В общем, пока я готовлюсь поступать в университет, но не очень огорчусь, если не попаду. Место в жизни мне всегда найдется. Ведь я права, Володя? Напиши мне, что ты обо всем этом думаешь! Возвращайся скорее. Я буду тебя встречать Когда вы уходили и я видела вашу Ангару, она показалась мне такой большой и красивой. Но всё-таки я немножко беспокоюсь за тебя. Как-никак, ты вступаешь в борьбу со стихией. Наверное, все близкие беспокоятся о своих моряках. А ведь я твоя близкая, правда?..»
Когда Володя доходил до этого места, у него захватывало дух от счастья. Близкая! Как она еще может спрашивать? Ему хотелось бросить вахту, «Ангару», бежать на аэродром, сесть в самолет и лететь к Светлане.
Он нетерпеливо поглядывал на часы, привинченные к стенке. Скорей бы кончалась вахта! Он немедленно сядет за письмо, напишет ей обо всем, обо всем
Скрипнула дверь. В рубку вошел Карданов. Володя быстро засунул письмо в карман. Фотография осталась на столе. Он попытался спрятать и ее, но не успел.
Можно? спросил Карданов, беря фотографию в руки. Милая. Это та, которая тебя провожала?
Володя кивнул головой.
Помнишь, ты меня спрашивал, будет ли она ждать? Эта будет, серьезно сказал капитан, рассматривая фотографию.
Теперь я не сомневаюсь. Вы не знаете, какое она мне письмо прислала Вот вернемся в Ленинград, я вас с ней обязательно познакомлю. Ой, уже без одной минуты двенадцать!
Володя выскочил на палубу, пробежал на бак и пробил четыре двойные склянки. Наступило время смены вахт.
Кто тебя сменяет, Смирнов? спросил капитан, когда Володя вернулся.
Пиварь.
Когда передашь вахту, зайдите оба ко мне.
Есть зайти!
Прошло полчаса. Пиварь не являлся. Володя то и дело поглядывал на часы. Каждая минута казалась вечностью. Ему хотелось засесть за письмо Степан Прокофьевич всегда такой аккуратныйи вдруг не вышел на вахту. Сейчас придет, вероятно.
Стрелка показывала десять минут второго, когда раздраженный Володя услышал пронзительный свист, а затем громкий крик:
«Ангара»! На «Ангаре»! Возьмите вашего парня.
Карданов тоже услышал крик. Выйдя на палубу, он удивился, увидев Володю, всё еще стоявшего вахту.
В чем дело, Смирнов? Кто это кричит?
Володя уже отвязывал шлюпку:
Не знаю. Нас кричат, Андрей Андреевич. Так я поеду?
Поезжай.
Шлюпка черным пятном растворилась в темноте. Вскоре всё затихло. Володя долго не возвращался. Андрей Андреевич уже начал беспокоиться. Наконец он увидел приближающуюся шлюпку. Смирнов сидел на веслах и тяжело греб. На корме, свесив голову и руки за борт, лежал Пиварь. У Карданова похолодело на сердце.
Что-нибудь случилось, Смирнов? встревоженно спросил капитан.
Да нет Ну, вставай, Степан Прокофьевич. Приехали. Домой приехали. Вставай же
Пиварь поднял голову, мутным, ничего не понимающим взглядом посмотрел на Володю. Ухватившись двумя руками за борт, попытался встать, но тотчас же рухнул в шлюпку. Больше он не двигался.
Капитан с омерзением смотрел на пьяного матроса:
Всё-таки набрался. Не выдержал. Смирнов, обвяжи его концом, я помогу тебе.
Володя завел под мышки Пиварю конец, вылез на палубу, и вместе с капитаном они с трудом втащили безжизненное тело Пиваря. Карданов наклонился над матросом:
Труп. Тащи его ко мне в каюту. Попробую привести в чувство.
Но и в каюте Пиварь не пришел в себя. Он отворачивал нос от бутылочки с нашатырем, мычал что-то нечленораздельное, ловил воздух непослушными руками.
Бесполезно, в сердцах сказал Карданов. Иди, Смирнов.
Володя с жалостью посмотрел на товарища:
Разрешите, я за него до утра отстою, Андрей Андреевич?
Не нужно. Вы свободны, Смирнов. Считайте, что я принял вахту.
Карданов присел к столу, взял перо. «Хватит миндальничать, думал он, выговор в приказе подействует лучше всяких уговоров». Он еще раз взглянул на лежащего матроса. Пиварь храпел. Лицо бледное, с зеленым оттенком, синева под глазами. Он пошевелился, пытаясь переменить позу, что-то забормотал, выругался. Потом ясно сказал: «Прости, Ниночка», и уронил голову на жесткий валик.
