Я хотел давно поговорить с тобой, он поднялся с колен, одернув китель. Но это трудно Аманда, ты просто должна доверять мне, понимаешь?
А почему ты не доверяешь мне? щеки леди тронул румянец, на длинных черных ресницах заросились слезы.Я знаю, что люблю тебя, знаю, что ради тебя даже готова стать православной, но не знаю, кто ты?! Что ты? Почему всё держишь в секрете? Скажи правду
Даже если бы она разлучила нас?
Это так? белые пальцы поймали его руку.
Алексей не отнимал ее.
Нет. Но может ли человек загадывать? он покачал головой.
Только Господь ведает, что уготовила нам судьба.
Часы с вкрадчивой мягкостью напомнили о времени. Князь дернул плечом, как от мухи, но тотчас встал с канапе, играя золотом эполет.
Она поднялась следом, на щеках ярче зарделись алые пятна, губы покорно приоткрылись.
Алексей осыпал поцелуями ее глаза, лоб, щеки, губы и шею, а когда, наконец, оторвался, Аманда едва стояла на ногах. Он тоже прерывисто дышал, но, посмотрев в лицо любимой, одарил ее светлой улыбкой и твердо сказал:
До встречи.
* * *
До кареты, ожидавшей у парадной дома Нессельроде, князя Осоргина проводил «аршин проглотивший» лакей. В белых чулках и златой ливрее, пестро, до рези в глазах расшитой галунами, он источал английскую непробиваемость чопорно поджатых губ и самомнение сонных глаз.
Алексей, с бобровой шубой внакидку, опустился на мягкую седушку.
По глазам заморского холопа, который натирал его взглядом, что щетка паркет, офицер подумал: «Этот жук знает, почем фунт лиха! Ишь, как смотрит на шубуне иначе по чинам раскладывает, подлец! Холопон и в Англии холоп!»
И то верно, шубы «чины имели». Ежели с крупной сединой мехдля тайных советников да полных генералов. Где бобрового серебра толику поменьшетот для действительных статских и генерал-майоров. «Ну а уж где крохи, как у меня, либо совсем без седого блеску, то статским советникам и старшим офицерам. Ни енота, ни даже спелую лису этот басурман и в грош, поди, не ставитпривык, видать, дело иметь со зверьем покрупнее».
Вам запискав карете пахнуло дорогими, милыми сердцу духами. Алексей сунул розовый конверт в перчатку.
Ответ будет, ваше сиятельство?
Нет.
А на чай?
Тем более. Российским языком брезгуешь, шельма, а на чаевые губу раскатил! уже по-русски, в сердцах, отрезал Алексей и захлопнул дверцу перед вытянутым лцом. Ко дворцу графа Румянцева, жги! Опаздываем, Прохор! крикнул он через оконце в заснеженную спину ямщика.
Глава 6
В миниатюрном конверте покоилась любовная запис-ка, всего три слова, но каких: «Jaim, espere, tattende! »
Каждое из них князь поцеловал в отдельности, радуясь, что в карете он был один, и положительно никто не зрел его глаз, так как в них легко читалась известная смесь страха и надежды
Бусогривые орловские рысаки, вычесанные скребницей на масляных крупах в щегольскую «бубновую шашку», шли бойким наметом.
Прохор, подбитый морозцем, застуженно «нукал», на совесть возжал лошадей в угоду барину и скорому горячему чаю с мясным пирогом, коим уж непременно попотчуют на конюшенном дворе графа Румянцева, и строжился: «Ну и мороз: плевок стекляшкой по мостовой бренчит!»
Алексей привалился к дверце. Только сейчас он почувствовал, как продрог, и уже без куража запахнулся покрепче шубой. Холод в карете стоял, что на улице. Тончайший, сверкающий глянцем хром сапог ноги не грел. Пальцы сделались словно гипсовые, икры и бедра покусывал холод: забирался в рукава, за воротник, стягивал кожу студеными мурашками и ужом полз по телу.
За цветным оконцем вьюжил снежок, мелькали дома и люди, чугун мостов и бравая «вытяжка» заиндевевших фонарей. Столица вяло, подобно бурлаку, тянула лямку делового дня. Она вздыхала, любезничала, ругалась, потела и мерзла, оглашая свое пасмурное чрево храпом лошадей, стуком каблуков акцизных и звоном колокольцев в приемных.
Народ на улицах, серый, что мокрицы, расползался кто куда, некоторые кривыми гвоздями жались у ямских пристаней, нервничали, стучали зубами в ожидании лениво тащившихся крытых саней; когда последние прибывали, люди заскакивали в них на негнущихся, одеревеневших ногах и уезжали, тая в промозглых лабиринтах города.
