется ли он со мной?
Честно говоря, не знаю.
Тут нет плюшевых мишек! кричит Тен. Зато здесь куча всего надувного, типа пляжных мячей!
Оно все еще надуто? в шутку спрашиваю я.
Ответа не последовало.
Я наклоняюсь к дверце и напрягаю слух.
Тен!
В ответ тишина.
Мурашки бегут по коже, я вся вытягиваюсь и снова зову его, на этот раз ощутимо громче.
Тен, с тобой все нормально?
Но тут вдруг кто-то обхватывает меня за грудь, и я подпрыгиваю, жадно вдыхая воздух. В это время прямо мне в ухо кто-то говорит низким голосом:
Добро пожаловать на карнавал, малышка.
Пульс отдается в ушах, я дергаюсь в попытках освободиться и вдруг понимаю, что это Трей, приставивший фонарь к подбородку. Подсвечивая лицо снизу, фонарь делает его дьявольскую улыбку еще страшнее.