Касса,произносит он.Общак. Общая касса, которая формируется совместными усилиями. СокращённоОК.
Чапай, потеряв нас с Васей, держится двумя руками за последнего собеседника-Собаку.
Касса работников,говорит Чапай.Никаких банков. Банкиэто наёбка.
Фикция,подсказывает Собака.
Точно.
Какой-то миг они молчат, я снова засыпаю, но тут Чапай говорит:
В принципе,говорит он.Тут тоже есть касса.
Собака растерянно оглядывает комнату.
На заводе,объясняет Чапай.Наш директор держит её в парткоме. Бывшем парткоме,добавляет он.
Ну?Собака настораживается. Я тоже просыпаюсь.
В принципе,говорит Чапай,сегодня выходные, охрана только на вахте. Территорию обходят дважды за смену. Я знаю их маршрут и распорядок.
Ну?
В принципе,объясняет Чапай,это не его деньги. Не его трудом заработаны. Это трудовые деньги. Общак.
Как у Маркса?спрашивает Собака.
Как у Маркса,соглашается Чапай.Можем взять.
Вы что,говорю я, проснувшись,ёбнулись? Заметут сразу. Ты что,говорю Собаке,не видишь?он же поехал на своём пыхе, он же сейчас не с тобой говорит, он же с Карлом Марксом говорит, причём гамбургского периода.
Не трынди много,обижается Чапай.Никто тебя не заметёт. Охранников всего двое. Этот завод регулярно кто-то бомбит, начиная с директора. Тут уже украсть нечего.
Ну,говорю,какого ж хрена мы туда полезем?
Я сегодня видел,понижает голос Чапай,как директор что-то у себя запаковывал.
Что?
Не знаю. Может, бабки, может, аппаратуру. К нему с утра приезжали акционеры, подогнали микроавтобус и они туда начали выносить какие-то ящики. Забили полностью салон и уехали. А несколько ящиков осталось, я сам видел.
Ну, да,говорю,там подшипники какие-нибудь, а мы подставляться будем.
Да нет у него,шепчет Чапай,никаких подшипников. А если естьв парткоме он их не держит. Там бабки. Или аппаратура. Он, сука, замки даже сменил, я сам видел.
Замки?
Замки.
Так как мы туда залезем?не понимаю я.
Через крышу,произносит Чапай.Я знаю способ. Только нужно сейчас выйти, пока ещё светло и пересидеть на крыше до двух-трёх часов, пока охранник пройдёт. Потом спустимся и всё вынесем. Всё чисто, никаких следов.
Он же тебя сразу вычислит,говорю.
У меня алиби,говорит Чапай.
А на самом деле у него триппер,шепчет Собака мне, думая, что Чапай его не слышит.
20.45
Мы соглашаемся идти. Без Васи. Я говорюдавай так: Вася остаётся здесь, типа на посту, понимаешь? он в принципе наш и давай его тоже считать, но сейчас он на посту, Вася тем временем переворачивается на другой бок и падает со стула. Мы поднимаем его измождённое тело и перекладываем на топчан , я с подозрением смотрю, что там Чапай себе настелил, а то нам ещё с Васей жить в одной комнате, ещё притащит что-нибудь, ну да ладно, думаю, и мы уходим. Чапай нас проводит вечерним заводом, сквозь какие-то полуразваленные цехи, где бегают крысы и летают птицы, настоящий тебе заповедник, Собака наступает на какую-то металлическую хреновину и та глухо звенит, тихо, шипит Чапай, осторожно, он проводит нас ещё какими-то коридорами, на полу валяются старые газеты и рваная спецодежда, потом мы проходим под самым забором, осторожно, говорит Чапай, что такое? настораживаемся мы, не вступите, кратко объясняет Чапай, мы осторожно перебегаем под натянутой вдоль забора колючей проволокой и оказываемся за какой-то четырёхэтажным кирпичным зданием, покрытым новым шифером. Всё, говорит Чапай, это партком. Полезли.