Хлыст Прохора застрелял чаще, карету пару раз дернуло: кони подзамялись на схваченной ледком мостовой, взялись недружно, но в следующий миг снег под полозьями взвизгнул шибче, и карета полетела вдоль гранита Невы.
Угревшись теплом шубы, Осоргин предался любезным воспоминаниям. Аманда Он был пропитан ею, как парус морской солью.
* * *
Леди Аманда Филлмор объявилась в Санкт-Петербурге под осень, когда листья дубов и кленов Летнего сада завершали свой век, кружась и падая на темное стекло Лебяжьей канавки.
«Кто она? Откуда? Зачем?» об этом мозолили языки в каждом салоне. Ровным счетом никто не ведал о существовании леди Филлмор, и вдруг ее видят во дворце Юсуповых на Мойке, у Шереметьевых на Фонтанке, в салоне у Воронцовых на Садовой «Да Боже мой! Вполне довольно оказаться меж первых двух фамилий, чтоб имя простого смертного уже стало бессмертным А она?.. Однако, господа, однако!»
Она была неотразима и тотчас заметна. Ее изумительные платья из атласа, шифона и шелка, ее прическа, уши, шея и руки, искрящиеся бриллиантами, были вершиной изысканности и совершенства. Многие, очень многие дамы кусали губы, полагая, что их туалеты по-азиатски тяжелы и вульгарны в сравнении с загадочной англичанкой.
Манеры ее были под стать нарядам: изящны, в меру беспечны и строги. На приемах она легко говорила, но более расточала улыбки, полные обескураживающей снисходительности и той учтивости, которой взрослые одаривают детей. И многие умудренные мужи тушевались, как лицеисты, вставали в тупик и, глухо раскланиваясь, бранились в душе:
«Вот чертова баба! Свяжись с ней попадешь как кур в ощип!»
С каким умыслом на брегах Невы леди Филлмор, никто не знал. Сама она отвечала просто: «Хочу посмотреть снега России, которые погребли великую армию Голиафа».
Однако, в салонах спорили до пота:
Бьюсь об заклад: она фаворитка Великих Князей! и тут же «на ухо» журчало имя.
Вот как! Первый раз слышим! Но это колоссально! Пирамидально!
Ах полноте, сударь, время и стыд иметь! Суть надо знать, а уж потом «вокать»! Лучше меня послушайте, нынче-с провел время меж двух высокопревосходительств признаюсь, сердца наши с графиней разбиты, но справедливость неумолима: с миссией она, господа, у нас, с миссией Так сказать, невеста с приданымзасланная птица. Тсс!
Однако!
И по всему, секретная.
Ей-ей, последние крохи собрал, из первых уст, так сказать
И что?
А то, что остановилась она во дворце графа Нессельроде. Самого нетв ставке с Императором При ней компаньонка. Та тоже, шепнули, не из простых Но это не суть, первостатейно другое: по всему, сия пташка завязана в узелок с лордом Уолполом. Слыхали, надеюсь, о таком?
Новый посол Англии у нас в Петербурге? Тот, что сменил Катхарта?
Он самый, господа
Вот так игра!
Однако, эта досужая болтовня оставалась за ширмой курительных комнат да душных спален На поверку все были влюблены в леди Филлмор, боготворили ее и втыкали записки в шоколадные пальцы посыльных арапчат: «Премного просим премного будем рады ежели вы соблаговолите осчастливить наш дом»
«Викториями» Аманда не пренебрегала, но при этом всегда ограждала себя удивительными шорами английского такта. Была мила, но учтиво сдержанна с тем «звоном шпор», что силился наскочить в знакомстве поближе, пока судьба не свела ее с синеглазым князем Осоргиным. Флотский офицер, капитан Алексей Михайлович Осоргин, служивший при графе Румянцеве, жил неподалеку от Фонтанки в славном особняке, где на каждом шагу ласкала око рос-кошь, но не скороспелая, а та особенная, с глубокими корнями, коя дается не «бешеным выигрышем», а «наследственным червонцем», переходящим из поколения в поколение. Единый сын в семье, он во главе грядущего наследства имел повадку широкую и гордую, но более того пылкую, любящую свободу.
В столице жизнь Алексея была бурной, кипучей, но силы и нервы тратились трезво, во славу Отечества; болел душою капитан за дело Румянцева, начатое еще незабвенными Григорием Шелиховым и камергером Николаем Резановым, был предан ему без остатка, до мозга костей.
