Каждый день, и бесплатно? блестя глазами спросил Тюкин. И с закуской?
А то за деньги, дура. Эх ты, закуска! Любовь, дорогой граф, любовь. Так жили мы с ней месяца три. Один раз прихожу вечером в буфет, а за стойкой другая, незнакомая. Спрашиваю. Отвечает: «Лиля здесь больше не работает». А сама глазами так и вертит, так и вертит. Ну ясно. Упрятали мою Лилю. За растрату.
Вот жалость-то! И на сколько же ты у нее за три месяца напил и наел, а? На много, поди?
Шмель с сожалением посмотрел на матроса:
Тюкин ты, Тюкин. Мелочная душа. На сколько наел? передразнил Шмелев. Тебе водки жалко, а не человека. А впрочем, может быть и прав. Жилось мне с Лилькой хорошо.
Я и говорю, что хорошо, заторопился Тюкин. Такую бабу не сразу и найдешь.
Да уж! А тебе и подавно. Я ведь тогда джентльменом выглядел. Голубые штанцы двадцать три сантиметра, оранжевые корочки на каучуке Да что там говорить
Загудел заводской гудок. Обеденный перерыв кончился.
Пойдем, что ли? нехотя поднялся на ноги Тюкин.
Шмель не пошевельнулся. Ему очень не хотелось работать. Подошел сварщик в сдвинутой на голову маске, с электродами в руках:
Ребята, пойдемте, покажете мне, какие там еще дополнительные крепления в трюме приваривать.
Шмель лениво отмахнулся:
Иди к боцману. Он покажет. Ты вари как нравится. Чтобы крепко было, а на остальное наплевать
На трапе показалась голова Феди Шестакова. Шмель быстро соскользнул со шлюпки.
Ну давай, давай, Тюкин, вечно тебя ждать приходится, проворчал он и, повернувшись к сварщику, бросил:Пойдем, работяга. Покажу
Стало прохладнее. Боцман взглянул на ручные часы. Шестнадцать. Надо кончать работу и идти на занятия. Он собрал инструментысвайки, мушкеля, зубила, сложил их в ведро:
Кончай работу! Все на занятия в рулевую рубку.
Шмелев бросил в Федино ведро ручник:
Какие там еще занятия? Шабашить надо. Конец рабочего дня. Выдумали тоже!
Правильно! Шабашить. Никаких занятий. Пусть в рабочее время поддержал Шмелева Тюкин.
И мне тоже на занятия? спросил Пиварь.
Всем. Да поскорее. Неудобно капитана заставлять ждать.
Генька презрительно посмотрел на Федю Шестакова:
Тоже мне начальник нашелся! Дракона из себя разыгрывает. Молод еще. Мой бушлат уже висел на гвозде, когда
Боцман покраснел. В его светлых глазах загорелись злые огоньки, но он сдержался и рассудительно сказал:
Слушай, Шмелев. Ты ведь не первый день на судне. Порядки должен знать. Распоряжение капитана. Ясно?
Иди ты к лешему! Не пойду я.
Боцман усмехнулся:
Придется тебя, браток, тогда за ручку привести.
Он подошел к Геньке, взял его за руку, сжал. Шмель вскрикнул от боли:
Пусти, черт!
Идем, идем, Шмелев. Раз сам не можешь
Генька попытался вырвать руку, но хватка боцмана была мертвой.
Хватит. Отпусти. Побаловался!
Федя отпустил Генькину руку. Пальцы на ней побелели.
Ты понимаешь, Шмелев, спокойно объяснил боцман, я правой девяносто два кило выжимаю. На соревнованиях показал. Ну, быстрее в рубку.
Матросы дружно двинулись на мостик.
Карданов провел занятия с командой и отправился искать Бархатова. Ему хотелось поговорить с ним. Старпом брился, когда капитан вошел к нему в каюту.
Одну минутку, я сейчас закончу. Присаживайтесь, пригласил Бархатов.
Не торопитесь. Я подожду. Карданов опустился в тесное кресло.
Его внимание привлекла приколотая над столом фотография. Молодая, завитая «барашком» женщина, склонила голову на плечо к Бархатову. Такие фотографии частенько можно видеть в витринах третьеразрядных фотоателье.
Пока Бархатов, надувая щёки, скреб лицо безопасной бритвой, капитан разглядывал фотографию. Когда старпом повернулся, Карданов спросил:
Жена?
Бархатов покосился на стенку, небрежно махнул рукой:
Жена. Только не моя. Знакомая из Владивостока. Что, понравилась?