Чапай лезет первым, так как знает куда. Перед тем он сбрасывает свои кеды и прячет их в карманах спортивных штанов, что ты делаешь? говорю, это для удобства, произносит Чапай, всёпошёл, и он действительно хватается за нижнюю ветку дерева около самой стены, резко подтягивается, садится на неё, потом встаёт и начинает двигаться вверх, путём, кричит нам оттуда, что? не понимаем мы, я говорювсё путём, повторяет Чапай, ветка под ним трещит и он летит прямо на нас, я успеваю отскочить, а на Собаку он и не попал, эх, отряхивается Чапай, чуток не долез, давай ты,говорит он мне, ага, говорю, сейчас, не хватало ещё свалиться с четвёртого этажа на всю эту кучу говна, давай, говорю, какой-то другой вход. Ну, хорошо, говорит Чапай, хорошо. Можно просто через дверь войти. Они чтоне закрыты? спрашиваю. У меня есть ключ, объясняет Чапай, я подделал. Так для чего ты, обижаюсь, заставлял нас лезть на это хуёвое дерево? Так прикольнее,говорит Чапай и ведёт нас ко входу. Мы перебегаем через небольшую площадку, нигде действительно никого нет, но я так понимаю, что охрана может появиться когда угодно, Чапай быстро открывает дверь, и мы ныряем внутрь. Так, говорит Чапай, взволнованно дыша, сейчас наверх, там переждём до ночи, охрана пройдётзалезем в партком. А может, у тебя и от парткома ключи есть? спрашиваю я с надеждой, может, не надо ничего ломать? Были, говорит Чапай, но эта сука сменила, я же говорил. Думаете, для чего я вас взяля сам дверь не выломаю. А, говорю, а я думал потому, что мы друзья. Троцкист сраный,шепчет Собака. Всё-всё,решительно говорит Чапай, наверх, патруль пройдёт, выломаем дверь и назад, в следующий раз они сюда зайдут уже утром.
И мы на самом деле поднимаемся на площадку четвёртого этажа, Чапай что-то там колдует над замком, открывает дверь, мы выходим прямо на крышу и вдруг видим:
21.00
Много-много оранжевых путей на Западе, тянутся от вокзала, который темнеет справа, и светятся под солнцем, солнце висит в районе Холодной Горы, здорово, говорю я, я бы на твоём месте тут и жилговорю Чапаю, а ты закрылся в своей каптёрке и давишься там денатуратами всякими. Чапай сконфуженно крякает, но марку держит, видишь, показывает мне налево, что это? спрашиваю я, рассматривая удивительную территорию, заботливо, хоть и несколько хаотично, заставленную железом, машинами, бетоном, трубами, другими смешными вещами, заводы, говорит Чапай, большинство из них не работает, понимаешь, не работает, а раньше работали? спрашиваю на всякий случай, я этот район плохо знаю, раньше работали, произносит Чапай, раньше всё работало, да, говорю я, и дальше разглядываю постепенно гаснущие и темнеющие пути, от вокзала отползает беcконечный товарняк, гружёный лесом, и тянется на юг, что там? показывает Собака в направлении товарняка, там юг, говорю я, видишь солнце на Холодной Горе, значит там запад, а товарняк на юг идёт, ближе к морю, ты был когда-нибудь на море? спрашиваю я Собаку, на море? переспрашивает тот, нет на море не был, я летом на Салтов езжу, ясно, говорю, ясно, ты на Салтов, а товарняки на море, лес везут, зачем на море лес? спрашивает Собака, не знаю, говорю, строить что-нибудь, что? допытывается Собака, флот,неожиданно говорит Чапай, немного, правда, не к месту.
Собака смотрит на солнце, что уже начинает растекаться по Холодной Горе, и произноситя, говорит, когда выросту, обязательно отсюда уеду, да? спрашиваю, и куда? не знаю, говорит Собака, на юг, к морю, устроюсь на флот, просто я сейчас не могу родителей бросить, понимаешь, они уже старые, должен как-то за ними присматривать, но вот через пару летобязательно уеду, мне здесь не нравитсяработы нет, бабок нет, цены высокие, вот подожду пару лети на юг. Ты ещё эти два года переживи,говорю я, садясь на нагретую солнцем крышу.
