Марк ПоповскийЛюди среди людей
МАРК ПОПОВСКИЙ И ЕГО КНИГИ
Книги Марка Поповского представляют собой серию биографических портретов выдающихся отечественных ученых. Иногда это биографии научных открытий, но тоже выявленные через личные судьбы исследователей.
В основном же Марк Поповский мастер портрета индивидуального. По его собственному признанию, он очень долго ищет «подходящего» героя, приглядывается к нему, а потом обстоятельнейшим образом - иногда годами - собирает материалы для художественной биографии. Этот требовательный отбор дал уже добрые плоды.
Принцип автора заключается в том, чтобы знакомить читателей с героями, о которых еще никто не писал. Каждая созданная таким образом биография является своеобразным исследованием, открытием.
Так появилась книга о выдающемся советском ученом-паразитологе, Герое Социалистического Труда, академике Константине Ивановиче Скрябине («Разорванная паутина», 1962 г.).
Портреты профессоров Ленинградской военно-медицинской академии имени Кирова фармаколога Н. В. Лазарева, хирурга П. А. Куприянова, патофизиолога И. Р. Петрова, составившие книгу «Путь к сердцу» (1960 г.), дали возможность широкой публике заглянуть в лаборатории и операционные, где в сороковые - пятидесятые годы рождалась самая передовая медицинская мысль.
В книге «Над картой человеческих страданий» (1971 г.) мы узнаем о том, как медики нашей страны открыли новую болезнь - туляремию, как несколько поколений врачей исследовали ее, нашли возбудителя, переносчиков и как в конце концов одолели эту тяжелую болезнь.
За каждой ошибкой науки, за каждым ее успехом встают живые люди: бесстрашный борец с инфекцией Дмитрий Голов, героическая Валентина Вольферц, жертва туляремии врач Александр Кроль, завещавший вскрыть свое тело «для пользы науки».
Групповой портрет наших современников-врачей возникает перед читателем этой книги и в развернутой автором эпопее победоносного искоренения в Советском Союзе трахомы.
В книгах «Второе сотворение мира» (1960 г.), «Белое пятно» (1962 г.), «Дороже золота» (1966 г.) появились иные героп - селекционеры, те, кого в одном из своих очерков автор справедливо назвал «кормильцами планеты». Мы встретились здесь с творцом обновленного подсолнечника академиком В. С. Пустовойтом и его коллегой, преобразившим кукурузное растение, академиком ВАСХНИЛ М. И. Хаджиновым.
Каждая творческая биография неповторима, каждая судьба уникальна. Все, о ком пишет М. Поповский, - наши соотечественники, современники. Все они интересны, дороги и близки нам. И тем не менее издательство поступило правильно, отобрав для однотомника, выпускаемого к пятидесятилетию писателя, документальную книгу об академике Н. И. Вавилове, которую, пожалуй, можно отнести к самой большой авторской удаче, литературный портрет врача-эпидемиолога Л. М. Исаева, победителя малярии в Средней Азии, и роман о Владимире Хавкине, ученом, вступившем в единоборство с чумой.
В трех этих героях сконцентрировалось то, что более всего должно затронуть юного читателя: талант, страсть и высокая нравственность. Это люди чистого сердца, благородных помыслов, абсолютной честности. Они готовы на любые лишения, любые трудности во имя научного прогресса, ради блага народа.
«Жду от Вас подвигов» - так заканчивает академик Вавилов письмо к одному из своих сотрудников. И жизни Вавилова, Хавкина, Исаева есть непрерывный подвиг.
Но писателя интересуют и другие аспекты научного поиска. Каким в пауке должны быть учитель и ученик? Как рождаются и умирают научные школы? Какие черты личного характера ученого способствуют творчеству, а какие мешают? Во имя каких социальных идеалов трудится ученый? Не навязчиво, не скучно, не доктринерски размышляет он вместе с читателем над" этими серьезными проблемами. История пауки рассматривается им не как склад открытий, а как процесс созидания, поиск.
Автор знает цену живому слову, острой ситуации, умеет донести до читателя приключения мысли. И хотя науке уделено в книге немало страниц, в центре остается все-таки человек, ученый, с его раздумьями, переживаниями и нелегкой подчас судьбой.
Пускай как можно больше юношей и девушек, стоящих перед выбором жизненного пути, прочитают эту книгу. Но не для того, чтобы стать непременно врачами или агрономами. Важнее другое: знакомство с такими людьми, как Вавилов и Хавкин, не может оставить спокойным ничье сердце. Примеры великих людей учат, каким каждому из нас следует быть в своей собственной жизни, они учат нас, как развивать и совершенствовать свои способности, свои чувства, свой характер.