Зван на балы бывал часто, но выезжал «в год по обещанию», еще реже принимал у себя, как приговаривал сам: «Каюсь, други, до времени жаден стал; прошли деньки, когда табак переводили, да шпаги совали в пунш».
И не капризы то были: дел у Российско-Американской Компании открывался край непочатый!
Но в сентябре случилось ему оказаться на балу у мецената Строганова, куда помимо иной знати приглашена была и американская миссия. Птенцов гнезда Вашингтона он видел и ранеепослы давненько, с июля, топтали мостовые Санкт-Петербурга в молитвенном ожидании решения его величества Александра.
Крепкий и свежий был сей народец, но шумный зело, под стать морской птице. Злые языки жалили: дескать, янки грубиянством полны, расчески в кармане не носят и не знают, в какой руке вилку с ножом держать. Однако на деле оказалось иначе: все зналиамериканцы не хуже других, а во многом и поравняться на республиканцев было не грех. От одного морщился Осоргин: уж больно горластые были «просители», перекликались во все горло, точно в лесу, трескали друг друга по плечам при встрече, трясли руки, будто оторвать хотели, и оглушали взрывами хохота.
Именно там, у Строгановых, князь впервые увидел леди Филлмор, и
Он никогда еще не танцевал так ни с одной из своих пассий, как в ту ночь в банкетном зале у старого графа.
Музыка и ее глаза, блеск зеркал и ее волосы, тысячи свечей и ее грация околдовали князя, подчиняя ноги танцу, а душужеланию быть непременно с ней, непременно долго, хоть до утра, хоть
Когда отзвучал последний такт и разрумянившаяся анг-личанка, опомнившись, хотела сделать реверанс, он придержал ее локоть и тихо молвил, прилично склонившись к уху:
Прошу, не покидайте меня, мисс. Умоляю, продолжим. Высамо совершенство! Котильон тоже мой!
И вновь они закружились, прекрасные, как юные боги. Ноги, казалось, существовали помимо них и, раз начав, без устали исполняли с детства заученные движения. И все же Аманда высказалась:
Вы слишком настойчивы, князь. Так не принято.
Однако, сие волнует и вас, и меня? парировал он.
Но мы не одниона не давала покоя пышному страусовому вееру. Вы должны знать приличия, князь.
Гости тоже, офицер не отрывал от нее глаз.
О Боже, к нам идут!
Всех к черту! рука Алексея легла на ее талию.
Задиристо грянула мазурка, и Осоргин, сверкнув веселой улыбкой, сильным поворотом увлек ее в танец.
* * *
Минула неделя, следом другая, третья
И они встретились вновь, все так же случайно, но теперь у Синего моста, что был перекинут с груди Исаакиев-ской площади на другой берег Мойки. Алексей возвращался из правления РАКа домой, когда услышал знакомое, теплое, женское, с акцентом:
Вы так невнимательны, князь.
Он оглянулся и увидел ее. Аманда, прищурившись на редком осеннем солнце, сидела в лаковой коляске «визави» с открытым верхом и поигрывала упругим стеком. И опять его покорила ее уверенная, изысканная красота.
Вы! он порывисто подошел и, коснувшись губами ее прохладной перчатки, замолчал, чувствуя, как перехватило горло, как вспыхнуло в груди и стало горячо и волнительно.
Я тоже рада, что снова вижу вас Хочу надеяться, не в последний, в голосе ее были надежда и ожидание.
Господи, где вы были, мисс? Я с ног сбился! Искал вас но
Она тихо рассмеялась, игриво наклонив голову:
А вот! Не надо было меня терять, поправила лазоревые ленты «кибитки» и распахнула изящную дверцу коляски. Садитесь, места довольно на двоих. Я подвезу вас, князь.
Он поблагодарил англичанку взглядом, но, прежде чем подняться в экипаж, махнул перчаткой Прохору. Тот, в плюшевом кафтане, при чутком дозоре, согласно дрогнул «адмиральскими» усами, щелкнул кнутом и пустил в неспешливую нарысь четверку игреневых красавцев вдоль Вознесенской.
Вы служите здесь, князь? леди Филлмор, подобрав тисненые вожжи, кивнула на особняк, принадлежавший Российско-Американской компании.
В знак согласия Алексей прикрыл веки и тут же поинтересовался:
Вы всегда так блестяще догадливы?
Она гордо откинула голову и умело подхлестнула лошадей:
Нет, князь, но я привыкла наблюдать и делать выводы.
Коляска пересекла Исаакиевскую площадь, по которой, развевая свой красно-желтый сарафан листьев, без оглядки бегала за ветром влюбленная в него поземка.