21.30
Чапай советует тут и сидеть, тут нас никто не увидит, даже если охранник зайдёт в партком, сюда он подниматься точно не будет, пересидим ещё несколько часов, и спустимся, по темноте сюда тяжелее было бы дойти незамеченными, всё продумано, говорит Чапай, тряхнём сегодня жирных капиталистических свиней, чтобы не особенно зажирались, эксплуатируя и без того заёбаные пролетарские массы, и мы с ним соглашаемсяхорошо-хорошо, заёбаные так заёбаные, нам то чего, мы сидим и молчим, я говорю, интересногде сейчас Карбюратор, может он уже давно дома, сидит и пересыпает из ладони в ладонь тёплый пепел своего отчима, а мы тут его ищем и не можем найти, да, тихо говорит Собака, показывая вокругтут его не найдёшь.
22.15
Начинается дождь, с утра было солнечно и тепло, воздух прогрелся, вот крыша нагрелась, я уже думал всёнормальное лето началось, а тут снова дождь, несильный правда, таккаплет себе, орошает территорию, но всё равно неприятно, особенно если ты сидишь на крыше четырёхэтажного дома на вражеской заводской территории, оплетённой колючей проволокой, не очень весело выходит, я натягиваю на голову старую джинсовую куртку и пытаюсь уснуть, у кого-то часы хоть есть, спрашиваю напоследок, по звёздах сориентируемся, говорит Чапай, мудак, говорит в его адрес Собака, приваливается ко мне плечом, и мы пытаемся заснуть. Время от времени я слышу голоса товарняков с вокзала, даже объявления слышно, не с самого вокзала, а уже с запасных путей, какие-то ихобъявления, типа для своих, они друг с другом, похоже, только через матюгальник общаются, у них другое понимание пространства и расстояния, я то углубляюсь в свой сон, то выхожу из него, будто из тени на солнце, проваливаюсь туда, как в тёплый чёрный снег, чёрный-чёрный, но от этого всё равно тёплый, я думаю, что, интересно, сейчас делает Юрик, о чём он думает в своём дворце, у него на распятии Иисус был позолоченный, а крестовиназелёная. Прикольно, думаю я, может, у всех цыган Иисуспозолоченный, может, это какая-то другая вера, вера в то, что Иисус на самом деле позолоченный, у них бы тогда всё должно было быть иначе, и эти, как их там, пророки должны были предвидеть пришествие в мир такого вот мальчикав целом нормального восточного мальчика, который физиологически, или там анатомически, ничем не отличался бы от своих одноклассников, кроме того что позолоченный, то есть не металлический, не железный и не покрашенный, а вот простопозолоченный, у него кожа должна была бы иметь какую-то другую атомную или клеточную структуру, там бы что-то должно было быть с содержанием солей или кальция в коже, какие-то такие химические штуки, нужно будет спросить Чапая, он разбирается в химии, можно ли генным способом вывести позолоченную кожу, и во сколько это может обойтись государственному бюджету.
23.05
Иисус не может быть позолоченнымговорит мне Иисус. Почему не может? удивляюсь я. Это невозможно, произносит он, это не в тему. Почему же тогда цыгане думают, что ты позолоченный? Цыгане, произносит он, знают что я не позолоченный, просто они скрывают это от всех остальных. Для чего? не понимаю я. Для того чтобы дистанцироваться от остальных, цыгане,говорит Иисус,корпоративны, им не не требуется восприятие их веры другими, понимаешь? Они специально создали позолоченный образ Иисуса, чтобы все думали, что цыгане считают, что Иисус позолоченный. На самом деле они лучше других знают, что я не позолоченный. Потому им легче, чем вам всем, понимаешь? Понимаю, говорю я, понимаю. Но всё-такипочему ты не позолоченный?