Карданов задумчиво повертел в руках начатый приказ и решительно разорвал его. Затем взял будильник, перевел стрелку звонка на восемь часов, поставил его на стул, стоявший около дивана, и вышел из каюты.
Пиварь проснулся от непрерывного звона. Казалось, кто-то колотит его кувалдой по голове. Голова раскалывалась на части. Он с трудом открыл глаза. Дико посмотрел вокруг. Где он?
Вскочил с дивана. Ноги разъезжались. Он стоял в луже блевотины. Да это же каюта капитана! Пиварь схватился за взлохмаченную голову. Как он сюда попал? Надо вспомнить, что произошло вчера. Он пошел посылать деньги жене. У почты встретил Шмеля. Тот пригласил в «Полярный». Сказал, что угостит пивом. Он, дескать, знает, что Пиварь теперь не пьет. Ну и пошли. А там Шмель завел этот разговор о Бархатове, о несправедливости, о том, что на «Ангаре» не умеют ценить людей. В общем, растравил его, расстроил, а потом предложил выпить, чтобы забыть всё. Вот и началось. Появилась какая-то модно одетая женщина. Шмель называл ее «Марго», говорил, что плавает буфетчицей на «Новгороде» за границу А потом он уже ничего не помнит. Кто его сюда привел?
Пиварь ощупал карманы. Вытащил деньги. Их осталось меньше половины. Эх подлец! Вспомнил, что находится у капитана, бросился к умывальнику, намочил тряпку и лихорадочно принялся убирать каюту. Вошел Карданов. Он мельком взглянул на Пиваря:
Так, Пиварь. Ну что же, теперь идите отдыхать. Вахту я за вас отстоял.
Андрей Андреевич, умоляюще начал матрос, простите меня. Поймите
Нам не о чем говорить, Пиварь. По правилам, нужно было бы объявить вам строгий выговор. Я и хотел это сделать. Но раздумал. Всё решилось между мной и вами. Вы спали, а я вахту стоял. Ну а поскольку я такой добрый
Андрей Андреевич!
Разговаривать с вами не буду. У вас нет слова
Андрей Андреевич, поверьте!..
Не верю, сурово проговорил капитан. Идите. Мне нужно работать.
Матрос сгорбившись пошел в кубрик. В каюте сидел Володя Смирнов и писал. Увидев Пиваря, он бросил перо
Ну, чего смотришь? Не видал, что ли? вызывающе спросил Пиварь.
Видал. Ночью еще видал. Эх, вы Капитана обманули. Всё судно опозорили. Вас в шлюпку матросы с «Куры» и с «Пинеги» грузили. Теперь всем известно будет
Пиварь в бешенстве схватил раскладной стул:
Замолчи, мальчишка! И без тебя тошно!
Молчу, молчу, спокойно отозвался Володя и снова принялся за письмо.
С видом побитой собаки Пиварь сел на койку и тяжело задумался. С приколотой над койкой фотокарточки на него укоризненно смотрели грустные глаза жены
Карданов встретил Гурлева в городе. Вид у Гурлева был радостный.
С почты иду, сказал он, улыбаясь. Письмо получил. И знаете от кого? Из обкома партии. По возвращении из рейса меня вызывают.
Вот как хорошо, обрадовался Карданов. Был я прав или нет? Убежден, все ваши дела утрясутся.
Надеюсь. Я рад, что наконец можно будет поговорить по душам, что меня внимательно выслушают. Попался бы только человек с сердцем В общем, пока всё хорошо. Когда же мы пойдем?
«Лангуста» ждут со дня на день.
Знаете, Андрей Андреевич, проговорил Гурлев, ребята у меня оказались неплохие. Можно с ними плавать.
Я тоже такого же мнения. Только побольше надо уделять им внимания.
Капитаны прошли по шумному проспекту до речного вокзала и вышли на маленький зеленый бульварчик с тоненькими саженцами тополей. Тут Карданов попрощался с Гурлевым и пошел узнавать новости о «Лангусте».
Оркестр превзошел себя. Лохматый юноша с галстуком «бабочкой» неистово бил по клавишам рояля, саксофонист выводил длиннейшие рулады, а ударник в экстазе подпрыгивал на стуле. Он работал ногами и руками, иногда испуская воинственные крики.
Публика хлопала. В перерывах, когда танцующие садились, оркестр осаждали жаждущие исполнения своих любимых мелодий, совали музыкантам деньги и заговорщически шептали: «Домино», «Татьяну», «Албанское танго»
Ресторан гостиницы «Интурист» был переполнен. На входных дверях давно уже висела табличка «Свободных мест нет», и щупленький, но энергичный швейцар не очень вежливо выталкивал слишком назойливых. В небольшом уютном зале сновали нарядные, миловидные официантки. То там, то здесь слышалась иностранная речь, взрывы смеха. За этими столиками сидели развязные, шумные молодые люди в модных, ярких, очень узких и очень дешевых брюках, пестрых свитерах и пили водку. Когда они поднимали стаканы, можно было безошибочно определить, что сидят здесь кочегары, машинисты и матросы. Руки, большие, рабочие, с желтыми твердыми мозолями, выдавали их профессию.