Карданов не ответил.
Старпом добрился, попрыскал на себя из мягкого хлорвинилового пульверизатора каким-то одеколоном с очень сладким и резким запахом, быстро вытерся полотенцем, и, придав своему лицу внимательно-почтительное и серьезное выражение, сел на койку напротив капитана:
Я вас слушаю, Андрей Андреевич.
Карданов секунду помедлил, потом мягко проговорил:
Вадим Евгеньевич, я сегодня наблюдал за работой на палубе. Почему вы так разговариваете с людьми? Так нетерпимо и грубо. Нужно ли это?
Бархатов выпрямился, почтительное выражение сбежало с его лица.
А что вы, собственно, имеете в виду? вызывающе спросил он.
Разговор с Тюкиным, когда он уронил краску.
Вот оно что Бархатов поднялся с койки. Должен вам сказать, товарищ капитан, начал он, сдерживая себя. Должен вам сказать, что я уже вышел из того возраста, когда учат правилам хорошего тона. Кроме того, у каждого свои методы добиваться должного порядка на судне. Если вам угодно обращаться с разгильдяями, как с институтскими барышнями, то это дело ваше. И еще Раз уже вышел неприятный разговор Надо немного больше уважать своего старшего помощника. Я такой же капитан дальнего плавания, как и вы, и плаваю достаточно давно
Я не вижу ничего, чем мог бы обидеть вас, спокойно заметил Карданов. Жаль, что вы меня не поняли, Вадим Евгеньевич. Нам надо идти с этими людьми в море. Вы моряк, и объяснять, какими они должны быть, мне кажется излишним.
Прекрасно знаю. К сожалению, на вашем судне, подчеркнул Бархатов, сборище неучей и растяп.
Сомневаюсь, что вы родились с капитанским дипломом. Наверное, тоже когда-то были новичком, не знали, как привязать штормтрап, и боялись смотреть на бурное море. Так почему же вы так много спрашиваете с других, впервые ступивших на палубу?
Я таким никогда не был. Можете быть уверены.
Слушайте, Вадим Евгеньевич, не нужно сразу занимать такую непримиримую позицию. Вы даже не познакомились как следует с командой, а уже поставили «штамп»: плохие. Мне хотелось бы, Вадим Евгеньевич, чтобы вы чувствовали ответственность за наших людей. У вас должна появиться гордость за человека, который под нашим командованием сделается настоящим моряком. И наоборот, вы должны чувствовать огорчение, если среди экипажа найдется лодырь и плохой моряк.
Еще не хватало! фыркнул Бархатов.
Карданов продолжал:
Не надо обижать людей. Мы не сможем хорошо руководить людьми, если команда будет смотреть на нас с недоверием, раздумывать, правильно наше приказание или нет. Море этого не терпит. Есть начальники, которые самые неприятные приказания отдают так, что их приятно выполнить, а есть и такие, которые не в состоянии отдать даже самый безобидный приказ, чтобы не вызвать в подчиненном раздражения и не показаться заносчивым.
К чему вы мне всё это говорите, Андрей Андреевич? Я не в первый раз на судне.
Тем лучше. Будем учить людей. Постараемся сделать их нашими друзьями и настоящими моряками. Иначе трудно нам придется в тяжелый момент. Договорились? дружелюбно закончил капитан.
Подумаешь, преступлениеобругал матроса, пожал плечами Бархатов. К тому же за дело. И тут же получил нотацию и выслушал целую лекцию о том, каким пай-мальчиком я должен быть. Нам некогда цацкаться с народом. Работать надо.
Капитан щелкнул зажигалкой, не спеша закурил, прищурившись взглянул на Бархатова:
Я прекрасно понимаю вас. Вам наплевать на всёна перегон, на команду, на самоходки. Перегнать, получить деньги и уйти на свое старое судно? А мне не наплевать. У нас есть время. И мы сделаем из этих людей настоящих моряков. И вы этим тоже будете заниматься
Нет уж, увольте. Мне эти нюансы непонятны. Я здесь старший помощник, обязанности мои определены уставом, и я их выполню. А ка́к мне разговаривать и относиться к командепозвольте решить самому. Миндальничать считаю неуместным. Если человек нанялся матросом, то он и должен быть матросом, а не беременной бабой.
Это люди, холодно сказал Карданов. Понимаете, люди, которые разделят с нами все опасности и риск этого невероятного рейса. А потому попрошу относиться к ним по-человечески и разговаривать с ними как с людьми.