«Люди среди людей» - итоговая, но, уверен, не последняя книга Марка Поповского. Автор вошел в пору литературной зрелости. Пусть же этот том, который с пользой и удовольствием прочитают тысячи юных читателей, послужит школой и для писателя. Пусть, держа его в руке, взвесит он все свои прошлые литературные удачи и промахи и порадует пас новыми книгами о творцах передовой советской науки.
Член-корреспондент Академии медицинских наук СССР,
профессор Б. Д. Петров
НАДО СПЕШИТЬ
ПУТЕШЕСТВИЯ АКАДЕМИКА НИКОЛАЯ ВАВИЛОВА
Глава первая
ПАМЯТЬ ПРОТИВ ЗАБВЕНИЯ
1 902 - 1912
Память располагает более вместительной кладовой, чем вымысел.
М. Монтень
Издали академик похож на мальчика. На легкого, сухощавого мальчика в серой домашней курточке. Бывают такие прилежные дети, которые не шумят, не бегают по комнате, а только читают в детской умные книжки. Но вблизи видится иное. Ученый стар. На лице уже нет морщин: так туго оно обтянуто восковой кожей. В светлых глазах - усталость человека, который долго живет и много болеет. Мой собеседник очень знаменит, Научный мир знает его как виднейшего специалиста по кристаллографии. Но меня он интересует совсем по другому поводу. Пока мы обмениваемся в прихожей первыми приветствиями, шагаем через пустынную квартиру со слишком высокими потолками, пока жена академика усаживает мужа в кресло, я пытаюсь представить себе его настоящим мальчиком, каким он был тогда, шестьдесят пять - семьдесят лет назад, Я смотрю на академика почти с нежностью, ловлю и записываю каждое его слово. Ведь он единственный, кто помнит моего героя школьником. Да, Алексей Васильевич Шубников и Николай Иванович Вавилов учились в одной школе, в одном классе и получили аттестат зрелости одновременно весной 1906 года!
Счастливая случайность, что я дознался про это. Впрочем, не совсем случайность. Вот уже несколько лет я разыскиваю их - свидетелей жизни Николая Вавилова. Если взглянуть на даты, кажется, что мой герой жил совсем недавно. Родился в конце 80-х годов прошлого столетия, а умер в январе 1943-го. Почти наш современник! В специально изданной книжке Академии наук даже биография его приведена. Там есть все: годы рождения и смерти, должности, награды. Но в действительности это только скелет жизнеописания, тень человеческого бытия. И как же трудно историку наполнять этот сухой перечень событий подлинной жизненной плотью!
Читаю: «После окончания Московского коммерческого училища в 1906 году Николай Иванович поступил в Московский сельскохозяйственный институт, бывшую Петровскую сельскохозяйственную академию». Почему он учился в коммерческом, а не в гимназии, не в реальном училище? Как и чему учили его в средней школе? С какими идеалами юноша вышел из ее стен? Угадывались ли уже тогда в школьнике Вавилове черты будущего путешественника, будущего энергичного организатора всей советской сельскохозяйственной науки?
Академик говорит тихо. Речь его напоминает шелест сухих листьев. Но время от времени даже такое незначительное усилие становится ему не под силу. Тогда, умолкнув, он достает из нагрудного кармана курточки лекарство. Чтобы заполнить неловкую паузу, я пробую рассказывать то, что прочитал в старых письмах из вавиловского архива, что слышал от других, Потом снова легкий вздох и шелест почти бесплотной речи.
Николай Вавилов Да, он его отлично помнит. Круглолицый такой крепыш. Живое лицо, чуть оттопыренная верхняя губа, темные озорные глаза. Учился хорошо, даже с блеском. Кажется, учение не стоило ему большого труда. Дружбы между двумя будущими учеными не было. Трудно сказать почему. Может быть, из-за разницы характеров. А может быть, виновато классовое чувство. Отец Алексея Шубникова, главный бухгалтер крупной фирмы, умер рано. Мать, белошвейка, на крохотную пенсию воспитывала шестерых детей. А братья Вавиловы (кроме Николая, в том же коммерческом учился Сергей, будущий президент Академии наук, физик) как-никак дети купца первой гильдии, гласного городской думы. В училище на Остоженку с Пресни возили их на отцовых дрожках. Они были хорошие ребята, эти Вавиловы, добрые и совсем не заносчивые, но что-то все-таки мешало сыну белошвейки слишком приближаться к детям именитого купца. Даже тогда, когда Алексей смастерил электрическую машину и Николай попросил сделать ему такую же, Шубников не понес самоделку в дом на Пресне: поручил товарищу отдать машину и через товарища же получил за свой труд огромнейшую по тем временам сумму - пять рублей.