В порту стояло много иностранных и советских судов, арктическая навигация была в разгаре, и поэтому почти весь зал заполняли моряки. Только в углу сидели летчики полярной авиации, в коротких кожаных курточках, да несколько столиков занимали «командированные», живущие в гостинице. Местные жители в это время года ресторан посещали редко.
За центральным столиком, у четырехгранной колонны, сидели Ирина и Бархатов. Они были в театре, и старпом предложил зайти поужинать. Бархатов был молчалив, не докучал разговорами, никого не осуждал. Единственно о чем жалела Ирина, что рядом с ней сидит Бархатов, а не Карданов. При мысли о Карданове она рассердилась. Ведь в кают-компании за обедом она не без умысла заявила: «Я сегодня иду в театр». Бархатов тотчас же попросил: «Возьмите и меня с собой, Ирина Владимировна». А Карданов промолчал. Мог бы ведь пойти сам. Ну и пусть.
У Бархатова было плохое настроение. Он понимал, что Ирина пошла с ним в театр только потому, что ей больше не с кем было идти. А поманил бы ее капитан, побежала б к нему как собачка. Ничего, капля и камень точит. Он брезгливо ковырял вилкой бифштекс и часто наполнял рюмку коньяком. Старпом быстро пьянел. Перед Ириной стояла бутылка с легким сухим вином, но, несмотря на уговоры Бархатова, она пить не стала. Бархатов сидел надутый.
Ирина уже пожалела, что пришла сюда. Ей хотелось скорее уйти, на судно Шум, вечерняя ресторанная обстановка не нравились. Разговор не вязался. Наконец Бархатов недовольно отодвинул тарелку:
Ресторан первого класса называется! Даже куска мяса не умеют как следует приготовить. Убожество. Вот, Ирочка, если бы вы видели ну, например, гамбургский ресторан «Индра!» Роскошь. Огромный зал, светящееся изображение Будды, под которым играет оркестр, сотня столиковвсе соединены между собой телефонами. Обслуживаниевысший класс
Пойдемте домой, Вадим Евгеньевич, уже поздно, попросила Ирина.
Старпом сделал вид, что не услышал ее слов, и продолжал разглагольствовать:
Конечно, много там отрицательных сторон, кто говорит, но нет, понимаете, этой серости. Блеску больше, жизни. Если имеешь пару гульденов, так получишь за них полное удовольствие. Старпом наклонился к Ирине, обдал ее спиртным запахом. Посмотрите, что вокруг делается. Хамство, серость, бюрократизм. Говорим, кричим, в космос лететь собираемся, атомный ледокол построили, а быт наладить не можем. Я не отрицаю: техника важна, но сначала быт, а потом техника
Ирина слушала Бархатова и ушам своим не верила. Кажется, человек неглупый, бывалый, а несет такую чушь. Ей захотелось шлепнуть старпома по мокрым губам, заставить замолчать, сказать ему что-нибудь такое, чтобы сразу посадить в калошу.
Вы мне напомнили одну старуху, с которой я как-то столкнулась в булочной, зло усмехнулась Ирина. Потыкав пальцем батон, она, ехидно поджав губы, сказала: «Спутник запустили, а хлеб утрешний». Слышать от нее это было неприятно, а от васпротивно
Ирина говорила громко. Сидевшие за соседним столиком обернулись. Бархатов, пытаясь взять Ирину за руку, бормотал:
Тише. Прошу вас, тише, Ирина Владимировна! На нас обращают внимание.
Ирина решительно встала:
Пошли домой, Вадим Евгеньевич.
Всю дорогу до «Ангары» Бархатов возмущенно оправдывался:
Какая вы, право, невыдержанная, Ирина Владимировна. Ну как можно так! Я-то уж понимаю, что к чему. Про что я вам говорил? Про хороший быт. Про вежливость, про обслуживание. Вот про что. А вы разве против этого? Ну, скажите! Молчите? То-то и оно, довольно закончил он, видя, что Ирина ничего не отвечает.
Я же не сказала, что вы негодяй, наконец проговорила Ирина. Вы просто мещанин.
Уж и мещанин! Сами на каждом шагу возмущаетесь: там вам в автобусе места не уступили, там мужчина первый в дверь вошел, там вас грубо толкнули, здесь обругали. Вам это приятно?
Нет, совсем неприятно.
Так что же вы на меня напали?
Но ведь это же не главное, Вадим Евгеньевич.