Я уже сказал, что менять свои правила в угоду вам не могу.
Карданов почувствовал, как в нем поднимается раздражение:
Пока я командую «Ангарой», вам придется выполнять мои указания. Они входят в рамки устава. У меня к вам всё.
В таком случае, может, нам лучше разойтись? задыхаясь, проговорил старпом. Вряд ли мы сработаемся.
Капитан в упор посмотрел на Бархатова:
Как хотите. Но если решите остаться, то помните, Вадим Евгеньевич: мои распоряжения надо выполнять беспрекословно. Обдумайте всё как следует, уже мягче добавил Карданов, выходя из каюты.
В коридоре он столкнулся с Ириной.
Пропащая душа! весело проговорил капитан, пожимая руку Ирины. Совсем от нас отбились. К обеду не являетесь, к ужину тоже. Придется вам зарплату не платить.
Ох, не надо таких строгих мер, Андрей Андреевич. Я вам всё расскажу. У нас в бюро погоды каждый день совещания. И как раз во время обеда. Все синоптики работают над обеспечением нашего перегона. Так что вот
Если так, тогда, наоборот, придется платить вам больше. Я половину своей зарплаты отдам, если подберете хорошую погоду. А к обеду и к ужину всё-таки приходите. Я по вас соскучился.
Что-то я этому не верю, лукаво улыбнулась Ирина.
В этот момент дверь из каюты Бархатова приоткрылась, в ней появилось лоснящееся от одеколона, свежевыбритое лицо старпома:
Ирина Владимировна! Уже уходите? Подождите меня. Одну минуту, и я готов. Пойдем вместе. Одну только секундочку!
Бархатов исчез.
Какое-то неприятное чувство на миг охватило Карданова. Ирина тоже почувствовала неловкость.
А вы разве не идете на берег, Андрей Андреевич? тихо спросила она.
Пока не иду. До свидания, попрощался Карданов.
Он скрылся за дверью своей каюты. Ирина стояла, ловя свое отражение в надраенном медном вентиляторе, врезанном в дверь капитанской каюты. В блестящей выпуклой медяшке лицо смешно вытянулось, нос сделался длинным, глаза косили. Как бывало в детстве перед кривыми зеркалами в саду Госнардома!
«Капитанские глаза такие веселые, теплые как-то сразу сделались сердитыми Почему? Вы рассердились на меня, капитан? За что? Не надо. Что вы там делаете за дубовой дверью со смешным вентилятором? Вы соскучились по мне? Не верю. Мне кажется, вы славный, хороший человек»мысленно разговаривала с Кардановым Ирина.
Появился Бархатов:
Я готов, Ирина Владимировна.
Ирина встрепенулась, бросила взгляд на Бархатова:
Знаете, Вадим Евгеньевич, я, пожалуй, сейчас не пойду в город. Приведу свои карты в порядок.
Ах так! многозначительно протянул старпом. Жаль. Я полагал, что мы сегодня пойдем в Сад отдыха.
С удовольствием, в другой раз. В самом деле нужно кое-что сделать.
Возможно, возможно. Счастливо оставаться, Ирочка.
Бархатов небрежно перекинул через плечо плащ, вышел на палубу. Ирина услыхала резкий, раздраженный голос старпома, выговаривавший вахтенному матросу:
Чего развалился?! На вахте надо стоять, а не сидеть!
ГЛАВА V
Было совсем поздно, когда раздался громкий стук в дверь. Андрей Андреевич не успел ответить, как в каюту ввалился небольшого роста, крепкий, почти круглый человек в потертом синем кителе. Он был без головного убора. Рыжеватые волосы бараньей шапкой венчали голову, сидевшую, как казалось, прямо на плечах. Красное лицо, слегка приплюснутый нос, маленькие, веселые, очень блестящие и очень черные глаза дополняли внешность незнакомца. Не дожидаясь приглашения, человек плюхнулся в кресло, схватил лежавшую на столе книгу, снова бросил ее на стол и зарокотал восхищенным басом:
Вот умник, вот молодец! Это я понимаю. Культура! Книги надо любить. Мыслящий капитанредкость. Я полагал застать вас в кругу друзей за стаканом вина! Или, в лучшем случае, за учебником по радиолокации.
Всё это гость выпалил без перерыва, яростно жестикулируя; затем он вскочил с кресла, бросился к Карданову и, крепко пожимая его руку, скорее выкрикнул, чем сказал:
Простите! Разрешите представиться: Иннокентий Викторович Рубцов. Капитан рядом стоящего «Амура». Вчера хотел зайти, да всё дела. Значит, плывем вместе. Чертовский рейс! Современные викинги! Ведь надо же придумать! Речные баржи, ни одного продольного крепленияи в океан.