Алексей Васильевич отдыхает. А я пытаюсь раздвинуть рамки нарисованной им картины. Не бог весть какие баре эти Вавиловы. Дед Николая был крестьянином, отец, Иван Ильич, в детстве послан был из деревни в Москву на заработки. Пел в церковном хоре, служил на побегушках у купца Сапрыкина,, потом приказчиком в магазине «Трехгорной мануфактуры». Показал себя расторопным, смышленым пареньком. Дошел до заведующего магазином, стал даже одним из директоров компании «Трехгорная мануфактура». А со временем и в самостоятельные хозяева выбился: открыл в Московском пассаже собственный ряд с «красным товаром». Сергей Иванович Вавилов много лет спустя посвятил отцу такие строки: «Был он человек умный, вполне самоучка, но много читал и писал и, несомненно, был интеллигентным человеком. По-видимому, он был отличный организатор, «дела» его шли всегда в порядке, он был очень смел, не боялся новых начинаний В другой обстановке из него вышел бы хороший инженер или ученый».
А Николай? Чувствовался в нем будущий ученый?
Академик не спешит с ответом. Взгляд его обращен поверх моей головы; взгляд человека, который мучительно пытается разглядеть что-то в туманном зеркале давних воспоминаний. Нет, память решительно не сохранила ничего такого, что позволило бы увидеть в школьнике Вавилове большого исследователя. Более четко помнится Алексею Васильевичу само училище. Чистота и порядок в классных комнатах. Уважительное отношение преподавателей к ученикам. («Начиная с четвертого класса мы уже числились взрослыми, учителя обращались к нам только на «вы»). Преподавали в основном доценты и профессора университета. Читали физику, химию, литературу, историю, изучали три европейских, языка, товароведение, статистику. Хорошо были поставлены спортивные занятия., Уроки литературы вел автор нескольких романов писатель Раменский (Виноградов). Учил он не по учебнику и не по записям, а просто беседуя о прочитанных книгах и виденных пьесах. На одном уроке разбирали какую-то модную в те дни пьесу. Постукивая карандашом по крышке кафедры, Раменский вызывал по списку: «Александров, что скажете?», «Аносов, что скажете?» Ученики обсуждали сюжет пьесы, обрисовывали характеры. И вдруг резкий отзыв пятнадцатилетнего Вавилова: «В пьесе нет действия. Она попросту скучна». В отзыве весь Николай: порывистый, стремительный
Характеристика, данная Вавилову-семикласснику, очевидно, точна. Но как различно два выпускника Коммерческого училища оценили свою школу! Для моего собеседника училище на Остоженке, дававшее пусть не очень глубокие, но разнообразные знания, учебное заведение образцовое, почти идеальное. А Вавилов, сдав последний экзамен в Петровской академии в 1911 году, писал своей невесте: «В ином настроении заканчиваю высшую школу в сравнении со средней. О той, кроме отвращения и досады за убитое время, мало осталось добрых воспоминаний Заканчивая среднюю школу, хорошо помню состояние «без руля и без ветрил».
Целеустремленная натура будущего биолога протестует против растраты времени не на «главное» дело жизни!
Наш разговор продолжается более часа. Академик устал. Он снова тянется к флакону с лекарством, и с бледных губ шелестящим листом слетают последние слова:
- Одарен, склонен к самостоятельному мышлению. Это помню. Но почему-то выбрал сельскохозяйственный институт. Большинство из наших пошло в университет. Может быть, это домашние посоветовали ему пойти по агрономической линии? Не знаю. Я никогда не был у них там, на Пресне
А кто из ныне здравствующих бывал на Пресне шестьдесят с лишним лет назад? Кто помнит юношу Вавилова дома? И мыслимо ли вообще найти тот дом? Пишу письма ближним и дальним родственникам Вавиловых, встречаюсь с сотрудниками Николая Ивановича. Оказывается, многие бывали в доме на Пресне, но значительно позже - в 20 - 30-х годах. Сейчас ни-, кто из них даже не узнал бы то здание.
Искатель воспоминаний не должен отчаиваться. Счастливые находки в нашем деле обнаруживаешь значительно чаще, чем в любом другом поиске. Выручил случай. В вестибюле Дома литераторов вывесили плакат, извещающий о моем выступлении: «автор расскажет о найденных им архивных материалах, связанных с жизнью академика Н. И. Вавилова». Выступление не состоялось, но зато дома у меня раздался телефонный звонок: детская писательница Алла Юльевна Макарова приглашает в гости. Нет, мы не знакомы, но, очевидно, мне будет интересно познакомиться с ее мужем. Профессор экономист Николай Павлович Макаров первым браком был женат на Лидии Ивановне Вавиловой, родной сестре Николая Ивановича.