И я не говорил, что это главное. Давайте лучше переменим разговор. Мне кажется, вы просто не хотите, сознательно не хотите, понимать того, что я говорю. Но, вообще, мне нравится, что вы такая напористая, агрессивная, так сказать, а? Если вы и в других делах такая, это неплохо. Бархатов снова обрел свой нагловатый тон «покорителя дамских сердец». Прижимая локоть Ирины, он продолжал:Будем считать, что стороны достигли соглашения и ужин прошел в дружеской обстановке. Так?
Они уже дошли до берега. Ирина машинально отметила, что в каюте Карданова горит свет.
«Не спит, бука, подумала она, всё ждет своего Лангуста».
Старпом вытащил свисток. Через несколько минут от «Ангары» отделилась шлюпка и медленно поплыла к берегу.
На шлюпке приехал Шмелев. Он понимающе подмигнул Бархатову:
Хорошо погуляли? Давайте ручку, Ирина Владимировна. Осторожней, ноги не замочите.
В театре были, коротко бросил Бархатов.
Сегодня что-то поздно кончилось, насмешливо сказал Шмелев. Два часа ночи.
«Черт бы тебя побрал, замечает что не надо. А с дамочкой надо быть решительней Случай удобный. Все спят. В каюте есть бутылочка портвейна, конфеты Ирина, правда, из себя невинную корчит, но когда узнает, что я предлагаю жениться на ней после рейса, станет податливее А может быть, действительно на ней жениться? Когда-то нужно устраиваться по-настоящему. Хороша баба. Ну да ладно, там видно будет»
На «Ангаре», действительно, все спали. Поднявшись на палубу, старпом строго сказал:
Поставьте шлюпку под корму, Шмелев. И будьте всё время на палубе. Смотреть надо в оба
В коридорчике у своей каюты Бархатов взял Ирину за руку:
Ирочка, зайдем ко мне на одну минуту. Мне нужно сказать вам Да вы не бойтесь, на одну минуту, сказал он шепотом, чувствуя, что Ирина хочет уйти. Очень важное.
Завтра скажете, Вадим Евгеньевич. Спокойной ночи
Но Бархатов держал ее крепко. Правой рукой он попытался обнять ее за талию.
Пустите, Вадим Евгеньевич. Вы с ума сошли.
Бархатов жарко дышал ей в лицо:
Ирочка, девочка Вы не знаете Я хочу, чтобы вы стали моей женой. Законной. Прошу вас Зайдем Я вам всё расскажу.
Ирина никак не могла освободиться от крепких рук Бархатова.
Пустите! Сейчас же пустите!.. Вы
Она уперлась ладонью в грудь старпому, пытаясь его оттолкнуть. В этот момент щелкнул ключ и в коридор вышел Карданов, Бархатов выпустил Ирину. Она бросилась к своей каюте, толкнула дверь и скрылась.
В первую секунду Бархатов растерялся. Ему тоже захотелось исчезнуть. Но он быстро пришел в себя. Ну что особенного? Капитан видел. И пусть себе. Дело житейское. Он поправил сбившийся на сторону галстук, одернул тужурку. Важно не теряться. Улыбнулся.
Вы бы, Вадим Евгеньевич, занимались этими делами на берегу, что ли проговорил Карданов, брезгливо смотря на красное лицо старпома.
Какими делами? с видом оскорбленного достоинства спросил Бархатов.
Ладно, старпом. Я не мальчик.
Никаких дел нет. Просто небольшая ссора. Знаетемилые бранятся, только тешатся. У нас это бывало раньше. Спокойной ночи.
Карданов вернулся к себе в каюту. Он сел в кресло и задумался..
Раньше Значит, Ирина давно неравнодушна к старпому. А капитан этого и не замечал. Он думал, что к нему, Карданову, она относится не совсем так, как к другим. С большей симпатией. Как-то ласково и мягко. Оказывается, нет. Но почему ей понравился именно Бархатов? Хотя Нестарый, красивый, хорошо говорит Да Ушла из его жизни женщина, которая ему нравилась, может быть та, которую он так долго искал Он больше не должен думать о ней. Не думать! Это легче сказать, чем сделать. Ирина казалась ему цельной, прямой натурой. Он боялся обидеть ее назойливостью, не хотел выглядеть смешным со своими ухаживаниями. Ведь он не мальчишка. Между ними начали складываться такие хорошие отношения, росло чувство доверия друг к другу.
Сегодня он очень хотел пойти с ней в театр, но его опередил Бархатов. И Ирина охотно согласилась.
Если бы она хотела пойти именно с ним, с Кардановым, то могла бы сказать об этом не в кают-компании. Значит, ей было всё равно, с кем идти. Что ж
Карданов курил одну папиросу за другой. На сердце было тяжело. Как будто он потерял что-то очень дорогое и желанное.