Но Иисус не отвечает. Я лишь вижу перед собой беременную Марию и под её кожей, в её животе, легко переворачивается маленький, ещё не рождённый, Иисус, и что-то мне рассказывает, а теперь вот замолчал, похоже я его разочаровал, поэтому он просто шалит под кожей своей богородицы, переворачивается там, как космонавт в состоянии невесомости, касаясь губами, и спиной и другими частями скафандра тонких податливых стенок, которые его окружают, плавает себе по материнской утробе, время от времени подплывая к поверхности и толкая её изнутри, тогда его ножка или его головка, или антенны выгибают тело Марии, и из-под её грудей, или из-под её живота, будто из резинового шарика, выпирает Иисус, который, в отличие от меня, знает, что на в действительности никакого тела не существуетни моего, ни Марииного, ни его собственного, и что вся эта кожа натянута цыганами на хрупкие и болезненные тела наших любовей и наших печалей просто для того, чтобы никто не знал, что на самом деле нас никто и ни в чём не ограничивает, и что можно плыть куда хочешьнет никаких стенок, нет никаких преград, нет ничего, что могло бы тебя остановить; и когда он в очередной раз деформирует её кожу, как раз под горлом, Мария весело смеётся, сверкая острыми зубами, и я вижу, как её нёбо освещается откуда-то снизу мягким золотистым блеском, и это золотистое сияние перемешивается с густым молоком в её лёгких, тогда блеск темнеет и переливается, и глаза у неёзелёные-зелёные.
19.06.93 (суббота)
02.15
Слушай,или пошли уже ломать дверь, или повалили домой. Я уже весь мокрый. Собака вон, похоже, вообще умер.
Чапай подходит к Собаке и брезгливо трогает его своим кедом.
Ничего он не умер,произносит.Просто спит крепко.
Дождь и дальше сыплется, хорошо, говорит Чапай, наверное уже пора, это ты как, говорю, по звёздам сориентировался? по каким звёздам, обижается Чапай, я просто слышал, как охранник заходил, минут 15 назад, поэтому можем идтимы будим Собаку, тот сначала не понимает, где он и кто мы такие, но постепенно приходит в себя и мы спускаемся вниз.
02.25
Партком на втором. Мы стоим возле дверей, значит, так, объясняет Чапай, тыпоказывает на меняиди вниз к дверям, тыпоказывает Собакебудешь мне помогать, сейчас я найду что-то тяжелое и мы ним стукнем по дверям, да ладно, говорит Собака и с размаху высаживает дверь ногой,будем тут ебаться ещё полчаса, я довольно улыбаюсь, я бы сам,говорит Чапай,выбил, но у меня же кеды, да, добавляю я, и триппер. Мы быстро перерываем всё в комнатедва шкафа с бумагами, в одной надпитая бутылка коньяка, Собака сразу засовывает её в карман штанов, стол с двумя тумбочками, начиненный разным канцелярским говном, как гамбургер холестерином, шарим по подоконникам, смотрим на столе, ищем какой-то тайник или хотя бы небольшой сейф, что угодно, и вдруг в углу видим то, что искаликоробку из-под ксероксной бумаги, заклеенную и запечатанную сверху. Лунный свет пробивается сквозь жалюзи на окнах и хищно вспыхивает на свежем сургуче. Оно,произносит Чапай. Я пробую поднять коробку, в принципе она не слишком тяжелая, может быть. Что, говорю, берём? Конечно, берём, произносит Чапай, берём, давай, тащи её ко мне, там посмотрим. Может ещё поищем? предлагает Собака, похоже, что-то чувствуя, всё-всё,нервничает Чапай, хватит, валим отсюда. И мы выходим из комнаты, осторожно спускаемся вниз, Чапай что-то мудрит с замком, наконец мы оказываемся на улице, Чапай закрывает за нами, и мы возвращаемся домойвпереди я с коробкой, за мной Собака и в конце Чапай, шлёпая кедами по лужах.
02.55
Срывай сургучи!говорит Чапай Собаке.
Что это?Вася тоже просыпается и перепуганно следит за нами с топчана.
Всё нормально,говорю,не бойся,ты тоже в доле.
В какой доле?боязливо спрашивает Вася.
Сейчас увидишь,говорю.
Собака находит среди змеевиков широкий кухонный нож и срезает печатки, медленно всё это разматывает и разворачивает, быстрее, быстрее! не терпится Чапаю, но Собака делает всё уверенно и размеренно, открывает коробку и говорито, памятник! достает оттуда бюст, где-то полуметрового роста,ставит его на табурет.
Что это?не понимаю я.
Памятник,произносит Собака.
Бюст,поправляет его Чапай.
Чей бюст?спрашиваю.