В тот день они наслаждались итальянской оперой, ели бисквиты, запивая «Вдовой Клико», а позже много катались вдвоем до одури.
А bientфt!, бросила напоследок Аманда и исчезла в сопровождении степенного швейцара, стуча каблучками по наборному мрамору вестибюля.
В памяти Осоргина цветно и живо запечатлелся вишневый ковер, перехваченный сияющими латунными прутьями, и ускользающая вверх прелестная женская фигурка.
Выйдя на улицу, князь, прежде чем отправиться домой, постоял еще малость у скучных, присыпанных налетевшей чернобурой листвой ступеней дворца Нессельроде. Видный издалека, графский особняк в тот вечер горел, как резной фонарь. Стрельчатые окна светились веселыми огнями.
После этой встречи была другая, уже не случайная, а за ней еще, еще и еще
Так потекли недели чудесные и восхитительные Алексею Михайловичу хотелось, чтобы они тянулись вечно. Помыслами и душой он теперь был целиком с любимой. Но разум подсказывал невозможность счастья, отчего князь премного серчал и печалился.
* * *
Наконец кони поравнялись с мраморным громадьем Иса-акия; впереди вздыбился застывший в веках Медный всад-ник. Прохор зычно гаркнул, дернул вожжами, кони свернули с Петровской площади налево и полетели вдоль набережной Невы с ее упругим холодным гранитом.
Глава 7
В кабинете графа Румянцева натоплено было от души, а надымленои того шибче: пыхали без устали сразу шесть «турецких трубок», иными словами, весь совет Российско-Американской Компании. Пепел ронялся куда ни попадя.
Сердца тревогой охвачены были, претерпевая унизительное бессилие. Все дело Русской Америки было поставлено на карту, а его отец-благодетельграф Румянцевна шаткую грань. Со дня на день ждали беды за царской подписью.
Офицеры стояли у огромной ландкарты и слушали гнев Михаила Матвеевича, подчас спорили, напрягая ум извечным вопросом: «Что делать?»
Сам Николай Петрович, точно один в кабинете был, никого не зрел, в споре с господами офицерами не участвовал. Сцепив руки на груди, он мерил кабинет крупным министерским шагом, мучительно думая о случившемся, временами задерживался у стеклянных шкафов, тускло сверкающих золотом и серебром переплетов, словно разгадку искал, и снова стучал каблуками.
Мрачен лицом, упрям духом, Румянцев подошел к окну. Крепкие икры, затянутые на павловский манер в белый шелк, нервно подрагивали. Вид со второго этажа открывался на Невухмурую, нелюдимую, закованную в панцирь льда Граф хрустнул пальцами, опираясь кулаками на подоконник. Да, почернело над ним небо! Карьера сломана, но более поругана принародно английским лаем его дворянская честь. Взгляд графа скользил по заснеженной груди реки, цеплялся за шпиль звонницы Андреевского собора, а слух хватал урывки спора.
Эх, господа, боль сердечная! Речь-то ведь идет о цели России в Америке! Поймите, сие не только торговая кампания и промысел морской. Высочайшие привилегии, дарованные нам, содержат значение государственное! А совет компании, в коей все мы состоим, создан монаршим соизволением. Извольте еще раз взглянуть сюда! Булдаков указку держал как шпагу. Нам, господа, с Божьей помощью предстоит реализация грандиозного по своим устремлениям плана.
Эбеновая указка поползла на юг от Аляски, минуя остров Ванкувер.
Все западное побережье, включая Калифорнию, Санд-вичевы острова, южную часть Сахалина и устье Амура,сии колонии вместе с Камчаткой, Алеутскими островами и собственно Аляской должны превратить северный бассейн Тихого океана во внутренние воды Российской Империи! Верхняя Калифорния, господа, как вы знаете, наш самый южный форпост. Но, замечу, помимо ее стратегиче-ского назначения, она не должна, а обязана послужить еще и земледельческой житницей для россиян в Америке. ТеперьСандвичевы острова, Михаил Матвеевич азарт-но прищурил правый глаз, сладко затягиваясь француз-ским табаком. Они являются главным пристанищем для всех судов, оные совершают дерзновенные хождения между Азией и Америкой. Именно сии острова, господа, по моему глубочайшему убеждению, отдадут под контроль российской десницы всю морскую торговлю с Китаем. Это ли не велико? Я уж не считаю нужным здесь сыпать слова о том, что одновременно нами ведется планомерное наступление на Китай, а также на английские, испанские и голландские колонии в Азии. Вы способны на миг представить воплощение сего колоссального плана?