Октябрьским воскресным утром 1966 года вдвоем с профессором Макаровым отправляемся на Пресню. День солнечный, свежий, с ветерком, и настроение у нас обоих великолепное. Мне не терпится посмотреть, как выглядело жилье, в котором мой герой прожил большую часть жизни. Для Николая Павловича это встреча с юностью. В доме Вавиловых он поселился сразу после женитьбы, в 1913 году. В этом же доме и умерла год спустя его жена, заразившись черной оспой. С тех пор прошло более полу-столетия. По моим расчетам, Макарову не меньше восьмидесяти лет. Но он бодр, держится прямо, а главное - бесконечно любознателен. Интересуется, что стало с улицей, с домами, с людьми. Постукивает палочкой по асфальту: раньше тут, помнится, был булыжник; с любовью оглядывает каждый сохранившийся деревянный дом. Старых домов совсем мало. Зато сохранились во всей красе старые липы, двумя рядами выстроившиеся вдоль Средней Пресни. Профессор ласково гладит своих ровесников по шершавой пыльной коре, нежно улыбается им, подняв лицо к облетающим кронам. А может быть, он просто щурится от яркого солнца
Средняя Пресня зовется теперь по-другому, живут тут другие люди. Даже речка, к которой сбегала улица, забрана нынче в трубы. От прежнего остался лишь крутой спуск к несуществующей реке да золотится на горе в переулке купол старинной, XVIII века, церкви Иоанна Предтечи. Мы не спеша поднимаемся на бугор, и Николай Павлович воодушевленно поясняет:
- Сейчас мы его увидим. Как раз на углу Предтеченского переулка. Там, собственно, не один, а три вавиловских дома. В центре - хозяйский, с мезонином, а по сторонам - два маленьких флигеля, где жили подросшие дети Николай и Лидия.
Макаров познакомился с семьей Вавиловых лет через пять после того, как Николай окончил училище. К этому времени из семи детей Ивана Ильича и Александры Михайловны в живых осталось четверо: два сына и две дочери. Семья была дружная, сплоченная. Подлинный глава дома - мать, Александра Михайловна. Ростом невелика, голос тихий, низкий, рано поседевшие волосы гладко зачесаны. Платья предпочитала скромные, черные. Но особенно памятны для всех, кто знал ее, глаза: темные, с каким-то даже сияющим добрым взглядом. Доброжелательна и гостеприимна была эта простая, не очень грамотная женщина, дочь фабричного гравера. Николай по характеру да и внешностью очень походил на мать. У нее же унаследовал он способность спать не больше четырех-пяти часов в сутки. Александра Михайловна с рассвета была на ногах (прислуги в доме держали мало) и до глубокой ночи чистила, шила, мыла, обихаживала большую семью. Дочери помогали ей. Если же в хозяйство пытался вмешаться муж или кто-нибудь из сыновей, Александра Михайловна с деланной суровостью замечала:
«Мужикам место на работе. Не люблю, когда мужики дома сидят, не ихнее это дело»
Семья жила деятельно, напористо, увлеченно. Отец спозаранок уезжал на дрожках по делам фирмы. Дело его год от года росло, крепло. Дети учились или уже окончили институты и работали. У всех четверых проявилось тяготение к естественным наукам. Александра - медик, Лидия - бактериолог, Николай дневал и ночевал на своих делянках в Петровской академии, Сергей заканчивал физико-математический факультет университета и работал в лаборатории знаменитого физика Лебедева. С тех пор как мальчишки окончили училище, а девочки - гимназию, Александре Михайловне почти не удается собрать семью целиком за обеденным столом. Оперившиеся птенцы прибегают в отчий дом кто когда и всегда ненадолго. Мать часто даже не успевает покормить их обедом. На такой случай в столовой запасены готовые закуски и пирожки. Лишь по вечерам просторная столовая еще служит иногда местом, где собирается вся семья. К Николаю и Сергею приходят товарищи, к сестрам - подруги. Девушки музицируют. Николай, равнодушный к «музыке, не переносящий длительного чинного сидения, вертится юлой и пробует организовать какое-нибудь активное публичное действо: вроде игры в шарады или хотя бы во мнения. По части шарад он большой мастер. То изобразит Льва Толстого, выйдя в зал с «бородой», босиком, засунув руки за пояс толстовки, то насмешит всех сценой между городовым и пьяным барином.