Наш,произносит Чапай.
Ты не понялкто это такой?показываю я на бюст.
Чапай задумчиво протирает очки.
Может, это директор?говорит Собака.
Нет,произносит Чапай,это не директор. У директора усов нет.
А он себе для красоты приделал.
Всё равно не похоже,произносит Чапай.
Это какой-то марксист,предполагаю я.
Троцкий,произносит Собака.Видишь нос какой? Точно Троцкий.
Это не Троцкий,нервничает Чапай.У Троцкого борода. А у него бороды нет.
Это Троцкий в Мексике,произносит Собака.
Гамбургского периода,добавляю я.
На Васю даже смотреть жаль.
Никакой это не Троцкий,храбрится Чапай, пытаясь скрыть свой мандраж.Это Молотов. Член ЦК.
Молотов?говорю я растерянно.
Молотов,произносит Чапай.Член ЦК,добавляет на всякий случай.
Ничего себе,говорю.
Собака хмуро достает краденую бутылку коньяка и пьёт из горла.
Молотов,продолжает Чапай, из них всех был единственный нормальный тип. Он был гедонистом. Как Тито.
Как что?
Как Тито. Любил женщин, спорт, рестораны.
Коктейли,говорю я.А откуда он у него у твоего директора?
Они когда-то делали их,произносит Чапай, подумав.Из отходов. Тут был специальный цех сопроводительных материалов. Мне старик мой рассказывал.
Бюст Молотова это чтосопроводительный материал?
Они делали не только бюст Молотова,оправдывается Чапай.
А что ещё?
Ещё бюст этого, как егоВорошилова. А этот, видно, каким-то чудом уцелел. Хотел продать, сука,жёстко говорит Чапай,народный бюст.
Слушай, ты!не выдерживает Собака.Выходит, чтомы ломали дверь, прятались от охраны, оставили там кучу следов и всё это ради этого долбанного гедониста?
Чапай подходит к нему, решительно берёт из рук коньяк, всаживает в себя те граммов 200, что там были, подходит к топчану, отодвигает Васю и летит навзничь в свою грязную бездонную трипперную постель. Даже не сбросив кед.
03.30
Значит, делаем так,говорит раздражённый Собака,забираем всё бухло, сцеживаем брагу, берём драп, шмотки,он смотрит на Чапая,нет, пусть подавится своими шмотками. Берём это вот,показывает он на Молотова,и валим, пока охрана ничего не увидела.
А с ним что будем делать?спрашиваю я.
Сожжём,произносит Собака.Одним уродом меньше станет.
А Карбюратор?
Какой Карбюратор?кричит Собака.Ты что, не понимаешьвалить надо! Давай, пошли.
Куда?
Не знаю,говорит Собака,домой.
Ты что, собираешься в таком состоянии переться через весь город?говорю.С бюстом в руках?Тебя примет первый наряд.
Давайте до утра досидим,вдруг спокойно произносит Вася. Он уже пришёл в себя, ходит по комнате, тянет с подоконника какие-то брошюры, суёт в карман какую-то покусанную ручку, одним словом,он единственный, кто не паникует.Утром нормально выйдем и никто нас не примет. Главноедо утра досидеть.
Да,соглашаюсь я,главное досидеть.
05.30
Я пробую разбудить Чапая, тот лишь заговаривает сквозь сон на каком-то своём языке, на языке потусторонних марксистов-ленинистов и отворачивается от меня. Хорошо, говорю я Васе, оставим его здесь, пусть потом сам разбирается, он всё это в принципе придумал, потому это его проблемы, хорошо, говорит в свою очередь Вася, правильно, но Молотова берём с собой, нафига? говорю, нафига нам Молотов? засыпемся мы с ним, во-первых, объясняет Вася, если его тут утром найдутЧапаю кранты, сразу поймут, кто дверь выломал. Во-вторыхМолотова можно сдать, он же не просто кусок цветного металла, он же ещё и скульптура, есть люди, которые платят за такие вещи большие бабки. Не знаю, говорю я, не знаю, кто бы заплатил за Молотова большие бабки, ещё за живоголадно, а за эту мумию, показываю я, ну, да ладно, попробуем сдать, только кому?