Карданов вспомнил: Рубцов был известен в морских кругах. Когда-то Андрею Андреевичу рассказывали историю, связанную с этим капитаном. Во время Отечественной войны Рубцов, мобилизованный с торгового флота, командовал сторожевиком. Он проявлял чудеса храбрости, несколько раз был награжден орденами за боевые заслуги, про него писали в газетах. Он стяжал себе славу отчаянного командира. Страшно вспыльчивый, живой, с колоссальным запасом энергии, Рубцов часто ввязывался в разные конфликты. Бушевал, доказывал, ссорился, хотя и не всегда был прав. Кончилась война. Рубцов вернулся в пароходство, получил хорошее судно, пошел плавать за границу. Что случилось с опытным Иннокентием Викторовичем, толком никто объяснить не мог. В 1954 году он допустил крупную аварию. Судно погибло. Капитана посадили. Просидел он недолго, но, выйдя на свободу, запил. Пил много, буянил. Его прощали, уговаривали, наказывали. Ничего не помогло. Из пароходства его пришлось уволить. Рубцов поехал на Крайний Север, в Пивек, где плавал на портовом буксире, но и там долго не удержался. Вернулся в Ленинград, мыкался по разным мелким организациям. И вот теперь попал на «Амур».
Карданов с любопытством смотрел на Рубцова. Он встречал его очень давно, когда плавал матросом, но знаком с ним не был. Иннокентий Викторович был значительно старше Карданова и выглядел лет на пятьдесят.
Я рад с вами познакомиться, воспользовавшись моментом, когда Рубцов потянулся за папиросой, проговорил Карданов. Много о вас слышал и рад, что мы пойдем в рейс вместе.
Много слышали? насторожился Рубцов. Наверное говорили, что Рубцов горький пьяница, дебошир и хулиган. Так ведь?
И это слышал, честно признался Карданов. Но и хорошего говорили много.
Об этом ни слова, капитан! В глаза хвалят только дураков. Значит, идем под вашим командованием? Отлично. Когда вы думаете сниматься. Надо торопиться. Темпо, темпо, как говорят итальянцы. Не терплю стоять! Двигаться!
Баренцово море еще не очистилось ото льда.
Всё равно двигаться надо. Придем в Архангельск, будем ближе к цели. Так предполагал и Марков.
Вы говорили с Иваном Васильевичем?
Конечно. Мы с ним старые знакомые. Воевали на одном театре. Знаменитый морской десантник. Бы, наверное, слышали, как он вооружил шаланды и захватил остров Короткий? Поучительная история! Мы с ним случайно встретились два дня назад. Не виделись много лет. Вот он меня и пригласил на «Амур».
Иннокентий Викторович, а где вы последнее время плавали?
Рубцов как-то сразу потух и нехотя ответил:
Тут, в одной В общем, дрянь контора! Песок с Лондонской мели в Ленинград возили. Не работа для моряка. Ну, я пойду. Меня там этот фрукт ждет. Звал его к вам. Не пошел.
Что за фрукт?
Капитан с «Куры». Заходите. Буду рад. А на завод жмите. Пусть заканчивают скорее.
Рубцов поднялся с кресла, тряхнул головой в знак прощания и вышел.
«Так вот какой этот Рубцов, подумал Карданов, всё еще смотря вслед ушедшему капитану. Странный человек».
Андрей Андреевич мысленно ругнул себя за то, что еще не знает всех капитанов, с которыми придется идти в море.
На следующий день он решил пройти на «Куру». Палуба казалась пустынной, только у надстройки стоял молодой человек в яркой «ковбойке» и желтых китайских брюках. Совершенно белые, выгоревшие волосы пострижены по моде. Худое веснушчатое лицо было задрано кверху. «Вахтенный», подумал, подходя к нему, Карданов.
Послушай-ка! Как мне найти вашего капитана?
Юноша опустил голову и взглянул на Карданова острыми, светлыми и холодными глазами:
Я капитан.
Андрей Андреевич рассердился:
Ладно, без шуток. Проводи меня к капитану, если он на судне.
Молодой человек презрительно оглядел Карданова и молча поднял голову к солнцу.
Нельзя сказать, что здесь служат расторопные и понятливые матросы. Могу я всё же повидать капитана «Куры»? повысил голос Андрей Андреевич.